Ксения активно закивала.
— Вот. Поэтому я и решила, что лучший выход, найти помощниц. Поговорю с Кириллом, хорошую оплату положим, опять же — почет от других. Ведь эти женщины будут, по сути, моими глазами и руками.
— А, — Ксения помялась, — а я не подойду? У меня щенки большие уже, не требуют такого присмотра и я почти весь день свободна.
— Ты? — Алексис внимательно посмотрела на женщину. — Что ж, может быть. Помирись с Агатой, помирите мужиков, если в течение трех дней все успокоится, я дам тебе шанс. И подумай, кого еще можно привлечь.
С последними словами Алексис вышла из дома.
— Теперь к дому Степановых, — велела она охране.
Кирилл отложил последний просмотренный документ и потер глаза.
Как он устал! От неизвестности, от какой-то безысходности и тупика, в который медленно, но верно скатывается его жизнь.
Как все просто, правильно и понятно было до поездки и насколько запутанно теперь!
При мысли об Алексис внутри что-то дрогнуло, захотелось увидеть ее, прижать, прикоснуться к губам…
Черт! В паху ощутимо потяжелело.
Но он был с ней не слишком нежен, женщина обиделась и плакала, он слышал это. Слышал, но не пришел, как делал всегда, утешить, успокоить, обнять и заняться сексом. А сейчас ее нет дома. Отправилась наводить порядки?
— Стас!
— Да? — волк появился через пару минут.
— Где… Алексис? — назвать ее женой или Луной язык не повернулся.
— Ушла в поселок, могу связаться с Глебом, узнать подробности.
— Сделай, — кивнул альфа, а сам принялся раскладывать документы по папкам.
Надо секретаршу завести, что ли? Или привлечь Алексис, но согласиться ли его пара на такую работу? Вряд ли она потерпит секретаршу, разве что она будет пожилая, как их приходящая домработница. Татьяна все делала как-то незаметно, вроде бы, мимоходом, заодно, но как-то справлялась без приходящей уборщицы, и беспорядка на столе у него никогда не было, все папки были помечены ярлычками и стояли по алфавиту в шкафу. Всего за какой-то месяц, пока Таня не переступала порог этого дома, в кабинете черте что творится: все бумаги перемешаны, папки, где попало. Если Алекс не согласится каждый день здесь все разбирать, ему придется приучать себя сразу класть все на место. Взял из папки документ — поработал с ним, положил назад в папку и тут же отнес на место. Ужас, сколько времени на это он станет тратить? Может быть, все-таки, лучше секретаршу?
— Кир, девушка была у Вяловых, беседовала с Ксенией, а сейчас идет по поселку к дому Степановых.
— Хорошо, спасибо. Стас, подумай, кого из старших волчиц можно привлечь — порядок в кабинете наводить, документы по местам раскладывать, на два-три часа в день.
— А Алексис? — осторожно спросил помощник.
— Не уверен, что она захочет, потом, я на нее работу Луны взвалил, ей бы там справиться.
Стас поджал губы, прокатил желваки, но сдержался. Кирилл внимательно посмотрел на волка и, не выдержав паузы, спросил:
— Что? Не молчи, поделись, вижу же — у тебя есть, что сказать.
— Прости, не потянет она Луну, волчицы ее презирают.
— Ничего, покрутится и обломает. Молодая еще, научится и держать себя и дела вести. Но разговоров, что она слаба и не потянет, я не потерплю, ясно?
Стас кивнул и повернулся уходить.
— Постой, — тихо окликнул его Кирилл. — Она — моя пара, понимаешь? Ты уже встретил свою единственную, так что должен понимать, она для меня — все. Я не могу это изменить или отыграть назад.
— Можно задать вопрос, альфа?
— Задай.
— Ты не можешь отыграть все назад или не хочешь?
Кирилл вскинулся, открыл рот, чтобы выдать отповедь и… И выдохнул, так ничего и не сказав.
Стас секунду помолчал, потом кивнул и вышел, оставив альфу в раздрае с мыслями и чувствами.
Глава 5
Как же сладко спалось на этой древней кровати, на самом обычном, ватном, матрасе! Кто бы мог подумать, что она найдет здесь вполне себе альтернативу ее Monarch V-Spring? Бывшей её.
Нет, элитное спальное ложе комфортнее, чем железный раритет тетки Насты, но теперь, после того, как ее мужчина на ней упражнялся с другой, она на него ни за что не легла бы.
Вот интересно, Тане все равно, кто до нее спал и чем занимался на Настасьиной кровати, но стоит подумать о своем бывшем доме, бывшей своей кровати и бывшем муже, поднимается брезгливость и начинает тошнить. То ли, беременность так действует, то ли ей просто противно все это вспоминать.
Кровать-то можно выкинуть и купить другую, вот чувства не выкинешь и память не сотрешь…
Татьяна потянулась, переворачиваясь на бок, и потыкала рукавом в подушку, формируя выемку для плеча. Тихо, если не считать петушиного гимна солнцу. Тихо и воздух не забит запахами автомобильных выхлопов, тысяч людей, дыма производств, химикатов.
Просто волчий рай!
С кухни потянуло вкусным запахом — не иначе, тетя Наста опять затеяла блины или оладьи!
Давно ей никто завтраков не готовил, такая, вроде бы, мелочь, но как же приятно!
— Проснулась? — Настасья, приветливо улыбаясь, заглянула за занавеску. — Вставай, оладушки с пылу с жару, только и ждут, когда их в сметанку, да в рот!
Сидеть без дела было скучно, поэтому Татьяна, как могла, помогала хозяйке. Настасья ворчала и выговаривала, но Таня только улыбалась, да продолжала.
— Тетя Наста, мне же не трудно! И вообще, двигаться полезно!
— Вон и иди, подвигайся — погуляй, — отсылала старушка. — В гости приехала и будешь меня обслуживать? Тебя на откорм и оздоровление прислали, вот и сиди, отъедайся и оздоравливайся!
— Да кто же это, сиднем сидючи, здоровее станет? — всплескивала руками Таня.
— Это верно! — соглашалась Наста. — Сначала, хорошо потопать, потом — хорошо полопать.
Снег уже весь сошел, но земля еще была сыровата, тем не менее, Настасья потихоньку ковырялась на огороде и Татьяна пристроилась в помощницы.
— Под картошку мы трактор из Дергуньково наймем. Скинемся, одним разом вспашет нам участки, а дальше мы уж сами потихоньку картошку покидаем, — объясняла она Тане. — А здесь мы моркву, свеклу посадим, только гряды наделаю.
Через пару дней, когда после целого дня на огороде, вечером пили крепкий чай, заедая конфетами, Настасья вдруг выдала:
— Галька, а ведь не привычная ты к земле. Смотрю и диву даюсь — неужто позабыла все, что девчонкой знала?
— Север же, там не сажают, — осторожно ответила Татьяна, прикидывая, чем ей грозит старушкина наблюдательность.
— Ну, ну, — согласилось Настасья. — Это же, как с велосипедом — если один раз научился, то, сколько лет ни пройдет, все равно тело не забудет. Хоть спустя двадцать лет сядешь — сразу поедешь. А ты капарульку, будто впервые увидела, семена свеклы не узнала, как сеять тоже позабыла.
Татьяна грустно посмотрела на проницательную женщину, прикидывая, как и куда ей теперь деваться.
— Кошка моя тебя, как огня боится и Валеркин Валет, как мы приходим, сразу под дом ныряет и ни видать его и не слыхать. А козы мои? — тетка Наста хихикнула. — Ведь еле поймали, как ты первый раз со мной доить пошла. С другой стороны, вижу, домашнюю работу ты знаешь, помыть-постирать не брезгуешь, готовишь хорошо, хотя руки у тебя нежные да гладкие, да не белоручка.
Татьяна вздохнула и опустила голову:
— Завтра уйду, не беспокойтесь, тетя Наста.
— Еще чего? — возмутилась старушка. — Куда это, интересно знать? Живешь, и живи, мне только в радость. Захочешь поделиться — выслушаю. Не захочешь, твое право. Хорошо, что ты на огород за мной увязалась, и твои умения сначала я увидала. Хороши бы мы были, если бы это при посадке картошки обнаружилось. Придется поучить тебя, завтра и займемся. И к живности не суйся при Варьке да Валерке. Один раз они пропустят, что от тебя все шарахаются, два раза, а на третий начнут вопросы задавать. Тебя как по настоящему-то зовут? А, впрочем, не говори, а то еще собьюсь, да назову не так при соседях-то, я же тебя им Галкой представила, Машкиной дочерью. Пусть так и будет.
Татьяна смотрела на наблюдательную старушку во все глаза.
— Да не лупай ты так, не лупай! — засмеялась Настасья. — Я жизнь прожила, многое видела, меня на мякине не проведешь. Баба ты хорошая, добрая да работящая, это я вижу, а какие у тебя тайны — мне без разницы. Плохо одной жить, да только с кошкой и разговаривать, неправильно это! Люди должны друг за дружку держаться, помогать старым да малым, и учить, поддерживать. Потому что все когда-то были малыми и обязательно будут старыми. Раньше были большие семьи — деды, иногда и прадеды, родители, дети, внуки и правнуки — все жили если не вместе, то близко. Молодые на работу, детвора к дедкам-бабкам. И пригляд, и обучение! Мелочь учится по хозяйству, да ремеслу. Старики — при деле. Это очень важно, Галочка, когда ты нужен и при деле! Нет большего наказания, если от человека отвернулась семья, если он остался одинок! Поэтому в прошлом и разводов почти не было, берегли мужики и бабы брак, семью, отношения. Глупостями не занимались, а если и было чего, то так, чтобы никто не узнал, чтобы в семью сумятицу не внести. И стариков в дома престарелых никто не сдавал. Это же стыдобень-то какая — своего родного отца или матерь, кто жизнь тебе дал, на ноги поставил — на склоне лет выставить из дома, бросить на чужих людей! С таким никто бы дела иметь не стал, здороваться и ручкаться, а уж своего дитя в такую семью отдать или к себе взять — боже, упаси! И сирот не бросали. Если родители погибли, то другая родня есть — не бросят свою кровь, вытянут, вырастят. Сейчас полегче жизнь, побогаче, но люди стали одинокими и черствыми, от корней оторвались. Болтает их жизнь, как ряску на пруду, то ли утопит, то ли, на корягу либо камень выкинет и они высохнут под солнцем, то ли, к берегу прибьет, то ли, на дно опустит, и они новые корни дадут.
— Теть Настя, — Татьяна накрыла рукой сухонькую ручку старушки. — Не знаю, что сказать. Вы и баба Маша — удивительной души люди. Мне стыдно, что пыталась ввести вас в заблуждение, но мне баба Маша велела на Галю отзываться. Я не хотела никого обманывать.
— С Марией я сама поговорю, не переживай! Ты меня не знаешь, да ее слушала, так что не бери в голову, я не обижаюсь. Вот Машка, чучундра этакая, ведь знакомы сто лет, чего же она-то мне не доверяет? Ладно, вижу, расстроила тебя. Не переживай, Галя, все по-прежнему! Я тебе рада, нравишься ты мне, а живность опасается, так, видно, в тебе волчья кровь есть.
— Что? — девушка почувствовала, как похолодели руки.
— Да не пугайся! Это мне еще моя прабабка рассказывала, царствие ей небесное! Давным-давно жили на Руси не только люди, но и оборотни. Оборотень, это наполовину человек, наполовину волк. То есть, может волком бегать, а может человеком ходить.
Таня забыла, как дышать.
— Жили они отдельно от людей, свои села у оборотней были, свои законы да обычаи. Люди не трогали оборотней, оборотни не трогали людей, даже торговали друг с другом, встречались на ярмарках, в лесу да поле. И редко-редко, но бывало, что влюбится какая девка в молодого волка, да не устоят они и смилуются. Они красавцы писаные, волки, да и девки наши, человеческие, всегда красотой славились. Вот. И иногда, редко, но было, от такой связи рождались дети, полукровки. Оборотни свое потомство никогда не бросали. И хоть и не брали их матерей женами, но помогали крепко — и деньгами, и защитой. Превращаться в волков полукровки не могли, но росли крепкими и здоровыми, жили дольше, чем мы, люди, живем. Женились и замуж выходили за деревенских, и постепенно волчьей крови в потомках оставалось все меньше и меньше. Но тех, в ком есть хоть капля всегда легко узнать — от них шарахаются домашние животные. Так что ты, Галя — далекий потомок тех оборотней.
— А куда они подевались, оборотни? — осторожно спросила девушка.
— Не знаю, бабушка не говорила. Наверное, уехали куда или, может, истребили их всех. Они же, когда волком бегают — от обычного зверя и не отличишь! После первой мировой много зверья расплодилось, скот резали, люди погибали и однажды несколько губерний объединились, устроили огромную облаву — две недели загоняли и отстреливали всех подряд. После много лет в наших краях ни одного волка не видели — кого перебили, а кто и сам ушел. Может, оборотни тоже под такие облавы попадались и все погибли, кто знает?
— Они что, до войны здесь жили, а потом ушли?
— Кто?
— Да оборотни же! — Таня еле сдерживала панику — спряталась, называется! Попала в район, где истоки ее рода!
— Кто же знает, я их никогда не видела, — простодушно ответила Настасья. — Прабабка рассказывала, она видела, когда девчонкой была. Это лет сто назад было, не меньше. Да не пугайся ты так, ребенку повредишь! Капля крови, что в тебе, только на пользу — и ты, и ребенок крепче и здоровее будете. Давай-ка я еще чайник поставлю, этот уже остыл совсем.
Ночью, лежа без сна, Таня перебирала в памяти разговор. Поговорка «мир тесен, земля круглая» очень даже верна — как так получилось, что, убегая от предателя-мужа, она умудрилась оказаться именно здесь? Такая большая страна, так много городов и деревень, где ей можно спрятаться, но ее притянуло к истокам ее рода?!
Будучи еще щенком до первой линьки, Таня слышала предание, что раньше волки и люди жили по соседству и не мешали друг другу. Но однажды весной, когда снег уже сошел, люди устроили облаву и перебили почти всех оборотней вместе с настоящими серыми. Остатки клана перебрались в Москву, пришли в себя и построили отдельный поселок, благо, вокруг столицы их и без оборотней понастроили, так что еще один внимания не привлек.
Значит, это большое белое пятно на карте в кабинете Кирилла — не ничейная территория, а места, где сто лет назад жил ее род? Для оборотней сто лет — всего лишь треть жизни, значит, еще живы те, кто спасся из той облавы!
Татьяна поворочалась, собирая мысли в кучу.
Еще открытие — у человеческих девушек от волков могли быть дети!
Похоже, она знает об истории клана и вариантах отношений между оборотнями и людьми далеко не все.
Может быть, ситуация, в которую она попала, тоже имеет логическое объяснение и примеры из прошлого? Может быть, у нее есть бескровный выход из всего этого?
Сон окончательно сошел.
Тихо, только звонко тикают старенькие ходики над кроватью хозяйки. Настоящий раритет, каких много в этом доме — с кукушкой, шишками-гирьками, которые надо каждое утро подтягивать вверх, немного потрескавшимся корпусом, но все еще исправно отсчитывающий минуты и часы.
Захотелось проветриться, и Таня, нашарив ногами тапки, вышла на крыльцо, присела на деревянную ступеньку, замерла, слушая ночную жизнь.
Вот мыши устроили беготню и игру в салочки. Первый в этом году выводок, перезимовали в бабынастином сарае, там же мышь-мать и вырастила мышат. О, никак, за кустами прячется, стелется по земле ласка, тоже услышала мышиную возню? Мышам горе, ласке целый обед.
Остро, сытно пахнет оттаявшей землей, готовой дать старт новым жизням, напоить живительной влагой корни просыпающихся деревьев и кустов, подтолкнуть к пробуждению семена.
Острый волчий слух уловил плеск, доносящийся с излучины реки — перед рассветом играет рыба.
И тут же — звуки с посветлевшего неба — летит косяк перелетных птиц, спешит в родные места, выводить детей, учить их и ставить на крыло.
Хорошо-то как!
Татьяна обняла себя за плечи и почувствовала, как ворохнулась волчица, просяще заскреблась, но тут же отступила и затихла.
Все правильно, нельзя ей сейчас оборачиваться! Сама-то она легко перейдет в волчью ипостась, а ребенок пока оборачиваться не умеет и неизбежно погибнет, если мать выпустит Серую. Вот и приходится оборотницам всю беременность проводить в одном облике. Зверь понимает и терпит — ради потомства на все пойдешь!
Мысли перепрыгнули на Кирилла, и сразу сердце полоснула боль — как же так? Неужели, его нежность и бережное отношение все эти годы были только по необходимости, не от сердца? А она-то, глупая, рассиропилась и поверила, расслабилась и просто купалась в женском счастье!