Каким образом посылка оказалась здесь? — спросил он.
Ее вручил миссис Кроун посыльный, — ответил Том Уиллс. — Он сказал, что это очень срочно, и я открыл чемодан…
Всё?
Было еще письмо… Вот оно… Ужасное…
Простой листок бумаги, вложенный в обычный конверт. Послание, собранное из печатных букв, содержало несколько слов:
В чемодане есть место еще для одной головы, и это будет голова Гарри Диксона.
Сыщик на мгновение задумался.
Это не английские печатные буквы, — внезапно произнес он. — Черт подери, где я их мог недавно видеть?
Он вдруг хлопнул себя по лбу и достал из кармана бумажник. Потом извлек оттуда треугольный обрывок газетной бумаги и сравнил с угрожающим письмом.
Именно это! — сообщил он после недолгого сравнения букв.
Гудфельд с любопытством подошел ближе.
Французская газета, — сказал он.
Действительно… Я нашел этот обрывок бумаги в Британском музее рядом с трупом охранника в зале индусских идолов.
Он нам ничего не дает, — сказал инспектор Латимер, в свою очередь глянув на листок. — Мне так кажется…
Еще как дает, — небрежно возразил Гарри Диксон. — Напротив, он сообщает нам многое, в частности, то, что он имеет определенную ценность для человека, в чьем распоряжении он был. Посмотрите, линия разреза очень четкая. Бумагу разрезали ножницами. Значит, это вырезка, а из газеты вырезают только то, что представляет интерес. Остальные края оборваны. Значит, этот клочок отрывали руками. Почему? Человек, который работал с ним, нуждался в небольшом клочке бумаги. Этот кусок бумаги вырвали с яростью, потому что читателю не понравилось содержание статьи. Я склоняюсь к этой мысли, поскольку затем бумагу с силой скомкали.
— Посмотрим текст, — предложил Гудфельд.
Все внимательно изучили обе стороны фрагмента газеты.
Лицевая сторона
Пос… кас… менника… откр… уч… и… счит… мечтай… приня… убежден… даже даль… боты… рых нет ничего цен… научного ми… ских нянь… которые любят… дрожать от уж… чишка из сказки… присоединиться к… ного здравого смысла… которым
Обратная сторона
ДАНИЯ… ине!., ма… и… де… Золя…
ве… кни…
сем за… теке
— Это что-нибудь вам говорит, господин Диксон? — спросил Гудфельд.
— Довольно много. Я надеюсь, этот обрывок очень поможет мне в моих поисках. Лицевая сторона, на мой взгляд, отрывок из критической статьи. Видите: счит, что должно быть частью слова «считать», убежденные, даже дальше… поскольку я дополняю исковерканные слова, которые легко восстановить, боты, это последние слоги слова работы, в которых… Потом нет ничего ценного, ученый мир… Вот два слова, которые обретут смысл, когда подойдет время… сказка… нам присоединиться… здравый смысл!
Всё это попахивает критической статьей, даже литературной критикой. А оборотная сторона только подчеркивает мои предположения.
Это — реклама. В частности, реклама книжного магазина.
— Почему? — спросил Латимер, жаждая понять рассуждения сыщика.
— Легко, мой милый, детские штучки. Имя Золя полностью, затем куски сем хочется им, дополним «всем захочется иметь». Тек, это «библиотека». Хотите полную фразу? Она такова: Всем захочется иметь в своей библиотеке эти великолепные книги.
Это резко сужает границы наших поисков. Данная газета является газетой литературной. Их, к сожалению, должен признать, много! Но мы найдем критику, которая восхваляет произведения Эмиля Золя! Кроме того, визитеров, читающих маленькие литературные газеты Франции и посещающих Британский музей, совсем немного!
В любом случае, Том, вот работа для вас: запросите у «Аргуса прессы», какие литературные газеты выходят во Франции, и сравните типографский шрифт. Работа, скажу прямо, нудная, но, надеюсь, вы закончите ее до Судного дня. Поверьте, экспертом в этих делах становятся быстро, и работа у вас пойдет споро.
С этими словами Гарри Диксон протянул обрывок газеты ученику.
— А теперь займемся этими зловещими останками, — с дрожью начал Гудфельд, указав на чемодан с отрезанными головами.
Настроение у всех ухудшилось, и атмосфера стала тоскливой.
— Обычно, — сказал Гарри Диксон, — лицо мертвеца приобретает после кончины безмятежное выражение. Лица казненных, чья голова, отрубленная ножом гильотины, падает на эшафот, обычно спокойны. Здесь мы сталкиваемся с иным: на лицах остались следы ужасных страданий во время чудовищной агонии. Это мне напоминает…
Сыщик охватил голову ладонями и глубоко задумался.
— Ну, да, — глухим голосом продолжил он, — это напоминает мне ужасную сцену, свидетелем которой был в Китае: одного бандита беспрерывно пытали в течение двадцати четырех часов. Все сутки осужденный должен оставаться живым, пока палач резал ему шею волосок за волоском, не трогая сонные артерии и позвоночник. Их обрубали в последний момент. Настоящие восточные пытки.
Вдруг он буквально подпрыгнул.
— Восточные! — воскликнул он. — Именно так! Всё ведет к этому слову!
Гудфельд кивнул: именно так!
— Да, — продолжил Гарри Диксон, — кражи в Британском музее происходили в восточных отделах, и преступления были совершены в них. Головы, которые нам прислали столь ужасным способом, принадлежат известным ориенталистам. Адски утонченная жестокость, с которой их убивали, также соответствует восточным нравам!
— Это снова сужает границы поисков? — нерешительно спросил Латимер.
Гарри Диксон скривился.
— Восток и всё, что к нему относится, слишком обширная область, — уклончиво ответил он.
Вдруг на лестнице раздался крик:
— Господин Диксон! Господин Диксон!
— Голос миссис Кроун, нашей экономки, — насторожился сыщик. — Что еще могло вывести ее из себя?
Том Уиллс приотворил дверь и увидел в коридоре экономку, которая подавала ему таинственные знаки.
— Посыльный, — задыхаясь, выговорила она, — который приносил маленький чемодан и который так спешил, выглядел очень странно… Я, увидев его лицо, сразу с подозрением отнеслась к нему!
— И что? — нетерпеливо спросил сыщик. — Говорите быстрее.
Но миссис Кроун уже пустилась в рассуждения, и остановить ее было нелегко.
— Поганая раздутая морда, вся желтая, как у тех, кто долго сидел в тюрьме и только что вышел из нее. Я сказала себе…
— Позже! — оборвал ее Гарри Диксон. — Вы сказали «посыльный»?
— Я пошла за окороком для обеда, — невозмутимо продолжала почтенная матрона, — но баранина у мясника на Бейкер-стрит мне не понравилась. Уверяю, он продает нам мясо из морозильника, а не свежее мясо. Вам бы надо заняться этим типом, господин Диксон.
Итак, несмотря на свои старые ноги, я дошла до Мерилбоуна, где имеется подходящая мясная лавка, которую держит порядочный шотландец. Этот не обкрадывает свою клиентуру, что, впрочем, весьма удивительно, не так ли? Случайно я заглянула внутрь одной таверны с вывеской «Веселый каменщик», и кого я увидела, пьяного, как вся Польша, который глотал виски пинтами? Противного посыльного…
Диксон и два полицейских инспектора из Скотленд-Ярда уже не слушали ее. Они буквально вылетели на улицу, остановили свободное такси, которое быстро доставило их на Мерилбоун.
…Часом позже мистер Джим Пайк, опасный рецидивист, в деле которого набралось немало лет «тяжелых работ» и тюремных посадок, вновь оказался в камере Ньюгейтской тюрьмы, которую он покинул всего несколько недель назад.
Мистер Джим Пайк клялся всеми богами, что ничего не ведает, что миссис Кроун старая сумасшедшая, которая обозналась.
Прижатый к стенке, он злобно заявил, что больше ничего не скажет, что лучше примет обычную смерть от пеньковой веревки, чем от… чем от…
Он закончил говорить и со страхом начал оглядываться.
Ничего не могло заставить мистера Джима Пайка по прозвищу Крысиная Башка прервать упорное молчание. Но в его кармане нашли тридцать фунтов в банкнотах Английского банка и восемь золотых соверенов. Невероятная сумма для недавнего заключенного!
Ловушка
Заключенный лихорадочно крутился на своей лежанке.
Главные часы тюрьмы пробили десять часов. Ночной сторож совершал обход.
Джим Пайк слышал, как он переходит от камеры к камере, открывает окошечко в центре тяжелой бронированной двери, светит через него в камеру своим мощным ацетиленовым фонарем.
Открылось окошечко камеры Джима Пайка, Крысиной Башки, и он громко захрапел, чтобы уверить даже самого подозрительного из тюремщиков, что у заключенного нет никаких ночных намерений покончить с собой или сбежать. Но едва тьма вновь воцарилась в узкой камере, как заключенный поднял обритую наголо голову и в раздумье уставился на волнистое стекло маленького окошка, сквозь которое просачивался дрожащий лунный свет.
— Еще целый час, — прошептал он. — Клянусь адом, этот час длиннее целого года! У меня от страха душа ушла я пятки! Как же я боюсь! Хотелось бы заснуть и оставить всё как есть!
В полдень он достал из своего котелка, на две трети наполненного вонючим пюре из овсяной муки, крохотную картонную трубочку, в которой лежала записка… Письмо, и какое письмо…
Джим! Ваши друзья знают о Вашем молчании и сильно нуждаются в Ваших услугах. В одиннадцать часов вечера толкните Вашу дверь. Она будет открытой. В коридоре никого не будет: ночной охранник будет совершать обход в крыле В. Идите в конец крыла А. В нише запасных фонарей за лампами лежит ключ. Он открывает дверь во двор А. На первой прогулочной площадке найдете пакет с городской одеждой и веревку с крюком. Идите по дорожке, которая приведет Вас за медицинский пункт. Перелезьте через стену. Она невысокая. Рядом с фонтаном лежит мешок, чтобы прикрыть острые выступы на стене. Приходите в известное Вам место. Уничтожьте записку.
P.S. Можете заработать много денег, если заткнете свой поганый рот.
— Они всё предусмотрели, — пробормотал рецидивист. — Какие люди!
Джим выучил текст записки наизусть, потом проглотил ее. Картонная трубочка доставила ему несколько неприятных мгновений и гримас. И до сих пор отзывалась тяжестью в желудке.
— Сколько виски надо выпить, чтобы избавиться от этого вкуса, — усмехнулся он.
Время шло, и его охватывала нервозность. Он в уме повторял инструкции, путался в терминах, грешил на свою память. Он испытывал жуткий страх, что перепутает или забудет указания.
Джим Крысиная Башка не отступал перед самым гнусным преступлением, и английская юстиция еще не свела с ним счеты, но в настоящий момент он испытывал безудержный страх.
— Самое худшее, что мне могут сделать, так это повесить, — повторял он.
Время шло. Джим прислушивался, надеясь различить легкий шаг таинственного союзника, который должен был отпереть дверь.
Но не слышал ничего и начал мысленно ругаться, поскольку слышал только шаги надзирателя, удаляющегося в сторону крыла В.
Одиннадцать часов!
Он считал каждый удар… Да, их было одиннадцать.
Может, над ним подшутили? Неужели всё сорвалось? Он скрипнул зубами, и на глазах у него навернулись слезы ярости.
Однако он машинально встал, напялил грубые хлопковые носки и накинул на плечи серую блузу.
Он с колебанием коснулся двери, потянул ее на себя.
Она медленно повернулась… открыв коридор, в котором светилась небольшая красноватая лампочка.
— Значит, всё правда? — У него в горле пересохло.
Гадюкой он скользнул по коридору, выложенному плитами из синеватого гранита. Бросил через плечо испуганный взгляд на центральную наблюдательную вышку. Увидел неясный силуэт заснувшего часового и успокоился. Еще несколько шагов, и тень скроет его.
Джим лихорадочно обшарил нишу с фонарями. Он едва не опрокинул один из фонарей, но нащупал ключ.
— Слишком хорошо! — проворчал он, открывая дверь во двор. — Может, через несколько минут проснусь и пойму, что всё это чудесный сон, какие часто бывают в тюряге! Черт подери, сколько раз я во сне так удирал из тюрьмы?.. Каждый раз просыпаешься от звонка в пять утра в одиночке, запертой на три оборота ключа!
Нет, Джиму Пайку не снился сон, поскольку в лицо ударил воздух дождливой ночи, а в первом прогулочном дворике его рука нащупала обещанный пакет. Он немного успокоился.
Люди, которые включили хорошо смазанный и отлаженный механизм, предусмотрели всё. Они не могли допустить ошибки! Он мог петь и кричать, но всё равно никто не помешает ему покинуть Ньюгейт!
Однако Джим постарался не производить ни малейшего шума, а когда крюк, брошенный умелой рукой, зацепился за стену, окружавшую дорожку, и позволил пленнику натянуть веревку, он злобно усмехнулся, покидая ненавистное тюремное убежище.
* * *
В тени фонаря южной стены тюрьмы тихо беседовало несколько человек.
— Под вашу ответственность, господин Диксон, — угрюмо проворчал директор тюрьмы. — Не забывайте, этого человека, несомненно, судьи приговорят к смертной казни. После его ареста выявились новые его преступления.
— Мне кажется, министр юстиции дал четкие распоряжения на этот счет, господин директор, — с иронией ответил сыщик.
Чиновник ощутил укол и покорился.
— Ваша правда, господин Диксон. Мне остается только подчиниться. Но это противу всех правил!
— А пока это приказ! — с недовольством возразил Гуд- фельд, который стоял в самом темном углу ниши, но его глаза не отрывались от верха стены. — Как он задерживается! Надеюсь, он всё понял и всё сделает, как надо. Мы всё правильно подготовили?
— Всё, — лаконично ответил директор.
— Записка в котелке!
— Я сам положил ее туда. И сам делал десятичасовой обход. Замок двери был буквально залит маслом.
Они насторожились. Едва слышный легкий скрип донесся до них.
— В любом случае, он работает тихо, — с удовлетворением прошептал Гудфельд.
— Помолчите! — приказал Диксон. — Я сам проведу слежку за ним.
Со стены на улицу спрыгнул человек.
Он был одет в мешковатый костюм. На его голове сидела жокейская шапочка. Он долго всматривался в пустую улицу, но никого не заметил. Люди, следящие за ним, задержали дыхание.
Потом бывший заключенный бросился бежать.
Но в ночи возникла еще одна тень и последовала за беглецом.
* * *
Это была странная слежка.
Беглец явно торопился, не делая крюков и не петляя. Он спешил куда-то добраться. Он направлялся в запущенные кварталы в районе Темзы. Один раз Диксон заметил, что он с колебанием замер перед баром, чьи окна еще светились в ночи. Он порылся в карманах, недовольно покачал головой и снова бросился бежать.
В какое-то мгновение сыщик испугался. По улице побежали первые туманные волны смога. Что, если Джим спрячется в благоприятном тумане?
Но поднялся ветер и разогнал туман. Сыщик облегченно вздохнул.
Джим Пайк углубился в безликий квартал Шедуэлл. Он замедлил шаг. Он принимал невероятные предосторожности, поскольку четверть часа кружил по пустынным улочкам, каждый раз возвращаясь на прежнее место.
Наконец он, похоже, принял решение и спокойным шагом направился к большому темному дому, который прятался в тени сада.
Вдруг Джим исчез.
Гарри Диксон не увидел, как он исчез, но услышал, как осторожно закрылась дверь.
Одним прыжком сыщик вскочил на высокое крыльцо с шестью или семью ступеньками и оказался перед искусно отделанной дубовой дверью.
— Старые замки, часто дьявольски сложные, — пробормотал сыщик, играя отмычкой.
Ему не пришлось жаловаться, поскольку замок после нескольких неудачных попыток повернулся, и Гарри Диксон проник в коридор, где стоял стойкий затхлый запах.
— Не похоже, чтобы кто-нибудь живет здесь, — сказал он сам себе.
Он слышал шаги Джима на верхних этажах, скрипели открывающиеся двери, потом мелькнул свет от зажженной спички.
Лестница, как и дверь, была сделана из прочного дуба и даже не скрипнула во время подъема сыщика.
До него донесся запах керосина, и на лестничной площадке появился светлый прямоугольник, указывающий на открытую дверь.