Stiffen corpses: Жизнь и работа коченеющих трупов - Юрий Валерьевич Литвин 9 стр.


Скабичевский моментально затесался в эту милую компанию, был обцелован и уже через пару минут был со всеми на «ты», что его совсем не смущало.

Я остановился у дальней стены и молча, ждал, когда кто-нибудь обратит на меня свое драгоценное внимание. Первым это сделал Блумен, который тут же засуетился и сделал попытку зачем-то натянуть валявшуюся на столе рядом с кастрюлей синюю адидасовскую куртку, но зацепился рукавом за ручку и остатки супа украсили стену.

— Мы… Я тут за книжками пришел… — пояснил он.

— Угу, — кивнул я.

— И ребята со мной, за компанию. Вот, погляди, что тут у меня…

Он протянул мне потрепанную книжицу, с разорванной пополам обложкой, но посмотреть ее мне не удалось, а если честно, то не сильно и хотелось, потому что изнутри выпала зеленая закладка с яркой надписью «1 доллар». Хэнгмен моментально нагнулся, подобрав ее со словами:

— Копеечка рупь бережет, — а его лихие друзья и братья, видя, что трапеза подошла к концу и продолжения не предвидится, тут же полезли в окно наружу. И Блумен тоже последовал за ними, бормоча под нос что-то еще.

Я увидел, что они скатились в Лихорадочную Поросль, а оттуда уже медленно двигались наперехват Зомби — ІІ, Ш, Зомби — Валик и пара Непредастов.

«Не успеют», — подумал я и прикрыл окно. На улице вовсю лил дождь, и было совсем фригидно.

Глава 6 УНЕСЕННЫЕ ВЕТРОМ

На улице все также шел дождь, и было все также фригидно. В двери снова стучали, негромко, но настойчиво.

«Ну кого еще там…» — едва успел подумать я, как Эдсон закричал:

— Джозеф, гномы пришли!

«Ну вот, сейчас снова начнется!» — подумалось мне, эта ситуация уже стала откровенно меня напрягать. Пока мне это думалось, группа гномов чинно вошла в помещение и удобно в нем расположившись принялись кривляться, аля Чукки-Юзик, что было их коронным номером и ужасно нравилось всем, кроме разумеется Чукки и Юзика. Но пока на мне Маска Джокера, можно и потерпеть.

Они тянули писклявыми голосами и смешно размахивали маленькими конечностями. Тут же захотелось их всех раздавить, но я сдержался.

— Вот, Юзик, вот любовь, да? Дружба? Да?

— Нет!

— Ха-ха-ха!

— Я на паровоз не успею!

— По ху…

— Ха-ха-ха…

— Оставь покурить, Чукки! Мэни-мэни…

— Ой, смотрите, Хэнгмен!

Один из артистов натянул на голову капюшон с дырками для глаз и стал делать вид, что мастурбирует.

Сентиментальный Эдсон тут же сказал:

— Фу!

А мне представление начало нравиться. Тем более, что тут же гном, изображающий Эдсона с декоративным черепом вместо головы пропищал:

— Фу-фу! — и свалился в обморок.

Настоящий Эдсон моментально обиделся и пригрозил:

— Если не перестанете, Семеросъежку позову!

Сия угроза возымела действие. Гномы испуганно умолкли, но противный Джокер в моем лице нагло заявил:

— Пусть продолжают, Барин забавляться желает! — и стал изображать барина. А именно: выпучил живот, надул щеки, и увалился на соломенную подстилку чуть не раздавив зазевавшегося артиста.

Недовольный таким развитием событий Эдсон негромко пробурчал что-то насчет пьяной обезьяны и свихнувшегося барина, но я не расслышал, тем более, что Скабичевский скомандовал:

— Продолжайте! — и представление продолжилось. Теперь гномы изображали Хэнгменов, и это всем пришлось по душе. Один из них в крохотной адидасовской курточке стал разбрасывать по полу маленькие билетики, а другой в балахоне стал ловить их и причитать:

— Денежки счет любят…

Другие с раскрашенными мордочками собрались в кучу и закричав:

— Смотрите, Хэнгмены чморятся! — накинулись на первых двух и стали смешно их лупить и пинать. Особенно старался маленький Эдсон.

Но большому отчего-то было нерадостно, и он снова ушел на улицу курить. Наверное, снова вспомнил про менингит.

В это время гномы сменили пластинку. Один из них покатил по полу пивную бутылку и стал пьяно орать:

— Пейте гости дорогие, за все уплочено!

А остальные заорав:

— Горько! — принялись целоваться с любвеобильным Катом Скабичевским, на ходу расстегивая маленькие ширинки. Скабичевский вырвался и тоже ушел курить вслед за Эдсоном, хотя и не курил.

В целом мне понравилось представление и я, поднявшись со своего ложа, отдал гномам едва начатую половинку черного хлеба и они, вкатившись всей оравой на солому принялись запихиваться хлебными крошками, болтать, а насытившись моментально уснули.

А вот мне не спалось. Я вспомнил, как когда-то мы с Чукки Коротали Время и предложил сыграть в стихотворную игру. Эдсону и Кату, которые как раз вернулись с улицы.

Все равно ведь делать пока нечего. Прилетит Сторож, не прилетит. Да и погода совсем не для полетов. Объяснил правила. Простейшие, сложные и предлагать не стал. Говорю:

— Начинаю фразу, а вы в рифму заканчивайте. Чтоб смешно только было.

Согласитесь, какая, ни какая, а для ума гимнастика.

Эдсон поглядел на меня недоверчиво:

— Нас, что ли двое на одного?

— Ну.

— Мало нас, надо еще кого-то…

— Я пас, — отозвалась Сушеная Голова, — Хррр… — это типа, спит.

— Может Мельника позвать? — предложил Джокер, хитро прищуриваясь, и роняя себе в руку металлический кружок из глаза.

— Нет, вдвоем! — рубанул, сгустившийся в ангаре аммиак, костлявой рукой титр.

— Чудесно! — воскликнул я, — поехали! Раз пошел со мной в наряд…

— Ассирийский яйцеклад, — тут же отозвался Скабичевский. Джокер озадачился.

— А кто это?

— Тю, — раздулся от гордости, тем, что поставил в тупик самого Твин Ли Кат, — это зверь такой. Из этого… Заовражья. Вот.

Он схватил карандаш и быстренько изобразил на стене половинку куриного яйца на тоненьких ножках и с парой круглых выразительных глазок поверх скорлупы.

— И делают они что? — я действительно был слегка озадачен. Конечно, в Заоовражье, что угодно может водиться, но как-то оно все-таки…

— Размножаются, — авторитетно сообщил Кат и предложил, — Продолжим? Теперь мы начинаем!

— Валяй, — Джокер одел и снял шапочку с бубенцами. Они тихонько звякнули.

— Подписал четвертый лист…

— Звезданутый Джудас Прист. Это просто, — зевнув отозвался я, — Ловите. Самый страшный из людей…

— Это пидор Площадей! — угрюмо отозвался Эдсон.

— Чего это он пидор? — поинтересовался я, — ты что проверял?

Титр насупился:

— Просто в рифму пришлось…

— Смотри мне. Расскажу Греку, он тебе сам знаешь…

Грек Площадей был известен тем, что уже неоднократно переплывал Стикс, причем туда и обратно, и при этом неоднократно совал туда руку. И ничего. Представляете? За это его и уважали. Его даже Прототавра не трогала.

— Так, парни, попытка не засчитана. Продолжим. Ну-ка, вот вам. Всех вас купит и продаст…

— Капитан Ужеидаст, — все также угрюмо отозвался Эдсон.

— А это еще кто?

— Да есть один, на Таможне…

Бубенчики зазвенели оптимистично.

— Годится. Если на Таможне, то годится. Загадывайте!

Команда посовещалась и Кат выдал:

— По-французски говорит…

— Пакистанский Самоквит, или Зазеркальский, или Кентенбрийский, да какой угодно. Посложней давайте. Думайте, думайте! Веселей. Вот я вам загадаю сейчас смешное… Эдсон лично для тебя.

— Только не про менингит!

— Ладно. Вновь на мельницу пошел…

— Мельник, задранный козел, — даваясь хохотом, моментально выдал Скабичевский.

Череп титра оскалился несмелой улыбкой.

— Ага!

— Вот же, молодцы, можете, когда хотите! Загадывайте… — я подбросил вверх свою шапочку.

— Колокольчики звенят, — выдал Кат.

— Едет Хэнгмен — Хесбулат!

— Где? — мгновенно очнулась Сушеная Голова. Она по понятным причинам не любила нашего милого малыша.

Тут уже заржали все вместе. Голова обиделась.

— Очень весело! Поэты недоделанные. Да я вам сейчас тысячу таких стишков насочиняю.

И как понесла, как понесла, прям генератор рифм:

— Разогнал 10-й полк — подполковник Дуботовк — Рраз! Вновь на кладбище чудил — волосатый некрофил. Цвайн!! Вновь сломал шестой барьер — бородатый тамплиер — Квадро!!!

— Три, — подсказал я.

— Что? — дернулась Сушеная Поэтесса.

— Считать научись, сколько раз просил. Подожди. Как там про Тамплиера? Шестой Барьер? Вроде ничего, а Эдсон?

— Тема, — произнес довольный титр.

— Молодец! — я потрепал Голову за ухо, — Можешь ведь, когда хочешь. Теперь тихо, Песню буду думать. Или Композицию…

И стал думать про Тамплиеров и Шестой Барьер. Мне в целом понравилось. А ребята еще долго резвились.

«Засмеялся как подлец, Джозеф Твин Ли — молодец».

Глава 7 ИЗВРАЩЕНИЕ В ЖЕЛТУЮ ДЕРЕВНЮ

…Я лежал на спине в Доме, бессмысленно глядя в потолок и размышлял о жизни. К тому же меня мучил Облом, бестелесное неприятное создание, полностью подчиняющее психику и частично двигательные функции. Сил с ним бороться лежа у меня не было, а вставать было лень. Мысли были примерно такие:

Все это бред…

Бред…

Бред…

Бред…

Бред…

И в другую сторону — бред…

Бред…

Бред…

Бред…

Бред…

При всем притом, пальцы мои меланхолично перебирали струны гитары, а их между тем оставалось всего две. И, тем не менее, я ухитрялся получать истинное наслаждение от собственных незатейливых импровизаций.

Мысли текли вяло и медленно. Ни с того, ни с сего вспомнился Хэнгмен. Как он однажды подошел к нам с предложением, от которого, по его мнению, никак нельзя было отказаться, и говорит, маслянисто щуря свои узенькие глазки в прорезях капюшона:

— А давайте песню напишем про то, как я люблю грибочки.

«Говно, вопрос», — улыбаюсь про себя и интересуюсь на всякий случай:

— Это и так все знают, зачем же еще и песню сочинять?

Чукки еще проще выразился, выхватил у Витала топор, перевернул, потом тут же его вернул и сказал:

— Ну на, пиши.

Сразу вспомнились незабвенные строки:

«Хэнгмен письмо написал топором на чьей-то горбатой и потной спине…»

А Хэнгмен, теребя болтающуюся на ухе, плутониевую серьгу, которую ему не без задней мысли, надо полагать, подарил Белый Дьявол, отобрав у какого-то недоноска с радиоактивно светящимися глазами, продолжает наступать:

— Ну, давайте, чего вам жалко, что ли?

Это значит, он нам идею предложил, а писать мы будем. Молодчик. Веселый притом. У него после появления серьги даже дырка новая на капюшоне появилась, как раз, чтобы ухо наружу торчало. Двусмысленно, я так полагаю.

Был только один способ избавиться от этого приставаки, и Чукки тоже его знал. Он спросил:

— А ты нам, что дашь?

Хэнгмен сразу расстроился. Потом решил разговор в шутку перевести, говорит:

— А я вас топором зарубаю, — и смеется.

Это вместо спасибо. После видит, что мы не смеемся и спрашивает:

— А что вы хочете?

Именно так: «Хочете».

«Уже прогресс!» — переглянулись мы с Дауном, а Витал молчит и глазками постреливает. Не люблю, когда в меня стреляют. Нет, не подумайте, страшного ничего, если не в голову. Зарастет. Регенерация, так сказать, но все равно неприятно. Постреливала тут одна глазками на Витала, поклонница. Из Знатных. Не просто так. Да не тут-то было, понял, мудрый Хэнгмен, что придуривается, сучка, и зарубку на ней поставил по-Хэнгменски, топором. Один раз, как говорится, зато на всю жизнь. Толи в корыстных побуждениях заподозрил, толи еще какая хреновина в голове его замаскированной прорезалась. Непонятно. Но с другой стороны настоящий Корпс и должен быть жесток и несправедлив. А иначе как?

Самое смешное желающих заполучить плутониевую серьгу только прибавилось. Так-то…

Дальше лежу, струны перебираю. Вот сколько же хороших вещей на память сразу приходит, с ума сойти.

Тут тебе и Семеросъежка. И семь гномов. И семнадцать гномов весны. И Женщина, которая стоит спиной. Потом еще про Шубу из Красного Медведявспомнилось. Или вот — Целлофановый Курьер. Просто бомба.

Поездка еще одна вспомнилась. К Чукки, на Ферму. Хорошо. Винца испили всласть. Я и не заметил, как стал насвистывать незабвенный хит «Это моя нога». И совершенно впал в благодушное настроение.

Чукки только дверь открыл, сразу из базуки своей:

— Бум! — вместо здрасьте.

Потом серпом в косяк, следом спица с перьями и диковинный нож полуметровая самоделка. Реакцию проверял. А сам стоит посреди комнаты, нунчаками крутит и орет:

— Не хочу сухариков!

Не хочешь и ладно, не дадим. Пошли на болота. Рассматривать. Для поднятия творческого настроения. Смотрели, смотрели, смотрели, смотрели, пока Чукки свои нунчаки не поломал. И сказал, что хочет тут 212-й пруд устроить. Мало ему видите ли 211-ти. Решили начать, не откладывая в долгий Потенциальный Ящик, и устроили пруд под песню про Weekly-Brickly, абсолютно бессмысленную, надо сказать песню, но при этом замечательно помогающую в любой работе, будь-то обыкновенный закат Солнца вручную, или устройство 212-го пруда.

По возвращении Чукки сразу уехал на Сексодром и сказал, что кун-фу сегодня заниматься не будет. Типа, нога болит. А на Сексодроме скакать не болит, но я сделал вид, что поверил и тоже куда-то уехал. Кажется на Пресловутые Кулички. Да, точно туда, а там схватил гитару и принялся творить, что попало на пьяную нездоровую голову. Типа Тварец, это который не от слова «Творить», а кторый от слова Тварь. Второго Типа.

А иначе если посмотреть на ситуацию… Какой же праздник без пистолета? Известно какой — мрачноватый.

Не спуститься ангел, в сиянье с небес,

И душу в рай не возьмет,

Появится только развязный бес,

Плюнет в тебя и уйдет.

Ух, ты, чего вспомнилось, это же из Второго Альбома! Как я его называю. Вот это память! А на самом деле он называется «Палач направляется в Ад». А куда еще Палачу направляться? Тут у нас все логично.

Я еще немного помузицировал и отложил гитару. Что-то не состыковывалось. Не укладывалось что-то куда-то. Никак. Я и так пробовал и этак, ничего не помогало. Меланхолия. Значит я теперь меланхолик. А знаете, кто такие меланхолики? Это извращенцы такие, которые и сами не живут, и другим не дают. Так-то… А потому это у меня не меланхолическое музицирование получается, а натуральное извращение. Извращение в Желтой Деревне, нет, в Желтую Деревню. Так точнее будет, и оригинальней. Надо запомнить. Или не надо.

Надо, как говаривает Краух, принимать экстренные меры. И причем быстро.

— Подъем! — заорал я.

Дремавший у окна Пивец нелепо вздрогнул и моментально свалился на пол, немедленно напустив лужу, а Сушеная Голова вытаращила глаза и завопила не тише моего:

— Яволь! Майн херц!

Я подошел к Пивцу и, придавив поганца к полу ногой, поинтересовался:

— У вас как у следователя, наверное, любимая книга «Преступление и наказание»?

— Ну да, — просипел тот синея.

— А любимый момент, когда Порфирий Раскольникова изобличил?

— Нет, когда Раскольников старуху топором стукнул.

— Молодец, — похвалил я, убирая ногу, — поубираешь тут все…

Со двора донеслось бодрое:

— This is I! — и я пошел встречать Чукки Дауна, так как это действительно был «I», в смысле — он…

…Вечером, когда наш, наконец-то вернувшийся на свое рабочее место, старина Солнце совершал свой туалет, выразившийся небольшим серым радиоактивным дождиком, нас с Чукки, мирно прогуливавшихся по маршруту «до Колонки и обратно» обстреляли какие-то идиоты.

У кого хватило ума напасть на двух отдыхающих Корпсов так и осталось для нас загадкой. Впрочем, стреляли они скверно, и к тому же ужасно торопились. Потому пришлось нам отдых сворачивать, и уже наутро, погрузившись на Сфинкса, ехать сначала на Виллу, где поджидал нас оголодавший Дистройер, а потом уже вместе с ним к Южному Посту, откуда лежала прямая дорога на Розовую Страну, где как мне тогда казалось, и находились корни этого неприятного инцидента…

Назад Дальше