— Нет ничего проще, Иван Матвеевич. Да и фамилия в переводе на русский у Вас созвучная вышла.
— Да, это так. Но то, заслуга не моя.
За пять минут, буквально на пальцах и с помощью свинцового карандаша и листка бумаги он разложил всё по полочкам так ясно, как будто был во власти высших сил и не смог говорить иначе. Как? Подскажите мне, как, не имея инженерного образования Бранд, буквально один к одному начертил чертёж замка капсюльного ружья, которое в моей истории изобрели спустя пару десятков лет. Трубка Бранда или брандтрубка, — какая разница? Пусть будет первое.
* * *
Мне нравился едва уловимый аромат травы, свежие и такие приятные дуновения ветра, поджидавшие меня на изгибах дороги. По пути мне встречался то лесок из прямоствольных сосен, хранящий в себе частицу закатного огня, то старый и слегка скособоченный соломой дом на краю деревни, взиравший на меня от развилки дорог, с высоты деревянных свай. Я внезапно понял, насколько устал от монотонности в дороге, день за днём выполняя повторяющийся ритуал перемещений по бескрайним полям губерний, способный свести с ума любого путешественника своими размерами. А сколько их ещё предстояло пройти?
Наверно, целые сутки я отсыпался, нежась на пуховой перине и огромных подушках. Как здорово, что не надо думать о дровах, хлебе, скотине, навозе, урожае конопли и прочего, прочего, прочего, о чём ежедневно должен размышлять правильный помещик. Потому что если у него появляются какие-либо другие мысли, то это уже караул! Деревенское житьё-бытье, как тот "Титаник" — однозначно пойдёт на дно. И даже если у вас есть целый управляющий, то это ничего не значит. А я, стало быть, — помещик неправильный, временщик. И на доклад Семечкина "о семи десятин клевера наместо оболог", которые с будущего года станут поднимать под коноплю, и о двух десятках телят, которые принесут чудо-коровы, купленные на ярмарке, и свиньях, гусях и прочих курицах просто махнул рукой. Только письменный доклад и только в цифрах. Сколько и чего куплено, кому отдано и когда вернётся с прибылью. Всё! И Семечкин меня не понимает. Для него всё это верный доход, всё равно, что жалованье для служащего в той же Москве или Петербурге, которые живут от копейки к копейке. Упустишь сегодня — и завтра уже кусочек чистого ржаного хлеба покажется пшеничной булкой, а то и вовсе все поголовно перейдут на пушной. И хочешь не хочешь, приходится подниматься с перины и топать в кабинет, садясь за гроссбухи.
Если смотреть поверхностно и огородить себя от повседневных забот, то жизнь текла здесь с несравненной приятностью. Ровно как сто лет назад и дай бог, через сто лет после. На заре кукарекали петухи, и усадьба просыпалась: из будок показывали носы сторожевые псы, начинали похрюкивать свиньи, женщины шли доить коров и запаривать брюкву, пастух брал на плечо свой кнут, крестьяне обихаживали инвентарь, дабы приступить к полевым работам — и трудовой день начинался. Труд на земле кажутся здесь нескончаемым праздником, потому что работники все время поют. Голоса высоко, вольно несутся в чуткой тишине оттуда — с нив, со вспаханных полей, где белеют рубашки из сурового полотна и алеют, точно маки, платочки с аккуратной вышивкой. В этом труде не чувствуется ни усилия, ни напряжения. Он совершается легко, как хлеб зреет на солнце. Плуг словно не бороздит, а ласкает землю. Колос сам собой, любовно падает в лоно увлекающего его серпа. Вода знает, где почве нужна влага, и, сверкая, сама хлопотливо бежит туда. В этих благословенных краях, между Жересплей и Лущенкой, Церера осталась богиней земли и всему благоволит, всему споспешествует. Она укрепляет руку земледельца, освежает его потное лицо, снимает с его сердца всякую заботу. И те, кто ей служит, сохраняют веселую ясность духа в самом тяжком труде. Такой была благостная жизнь деревни, как на картинке. Пусть она такой и останется, без кровавых мозолей и сбитых ног, где мужики трудятся без роздыха до седьмого пота; сгорбленных и превращавшихся к сорока годам в старух женщин, постоянно голодающих детей и тощей скотины, которую зимой придётся пускать под нож, так как из-за барщины не усели заготовить впрок сена.
Если дух лени отказывался работать в подобный час, его вполне можно было признать врагом всего живого и мысленно расстрелять. Солнечный свет в кабинете из распахнутых окон, ярко заливавший ковер и высвечивающий все узоры на нем так четко, что делал видимым все до мелочей. Как я давно заметил, это свойственно утренним лучам, лучшему помощнику для чтения. Уют ставшей мне уже привычной комнаты, где у каждого предмета свои особенности, где на столе стоит хрустальный прибор с письменными принадлежностями, а возле него лежит стопка канцелярской бумаги рядом с калильной лампой. Тут же диван, книжный шкаф, карта на стене — все эти детали, вполне явственно видимые, настолько зачарованы необычным освещением, что, кажется, теряют материальность из-за солнечных зайчиков и сами становятся плодом воображения. Но, только не в бухгалтерской книге. Ничто не может затеряться или ускользнуть от внимания и избежать этой перемены, сохранив тем самым реальность. А она такова, что завтра выплата аванса нанятым рабочим. С этим мы справимся легко, но скоро приедут новые, и их надо расселять. Вот тут уже начинаются сложности. Между тем, это маленькое разочарование заставило меня ещё больше радоваться готовности окружавших меня людей помогать. Правда, ровно до того момента, когда обнаружил подчёркнутую красным карандашом строчку цифр. Деревенская стройка выходила с дефицитом. Выкопанный канал пришлось укреплять камнем, и стоимость его возросла почти в девять раз. Опорные стены заводского цеха добавили ещё двадцать процентов к и так не маленькой стоимости здания, но самыми затратными вышли новые дома. Замахнувшись на маленький посёлок, я едва ли ожидал, что это выльется в такие проблемы. Сорок пять каменщиков не справлялись и нанятая дополнительно бригада в семь человек существенных улучшений не произвела. Не хватало строительных материалов. На возведение каждого здания выделялось двадцать четыре тысячи кирпичей, их везли ко мне чуть ли не со всей губернии, и вроде бы беспокоиться было не о чем, если бы… Первая и самая основная беда вылезла со связующим раствором, а именно с недостатком извести. Оказалось совершенно неважно, сколько я готов был платить. Извести от этого больше не станет. Издешковское месторождение еле освоено, а о шикарных мергелях Доброминского участка ещё не слышали. И если говорить открыто, в Российской империи много чего не наблюдалось в достаточном количестве. Одни говорят, это из-за войны, другие — из-за блокады и торговых санкций, пришедших с Тильзитским миром, а мне кажется, всё гораздо серьёзнее. Практически нулевая механизация труда и не постесняюсь сказать: чуть ли не первобытнообщинные средства производства. Может быть, в каких-то областях народного хозяйства всё представлялось иначе, но в строительной сфере в Смоленской губернии, неудач вырисовывалось больше, нежели успехов. Следующим недостатком значилось отсутствие должной квалификации у нанятых работников. На словах все были мастерами, а на самом деле, класть кирпич без переделки могли лишь двое из десяти. И хорошо, если эти восемь "спорных специалистов" чему-то научатся у своих старших товарищей, ведь получить знания другим способом им просто негде. Впрочем, стоит отметить, что многие введённые мною новинки осваиваются весьма шустро: тот же ватерпас или приспособление для ускоренной кладки кирпича. Так что если темпы не упадут, то с каждым днём всё должно становиться лучше и лучше. Однако говоря о квалификации, я имел в виду не только каменщиков.
— Что ж, — сказал я, закрывая гроссбух, — задача Ваша, господин Семечкин, остаётся прежней. Но, в связи с недобросовестностью поставщиков, придётся сместить сроки по вводу жилья для работников и все силы бросить на окончание строительства цеха.
"Господин" в пеньковых чунях капельку смутился, и шумно выдохнул, так как последние дни жил ожиданиями грандиозного разноса из-за срыва практически всех графиков, планов и революционных прожектов. А тут, оказывается, подрядчики во всём виноваты и на моё предложение естественно закивал головой, сопровождая словами:
— Сию же минуту всех на цех!
Наша реактивная память устроена так, что подталкивает человека стремиться всё намеченное доводить до конца, и если она сконцентрирована на какой-то задаче, то пока она не придёт к какому-то логическому концу, эта задача станет приоритетом, на неё будет обращена львиная доля внимания, хотите вы этого или нет. От неё достаточно сложно отвлечься и практически невозможно забыть. Да что говорить, даже сны станут напоминать, и если вдруг будет найден способ отвертеться от задачи, она всё равно возникнет где-то рядом с сознанием и станет стучать в голове, как назойливый посетитель. Так что Семечкин сам того не сознавая, лишь отложил на время главенство приоритетов.
Распрощавшись с управляющим, я попытался выяснить, станут ли меня кормить. В домашней жизни мало что может сравниться с приятностью правильно подготовленного и разнообразного завтрака. Мы выходим к нему свежими, на заре нового дня, когда наши чувственные и духовные элементы настроены куда тоньше, чем в более позднее время, и материальные радости утренней трапезы можно вкушать в полной мере, без мрачной укоризны желудка или сознания того, что мы слишком поддались животной части нашей природы. В точности, как в той пословице, предписывающей, что с кем делить, а что отдавать врагу. К тому же мысли наши с утра обладают остротой, а зачастую и искренностью, которую редко способны сохранить до обеда. Я ни в коем случае не призываю повторять завтраки императора Вителлия, упаси господь, нельзя впадать в крайность, а вот немного окунуться в бассейне чревоугодия — вполне по силам.
Гостиной как таковой у "тёти" не наблюдалось: вся мебель была в своё время продана. Но кое-что всё же удалось вернуть и даже приумножить. Раскладной обеденный столик "сороконожка" на тонких и грациозных ножках, накрытый скатертью, привезённой с последней ярмарки, был достоин стать центром и сценой самой радостной трапезы. Запах поджаренных блинчиков с творогом витал вокруг, как благовония в ассирийском храме Мамоны, а тонкость кофейного аромата могла бы порадовать ноздри самой Мании (с лёгкостью бы поменявшей жертвенную бобовую кашу на эти зёрна арабики) или некой иной силы, которая наблюдает за современными завтраками. Лучшим угощением стали сырники со сметаной, своим происхождением напоминавшие о благородном металле, — будучи ярко-желтыми, они походили на тот хлеб, который превратился в чистое золото, когда царь Мидас попытался его съесть. Масло также не было забыто — масло, которое Маруся наловчилась сбивать в новой маслобойке еще до моего отъезда, пахнущее клевером, чуточку сладкое и привносящее очарование пасторали при распахнутых окнах. Все это, в окружении роскошного — по деревенским меркам — фарфора чашек и блюдец, выкупленных у ростовщика фамильных серебряных ложек и с выступившими капельками конденсата на охлаждённой масленке, было расставлено в порядке, который одобрили бы самые важные гости самого губернатора Оша. Впрочем, мне на их мнения… куда важнее для меня одобрение Авдотьи Никитичной, которая впервые с моего появления вышла к завтраку. По недавно приобретённой привычке привносить в окружающую обстановку всю возможную красоту, Маруся собрала букет полевых цветов, и поставила в оловянный кувшин, у которого отпаялась ручка, а потому вполне подходивший на роль вазы. Раннее солнце, столь же свежее, как и всё на столе, проникало сквозь крону раскидистой вишни и прекрасно освещало весь стол. Все было готово. Расставлены стулья и тарелки, под крышками и салфетками сохраняющие своё тепло блюда. Всё здесь к месту и даже Маруся, в белом переднике смотрящая на свою хозяйку глазами полными чистого экстаза лёгкости и счастья. Насколько я понял, поход в монастырь отменялся. Я поздоровался, пожелал приятного аппетита и как только сделал глоток кофе, услышал новость:
— Сашенька приезжает.
Поставив чашку на стол, я посмотрел на "тётю": правду ли она говорит или выдаёт желаемое за действительное, как нередко случается в момент душевных расстройств и личных потерь. Авдотья Никитична выглядела бледнее, чем обычно, и меж её бровей залегла глубокая складка мрачной суровой задумчивости. Но стоило мне лишь обозначить улыбку, и произнести: "Это самая желанная новость за последнее время", как она тут же ответила своей. Всё же улыбка её была исполнена искреннего тепла, даже радости — едва ли не восторга. И это было самое живое из выражений её лица, которое я когда-либо здесь видел. Улыбка светилась сквозь сдержанность, но крохотная слезинка… Женщина по привычке скрывала её, как, впрочем, и все чувства, переполнявшие её сердце. Такое выражение лица бывает у человека, который слишком долго пробыл наедине с ужасной мыслью в каком-нибудь мрачном подземелье или непролазном дремучем лесу или и того хуже — в иссушающей пустыне, и вдруг увидел знакомые черты самого драгоценного друга, отражающие мирные мысли, домашний уют и плавное течение повседневных дел.
— Алёшенька, — продолжила разговор Авдотья Никитична, — я тут подумала… сыночек приедет, а в его комнате…
— А в его комнате живу я? — продолжил я за неё.
— Да!
Ну вот, начались словесные комбинации в три хода — от бытия к Платону. Отчего же за недолгих пару месяцев, прошедших после начала нахождения в "срезе", я не столько заметил, сколько с гнетущим унынием ощутил, что люди по своей сути не меняются. Вместо широких просторов и свежего ветра, которые я обретал в грёзах (перед тем, как в последний раз взялся за "ядро"), приобщившись к духовному миру начала XIX века, вновь окунулся в тесные прихожие и запутанные коридоры своего беспринципного времени. Так когда же испортил людей квартирный вопрос? Как будто никуда не ведущие разговоры, хочешь не хочешь, всё равно упираются в хлеб насущный.
— Авдотья Никитична, не вижу ни каких сложностей, — с максимальной вежливостью ответил я. — Как скоро появится Александр?
— В конце августа, — как бы извиняясь, произнесла женщина. — Раньше только с сентября по март можно было приехать, но у него очень добрый полковник.
— Стало быть, — размышляя вслух, произнёс я, — к пятнадцатому числу я перееду, и надо бы создать достойную обстановку в комнате Сашеньки, да и в гостиной навести порядок.
* * *
Через несколько дней после моего не самого тёплого общения с "названными родственниками" в усадьбу прискакал гонец, передал письмо, дождался, пока я прочту его, и, убедившись в этом, исчез так же лихо, как и появился. В письме было приглашение.
Да, сегодня у Малкина разворачивалось одно из самых важных событий текущего года: совершалась рекордная по сумме сделка. Меня посадили на почётное место за столом, уставленным изысканными кушаньями, и собрание приготовилось внимать моему звучному и внушительному голосу, а вернее щелчкам объёмного кейса и шелеста билетов. Однако для всех это был не публичный обед, а всего лишь встреча десятка друзей из разных губерний: людей выдающихся характеров и влияния, которые собрались, почти неофициально, в доме общего друга, пригласившего их отметить некоторое улучшение своего благосостояния. Банкету было далеко до французской кухни высших аристократов, и все же он был чудесен. Чуть ли не парная медвежатина, куропатки, лосось, говяжьи копчености, свинина, баранина, добротный ростбиф и другие подобные лакомства, достойные аппетитов торговых мужей, коими и являлись большинство приглашенных. Где те три четверти часа, когда за столом не было не произнесено ни слова? Лишь свойственный доброму застолью шум челюстей, скрежет ножей по тарелкам, да журчание подливаемых напитков. Кушанья, редкие в это время года, были поданы в сочетании со старым сортом мадеры, — рекомендованным самим Жозе Велью — который великолепен в любые времена. Знаменитое вино из сорта Серсиаль, ароматное, мягкой крепости. Закупоренное в бутылки счастье, я бы сказал золотая жидкость, ценой превосходящая жидкое золото, столь редкий и восхитительный сорт, что старые любители вин отсчитывали эпохи своих жизней по возможности его попробовать! Оно уносило сердечные боли, не оставляя похмелья и разливалось в бокалы только друзьями. А посему в зале не осталось никого, кто мог бы помешать торжественной и интимной атмосфере заключения сделки.