Stiffen corpses: Жизнь и работа коченеющих трупов - Юрий Валерьевич Литвин 14 стр.


Вообще все конечно в деньги упирается. Это как пить дать, а если денег этих те самые куры и не клюют? Тогда что? Известно что, или денег мало, что значит клевать нечего, или куры слишком большие и жирные, наклониться не могут, чтобы клевать. Так-то вот. Неформальная логика.

Или спросят тебя:

— Кому ты тут стоишь, как Урфин Прист?

Что ответить на это нормальному человеку? Нечего, плечиком только пожать удивленно. И хорошо когда есть чем пожать, а если нету?

Тогда только так. Левой, левой, потом правой, потом сразу двумя вместе, потом в глаза, в пах, снова в пах, если не хватиоло, и нету того Урфин Приста. Только борода, отклеившаяся, на асфальте валяется. Никому не нужна.

Я встряхнул головой, что мой Конь и с тоской подумал: «Где ты, старый приятель?»

Конь почему-то не материализовался. Ну и Морган с ним, Розовый. Я еще раз оглядел суровые лица Соратников и сказал:

— Форвертс!

Глава десятая. Без названия

Несколько Армани с восторженными возгласами пробежали мимо празднично украшенных трибун, и скрылись в местном Парке. Он был не столь монументален, как Парк Дьявольского Города, но тут тоже было где спрятаться.

— Да здравствует!!!

— Ура! Урра!!!

— Да здра!!!!

— Уррра!!!!

Поддавшись их нешуточному темпераменту многие бросали насиженные места и мчались за ними следом.

— УРРРА!!!

В районе Кинотеатра произошло столкновение. Там стояло Оцепление. Дико орала похожая на старину Че старушка в военном берете. Вынув из сумки миниатюрный броневик, она громоздилась на него, с боков ее поддерживали здоровенные лбы в униформе.

— Ванно! Ванно! — орал кто-то невидимый, — я здесь за копами!

Кто-то чрезмерно волосатый размахивал крупной брошюрой с отчетливо читаемым золотым словом АТЛАС на обложке.

— Атас! — прочел Витал и истерически засмеялся напугав всегда спокойного Крауха. Эндрю прибыл вчера ближе к полуночи вместе с танком и солидным боезапасом.

«Как знал!» — сказал он по прибытии и это было замечательно. Во всех отношениях. С Танком оно как-то спокойнее.

Тут кто-то принялся прямо в толпу швырять упаковки с белым порошком и Витал, словно разъяренный тигр, бросился на добычу.

— Урраа!!!

Мы переглянулись втроем. Я, Чукки и Краух. Молча. Мысль о возможной провокации одновременно пришла в наши гениальные головы.

Минуты тянулись в томительном ожидании чуда, хотя это словосочетание, когда-то выдуманное неизвестным, подходило к нашей ситуации только формально.

Ждали первых лиц. А первые лица… Ну, те кто знает, те в курсе.

Цероджа был чудом гомосексульного характера. Скрываясь под личиной заведующего кафедрой прикладной математики и почему-то Функциональной Диагностики Института, на самом деле он реально курировал прессу Розовой Страны и являлся одним из Теневых Генералов Рэдмена. Разумеется, этот факт он тщательно скрывал.

— Убил бы… — донеслось из плотной кучки ожидающих, там в основном были наши, частично прибывшие с Краухом, частично на Шестом Грузовике. Последовал взрыв легкого заразительного смеха. Как оказалось, ребята обсуждали новую серию мультипликационного фильма «Вечный зов». Мы все также угрюмо стояли неподалеку. Особых поводов для веселья я не наблюдал. Разрешения на Концерт у нас не было. Не было и Гарантий. Эх, верно ведь говорят знающие люди, знал бы где упадешь, соломку бы подстелил.

Да ладно. Поздно теперь… Как кстати и корреспонденту «Роуз Пост», который слишком поздно понял свою ошибку и заранее не озаботился достаточным количеством соломы. А как известно, сила — есть причина ускорения, а импульс переданный ему Хэнгменом в ответ на фразу: «Хочу предложить вам небольшой тест», был весьма серьезным.

— Я сам как раз хотел тебе его предложить, — пробурчал Хэнгмен из-под маски, снимая с распластавшегося на земле неудачника брюки.

— Тест такой… Что это? Витал — десять палок, Блумен — двенадцать, Хэнгмен — четырнадцать. Потом все тоже, но самоквитскими буквами… А больше врядли выдержит, слабоват… — Хэнгмен потрогал кривые, подернутые гнусено пахнущим налетом ноги корреспондента и огорчился.

Цероджа излучал благодушие и корректность.

«Наверное все-таки это хороший знак», — подумалось мне. Не обращая внимания на занятого корреспондентом Хэнгмена он, сопровождаемый несмолкаемым шумом толпы подошел к нам застывшим и лучась глазами из-под защитных увеличительных стекол сообщил:

— Премного любезны…

После чего с чувством глубокого удовлетворения явственно читавшегося в его голубых гомосексуальных глазах медленно удалился в сопровождении охраны. Я понял: отыграть нам дадут, а вот дальше…

… Когда спустя полчаса мы с Чукки Дауном вошли в каморку Саввы, по традиции предпочитавшего отдельную гримерную, то немного задели валяющегося на диване хозяина. Тот спал, по-обыкновению мирно похрапывая, диван был залит вином и прочими жидкостями.

— Опять насосалась собака злая! — в сердцах сказал Чукки.

Я покачал головой и подойдя к Хэнгмену, вырвал из его окоченевших пальцев толстую книгу в картонном переплете. На обложке красовалась яркая надпись: «Сто анекдотов из половой жизни механика Гаврилова с иллюстрациями». А внизу забугорный лейбл «Russian production».

— Умный! — уважительно произнес Чукки и перевернул первую страницу…

Чукки был известный книголюб. Когда-то в один из наших первых визитов в Розовую страну, дискуссия разгорелась на тему: «Кому мешал Judas Priest?» Общее мнение было таким: «Никому». Но, как известно, если заглянуть в словарь, то что обычному человеку сразу бросится в глаза? Масса интересных слов, таких как» Hangman», «Gallows», «Axe», «Hurricane», «Evil». Да даже «Constipation» может броситься. А вот слова «Judaspriest» вы там никогда не найдете. Тогда Чукки предложил выйти на улицу и спросить у первого попавшегося знатока, чтобы это слово могло значить. Так и поступили. Знаток, оказавшийся благообразного вида немолодым мужчиной в больших профессорских очках объяснил нам так:

— Judas Priest — это обыкновенный priest, только many-many Judas…

Мы поблагодарили знатока и спросили: «А как ваша фамилия?» Оказалось, что Рэдмен, тогда мы спросили, а не его ли на днях распяли на дверях читального зала Иностранной Литературы. Оказалось, что нет, после чего наш профессор поспешно ретировался. Но обещал вернуться. С этого все и началось…

— Без него не начнем, — тяжко вздохнув я пошевелил распластанное тело басиста, — нужно протянуть время. Хотя бы полчаса. Тем более Горбун задерживается.

— Небольшая заварушка? — Соратник, как всегда просто читал мои мысли.

Я кивнул и мы снова вышли на Стадионную Площадь. Как всегда во-время.

Несколько разъяренных мужчин выскочили из подъехавшего горбатого автомобиля. Первой на глаза им попалась девушка в красном и зеленой же шляпе. Подъехавший следом фургон «Спецмедслужба» поглотил ее. Стайка веселых проституток выпорхнула из дверей старинного дома и тоже исчезала растворившись в толпе спешащих к Стадиону существ.

Появилась и стайка недружелюбно настроенных Гомо. Как же без них? Впереди шел высокий парень в желто-коричневрй кожаной куртке. Он нес транспарант с надписью «Спид — тем, кто ночью не спит». Вслед за ними на Площадь въехало насколько полицейских машин с десантом из мускулистых автоматчиков.

Телевидение уже давно было здесь. С высоты балкона мы ясно увидели, как к оператору RC-TV, мерно гремя цепями, подошли три неизвестных молодых человека с раскрашенными краской лицами. Судя по раскраске, они изображали нас, тоесть меня, Чукки и Крауха. Они тут же принялись демонстрировать браслеты с шипами и грязные собачьи ошейники, кожаные перчатки с откушенными пальцами и ржавые консервные банки. Из-за спины киношника вынырнул совершенно перекаченный парнишка в клетчатых штанах и белой рубашке с короткими рукавами, поверх которой красовался тоненький черный галстук.

Он моментально вступил в перепалку с этой живописной троицей, и я даже не знаю на чьей я был стороне.

Какие-то молодые рабочие в белых шипастых рукавицах и черных касках, видимо из близких нам по духу Исчадий Рая быстренько побежали вслед за Гомо. Вслед им полетел увесистый булыжник, вывернутый из мостовой.

Наркоманам, спокойно наблюдавшим за происходящим, тоже прилетело. Уже от Исчадий. Высокий Гомо, стоявший в окружении агрессивно настроенных Активных Лесбиянок скрылся в подъезде ближайшего дома.

Вскоре оттуда послышался отчаянный крик и Гомо, явно нарвавшийся на засаду, снова показался на «свежем» воздухе.

— О! Май мембе! — вопил он и зажимал руками промежность.

— Наверное, иностранец! — сказал Чукки, и нам с Краухом осталось только важно кивнуть.

— Птички, птички, на дереве! — прямо под нами напевал неприятного вида малыш, он время от времени дергал за руку стоявшую рядом пожилую женщину, и требовал у нее денег.

— Ну на, — сказала она, наконец, и вставила колено в солнечное сплетение малыша. После ласково, ребром ладони провела по еще хрупким, несформировавшимся шейным позвонкам… «Малыш», оказавшийся немолодым карлой хрипло засмеялся и побежал вслед за очередной проституткой. Та натянула на глаза модную в это время года зеленую шляпу и скрылась в темной подворотне. Карла заулюлюкал и помчался следом. Через миг из подворотни выехал огромный грузовик и внес смятение в ряды Гомо.

«Наконец-то!» — обрадовался я и стал спускаться, чтобы встретить аппаратуру лично…

Глава одиннадцатая. 13-й Юбилейный КОНЦЕРТ

Твин Ли оглядел бушующую внизу толпу, еще один раз прохрипел в микрофон: «Resistant…» и ушел за кулисы.

Накануне ему приснился странный сон. Про Ярвелю, которая сидела в своей Зеленой Шляпе упершись подбородком в ногу Мошкары, заложенную за ногу Блумена, на которой она сидела, глядя на того же Мошкару и думала о том, встанет ли у него член, если она неожиданно оголит живот. Но член не встал, потому что его не было…Такая вот хрень… Ли никак не мог разгадать этот сон и ему было неспокойно.

Чукки Даун еще немного поболтал ногами, сидя на самом краю сцены, но когда остервеневшие поклонники стали кусать его за пальцы, стащив на сувениры сапоги, застенчиво улыбнулся и несколько раз выстрелил холостыми…

Ли между тем толкнул тяжелую оббитую железом дверь в гримерку и переступив через плавающее в огромной винной луже тело бас-гитариста Витала Блумена произнес:

— Ой, бля… — после чего грубо выругался. Выступление было на грани срыва. Пробормотав про себя несколько изощренных ругательств, Джозеф щелкнул тумблером и включил компрессор, одновременно взяв в руку гофрированный шланг. Когда неровное гудение компрессора выровнялось, он не раздумывая, жестко и точно сунул гофрированный конец под балахон пьяному придурку…

Толпа, жаждущая крови, понемногу утихла в ожидании нового зрелища. Осветители вырубили весь свет, оставив единственный прожектор, и направили его на помост эшафота. Через пару томительных секунд в луче свете появилась знакомая взъерошенная фигура в сером балахоне. Это был Хэнгмен. Он пробирался к помосту прокладывая себе дорогу среди стройных рядов секьюрити, при помощи своего боевого топора. Его немного шатало, и он казался несколько раздутым. Секьюрити вяло отбивались, но под влиянием сурового авторитета были вынуждены капитулировать и вскоре уже Витал был на месте. Там он принялся, как всегда неторопливо раскладывать свой нехитрый инструмент. Чего там только не было! В последнюю очередь, сразу вслед за сороказарядным парабеллумом, сделанным под заказ, он насадил на гладко оструганный кол чью-то свежее срубленную голову, чем вызвал среди аудитории одобрительное оживление.

Следом на эшафот взошел Твин Ли, он волок за собой какую-то женщину, та что-то кричала, пыталась сопротивляться, но только для вида. Твин Ли толкнул ее двадцатисантиметровой подошвой своего клепанного сапога чуть повыше спины, направив поближе к Хэнгмену и она замерла, очевидно окончательно смирившись со своею участью, потом подобрал упавший микрофон и снова прохрипел туда:

— Resistant…

Тут снова послышались выстрелы, прямо из зала. На сцену попыталась проникнуть небольшая группа каких-то странных личностей, в куртках с надписями «Eif». Они пробились через нижний ряд охраны, но Чукки Даун и подоспевший Хэнгмен споро управились с нарушителями спокойствия, и вскоре из головы уже красовались на эшафоте.

Твин Ли уже совсем было собрался послать в микрофон свой знаменитый вопль в 20 000 децибел, но тут на сцене образовался, какой-то совершенно странный чернокожий корреспондент в клетчатой рубашке и затертых джинсах.

Твин Ли негромко поинтересовался у Чукки:

— А где все-таки Краух?

Чукки ответил:

— Уже в танке.

— Тогда придется Виталу, — сказал Ли и подтолкнул Хэнгмена.

Тот поглядел на корреспондента сквозь прорези маски и попросил:

— Дай мне линейку!

И Чукки дал. Через секунду грязный папарацци, получивший свой нежданный презент из рук самого Хэнгмена, был моментально и заживо разорван фанатами прямо на глазах у опешивших охранников.

Пока публика развлекалась с незадачливым корреспондентом, линейкой, и неуклюжими охранниками, Хэнгмен подвесил красавицу на дыбу и концерт пошел своим чередом. Чукки выдал соло, потом истерически захохотал и стал кататься между аппаратурой, что-то взорвалось, и повалил густой дым…

антракт

…Рэдмен так и не появился. Примерно через час, во время небольшого перерыва группа собралась в гримерке. Все кроме Дауна. Горбун сообщил, что в служебных помещениях замечена группа Лаборантов.

Чукки появился через минуту, уже без улыбки в обгоревшей спецодежде и сквозь зубы сказал:

— Однако аппаратуру кладут, а?

Хэнгмен надел колпак с кисточкой и куда-то убежал.

— Куда это он? — спросил Краух.

— Я знаю, — сказал Твин Ли, — у Хэнгмена занятия в другой группе, он теперь вынужден разрываться. Натаскивает новых Исподлюбков.

— Он, что уже не Stiffen Corpses? — спросил Увитый Плющом Стол.

— Я тебе сейчас дам не Stiffen Corpses, — замахнулся на него Твин Ли, — сам сейчас Corpses будешь, просто он финансирует новую группу «240А» называется, денег у него много.

— Скоко? Скоко? — поинтересовался Чукки.

— Тыша! — сказал Витал неожиданно возникая на пороге.

— Чмо, — сказал Чукки.

— А пошли в «Дубки», — предложил случайно заглянувший в помещение гном.

— Денег нет, — оторвался Витал.

— Чмо, — снова сказал чукки.

— Тогда не мешайте мне заниматься! — зорал гном и зхадергался на листке с текстом песни Вольфа-Сазоненко «Тугоплавкий металл».

Чукки задумчиво посмотрел на гнома. А Ли сказал. Констатируя факт:

— Тугоплавкий металл — это металл в тугих плавках.

Вернулся он минут через пять с целлофановым кульком заляпанным кровью. Из кулька он вытащил голову Старшего Лаборанта Эпштейна и цинично произнес:

— В туалете сидел, падла. Хех, бумажку просил…

Твин Ли оторвал голову от поверхности стола и сказал:

— А Эпштейнов будем убивать и причем всех!

Корпсы хищно защелкали пальцами. Тут зашел Сторож.

— Я тащусь! — сообщил он с порога, — вы слыхали? Эпштейна кто-то замочил!

— Нет, ты знаешь, не слыхали, — проворчал Хэнгмен и стал что-то неловко прятать за шкафчик со спецодеждой. Это что-то целлофаново шуршало и кроваво капало на пол.

Сторож странно поглядел на него, потом сказал:

— А я собственно чего… Тут нам Ультиматум объявили. Зачитать?

— А зачем? — Ли пожал наплечниками, — и так ясно чего там Красный наваял. Наверняка требует наши головы, или деньги.

— Или и то, и другое сразу, — буркнул Чукки.

Сторож кивнул.

— Продолжаем шоу, а там как будет, так и будет.

Тут Витал почувствовал неприятный запах и зажал нос пальцами. Из-под стола послышался дикий крик обладателя носа. Это оказался Плющ, он же Вудрок-мутант и по совместительству наш ярый поклонник. Все-таки увязался следом. Прилипчив до безобразия. И еще вьется.

Назад Дальше