Сыщик осторожно приблизился к проему и вскоре смог заглянуть в комнату. Она была пуста и почти без обстановки.
Стояло только несколько разрозненных предметов мебели. Только что зажженная лампа чадила на углу камина. Диксон увидел Джима, стоящего спиной к нему. Тот тщательно обследовал шкаф.
И тут же сыщик ощутил необычное присутствие. Все его существо наполнилось невыразимым ужасом.
В свете лампы он увидел длинную темную вещь, которая покачалась и слетела с потолка. Она приблизилась к Джиму.
Диксон хотел крикнуть, но из его горла не вырвалось ни единого звука.
Вещью была длинная, невероятно длинная обезьянья рука, которая заканчивалась когтями.
Рука быстро дернулась, и сыщик услышал хрип.
Джим Крысиная Башка был схвачен этой рукой. Через мгновение он рухнул на пол с разодранной глоткой.
Секунду Диксон колебался, потом выхватил револьвер, прицелился в медленно поднимающуюся руку и дважды выстрелил. Он услышал пронзительный стон, потом шум бегства. Он схватил лампу и стал ею светить во все стороны. Комната была пуста! Ни единого отверстия в потолке, через которое могло бы проникнуть неведомое существо или даже обезьянья рука. Шкаф никого не прятал и не имел двойной стенки.
Диксон наклонился над беглецом, но увидел, что всё кончено… Мистер Пайк отдал свою поганую душу и вскоре предстанет перед вечным судией, более страшным, чем судьи Олд-Бейли.
— Я не готов смириться с такими фокусами, — проворчал Гарри Диксон.
Он обошел весь дом, пустой и запыленный. В толстом слое пыли были только следы Джима и его следы. Подвалы были наполовину заполнены вонючей водой.
Диксон вернулся в коридор. Он был в недоумении.
Он в ярости направился к двери… Вдруг пол из-под его ног ушел, и сыщик исчез в непроглядном мраке.
…Когда Том Уиллс и Гудфельд, встревоженные долгим отсутствием Гарри Диксона, утром начали его поиски, следуя по оставленным сыщиком знакам, они добрались до Шедуэлла и оказались перед дымящимися развалинами старого дома, сгоревшего до основания. Пожарные уже уехали.
Шестая голова
Дни тянулись длинной чередой, и Том Уиллс впал в мрачное отчаяние.
Часто заходил Гудфельд, садился у огонька, раскуривал трубку и произносил пустые слова утешения.
Миссис Кроун была единственной, кто немного поднимал их настроение. Славная женщина являлась под любым предлогом, приносила им горячий грог, придумывала маленькие кулинарные изыски, которым должное отдавал только Гудфельд, и повторяла, что ее хозяин видывал и не такое.
Но если сказать правду, то после этих слов экономка спешила на кухню, чтобы поплакать там в одиночестве… Ее вера также была поколеблена.
Развалины сгоревшего дома не раскрыли своей тайны. Однако был найден принадлежавший сыщику перочинный нож, оплавленный огнем. Это только подтверждало, что Диксон побывал в роковом доме.
— Если бы он погиб, мы бы нашли его обгоревшие кости, — утверждал Гудфельд. — Значит, его оттуда увезли!
Они тщетно обходили Шедуэлл, обыскивали все уголки отвратительного квартала, опрашивали полицейских агентов, жителей и кишевших в квартале подозрительных личностей. Но не узнали ничего, что могло бы их вывести на серьезный след.
Пятый день после разыгранного бегства Джима Пайка Том Уиллс встретил еще более расстроенным, чем обычно. Он сидел перед толстой грудой литературных газет, доставленных из Франции, и просматривал их в надежде найти хоть какой след благодаря обрывку, найденному Диксоном в зале индусских идолов.
В коридоре раздался веселый голос. Кто-то просил разрешения войти в башню слоновой кости знаменитого Гарри Диксона.
Дверь распахнулась, пропустив высокого парня с бритым лицом и смешинками в глазах.
— Привет, Том Уиллс!
Молодой человек поднял мрачные глаза на вошедшего и, узнав его, неловко улыбнулся:
— Эдвард ван Бюрен!
— Он самый, старина Том!
Том разволновался, не сдержал слез и горячо пожал руку гостю.
Ван Бюрен был сыном богатейшего арматора Антверпена, чье состояние Гарри Диксон сумел вырвать из лап бандитов, организовавших мошеннический трест.
Семья ван Бюренов с тех пор осталась душой и телом преданной великому сыщику. В особенности это касалось молодого Эдварда, который принимал активное участие в энергичных действиях Диксона и его ученика.
Они сохранили добрые взаимоотношения, и при каждом своем посещении Лондона Эдвард никогда не пропускал возможности явиться на Бейкер-стрит, где его принимали с раскрытыми объятиями.
Эдвард был крупным и красивым парнем, влюбленным в жизнь, сумасшедшим любителем приключений. Несмотря на колоссальное состояние, он ненавидел пустое времяпровождение и совершал долгие путешествия на своей великолепной яхте Фландрия. Кроме того, в часы досуга он писал рассказы и проявил себя недурным сочинителем. Рассказы о своих путешествиях, которые он публиковал в нескольких журналах, пользовались заслуженным успехом.
Том Уиллс тут же рассказал ему о событиях последних дней. Ван Бюрен внимательно выслушал его. Когда Том показал ему груду литературных журналов, Эдвард усмехнулся.
— Это мне знакомо, — сказал он, — и, если вы до сих пор ничего не нашли, отчаиваться не следует. Не забывайте, что публикаций подобного жанра много и в Бельгии. Посмотрим, покажите мне этот обрывок…
Едва он бросил взгляд на текст, как удивленно воскликнул и принялся нервно расхаживать по кабинету. Потом заявил:
— Я знаю этот типографский шрифт! Более того, знаком с рекламой, напечатанной на обороте! Это объявление торговца книгами из Брюгге Де Грооте. Думаю, не ошибаюсь. Что касается газетенки, это Факел Брюгге Я довольно часто сотрудничаю с ним. У меня даже есть полная коллекция номеров на борту яхты.
— Ох! — воскликнул Том. — Нельзя терять ни минуты. Едем скорее…
— Мы выиграем время, — ответил Эдвард ван Бюрен. — Фландрия пришвартована рядом с Тауэр-бридж. Я позвоню в кафе на набережной и отдам приказ дежурному офицеру.
Через несколько минут моряк подошел к телефону. Ван Бюрен велел ему взять полную коллекцию Факела и на первом же такси привезти газеты на Бейкер-стрит, пообещав водителю королевские чаевые.
Едва Том закончил рассказ о трагическом исчезновении Диксона и присылке отрезанных голов, как появился офицер с кипой газет.
Они принялись лихорадочно листать их.
— Публикация должна быть недавней, если судить по относительной свежести типографской краски, — сказал ван Бюрен. — А вот то, что мы ищем. Прочтите это, господин Уиллс.
Том сравнил статью с найденным обрывком.
— Именно то! — вскричал он.
Лицевая сторона
Последняя книга, которая только что появилась и касается работ нашего ученого соплеменника доктора Луммеля, не была принята в компетентных кругах с той же оценкой, как обычно. Критика открыто высмеивает странные теории ученого-ориенталиста. Она доходит до того, что считает ее смелой фантазией и пустыми мечтаниями. Их трудно принять, утверждает критика. Даже самые убежденные сторонники колеблются. Критика идет даже дальше: уровень доктора Луммеля, пишут критики, снижается с каждым днем. Его последние работы суть чистые спекуляции, в которых нет ничего четкого и ценного. В них нет ничего, что привлекло бы внимание научного мира. Это — литература для детских нянь, консьержек и школьников, которые любят подрожать от ужаса, как мальчишка из сказки братьев Гримм, которому хотелось узнать страх. Мы можем только присоединиться к выражению самого обычного здравого смысла, которым ныне оперирует критика.
Обратная сторона
ВЕЛИКИЕ ПОПУЛЯРНЫЕ ИЗДАНИЯ
Спрашивайте в нашем магазине! Произведения Александра
Дюма, Эжена Сю, Жюля Мари, Понсона дю Террайля,
Эмиля Золя, Виктора Гюго и так далее…
Продаются и высылаются. Могут быть в твердой обложке.
Всем захочется иметь в своей библиотеке эти великолепные книги.
Владелец книжного склада:
Альфонс де Грооте
25, Малая улица Ткачей
Брюгге
— А ведь учитель предвидел это! — обрадовался Том со слезами в голосе. И положил газету на стол.
— Доктор Луммель… — мечтательно протянул Эдвард ван Бюрен.
— Ученый, исчезнувший в Британском музее! — сказал Том Уиллс.
— Хм! — задумчиво пробормотал ван Бюрен. — Странный тип, хотя я его мало знаю. Но всё это склоняет меня к мысли, что след надо искать в Брюгге.
— Отправляемся туда! — нетерпеливо потребовал ученик великого сыщика.
— Отлично! Нас туда отвезет моя яхта! Мы немедленно выходим в море… А! Обождите-ка… Если не ошибаюсь, доктор Луммель имеет отношения с другим весьма странным ученым, доктором Линтхауэром. Человек покинул Китай после долгого пребывания там из-за крайне темных, но поучительных историй. Он живет в замке в окрестностях Брюгге, нечто вроде древнего феодального замка, о котором ходят ужасающие легенды. Он живет там затворником в окружении загадочных людей, часть которых имеет явно восточное происхождение.
— Восточное! — вскричал Том Уиллс. — Учитель то и дело использовал это слово.
Эдвард ван Бюрен пребывал в задумчивости.
— Да, похоже, всё указывает на «восточные» вещи, но также и на… Брюгге. Более того, ночью у мола на выходе из порта Зеебрюгге мимо моей яхты прошла яхта с потушенными навигационными огнями. Она едва не потопила меня, почти коснувшись бушпритом. Я в ярости включил прожектор и прочел на кормовой надстройке Сидхарта. А яхта Сидхарта принадлежит доктору Линтхауэру.
Думаю, он возвращался из какого-то подозрительного плавания и должен иметь отношение к этой истории отрезанных голов.
Не будем терять времени! — вскричал Том Уиллс. — Вы мне расскажете всё остальное во время плавания. Надо обследовать этот мрачный замок в Брюгге.
Я — ваш человек! Более того, у меня на борту дюжина крепких фламандских моряков, настоящих гигантов, которые преданы мне всей душой, грубоватой, но отважной. Пошли! Если этот странный Линтхауэр причастен к похищению Гарри Диксона, я сделаю всё, чтобы содрать с него шкуру!
Дом содрогнулся от мощного звонка в дверь.
— Кого еще несет? — всполошился Том, распахивая дверь. — Миссис Кроун, пусть нам не мешают!
С нижней площадки донесся перепуганный голос экономки:
— Никого нет, господин Уиллс, на порог двери на улицу положили странный небольшой пакет. Будьте осторожны, быть может, это бомба!
Ощущая странное предчувствие, Том Уиллс поспешно разрезал толстую веревку.
— Ван Бюрен… Я не знаю… Что-то мне подсказывает, что этот пакет… Нет, я не в силах открыть его! Сделайте это вместо меня. Я вспоминаю об ужасном чемодане с отрезанными головами.
Не сказав ни слова, молодой человек вскрыл пакет.
В нем лежала жестяная коробка. Он сорвал крышку. Из нее вырвался отвратительный запах. Оба отшатнулись.
— Шестая голова! — завопил Том Уиллс.
И вдруг оба взревели от ужаса и ярости, не веря своим глазам. В коробке лежала голова Гарри Диксона!
* * *
Неизвестный убийца сдержал слово: перед ними лежала окровавленная и искаженная жуткой гримасой голова великого сыщика.
Гарри Диксон, величайший сыщик, знаменитый филантроп, человек, спасший множество жизней, пережил самые страшные часы, преследуя преступников, пал на поле брани.
Голова была запачкана свернувшейся кровью. И это происходило в его доме, полном воспоминаний о его триумфах.
Преступление праздновало свое торжество.
Когда Том очнулся после долгого обморока, он увидел сквозь слезы высокую фигуру Эдварда ван Бюрена.
— Том Уиллс, — произнес бельгиец, — сейчас не время опускать руки. Гарри Диксон умер, но его дух обитает в нас. Он поручает вам в этот час священную миссию, миссию мести! Пошли!
Замок ужаса
Пустошь Зеебрюгге, огромная и плоская, тянется от Брюгге до самого моря. Это обширная равнина с болотами, низкорослыми зарослями и прудами. Ее пересекают несколько дорог, но движение по ним ограничено, и по ним передвигаются в основном охотники, поскольку местность невероятно богата дичью.
Бекасы, водяные пастушки, дикие утки, лысухи и нутрии здесь у себя дома, устраивая гнезда в густых зарослях кустарника и камыша вокруг болот.
В одной морской миле от канала, связывающего Брюгге с морем и пересекающего безлюдную пустошь, высится одинокое строение.
Нечто вроде феодального замка, чье тяжелое основание некогда омывалось яростными волнами Северного моря.
Море медленно отступало, разоряя Брюгге, Северную Венецию древних героических времен Фландрии, оставив город среди песчаных земель, пропитанных солью и не позволяющих заниматься сельским хозяйством.
Замок, который редкие жители местности называли «Морской замок», пользовался отвратительной репутацией.
В нем то и дело появлялись странные и мрачные люди.
Они прибывали из-за моря, неизвестно откуда, на борту зловещей яхты Сидхарта, чей приземистый силуэт возникал чернильно-черным пятном на горизонте, отмытом северными дождями.
Иногда из старинной крепости фламандских пиратов доносились ужасающие вопли. Запоздавший прохожий, услышав их, истово крестился и спешил выбраться на большую дорогу, ведущую в Брюгге.
В старые времена грабители терпящих бедствие судов зажигали на высокой зловещей башне, доминирующей над пустошью, огни для приманки жертв.
Казалось, что даже стаи перелетных птиц избегали этих мест. Их громадные треугольники внезапно делали поворот, облетали замок стороной и спешили к зеленоватым зеркалам далеких болот.
Падал осенний вечер, рождая на пустоши преждевременные тени. Последний огонек растворялся в дали моря. Две пеганки в поисках удобного места для ночевки одновременно издавали звонкий, похоронный призыв, взрывавший вечернюю тишину.
На западе, еще окрашенном кровью дня, зловеще курлыкала стая журавлей, летящих под облаками. Пронеслась цапля, прокричала выпь.
Окна Морского замка зажигались одно за другим: огненные глаза на лике мрака.
— Опять в логове дьявола творятся дурные дела, — бормотали рыбаки, только что пришвартовавшие свои лодки у берега канала Зеебрюгге.
И спешили удалиться в гостеприимные таверны Хейста.
Как они были правы.
Замок, казалось, собирался праздновать.
В помещениях развели костры, а мужчины и женщины спешили облачиться в вечерние наряды.
Видя блеск богатых украшений из золота и бриллиантов на шеях гостий и безупречные смокинги и одежды, обтягивающие грудь гостей, возникало искушение сказать, что здесь собрались избранные, чтобы присутствовать на веселом празднестве.
Но стоило приглядеться к лицам всех этих людей, как появлялось сомнение в правоте первого впечатления.
У мужчин были отвратительные смуглые лица, украшенные бородами цвета вороньего крыла, а в глубине их мрачных глаз вспыхивали угрожающие огоньки. Женщины были суровыми и жестокими, многие из них воспользовались гримом, чтобы искусственными красками прикрыть свои лица ведьм и фурий.
Повеселимся сегодня, Раффул-Сингх, — проскрипела одна из страшил в белом сатиновом одеянии, повернувшись к высокому дылде с горилльей мордой. — Думаю, сегодня посмеемся, как никогда в жизни.
Заткнись! — проворчал мужчина. — Я не знаю, почему хозяин допустил на этот праздник существо вроде тебя и твоих сотоварок, собранных в самых злачных притонах города.
Послушай, — ощерилась баба, — твое непристойное имя приводит меня в бешенство! Мы работали для большой обезьяны…
Заткнись! Не повторяй всуе это имя! Еще поплатишься за это! — прорычал мужчина на плохом английском с туземным акцентом.
Меня не сожрут! Янки набивают обезьянами банки, а я не ем консервов, — осклабилась женщина. — В любом случае, мы работали на него, отмывали для него шиши и делали еще что-то! Теперь он должен отвалить нам нашу долю золотишка!