— Я не хотел тебя обидеть. Просто не думал, что все так…
Видимо, разочарование оказалось заразным, ибо отчетливо прозвучало в голосе Егора. Впрочем, уходить он не спешил.
А мне неожиданно стало холодно в этой комнате, будто оказалась голой в разгар зимы.
— Это Илларион смазал зеленкой твои ягодицы после выходки Насти?
Вопрос прозвучал так неожиданно требовательно в оглушающей тишине, что я не сразу сообразила, о чем вообще зашла речь. Весь наш ночной диалог был больше похож на театр абсурда, где в главных ролях истеричка и пьяница. Мои нервы сдали, подбирать слова и говорить спокойно не получалось.
Егор же стремительно вернулся, схватил меня за предплечья, прижимая к себе, и не капли раскаяния больше не проглядывало в его осоловевшем взгляде.
— Он дотрагивался тебя? Видел голой?!
— Что?
— Ненавижу это! — вдруг прохрипел мужчина. — Ненавижу это чувство! Тебя и себя тоже! Околдовала меня! Всю душу истрепала!
— Егор, ты пьян и…
— Молчи! Все вы одинаковы! — с горечью кинул очередное невразумительное обвинение. — Перебежчицы!
— Я не понимаю, о чем…
Егор не дал мне завершить предложение, впившись в губы требовательным поцелуем.
На этот раз в действиях его рук, губ и языка не было и доли нежности, ласки. Только стремление подчинить, взять напором, наказать…
— Н-не… надо, — чередуя слова с возможностью глотнуть воздух, прошептала я. — Не так.
Его жадные ласки жалили, оставляли на моей коже пылающий след, отчего одновременно хотелось и прекратить все, и продолжить томительную пытку. Поцелуй с привкусом крови — не безумие ли?
— Не хочу так, — прохныкала я, непроизвольно выгибаясь в его крепких руках навстречу жадности и нетерпению.
Сердце твердило одно, тело — другое, а разум вообще отключился.
— Неправильно! — неожиданно взревел Егор, отскакивая от меня, словно получил разряд электрошокером. — Все должно быть не так!
Без теплоты и тесноты его объятий я вдруг почувствовала себя… странно одинокой. Еще большей неожиданностью стала собственная реакция на такое резкое отдаление Егора. А именно слезы, почти мгновенно увлажнившие глаза.
Ведь сама же хотела, чтобы мужчина ушел и перестал приставать! Так что от этого настолько невыносимо… тошно?
Пока я пыталась отдышаться, мужчина пребывал в постоянном движении. Он мерил резкими шагами комнату, точно не мог остановиться и на секунду.
— Что случилось? — всхлипнула я, совершенно не узнав собственный голос.
Егор посмотрел на меня взглядом раненного зверя. Перемена в его поведении была столь поразительной, что неожиданно отозвалась болью в груди.
— Это не я! — как заклинание стал сбивчиво шептать мужчина. — Не я! Понимаешь? Не я…
— Егор, — от его совершенно растерянного вида мне стало жутко. Протянув руки в умоляющем жесте, я сбивчиво позвала: — Иди сюда.
Первые несколько шагов ко мне навстречу мужчина сделал крайне медленно, робко, в один момент я даже успела подумать, что он передумает и опрометью выбежит из комнаты, настолько виноватым и осунувшимся выглядел. Но этого не случилось. Наоборот, оставшееся расстояние он преодолел резко, будто торопясь не успеть. А как только Егор оказался рядышком, я заключила его лицо в свои ладони, легонько оглаживая щеки в успокаивающей ласке. Правда, для того чтобы дотянуться, пришлось привстать на цыпочки. Егор словно окаменел, не пытался придвинуться ближе или дотронуться, лишь с некой опаской следил за моими действиями. Это выглядело дико, странно и вызывало во мне страх. Не за себя. За него.
— Я не знаю, что с тобой произошло, но, что бы это ни было, — попыталась придать голосу должной уверенности, насколько позволяло охватившее вдруг волнение, — ты справишься. И я помогу. Если позволишь
Да, сегодняшнее поведение Егора меня совершенно не обрадовало, даже обидело. Я разберусь с этим позже. Потому что сейчас, какая-то важная часть души подсказывала, что Егор нуждается в моей поддержке, наивных словах, стеснительных касаниях. Отвернуться, выгнать и отказать ему в помощи… я не могла. И не пыталась.
Мужчина улыбнулся уголками губ и, легонько придерживая мои ладони в непосредственной близости от своего лица, стал выцеловывать каждый пальчик.
— Ты — чудо, — прошептал Егор. — Мое чудо.
От теплоты, что разливалась в районе солнечного сплетения, из-за его касаний, я с наслаждением зажмурилась.
— Это я сделал?!
Расширившимися от неверия глазами, мужчина вперился взглядом в мои руки так, словно увидел нечто ужасающее. С запозданием я поняла, что именно настолько поразило Егора. Многочисленные синяки, ссадины что ярко выделялись на моей бледной коже. Заметил, наконец.
— Нет, — запротестовала было я. — Это последствия от вечерней прогулки по особняку.
— Прости, — Егор попятился, скривившись, как от боли. И казалось, совсем не услышал мой сбивчивый ответ. — Я не хотел! Прости меня, Катя!
Он так спешил убраться подальше от меня, что совершенно не замечал, куда идет. Продолжая быстро пятиться к двери, споткнулся о пуфик, упав.
— Егор!
Мужчина быстро поднялся, будто и не заметил падения. Его взгляд остекленел. Егор словно отгородился от внешнего мира.
— Прости меня!
— Ты не виноват! — кинулась я к нему. — Это все я! Мое любопытство!
Мужчина остался глух к моим словам.
Его сотрясала мелкая дрожь.
Из-за этого, я заметила, чтобы провернуть ключ в замке и выйти, потребовалось гораздо больше усилий, чем предполагало собой это простое действо.
От беспомощности я чуть не взвыла, хватая Егора за руку:
— Постой!
— Нет! Не подходи слишком близко! — закричал мужчина, аккуратно отпихивая меня вглубь комнаты. — Я не знаю, как оно влияет на меня! Я опасен! Особенно для тебя!
Трясясь от ужаса, я могла лишь глупо наблюдать, как стремительно Егор вышел из комнаты.
— Оставайся здесь! — бросил он, довольно плотно прикрывая за собой двери.
Пялясь в дубовую поверхность, я не смогла сдержать отчаянных слез.
Егор, тяжело дыша, привалился спиной к двери, за которой оставил Катю. Каждый ее всхлип, что он невыносимо хорошо слышал, был равносилен удару. Иначе как объяснить, что он отдавался тупой болью где-то внутри него?
Как бы малодушно это ни выглядело со стороны, а вернуться и успокоить девушку он не мог. Слишком опасался навредить. Последние два часа, проведенные с ней, просто смазались, скрывая детали того, что на самом деле происходило между ними. Точно Егор был под наркотой.
Он прекрасно помнил свою каменную решимость «брать» желаемое вопреки любым сомнениям, когда шел от Иллариона в спальню. Не стерлось из памяти и то, как долго ворочался на кровати, что вдруг сделалась жесткой и неудобной, в попытке заснуть. А потом плюнул на приличия и, воспользовавшись потайной дверью в гардеробной, проник к той, в которой так отчаянно нуждался.
Катя настолько безмятежно спала, что будить ее он не осмелился. Дикое наваждение схлынуло, стоило только увидеть девушку. Егор привычно прилег рядом с Катей, как он делал все три ночи разлуки. С ней было спокойно и хорошо думалось. Мужчина решил вернуться в эту комнату утром и, наконец, объясниться. Слишком Егор все запутал между ними, надо бы определиться.
Сначала довольно долго он просто любовался лунными бликами на ее бледном, и даже, казалось, хранившем печать усталости, лице. Потом принялся осторожно пропускать шелковистые пряди волос девушки сквозь пальцы. Но стоило глубже вдохнуть легкий, сладковатый запах, как от мощного желания перехватило горло.
Чтобы хоть немного совладать с безумной тягой, Егор включил ночник. Свет был призван развеять интимную обстановку, добавить мужчине благоразумия, но… с поставленной задачей не справился.
Чужеродная мощь, поднявшаяся вдруг изнутри естества, затопила его сознание грязными образами, заставив сосредоточиться на единственном — заглушить нужду. Сейчас и несмотря ни на что.
Дальнейшие события смазались в непонятное пятно и виделись Егором как бы со стороны, точно он перестал контролировать собственное тело.
Уговоры, что переросли в банальное принуждение.
Глухота к ответам Кати.
Ревность, сжигающая дотла…
Внутренний, чужеродный голос зловещим шепотом настойчиво вел его к «цели». И Егор не смог как следует воспротивиться…
Лишь изредка вспышки реальности пробивались сквозь плотный туман наваждения. Но их продолжительность была столь мала, что не давала Егору возможности как следует укрепиться в контроле над самим собой же. Страшная ситуация. Кто бы мог подумать, что он когда-нибудь будет переживать подобное?
Мужчина резко очнулся лишь тогда, когда пропавшая мантикора оглушающе зарычала внутри, отгоняя жадное нечто. И как только Егор очухался, все еще чувствуя липкое давление чужой воли на периферии сознания, мантикора затихла, исчезнув так же легко, молчаливо, как и до этого…
Разглядывая растерянную Катю, ее опухшие от страстных поцелуев губы и глаза, наполненные непролитыми слезами, Егор осознал, что едва не совершил, возможно, самую ужасную ошибку в своей жизни…
А стоило заметить уродливые синяки, что покрывали руки этой нежной девочки, как он окончательно потерял возможность трезво мыслить. Мог думать лишь о том, что является их причиной, опасностью для Кати, а значит, необходимо всеми возможными способами оградить ее от себя, пока не выяснится, как на самом деле повлияло на него зеркало Гекаты. В том, что повлияло гораздо серьезнее, чем он думал до этого, уже свершившийся факт.
Егор довольно быстро пробрался в спальню. Его комната была рядом с Катиной. Как только он решил любыми способами задержать девушку в особняке, знал, что поселит ее почти у себя под боком. Так гораздо удобнее и защищать, и наблюдать.
«Дозащищался!» — криво усмехнулся мужчина.
Пока добрался до ванной комнаты, неловко опрокинул стул, задел несколько статуэток и книг, все еще плохо ориентируясь в окружающем пространстве. Немного пришел в себя лишь после душа, обжигающего холодом, под струи которого влез прямо в штанах. Вода помогла окончательно отрезветь и собраться с мыслями.
Переодевшись в сухую одежду, Егор поспешил спуститься вниз, направляясь в лабораторию. Ждать он не мог, нужно было решать все немедля. Пусть Ил поищет следы чужого воздействия на него, вдруг накопает чего интересное. Проходя мимо комнаты девушки, неосознанно задержал дыхание, прислушиваясь. Никаких посторонних звуков не было.
«Уснула, — облегченно подумал Егор. — Успокоилась».
Иллариона он не боялся потревожить, ни глубокой ночью, ни на рассвете, как сейчас. Друг частенько мог бодрствовать сутки напролет, поглощенный научным угаром. И это не мешало ему трезво мыслить и находить разгадки любому странному происшествию.
Спустившись в холл, мужчина неожиданно услышал отчаянный визг. И будь он проклят, если не знал, кому этот крик принадлежал!
Не чуя опоры под собой, Егор поспешил по лестнице наверх. Ворвавшись в комнату Кати, лишь на секунду перевел дух, оценивая обстановку, и задохнулся от неверия. Девушки нигде не было…
Метнувшись к открытому балкону, Егор выглянул во двор. В предрассветных лучах все казалось нереальным.
Катя, отчаянно размахивая руками, словно отгоняя что-то, бежала по лужайке в сторону живого лабиринта, за восточной стеной которого начиналась граница… кентавров. Белая ночнушка до щиколоток, хлестала девушку по ногам, замедляя движения.
— Катя!
Егор, не задумываясь, уселся на каменные перила, свесив ноги. Краем глаза мужчина уловил движение за спиной девушки. Мутная дымка то нависала над ее головой, то уходила немного влево, но не рассеивалась.
«Тень! — он узнал ненавистного преследователя девушки. — Проклятье!»
Мужчина сиганул с балкона.
Признаться честно, плаксой я никогда не была. Ни после наказаний матери, ни в больницах, ни тогда, когда стала изгоем в школе.
Не скажу, что обидные прозвища или игнор одноклассников меня не задевали. И совсем неважно, как и почему это все началось. Моя болезнь, как я потом уже поняла, была просто удобным предлогом, чтобы выплеснуть скопившуюся желчь, свербящее чувство превосходства и отточить хищные навыки на ком-то подходящем. На ком-то слабее. На том, кто идеально вписался в роль жертвы.
Травля — игра, которая включает стадный инстинкт и желание загнать «жертву» в подготовленную ловушку во что бы то ни стало. Когда это вдруг начинается, уже никто не задумывается, а тем более не спрашивает о причинах. Все включаются в захватывающий процесс гнобления. А идти против толпы способны лишь единицы. В моем случае никого не было рядом, чтобы прикрыть спину, помочь вернуть утраченную самооценку. Поэтому-то и выросла я в такую мышь, что боится собственной тени.
Хотя плакать — не плакала.
А вот сейчас во мне словно слезливый кран открыли!
Я устало поплелась к шкафу. Толком не став даже заморачиваться над равноценной заменой порванной ночнушки, просто схватила первую попавшуюся и быстро переоделась.
Раньше я не была особым любителем пижам или ночнушек, предпочитая спать в футболке и трусиках. Поэтому мой личный гардероб не отличался изобилием ночной одежды. Здесь же в шкафу с изрядным постоянством, добавляя очередную загадку происходящему, появлялись… ночнушки. Совершенно новенькие и на любой вкус! Видимо Егор заранее озаботился изобилием этих занятных вещиц для меня. Причем, наверняка, еще и способ нашел… извращенный, пополнять ими мой шкаф. Тайком!
Только хорошенько умывшись холодной водой, я немного успокоилась и пришла в себя. Лицо раскраснелось, нос распух, а под глазами образовались характерные мешочки-валики.
Ну и страшила! Все нервы на лицо.
Положительным было одно — плакать я перестала. Хотя от икоты, как последствия срыва, еще долго не могла избавиться.
За Егором идти я не собиралась. Много чести!
Пусть и тревожило, что же именно с ним приключилось, но… выяснений отношений на одну ночь хватит под завязку.
Тем более решение, как поступить дальше, я уже приняла.
Как только утро вступит в свои законные права, я соберу вещи и вернусь восвояси. Не пленница же здесь, ей Богу!
С Настей смогу заниматься и на съемной квартире или же приезжать несколько раз в неделю в особняк. Если же, конечно, рыжая проявит тягу к знаниям. В чем лично я сильно сомневалась. С Егором же… решила свести общение к минимуму.
Слишком бурные эмоции он вызывал во мне и эти метаморфозы, как собственного, так и мужского поведения, приводили лишь к очередной нервной встряске. В конце концов за Егором можно следить и на расстоянии, а в последнюю неделю октября предупредить о предстоящей опасности. И с чистой совестью… уповать на амнезию. Ведь если авантюра не выгорит и Егор умрет… мне придется туго.
Наверняка легче именно сейчас начать отдаляться, чтобы в будущем уберечь собственное сердце от гнета потери желанного мужчины.
Вернувшись в постель и устроившись поудобнее, попыталась заснуть.
За окном уже занимался рассвет, когда неожиданно в комнате ужасно похолодало. Словно кто-то одноминутно выкачал все тепло.
Клацая зубами, я непонимающе приподнялась, стараясь отыскать возможную причину очередной странности, и заметила… пятно. Мутное, черное, бесформенное и… явно живое. Потому как это нечто двигалось прямиком ко мне.
Только собравшись издать душераздирающий визг, я открыла рот и задохнулась от нестерпимой вони. Запах мертвечины был таким резким, что слезились глаза.
— Тепла-ая, — прошелестело нечто, склоняясь ближе к моему лицу. — С-светитс-ся…
Ничего кроме всепоглощающей, непримиримой темноты перед собой — не видела. Ни черт лица, ни глаз, ни даже рта, откуда по идее, должны были исходить эти странные слова. Только чернота. Постоянно движущаяся, бесформенная, как чернильная клякса.
Сердце, казалось, перестало биться. А очередной глоток воздуха никак не хотел проникать в грудь.
— Вкус-сная, — прошипело пятно, сокращая мизерное расстояние между нами. — Надо-о-олго хватит.
Казалось, еще секунда и эта чернота вольется в мое тело… чтобы… съесть. Съесть?!