Я облизываю сладкие от шампанского губы.
Нет, это не страшно. Это пугающе, и кто бы мог подумать, что между двумя синонимами такая огромная разница. У первого горький вкус ужаса и оцепенения, а второй сладкий, как спелая ягода.
Голос Влада звучит чарующе. Низкий, негромкий, бархатистый. Я могла бы слушать его часами, приходится прикладывать усилия, чтобы вникнуть в смысл его слов.
— Последний шанс, Олененок. Я дам тебе последний шанс и спрошу: ты хочешь со мной сегодня остаться?
Я до побелевших костяшек пальцев сжимаю бортик ванны. Слабый, но не сломленный, голос разума шепчет немедленно вспомнить, что я приличная девушка, пообещать в кратчайшие сроки вернуть деньги и немедленно сбежать, потому что спать с начальником из-за долга аморально.
Но голос настолько слабый, что кажется, будто он пробивается через толщу воды.
— Да, — я слышу себя будто со стороны, хочу.
Полотенца не видно, но, наверное, так даже лучше. На коже медленно высыхают капельки воды. Я сажусь на краешек кровати, стараясь давить в себе дурацкое желание натянуть покрывало и спрятаться. Куда уже прятаться-то? Да и зачем?
На запястья ложатся два кожаных браслета, соединенных цепочкой. Не знаю, специально Влад это делает, или нет, но он невзначай касается кожи, и я вздрагиваю от каждого прикосновения. Цепочка кажется игрушечной, но на поверку оказывается очень прочной.
Невозможность развести руки и скованность в движениях острой приправой ложится на возбуждение. Я закусываю губу, наблюдаю за тем, как из коробки появляются новые игрушки, и чувствую разгорающееся внутри пламя.
Губы горят от поцелуев, а тело бросает то в жар, то в холод. В руках Архипова я как мягкая глина, плавлюсь и поддаюсь мягким движениям.
Спиной чувствую мягкое покрывало. Влад куда-то отходит, а в следующее мгновение свет становится приглушеннее. Я закрываю глаза, так все кажется острее и ярче. Оковы смыкаются и на щиколотках, вот только между ними не цепочка, а металлический прут, не дающий свести ноги. Низ живота сжимается в сладком спазме, когда я чувствую — даже с закрытыми глазами — на себе взгляд Архипова.
Он медленно проводит пальцем между моих ног, вырывая протяжный, прерывистый стон. Он исходит против моей воли, взрыв искр удовольствия такой яркий, что я прогибаюсь в пояснице. Он всего лишь коснулся, а я уже чувствую, как кружится голова.
Следом за отголосками удовольствия приходит легкая обжигающая боль.
Теперь я понимаю, что имел в виду Влад, когда говорил о боли, которая неприятна.
Это не она.
Пальцы мужчины повторяют след стека. Мне хочется вцепиться пальцами в плед, но руки связаны, и все, что я могу — завести их за голову. Грудь приподнимается, и Влад тут же накрывает ртом мой сосок. Прикусывает, обводит языком.
Мой мозг отключается. Смущаться и думать о приличиях он уже просто не способен, а я плыву по течению, наслаждаюсь беспомощностью. С каждым новым ударом стека я приближаюсь к заветной черте, все внизу ноет от неудовлетворенности. Поверхностных ласк слишком мало, чтобы кончить.
Медленная, изощренная пытка, перемежающаяся поцелуями. Я теряюсь во времени, не зная, сколько времени мы проводим в постели. Сколько раз я вскрикиваю, находясь на грани оргазма, но каждый раз вытаскиваемая из спасительной неги Владом.
Я не знаю, что он получает от этой игры, но не могу думать о чем-то, кроме своего удовольствия. Все мысли, все стоны и движения служат только одному: получить законное наслаждение.
Долгая пауза, как затишье перед бурей, дает мне шанс увидеть в глубине глаз Влада что-то очень личное. В том, как он смотрит на обнаженную девушку с разведенными ногами, связанную и беззащитную, есть что-то пугающее, принадлежащее только ему.
Он удивительно хорош, обнаженный, без капельки стеснения демонстрирующий тренированное тело.
Стек медленно дразнит, щекочет, выводя на моей коже замысловатые узоры. Я выгибаюсь, запрокидывая голову. Знаю, что если сейчас меня снова лишат удовольствия, то мир перевернется, и… не знаю, я даже не могу ни о чем думать.
Медленно кончиком стека Влад ласкает живот, почти невесомо касается внутренних поверхностей бедер. Затем удар — слабый, но внезапный, по напряженному набухшему клитору — и я взрываюсь. Меня накрывает волной удовольствия. До ярких вспышек, до звона в ушах.
Я долго прихожу в себя, а когда, наконец, получаю возможность мыслить, то обнаруживаю, что оков на ногах больше нет. А еще что Влад все еще возбужден, что он не получил свою порцию наслаждения. Он не препятствует, когда я беру член в руку, только с шумом выдыхает. Но я успеваю сделать лишь несколько движений, когда Архипов останавливает мою руку.
— Перевернись, — хрипло просит он.
Я послушно ложусь на живот, а через секунду приподнимаюсь, догадавшись, чего он хочет. Боже, откуда во мне это… я даже не знала, что внутри могут жить такие желания. Несмотря на то, что какие-то десять минут назад я получила море удовольствия, мне снова хочется. На этот раз еще больше: ощутить его в себе, почувствовать внутри, отдаться ритму и забыть обо всем.
Но Влад медлит. Я не вижу, что он делает, только слышу шорох обертки. Потом чувствую его пальцы, влажные, требовательные и осторожные. Только совсем не там, где им положено быть…
— Тш-ш-ш, — успокаивает он, когда я пытаюсь вырваться и повернуться. — Олененок, ты обещала возмущаться только если будет больно. Тебе сейчас больно?
Мне не больно, мне страшно, но обещание есть обещание.
— Я тебе обещал кое-что сюрпризом, — свои фирменным чарующим голосом меж тем говорит Архипов. — Не бойся. Тебе понравится. С тобой сложно удержаться.
В мою попку проникает сначала его палец. Я сжимаюсь в ожидании боли, но ее нет. Особого удовольствия тоже, но если Владу это нравится… пожалуй, в таком режиме я смогу для него потерпеть.
Палец исчезает, а ему на смену приходит что-то твердое, но такое же небольшое. Пробка? Одна из тех, что мы купили?
— Она с хвостом? — почему-то единственный вопрос, который приходит мне в голову.
Влад начинает смеяться.
— Нет. Повернись. И посмотри сама.
Он усаживает меня к себе на колени, возбужденный каменный член упирается мне в бедро, напоминая о желании мужчины. Мне приходится закинуть руки ему за голову. Влад дарит несколько быстрых поцелуев и вынуждает меня обернуться к зеркалу, которое висит как раз напротив кровати.
Нереально возбуждающая картина: идеальный обнаженный мужчина и я у него на коленях. Растрепанные длинные спутавшиеся волосы, красные, едва заметные, следы от стека на плечах и спине, припухшие от поцелуев губы и маленький круглый страз меж ягодиц.
Я прячу лицо на груди Влада. Меня бьет мелкая дрожь.
Он проникает в меня, входит на всю длину. От стона удержаться невозможно, а еще я вредничаю и прикусываю кожу на шее. Архипов издает короткий хриплый стон и медленно начинает двигаться.
Беру свои слова назад о том, что удовольствия нет.
Его море. И оно несравнимо с тем, что я испытывала в кабинете или в гостиничном номере. Оно несравнимо ни с чем. А самое главное, что я цепляюсь за Влада, как за спасательный круг в водовороте ощущений, которые сильнее меня, а он с каждым движением подталкивает все ближе и ближе к темному омуту.
Я ненавижу его. За то, что он делает с моим телом, ненавижу порочное удовольствие, которое получаю от вещей, что не видела даже в фильмах для взрослых!
Но одновременно с этим я окончательно теряю шанс когда-нибудь забыть о том, что в моей жизни вообще был Владислав Архипов.
Такое не забывается. Когда меня снова накрывает оргазмом, я понимаю это так отчетливо, что сердце несколько раз особенно сильно бьется в грудную клетку. Будто делает попытку вырваться на свободу, но затихает, смиряясь с тем, что принадлежит теперь другому.
* * *
Олененок спит. Ему едва удалось уговорить ее сходить в душ, где она отрубилась, едва улучила момент и положила голову ему на плечо. Еще и зевнула так сладко, издевательски. Оставила его мучиться в одиночестве, смывая мыльную пену с розовой кожи, где еще виднелись следы стека.
Влад предполагал, что ночь с Лесей будет… неординарной, мягко говоря. Взял все самое простое, чтобы не напугать и не сделать ненароком больно. Но, похоже, чувственность этой девочки оказалась куда выше, чем он предполагал. Интересно, на что Леся еще способна в постели? На многое, судя по ее реакции на его игры.
И он с удовольствием покажет ей мир самых разных удовольствий.
А сегодня так и быть, пусть поспит. Ему не впервой мучиться желанием, глядя на безмятежного Олененка. Сейчас у него есть воспоминания о том, как она стонала, как запрокинула связанные руки за голову, как он любовался упругой попкой с пробкой и как она кончала в его руках, даже не понимая, что повторяет ее имя.
Знал бы, что она способна так охрененно произносить его имя — записал бы на диктофон и в старости, когда начнутся проблемы с потенцией, включал бы.
На душе легко и хорошо, хотя должно быть наоборот. Архипов чувствует, как неумолимо привязывается к сумасбродной легкомысленной и веселой секретарше, но ничего не может, а скорее даже не хочет, с этим делать.
Как легко нарушаются клятвы, данные самому себе, надо же. И образ Лены, как назло, тускнеет. Обычно он в такие моменты достает ее фото, восстанавливает в памяти некогда любимый образ, но сейчас не поднимается рука. Это как-то кощунственно, лежа в постели с одной девушкой, вспоминать другую. Пусть и мертвую.
За окном уже цветает, когда Владу, наконец, удается задремать. Сквозь сон он чувствует, как осторожно прижимается Леся. Она словно проверяет допустимые границы: сначала пододвигается поближе, потом утыкается носом в его плечо. А когда Архипов аккуратно гладит ее за ухом, смелеет, обнимает и по-хозяйски закидывает ногу. Становится тепло. Не только в комнате, но и в душе. Приятное ощущение нужности, не показной-инстаграмной от опостылевших эскортниц.
А от искренней и бесхитростной Леси. Которая не имитирует оргазм и объятия.
Наверное, Архипов может спать так целую вечность, но… его будят буквально через несколько часов громкие веселые голоса. Сначала кажется, что это сон, но потом он понимает, что слышит грохот наяву и мгновенно просыпается. Леся что-то недовольно бурчит.
Охрана, стоит ему нажать тревожную кнопку, будет через две-три минуты, но что-то останавливает Влада от такого шага. Здравый смысл, наверное, пробившийся через сонливость. Ну какой камикадзе будет лезть в чужой дом в этом поселке? Даже конченные психи не подставляются под пулю охраны домов миллионеров.
— Архи-и-ипов! — слышит он.
Дверь приоткрывается и в комнату заглядывает шоколадно-карамельная шевелюра, а следом за кудрями появляется и их хозяйка.
— Крестовская, ты охренела?! Что ты тут делаешь?
Может, шампанское попалось паленой и это все-таки глюки?
— Я тут праздную. В смысле, мы празднуем. Да и вы теперь тоже.
— Что празднуете?
— День рождения Сереброва Олега Сергеевича, три кило двести граммов, пятьдесят четыре сантиметра.
— Бля, почему так рано?!
— Ну, знаешь ли, ребенок — это не РЖД, дети по расписанию не родятся. Хватит спать! Спускайтесь, мы привезли кучу еды.
— Крестовская, вот скажи мне чисто для понимания масштаба катаклизма, мы — это кто?
— Я, Игорь, Крис, Серега, дети. Серж уже поставил мангал, будем делать тосты на гриле. Олеся! Просыпайтесь! Восемь утра — пора наслаждаться жизнью!
Олененок не способна с утра вести деловые разговоры, поэтому ее ответ прост: в Аньку летит подушка. Та смеется и исчезает в коридоре, но ее голос еще долго доносится до спальни.
— Она не отстанет, — вынужден констатировать Влад. — У Сереги родился ребенок и он проставился в своей манере. Сам не приехал, а мы — страдай.
Словно в подтверждение его слов дом наполнился детскими воплями.
— Я забы-ы-ы-ыл диноза-а-а-авра-а-а-а!
— Леша, ну е-мое, а с ежиком ты поиграть не можешь?!
— Я хочу диноза-а-а-авра-а-а, м-а-а-ама-а-а!
Леся тоскливо смотрит на неплотно закрытую дверь. Она поспала хоть и подольше Влада, все равно еще провалялась бы минимум до обеда. Но вряд ли у них есть такая роскошь.
Иногда Архипов благодарит высшие силы за то, что, забрав у него семью и любимую, хотя бы оставили друзей.
А иногда ему хочется покрошить их всех в салат и пропустить через блендер!
— Галина-бланка — буль-буль! — тихо поет Олененок.
Самое время.
Она снова залезает под одеяло, даже носа не торчит. Желание последовать тому же примеру огромное, но теперь поспать не удастся. Вопрос времени, когда в комнату завалятся дети, обнаружат дядю Влада и повиснут гроздьями. Познакомятся с Лесей — и он станет на шаг ближе к черте, за которую не планирует заходить.
— Олененок. Вставай. Они от нас не отстанут.
— Еще пять минут.
— Ладно. Пять минут.
Он нащупывает под одеялом что-то теплое и мягкое, принадлежащее Олененку — не то грудь, не то что-то с противоположной стороны, прижимает к себе и проваливается было в приятную дремоту, как вдруг комната наполняется мерзким звуком мобильника.
Он не умолкает, звенит на весь дом и адски бесит. Приходится поднять трубку.
— Макс, ты уволен.
— За что?!
— За восемь, сука, утра в воскресенье!
— Но вы же сами просили позвонить, если Семенченко скинет предложение.
Просил? Просил.
— И что? Скинул?
— Еще вчера. И даже звонил поинтересоваться, как дела. Сначала вам. Потом в приемную. Не дозвонился, нашел номер ресепшена и орал. Матом.
Они что, психи все, по входным работать? Хотя Архипов и сам, бывало, засиживался. Но не вытаскивать же его с дачи! Хотя заказ жирный, хотелось бы получить.
— Ладно, вези ноут на дачу к Сереброву. И перезвони Семенченко, скажи, что я свяжусь с ним днем. Все. Час тебе даю, дороги пустые.
Поспать не удастся. Заняться Олененком тоже не получится. Остается только одно удовольствие: пожрать, пока стая саранчи по фамилии Крестовские не съела все, до чего дотянулась в холодильнике.
Леся бормочет что-то себе под нос, ругается на Макса. В очередной раз возникает вопрос и Архипов не отказывает себе в удовольствии его задать:
— За что ты так не любишь Макса?
— Я утром вообще никого не люблю.
— Да, но Макса ты не любишь не только утром. И он на тебя недобро поглядывает. Что вы не поделили?
— А вот.
Вместо ответа Леся кидает что-то ему в руки и быстро скрывается в ванной. Уже привычно, без удивления рассматривает пробку.
— Олененок, и как это понимать?
Ответом ему становится шум воды.
Внизу девочки сообразили завтрак. Хотя у девочек определенно странные понятия о завтраке: Кристина сидит, закинув ноги на соседний стул и тянет бокал шампанского, закусывая клубникой, Аня задумчиво грызет леденец, запивая его кофе. Перед ними куча нарезанных овощей.
— Где мужики?
— На улице, мангал второй ставят.
— А дети?
— Им помогают.
— Девки, я вас ненавижу.
Они смеются. Аня делает чашку кофе, после первых глотков сдохнуть хочется немного меньше.
— Ну извини, — говорит она. — Мы не хотели.
— А то я по лицу не вижу, хотели вы или нет. Козы. Давайте, рассказывайте, что там у Серебровых происходит. А потом сделайте мне бутерброд. Тогда прощу.
Глава одиннадцатая
У Влада потрясающие друзья. И хоть он делает вид, будто вся честная компания его жутко раздражает, хоть и демонстративно тащит меня гулять подальше от всех, я вижу, что между ними есть связь, которая бывает между друзьями. Я почти забыла, какая она может быть крепкая, друзей совсем не осталось. Но все они: веселая Аня, немного надменная и резкая, но очень красивая Кристина, молчаливый Серж, серьезный деловой Игорь — они вместе не потому что так вынудили обстоятельства. Они вместе, потому что нужны друг другу и Влад — часть их сообщества.
Это круто. Я и не знала, что в их кругу такое бывает.
Мы бредем по утреннему лесу, удаляясь все дальше и дальше от дома. Влад крепко держит меня на руку, с поразительной быстротой умудряясь ловить момент и не давать споткнуться об очередную корягу. Мои мысли слегка путаются, прикосновение рождает воспоминания о прошедшей ночи и мне немного стыдно. Хотя, наверное, в удовольствии нет ничего плохого. Но не так-то просто вытравить из себя старые комплексы.