Я страдаю по тирану - Веммер Анна 22 стр.


Влад находит Лесю в первой же комнате по коридору: экономка разместила Олененка в самой светлой и большой. Сама Леся спит, развалившись на большой кровати. Это объясняет подозрительную тишину. Да и вообще довольно логично: после такой попойки только спать и остается.

— Ну что? — шепотом спрашивает Влад у кота. — Не нравится она тебе? Чужая?

Больше всего на свете он боится, что сейчас Кот мурлыкнет, спрыгнет с рук и начнет тереться о Лесю, выражая крайнюю степень любви. Глупо, но ему нужно, чтобы зверюга сейчас повела себя по обыкновению: зашипела, выпустила когти и недовольно напряглась. Он даже подносит его ближе к Лесе.

— Ну? Чужая ведь? Кусай! Кусай давай!

— Это у вас уже БДСМ или еще наказание? — слышит он удивленный и сонный голос Леси. — Отпустите животное, вы его не в секс-шопе купили!

— Он тебя не ненавидит, — немного обиженно говорит Влад. — Всех ненавидит, а тебя нет.

— Просто я люблю животных. Они это чувствуют.

Олененок поднимается и забирает у него Кота. Тот даже звука протестного не выдает! Прижимается к груди девчонки, довольно жмурится и мурчит! А та с загадочной улыбкой, от которой внутри все переворачивается, чешет его за ухом.

— Ладно, укротительница зверей, я тебе ужин принес. Мой руки и спускайся.

Так странно ужинать дома с кем-то еще. Обычно к его приходу даже домработница уезжает. Да и вообще Архипов редко ужинает дома. Рядом с офисом полно приятных мест, где можно расслабиться, выпить бокал вина и насладиться хорошей кухней. Он даже не сразу находит тарелки, чтобы выложить на них из контейнеров аппетитные панини в пите. От вина, чуть подумав, отказывается. Похмелять Олененка нельзя.

Зато есть домашний лимонад и салат с авокадо и креветками, которые тоже отправляются на стол. Если выключить верхнее освещение и поставить на стол небольшие светильники в виде свечей — получится романтическая атмосфера.

— Ой, — смущенно говорит Леся, входя в столовую, — а у вас тут все так официально, а я…

Растерянно кивает на джинсы и футболку. Но это лучше, чем дебильная пижамка, потому что джинсы обтягивают упругую задницу, а через футболку просвечивают соски. Волосы пушатся, Олененок принимала душ несколько часов назад. Удивительно хороша.

— Садись, — кивает Влад. — Голодная?

— Как всегда, — вздыхает Леся.

Она с аппетитом уплетает ужин, а Влад никак не может отделаться от мыслей о продолжении вечера. А ведь утром им в аэропорт. Три часа лету — и море, солнце. Работы, правда, дохрена, но неужели он не выделит вечер, чтобы как следует потрахаться на пляже? Такое нельзя упустить.

Он с каждым днем вязнет все глубже и глубже. Сначала он ее не трогал. Просто чтобы попугать, чтобы ушла. Потом выплатил ее долг, не смог бросить в беде. Потом поселил в отеле, просто чтобы защитить и держать всегда под рукой. Теперь должен был дать пинка на все четыре стороны, а вместо этого привез к себе, познакомил с котом и кормит.

Пора лечить голову.

То, как она ест, отдельный вид искусства. С аппетитом, сосредоточенно, полностью отдаваясь процессу. Кажется, Олененок никого и ничего не замечает, когда ест. А Влад может беспрепятственно ею любоваться.

При всем этом у Леси есть отличное качество: она понимает, где и как себя вести. И для кого играть роль благовоспитанной сдержанной девушки, а для кого показывать настоящую себя.

Она заканчивает есть и сыто потягивается, жмурясь от удовольствия. Кот, примостившийся в ногах, повторяет жест. Смотрится смешно.

— Извини, приятель, но на этом твой вечер закончился, — хмыкает Влад. — Всем котам пора спать.

Леся хихикает, когда Архипов запирает кота на первом этаже, но когда Влад заходит в ее спальню, настороженно за ним следит. Будто боится или нервничает. До сих пор нервничает, оставаясь с ним наедине?

— Олененок, ты что, меня боишься? — спрашивает Влад.

— Нет.

Уверенности в голоске немного, даже, он бы сказал, исчезающе мало.

— Тогда почему у тебя такой вид?

— Какой?

— Как у кота, когда он в тапки нассал и ждет, когда я ему тапком выдам.

— А разве ты не это собираешься сделать?

— Олененок-Олененок, — со вздохом Влад садится на постель, — ты так ничего и не поняла. Игра приносит удовольствие только когда в нее играют двое.

— А другие секретарши? Им нравилось? Или они просто отрабатывали зарплату?

Она тоже боится, вдруг понимает он. Еще сильнее него боится чувствовать. Проще ведь равнодушно закрыть глаза, сделать, что просят, а в конце получить сумму на карту, но если бы все было так просто. Однажды Леся уже доверилась парню, а он ее предал. Оставил с долгами, чуть не убил, сбежал. Теперь она боялась.

И правильно. Скоро все закончится, Влад старательно гонит от себя тревожные мысли, но в глубине души уже знает, что момент, когда придется отпустить ее, близок.

— Я не знаю, Олененок. Мне хочется верить, что да, нравилось. Спать с женщиной, которая не получает удовольствия, довольно утомительно. Тот, кто говорит, что его любовница искусно имитирует оргазм, что даже не отличить — лгун. Невозможно не видеть наслаждение. Поэтому да, им нравилось.

— А…

Леся снова готова засыпать его вопросами, но Владу надоедает болтать. Целуя ее, он снова злится: хотел помучить. Хотел поиграть с Олененком, продлить пытку и оттянуть момент обладания девчонкой. Но каждый раз желаие берет верх, а игры… ему кажется, что поиграть еще успеется.

Под футболкой у нее ничего нет. Влад чувствует себя школьником, впервые допущенным до тела одноклассницы. Он не привык ласкать грудь, засунув руку под футболку, но в этом есть что-то очень возбуждающее. Он стягивает с Леси джинсы, а с себя рубашку.

На этом стоит остановиться.

— Что бы такого тебе сегодня показать? — задумчиво спрашивает Влад. — Я ведь обещал тебя наказать, помнишь? Есть идеи, Олененок?

— В угол поставить?

Он смеется.

— Можно и в углу потом попробовать. Но мне больше нравится…

Из кармана он достает припасенный заранее стек. Тот, с совой, который так завел его в салоне. Олененок краснеет и нервничает, но в ее глазках уже притаилось любопытство. Со временем Влад научился его различать. Она и боится и ждет нового удовольствия одинаково страстно. Для Олененка не существуют полутона.

— Тебе понравится. Перевернись на живот.

Она закусывает губу, взглядом следя за медленно покачивающимся в его руках стеком.

— Ну же, Леся, я ведь тебя еще ни разу не обижал. Перевернись.

Медленно, борясь с собой, она ложится на живот. Одну из подушек Влад подкладывает под нее так, чтобы аппетитная задница соблазнительно приподнялась.

— Чуть-чуть разведи ноги, — командует он.

Стеком он медленно проводит по нежной коже на ягодице. Спускается вниз, в ложбинку, задевает клитор, вырывая у девушки короткий стон. Безумно сильно хочется к ней прикоснуться, попробовать на вкус, но он сам затеял игру, отступать на половине пути не в правилах Архипова.

Он достает из кармана небольшой, совсем небольшой, вибратор. Палец проникает во влажную глубину, удостоверяясь, что Олененок готова. Она замирает, когда Влад осторожно вводит игрушку. Самый низкий режим вибрации: подразнить, довести до исступления.

— Если бы во мне было хоть на каплю меньше порядочности, — у него у самого голос срывается, — я бы обязательно сделал фото. Ты нереально соблазнительная сейчас.

Вместе с этими словами стек несильно опускается на ягодицу Леси, оставляя розовый след. Девчонка вздрагивает от неожиданной обжигающей боли, но тут же затихает. Влад знает, что это такое, когда вместе с болью накатывает наслаждение. Когда ожог от шлепка мгновенно переходит в сладкий спазм.

Он изучает ее тело, то нежно поглаживая уголочком стека, то несильно ударяя. Достаточно, чтобы оставить след на светлой коже, но не с такой силой, чтобы Олененку стало больно.

Она восхитительно стонет, непроизвольно, сама не замечая, разводя ноги шире.

Архипов может вечно стоять возле нее и смотреть. Запоминать ее тело, запоминать его реакцию. Ни с одной женщиной все это еще не было так остро и ярко. С другими он просто развлекался. Его заводили связанные руки, зафиксированные планкой разведенные стройные ножки, узоры веревки, опутывающей тело. Плетки и стеки порой приносили удовольствие. Он использовал все это настолько, чтобы разнообразить секс, но не настолько, чтобы девки, с которыми он играл, запали в душу.

А сейчас ему с каждой секундой все сильнее хочется забить на все эти игры и просто ее трахнуть. Архипов будто разучился себя контролировать. При виде следов от стека, слыша негромкое жужжание вибратора, ему сносит крышу.

Стек летит куда-то под стол, вслед за ним и вибратор, а Влад становится на колени и медленно входит в девушку, смакуя каждую секунду первого проникновения.

Леся стонет, прогибаясь в пояснице. Мужчина наматывает длинные волосы на кулак, заставляя ее выгнуться сильнее и мощными толчками, не давая привыкнуть, просто берет. Как мечтал с самой первой встречи в его кабинете, когда эта наивная, но соблазнительная дурочка согласилась на него работать.

Возможно, ей больно, но эа мысль лишь успевает зародиться — и тут же растворяется в волне дикого, ни с чем не сравнимого, наслаждения. Остатки самоконтроля покидают Влада, когда Леся бьется в оргазме, сжимая его член так, что нет ни единого шанса сдержаться. Мужчина накрывает ее своим телом, вжимая в постель, кончая так, как еще ни разу не кончал с девушкой в постели.

Во всяком случае ему так кажется.

Минуты медленно текут, приближая рассвет. Все, на что хватает сил — откатиться и лечь рядом с Лесей.

— Тебе больно?

Влад осторожно проводит рукой по ее спине, пояснице, спускаясь на попку, успокаивая красные следы от стека.

— Хочешь, сделаю тебе массаж? Масло успокаивает.

— Не-ет, — зевает Леся. — Мне не больно. Мне хорошо.

Когда она кладет голову ему на плечо, внутри что-то сжимается.

— Когда нам в аэропорт?

— Часа через четыре. Поспи чуть-чуть.

— Хорошо.

За способность мгновенно отключаться Влад бы отдал все свое состояние.

Перед дорогой в голову всегда лезут непрошенные мысли. Вот и сейчас: рядом спит сногсшибательная девушка, подарившая ему море удовольствия, впереди их ждет еще одно море, только теперь настоящее. А он не может уснуть. То отключается на несколько минут, то выныривает из поверхностного сна с ощущением тяжести в груди.

Обрывочные сны мешаются с воспоминаниями, выжженными на подкорке.

Кровь. Где-то капает вода. И птицы.

Ебаные птицы, они чирикают так радостно и беззаботно, что больше всего на свете он бы хотел никогда их не слышать. Это мерзкое звонкое "чирик-чирик" прерывается полувсхлипом-полустоном с сидения справа.

Если он повернет голову, то уже знает, что увидит: ускользающую жизнь. Одно из самых жутких явлений, которое может увидеть человек. Как живые глаза, которые еще недавно были как целый омут эмоций, медленно стекленеют.

"Чирик-чирик".

Она еще дышит, и больше всего на свете он хочет услышать вдалеке вой сирен.

"Чирик-чирик".

— Владик… Владик мой…

"Чирик-чирик".

Голоса больше нет. И взгляда. И дыхания, пусть даже прерывистого, нет. Ее больше нет, не стало в тот момент, когда он сел за руль.

А птичке срать. Она продолжает петь.

"Чирик-чирик". Не грустно и не радостно. Просто поет.

Глава тринадцатая

Влад с утра какой-то не такой и меня это беспокоит. Сильнее, чем должно бы. Я сижу в самолете, пью кофе и наслаждаться нежнейшим еще теплым круассаном мешают непослушные мысли.

Я сделала вчера что-то не так?

Снова где-то прокололась?

Он не мрачный, не злой, а скорее задумчивый и холодный. Ни разу за утро не назвал меня Олененком и не поддел даже за взъерошенный сонный вид. Что-то происходит, это "что-то" связано непосредственно со мной, но я никак не могу ухватиться за нужную ниточку. И рядом даже нет никого, с кем бы можно было обсудить.

Три с небольшим часа полета, два из которых я провожу в приятной дремоте, благо кресла в бизнес-классе удобные, куда лучше матраса на полу. И вот мы уже летим по серпантину в горы, в отель, где пройдет какая-то очень важная не то встреча, не то конференция. Влад готовится к презентации, все время смотрит в ноутбук, даже на море не бросает мимолетного взгляда.

А я не верю своему счастью: я на юге! В солнечной, теплой Греции, из окна машины смотрю на бирюзовую гладь Эгейского моря, на оливковые рощи и уютные колоритные деревушки. Если бы я умела рисовать, то обязательно перенесла бы их на бумагу и обязательно в акварели.

Отель просто здоровенный и очень роскошный. Я с восхищением осматриваюсь, осваиваюсь в белоснежных интерьерах. На лифте в сопровождении администратора мы поднимаемся на самый верх.

— Владислав Романович, ваш номер. — Девушка приветливо улыбается и пропускает Влада вперед.

Я тоже двигаюсь за ним, но натыкаюсь на вежливую улыбку:

— Ваш номер следующий.

Мне кажется, я ослышалась, но девушка говорит по-русски просто идеально. А Влад уже вошел в свой номер и захлопнул дверь, даже не взглянув на меня. И настроение, поднявшееся при виде моря, резко падает к самому плинтусу.

Номер хорош, это бесспорно. С огромным балконом, с которого видно бескрайнюю синеву и солнечные блики на поверхности воды. Отель почти стоит на пляже, а сам пляж словно с туристического буклета. И почти пустой, то ли отдыхающих ранней весной мало, то ли территория такая огромная, что нет нужды толкаться, пытаясь прилечь у воды.

Парень из рум-сервиса приносит приветственный комплимент: запотевший бокал мохито и креманку с мороженым. Я устраиваюсь на балконе, смотрю на море и лакомлюсь подарком, но ощущение, будто жую пенопласт. Скрывать нет смысла: мне до ужаса обидно.

Мы из разных миров. Произошедшее вчера казалось мне верхом возможного, избавлением от всех комплексов. В моей голове не умещалось ничего порочнее таких игр, а для Влада, похоже, они были всего лишь каплей в море. Я вряд ли могу дать ему то, что даст профессиональная любовница. И более того — я не хочу быть профессиональной любовницей. На работу у него меня толкнуло отчаяние, я хотела сохранить трезвую голову, а сейчас сижу у моря и чувствую себя очень несчастной только потому что он отселил меня в отдельный номер и за все утро едва ли пару раз взглянул.

И хоть пытаюсь убеждать себя "ну встал человек не с той ноги", на самом деле понимаю, со всей безнадежностью, что срок трудового договора подходит к концу. Рано или поздно это должно было случиться. Женщины, особенно неопытные и неумелые, надоедают. А девушка, от которой столько проблем, надоедает в два раза быстрее.

— Олеся, — слышу я с соседнего балкона голос Влада, — зайди.

Ненавижу себя за то, с какой скоростью подрываюсь, забыв и о мохито и о мороженом! Несусь в его номер и сердце бьется в волнении. Само не знает, что ему нужно.

— Я здесь.

Надежды, что Архипов повеселел, разбиваются с треском: он все такой же отстраненный. Да хватит, Леся, ну откуда такая тоска? У человека важная презентация!

— До вечера ты свободна. Возьми в сейфе наличные и захлопни его. Можешь гулять, только не выходи за пределы городка. Обедай, ужинай — сама. В восемь вечера я жду тебя у себя. Хочу черное белье. Поняла?

— Да. Поняла.

— Тогда до вечера.

Я удивленно и расстроено смотрю ему вслед. Кажется, будто вернулся Влад, которого я не знала. Тот, что каждое утро отрывисто командовал "раздевайся".

Что-то изменилось. В отношении, в настроении, в душевном спокойствии. Но что именно мне понять не позволят, не пустят. Мы слишком увлеклись и не заметили, как переступили черту, за которую секретарше заходить категорически запрещено. Даже секретарше с расширенными полномочиями.

Но я не из тех, кто свернется клубочком в номере и будет страдать. Хоть на душе и погано, я беру из сефа двести евро — на всякий случай с запасом, закрываю его и выхожу из комнаты. Дверь номера Влада закрывается с щелчком и писком магнитного замка.

И тут до меня доходит: я стою босиком в коридоре отеля, оба номера закрылись на замок, а мой ключ так и остался внутри, на столике, вместе с мобильником, документами и недопитым мохито.

Да когда же эта девочка-беда уже превратится во взрослую и умудренную опытом женщину-то?!

Назад Дальше