А вот Ульф, в отличие от неё, четко знал, чего хочет. Заполучить невесту, пусть даже из другого мира — и плевать, что она там думает. Или что почувствует, когда попадет сюда.
И это ещё хорошо, что у меня диабета нет, мрачно подумала Света. Или другой болезни, при которой без лекарств никак.
Иначе она тут долго бы не прожила.
Света глубоко вздохнула, решаясь. И развернулась к Ульфу, для начала печально скуксившись.
Оборотень глядел спокойно, выжидающе.
Она отступила назад, положила ладонь на стену возле окна. Припомнила то сочетание звуков, которое успела уловить в речи Ульфа. Повторила его:
— Мои слова?
Ульф, ожидавший, что девушка сейчас заплачет — ну а он, разумеется, утешит — посмотрел на неё с любопытством. Звуки, что она издавала, были корявые, но вполне различимые.
— Слова, — бросил он. — «Мои» здесь ни к чему. То, за что ты держишься — борт. У меня за спиной — переборка. Тут все просто. То, за чем плещется вода, это борта, все остальное переборки.
Ульф задумался на мгновенье, потому что пора было заняться делом — заставить её хотеть его. Не поболтать же он сюда зашел, в самом-то деле.
Расплачься она, все оказалось бы легче и проще. Женщины в слезах сами ищут утешения…
Может, попробовать её удивить?
— Мой драккар называется «Черный волк», — заявил Ульф. — Он из скидбладниров, складывающихся кораблей. Говорят, самый первый и самый великий из них нарекли Скидбладниром, отсюда и пошло это название. Тот Скидбладнир принадлежал богу Фрейру. А до него — богу Локки. Говорят даже, что Локки отдал Скидбладниру часть своей силы. И его можно было сложить так, что он влезал в карман. Мой «Черный волк» в карман, конечно, не влезет. Но после складывания его можно погрузить на телегу.
Губы Свейтлан чуть-чуть разошлись, она удивлено выдохнула — и тут же недоверчиво прищурилась.
Я б поцеловал, подумал Ульф, глядя на её рот. Вот только этого делать нельзя, пока её запах не изменился — и в нем не появился цветочный оттенок желания, достаточно сильного, чтобы она потом не пожалела о случившемся. И не возненавидела, не ощутила отвращения…
А слова, они и есть слова. Неважно, что она скажет. Важно, что она почувствует — и как будет пахнуть.
Или врет, или у них и в самом деле развитие техники пошло по другому пути, зачаровано подумала Света, не отводя от Ульфа взгляда. По магическому. Вот бы ещё разузнать об этом получше.
Она, не сводя с него взгляда, чуть повернулась. Постучала пальцем по тонкому стеклу окна.
— Скидбладнир? Можно погрузить?
Хочет знать, что случится со стеклом, когда корабль начнет складываться, сообразил Ульф. И объявил, приоткрыв клыки в усмешке:
— Стеклу ничего не будет, когда драккар сложится. Такова магия этих кораблей. А потом, когда драккар развернется, стекло останется целым. Но я не знаю, как это происходит. Тайну скидбладниров хранят темные альвы, которые их делают. Хочешь вечером посмотреть, как «Черный волк» отплывет?
Света медленно кивнула.
Ульф перевел взгляд на её водолазку, сказал, прилежно рассматривая округлости, обтянутые тканью:
— Если сошьешь себе что-нибудь до вечера, я… — он едва успел прикусить язык, потому что собирался сказать «разрешаю».
Но говорить такое Свейтлан пока было рано. Так что Ульф после запинки закончил по-другому:
— Я зайду за тобой. Только с обувью надо что-то решить. Сейчас вернусь…
Он вышел, Света молча посмотрела ему вслед.
С одной стороны, как мужчина оборотень был вполне ничего. Конечно, пока у него шерсть по щекам не лезла. И пока челюсти не начинали выпирать вперед. А ещё пока он не показывал клыков, не вскидывал когтистых рук…
А так — смотреть можно. Причем не испытывая желания отвернуться. Крупный длинный нос с поджатыми ноздрями, вытянутое лицо, широкие светлые брови. Ровный, не слишком крупный подбородок. Средних размеров лоб, грязно-молочного оттенка длинные волосы, собранные назад.
Ну и широкие плечи, куда же без них — раз он воин, оборотень и все такое.
Ульф вернулся на удивление быстро. В руке нес свернутый кусок кожи, коричневой, мягкой даже с виду.
— Сейчас смастерю тебе обувку, — объявил он. — Твои сапоги для лета не подходят. Там мех… что, в Неистинном Мидгарде сейчас зима?
Света кивнула. Ульф сделал пару шагов — и с размаху, как-то неожиданно, присел на корточки у её ног. Макушка оборотня оказалась где-то на уровне пояса Светы.
Он тут же вскинул голову вверх, посмотрел на неё, спросил деловито:
— Позволишь коснуться ноги? Чтобы сделать обувь?
Света почему-то сглотнула. Потом кивнула.
Ладонь оборотня скользнула по Светиной ступне — и он её погладил. Она вздрогнула, попыталась отдернуть ногу, но горячие пальцы уже обхватили щиколотку. Слегка сдавили, удерживая.
И Ульф, по-прежнему глядевший на Свету снизу вверх, пробормотал:
— Тихо. Я тебе ничего плохого не сделаю. Просто смастерю обувь по твоей ноге. Я ведь уже касался твоей руки — и ничего не случилось, разве не так?
Приучает к себе, догадливо подумала Света. Идет постепенно — рука, нога…
Но обувь все равно нужна, в сапогах на меху в жару не походишь.
Она погрозила ему пальцем, сказала на его языке:
— Смастерю обувь!
Оборотень улыбнулся, опять показав великолепный набор клыков. Опустил голову, потянул Светину ступню к себе, потом поставил её на расстеленный лоскут кожи.
И достал заткнутый за пояс нож. Вонзил лезвие в кожу рядом с её ногой, нанес первый разрез.
Света стиснула зубы. Рука на щиколотке спокойно не лежала, пальцы поглаживали её кожу чуть ниже выступающих косточек.
Она приглушенно выдохнула и попыталась возненавидеть Ульфа. Честно попыталась, изо всех сил. Чтобы он ощутил, чем может поплатиться за такие вольности.
Рука оборотня в ответ погладила ещё наглей. Пальцы залезли под штанину, спускавшуюся на щиколотку.
И Света попыталась выдернуть ногу. Благо его ладонь отвлеклась на поглаживание.
Оборотень отловил её ступню уже в воздухе. Сказал строго, возвращая ногу на место:
— Я сейчас работаю ножом. Больше так не делай, Свейтлан, а то порежешься. Ты сама мне приказала — смастерить обувь. И не надо так вертеться…
Сволочь, убито подумала Света. Похоже, она все-таки не может возненавидеть его по-настоящему — а он этим пользуется.
Она приглушенно вздохнула, и заставила себя думать о квартальном отчете, который на Земле теперь сделают без неё. Если не получается возненавидеть, надо по крайней мере отвлечься.
Завтра, довольно подумал Ульф, нарезая тонкими лепестками бычью кожу, расстеленную на палубе. Завтра она дозреет полностью. Её запах уже изменился.
Он проколол ножом концы лепестков, которые вырезал, пропустил в них кожаный шнурок. Затянул его, собрав кожу вокруг ступни. Сказал, отпуская тонкую щиколотку:
— Этот готов. Позволишь коснуться твоей второй ноги, Свейтлан?
Он ещё и издевается, обреченно подумала Света.
А потом присела рядом с Ульфом. Оборотень посмотрел на неё удивленно. Вскинул брови, когда Света схватила с палубы уже наполовину использованный кусок кожи.
Она, глядя ему в глаза, нахально протянула руку к его ножу. Подумала — сама выкрою по образцу первой обутки. Причем ножницами. Но возможности заполучить нож лучше не упускать. Правда, один у неё уже есть…
Но этот побольше. И лезвие пострашней.
Ульф ухмыльнулся, подкинул нож, поймал. Подал ей рукоятью вперед. Сказал, вставая:
— Я зайду за тобой вечером.
Потом он взмахнул рукой — и на доски рядом со Светой упал второй шнурок.
ГЛАВА 4
Когда солнце за окнами каюты начало клониться к закату, у Светы уже была готова рубаха до пят.
Платьем она свое рукоделье не назвала бы. Сшила наспех, края подрубить даже не пыталась, понимая, что оборотень может прийти в любую минуту.
А ей уж очень хотелось посмотреть на то, как корабль отплывет. Ни парусов, ни весел на этой посудине Света до сих пор не видела — и как это чудо ходило по морям, было в корне непонятно…
Время от времени, поднимая голову от шитья, она косилась в окошко, за которым синело небо. И задумывалась.
Её первоначальный план — потянуть столько времени, сколько удастся, и разузнать об этом мире как можно больше, пока Ульф проявляет терпение — потихоньку шел ко дну. Потому что оборотень, пусть и без особого нахальства, но показывал, что долго терпеть не собирается.
Вообще-то это возмутительно, хмуро размышляла Света, с размаху втыкая иглу в ткань. Этот Ульф тихо-мирно, с улыбками и честными взглядами, успел за один день сделать все — и в свой мир её утащил, и за ручку подержался… даже ногу погладил.
Причем понятно было, что на этом он не успокоится. Света вздохнула, торопливо сделала следующий стежок — и едва не проколола себе палец.
Обиднее всего оказалось то, что возненавидеть его по-настоящему она так и не смогла. Хотя следовало бы. Как похитителя женщин, как эгоиста, думающего только о собственном благе и вообще…
Под эти мысли шитье шло быстрей. Когда Ульф постучался, Света уже и дошила, и надела обновку. Только джинсы снимать не стала, в них было как-то привычней.
То, что у неё вышло, походило на свободный мешок с рукавами, из тонкой ткани неяркого зеленого цвета. По горловине торчали нитки, но Света решила, что для первого раза — сойдет.
— Войдите! — крикнула она, поднимаясь с постели, на которой сидела, рассматривая ткани и думая, что такое можно сшить из всего этого.
Оборотень влетел, смерил торопливо вставшую Свету взглядом.
Кое-как, но смастерила что-то похожее на одежду, подумал Ульф. Объявил:
— Пойдем.
И она вслед за ним поднялась по лесенке на палубу.
Народу тут было человек тридцать. Большая часть торчала возле бортов, тихо переговариваясь. Небо заливало закатное зарево…
Ульф подошел к носу корабля, украшенному резным столбом, с которого скалилась голова то ли зверя, то ли дракона. Крикнул на ходу:
— Отдать концы!
Двое его людей скинули веревочные петли со столбиков, торчавших из палубы у самого борта. Дернули за веревки, уходящие к причалу. Петли утянулись за борт, снова вернулись…
— Уходим, — тихо сказал Ульф. А потом погладил резное украшение на носу. Крикнул, обернувшись к корме корабля: — Торфред, готов? Держи на выход из гавани!
Света заозиралась, пытаясь углядеть неведомого Торфреда — и увидеть, к чему он там готов. Но тут Ульф, по-прежнему касавшийся деревянного зверя на носу, уронил громко и ясно несколько слов, которых она не поняла.
«Черный волк» дрогнул — а причал, темневший за бортом, мягко ушел в сторону. Люди на палубе негромко переговаривались, но шума двигателя или чего-то ещё в этом роде Света не слышала.
Так вот её чем надо брать, довольно подумал Ульф, косясь на Свейтлан — изумленную, возбужденно крутившую головой. Показывать магию, которой она не видела.
А потом девушка, поймав его взгляд, вполне разборчиво сказала:
— Черный волк.
И повела ладонью перед собой, изобразив волны. Вскинула брови…
— Хочешь знать, почему драккар сейчас плывет вперед? — поинтересовался Ульф, краем глаза следя за кораблем, стоявшим у причала следом за его драккаром — и сейчас проплывавшим по правому борту. — Это магия, Свейтлан. Темные альвы называют силу, что несет их корабли по морям, водной прядью. Не знаю, что это означает — но ею пропитан весь корпус, каждая дощечка. Чтобы драккар сдвинулся с места, нужно, чтобы я прикоснулся к нему ладонью — а затем произнес слова особой речи. Альвы выдают каждому, кто покупает их корабли, свиток с этими словами, капитанам приходится их заучивать… ты их не поймешь, они на древнем наречии Мидгарда.
Вот как, подумала Света. Получается, у них есть магические пароходы. Интересно, а аналог самолетов тут имеется?
— Магия бывает и домашней, — вдруг заявил оборотень. — В моем доме, в Ульфхольме, есть камин, на который наложено особое заклятье. Я ради этого приглашал к себе светлого альва. Пришлось, правда, охранять его несколько дней — чтобы ненароком не высунул на улицу свой красивый нос. И не получил потом по нему… зато мой камин никогда не чадит и греет комнаты всего парой поленьев. От него не начнется пожар, с ним ты не угоришь, даже если я буду в отлучке. В моем доме большие окна, каких не бывает в городе людей, где опасаются грабителей. Кстати, в Ульфхольме не смеют появляться даже светлые альвы, чтобы поймать какую-нибудь доверчивую дурочку.
На меня намекает, осознала Света. И метнула на оборотня недовольный взгляд. Но он смотрел куда-то в сторону, и её праведного возмущения, похоже, не заметил.
Она поняла, подумал Ульф. Запах девушки, стоявшей рядом, сносило в сторону ветром, задувавшим сейчас в правый борт. Но он все равно почуял достаточно, чтобы сообразить — она обиделась.
Ульф ухмыльнулся, не глядя на Свейтлан. Заявил на пробу:
— А ещё в моем доме есть широкая резная кровать.
И вот теперь уже посмотрел на девушку. Та вдруг насмешливо улыбнулась, бросила, в точности повторив его слова, сказанные перед этим:
— Поймать какую-нибудь доверчивую дурочку?
А потом, оглянувшись на его людей, все ещё толпившихся на палубе, осторожно погрозила ему пальцем.
Ульф широко улыбнулся. Убрал руку с носа драккара, поскольку причалы Нордмарка уже остались позади — и сообщил:
— Мои люди сейчас разойдутся по своим местам, но я останусь на палубе. Если побудешь со мной, то я поучу тебя языку, Свейтлан.
Девушка, чуть помедлив, кивнула.
Крыши Нордмарка за кормой становились все меньше и меньше. Впереди уже распахнулась ширь открытого моря, по ту сторону которого догорал малиново-алый закат. За кормой драккара, то и дело ныряя вниз, в струю, остававшуюся за кораблем, проносились чайки. Пронзительно вскрикивали…
Люди, толпившиеся на палубе, один за другим спускались вниз, в каюты для команды.
— Гавань. — Ульф ткнул рукой в темно-синюю гладь позади корабля, подкрашенную сейчас алыми бликами. — Вон те холмы — горы.
— Гавань, — торопливо повторила за ним Света. — Горы.
Потом вскинула один палец, посмотрела вопросительно.
— Гора, — уронил Ульф.
Они так и перебрасывались словами, пока не стемнело, а палубу не залил свет луны, крупной, серовато-желтой. И пока Света не начала зевать. К гадалке она отправилась под вечер, сюда попала под утро. Потом целый день провела на ногах. Больше суток без сна…
Ульф, без особой охоты, но велел:
— Иди спать. В каюте тебя ждет ужин — я распорядился, должны были принести. А я останусь. Тут море мелкое, есть пара подводных скал. Торфред, право на борт!
Света оглянулась в сторону Торфреда, стоявшего на корме — и державшегося за какую-то рукоять, торчавшую из кормового столба параллельно палубе. Тот после окрика Ульфа легко отжал рукоять в сторону. Драккар накренился. Нос его, хоть Ульф и сказал «право», покатился влево.
Но её любопытство уже тонуло в дреме. Света покачнулась, переступила с ноги на ногу, чтобы устоять.
— А я бы сейчас поддержал — позволь ты касаться себя, — вкрадчиво сказал оборотень.
Лицо его пряталось в сумраке, но глаза желтовато поблескивали.
— Наивную дурочку, — сонно сказала Света на его наречии.
Но пальцем грозить не стала, все равно вряд ли увидит.
Ульф засмеялся, бросил:
— Там, на лесенке — поосторожней…
Света, кивнув напоследок оборотню, побрела к дыре в палубе. Все заливал лунный свет, на желто-серой палубе люк казался черным провалом, полным мрака.
— Доброй ночи, — крикнул Ульф ей в спину.
И она, уже по привычке, повторила вслед за ним:
— Доброй ночи.
А потом, добравшись до каюты, обнаружила, что в углу, под самым потолком, мягко светился крохотный желтоватый шар. Непонятно кем зажженный — и неведомо как излучавший свет. На сундуке дожидался свежий поднос…