Ребекка пыталась поднять им настроение.
— Может быть, когда-нибудь вы последуете нашему примеру, — предположила она.
— Ты же знаешь, — остановила ее Карла. — Мы этого не сделаем. А ты должна — тебе здесь жизни не будет. Мы же останемся.
— А как же папина работа?
— Пока я держусь, — отозвался Вернер.
Он больше не мог бывать на принадлежащей ему фабрике, потому что она находилась в Западном Берлине. Он пытался управлять ею из своего дома, но это было практически невозможно. Телефонная связь между двумя Берлинами отсутствовала, поэтому руководство осуществлялось по почте, которая работала с задержками из-за цензоров.
Все это причиняло Ребекке ужасные страдания. Самым дорогим на свете для нее была семья, а теперь она расставалась с родными.
— Ну что же, никакая стена не стоит вечно, — сказала она. — Придет время, и Берлин воссоединится, и тогда мы снова будем вместе.
В дверь позвонили, и Лили вскочила из-за стола.
— Надеюсь, это почтальон с бухгалтерскими отчетами фабрики.
Валли сказал:
— Как только появится возможность, я уйду отсюда. Я не собираюсь провести жизнь на Востоке, где какие-то старики коммунисты будут указывать мне, какую музыку исполнять.
— Станешь взрослым — тогда будешь решать, — одернула его Карла.
Лили вернулась в кухню с испуганным видом.
— Это не почтальон, — сообщила она. — Это Ганс. Ребекка негромко вскрикнула. Неужели ее бывший муж узнал
о ее намерении бежать?
— Он один? — спросил Вернер.
— Кажется, один. Бабушка Мод сказала Карле:
— Помнишь, как мы поступили с Иоахимом Кохом? Карла посмотрела на детей. Им незачем было знать, как они
поступили с Иоахимом Кохом.
Вернер подошел к кухонному шкафу и выдвинул нижний ящик, где находились тяжелые кастрюли. Он вынул его из шкафа и поставил на пол. Потом он просунул руку далеко в полость и достал оттуда черный пистолет с коричневой рукояткой и небольшую коробку с патронами.
— О господи, — пробормотал Бернд.
Ребекка не особо разбиралась в пистолетах, но она подумала, что это «Вальтер П38». Вернер, должно быть, сохранил его с войны.
А что произошло с Иоахимом Кохом, недоумевала Ребекка? Его убили?
Кто? Мама? И бабушка?
— Если Ганс заберет тебя, мы больше никогда не увидимся, — сказал Вернер Ребекке и стал заряжать пистолет.
— Может быть, он пришел не для того, чтобы арестовать Ребекку, — предположила Карла.
— Тогда выйди к нему, — обратился Вернер к Ребекке. — Узнай, что ему надо. Если что, крикни.
Ребекка встала, и Бернд тоже.
— Тебе там нечего делать, — остановил его Вернер. — Ты только разозлишь его.
— Но…
— Отец прав, — сказала Ребекка. — Будь наготове, если я позову.
— Хорошо.
Ребекка сделала глубокий вздох, немного успокоилась и вышла в прихожую.
Ганс стоял там в своем новом серо-синем костюме и полосатом галстуке, который Ребекка подарила ему на последний день рождения.
— Я получил документы на развод, — сообщил он.
Ребекка кивнула:
— Ты, конечно, ожидал этого.
— Можем ли мы поговорить?
— О чем нам говорить?
— А вдруг есть о чем.
Она открыла дверь в столовую, где иногда устраивали званые обеды, а в обычных случаях делали домашнюю работу Они вошли и сели. Ребекка оставила дверь открытой.
— Ты уверена, что хочешь сделать это? — спросил Ганс.
Ребекка испугалась. Он что — имеет в виду побег? Неужели он узнал? Она решила спросить:
— Сделать что?
— Развестись, — пояснил он.
Она пришла в замешательство.
— А почему бы нет? Ведь и ты этого хочешь.
— Разве?
— Ганс, что ты пытаешься сказать?
— Что нам не нужно разводиться. Мы могли бы начать все заново. На этот раз не было бы никакого обмана. Сейчас, когда ты знаешь, что я офицер Штази, не нужно будет лгать.
Это походило на бредовый сон, в котором происходит нечто невозможное.
— Но зачем? — изумилась она.
Ганс наклонился вперед над столом.
— Ты не знаешь? Ты не догадываешься?
— Нет, — ответила она, хотя у нее вдруг возникло слабое подозрение.
— Я люблю тебя, — проговорил Ганс.
— Ради бога! — вскрикнула Ребекка. — Как ты можешь говорить такие вещи? После того, что ты сделал!
— Я говорю серьезно, — продолжал он. — Сначала я притворялся. Но через некоторое время я осознал, какая ты замечательная женщина. Я хотел жениться на тебе, дело не только в работе. Ты красива, умна и предана своему профессиональному делу — я высоко ценю преданность. Я никогда не встречал таких женщин, как ты. Вернись ко мне, Ребекка. Пожалуйста.
— Нет! — вскричала она.
— Подумай. День, неделю.
— Нет!
Она кричала во весь голос, а он реагировал так, словно она жеманно разыгрывает нежелание.
— Мы поговорим снова, — с улыбкой сказал он.
— Нет! Никогда! Никогда! Никогда! — выкрикнула она и выбежала из комнаты.
Они все, напуганные, стояли в кухне у двери. Бернд спросил:
— Что? Что случилось?
— Он не хочет разводиться, — чуть не рыдая, стала объяснять Ребекка. — Он говорит, что любит меня. Он предлагает начать все сначала. Попробовать еще раз.
— Я задушу его! — взревел Бернд.
Удерживать Бернда не имело смысла. Они услышали, как хлопнула входная дверь.
— Слава богу, он ушел, — с облегчением вздохнула Ребекка.
Бернд обнял ее, и она уткнулась лицом ему в плечо.
— Да, — произнесла Карла дрожащим голосом, — я этого не ожидала.
Вернер разрядил пистолет.
Бабушка Мод проговорила:
— Это еще не конец. Ганс вернется. Сотрудники Штази не допускают мысли, что обычные люди могут сказать им «нет».
— Так оно и есть, — согласился Вернер. — Ребекка, тебе нужно уходить сегодня.
Она высвободилась из объятий Бернда.
— Нет, только не сегодня.
— Сейчас и немедля, — настаивал ее отец. — Ты в страшной опасности.
Бернд сказал:
— Он прав. Ганс может вернуться с подкреплением. Нам нужно сделать сейчас то, что мы наметили на завтрашнее утро.
— Хорошо, — согласилась Ребекка.
Она и Бернд побежали наверх в свою комнату. Бернд надел черный вельветовый костюм с белой рубашкой и черным галстуком, словно на похороны. Ребекка тоже оделась во все черное. Они оба надели легкую спортивную обувь. Из-под кровати Бернд достал смотанную кольцом бельевую веревку, которую купил неделей раньше. Он закинул ее через голову, как сумку, потом надел коричневую кожаную куртку, чтобы веревка не была видна. Ребекка надела темное полупальто поверх черной водолазки и черных брюк.
Их одевание заняло всего несколько минут.
Семья ждала в прихожей. Ребекка обняла и поцеловала их всех. Лили плакала.
— Береги себя, — всхлипнула она.
Бернд и Ребекка надели кожаные перчатки и пошли к двери. Помахав всем еще раз на прощанье, они вышли на улицу.
***
Валли следовал за ними на некотором расстоянии.
Ему хотелось увидеть, как они это сделают. Они никому не раскрывали свой план, даже семье. Как сказала мама, если хочешь сохранить тайну, никому не рассказывай. Она и отец строго придерживались этого правила, из чего Валли сделал вывод, что, вероятно, они руководствуются каким-то таинственным опытом времен войны, которым ни с кем не делятся.
Валли сказал родителям, что будет играть на гитаре в своей комнате. Теперь у него был электрический инструмент. Не услышав никаких звуков, они будут думать, что он упражняется, не включая его.
А он тем временем выскользнул через черный ход.
Ребекка и Бернд шли под руку быстрым шагом, но без излишней торопливости, чтобы не привлекать внимание. Было половина девятого, и утренняя дымка начинала рассеиваться. Валли едва поспевал за двумя фигурами. Бельевая веревка слегка выдавалась под одеждой на плече у Бернда. Они не оглядывались, и Валли, идя за ними, беззвучно ступал в своей мягкой спортивной обуви.
Он разглядел, что они были обуты в такую же обувь, но зачем?
Валли волновался и боялся. Какое поразительное утро! Он чуть не свалился с ног, когда отец выдвинул ящик и достал этот чертов пистолет. Старик собирался застрелить Ганса Гофмана! Может быть, отец вовсе не был таким старым слабоумным болваном.
Валли боялся за свою любимую сестру. Вдруг ее убьют через несколько минут. В то же время он сгорал от нетерпения. Если ей удастся бежать, то и ему тоже.
Валли был полон решимости не оставаться в Восточной Германии. После того как он не подчинился запрету отца и пошел в клуб «Миннезингер», у него больше не возникали неприятности: отец сказал, что уничтожение его гитары и без того достаточно серьезное наказание. И все же он продолжал страдать от двойной тирании Вернера Франка и генерального секретаря Вальтера Ульбрихта и намеревался освободиться от них при первой возможности.
Ребекка и Бернд вышли на улицу, которая прямо вела к стене. На дальнем конце виднелись двое пограничников. На утреннем холоде они постукивали ботинками. На плечах у них висели советские автоматы «ППШ-41» с барабанным магазином. Валли не видел шанса перебраться через колючую проволоку на глазах у этих двоих.
Но Ребекка и Бернд свернули с улицы и вошли на кладбище,
Валли не мог идти за ними по дорожкам между могилами: на открытом месте его сразу заметили бы. Он быстро двинулся под прямым углом по пути их следования и оказался позади часовни посередине кладбища. Он выглянул из-за угла. Очевидно, они его не видели.
Он заметил, что они направляются к северо-западной стороне кладбища.
Там тянулся металлический сетчатый забор, а за ним находился задний двор дома.
Ребекка и Бернд перелезли через забор.
Теперь понятно, почему они в кедах, подумал Валли.
А тогда зачем им понадобилась бельевая веревка?
* * *
В зданиях на Бернауэр-штрассе никто не жил, а дома на прилегающих к ней улицах были заселены. На одной из таких улиц Ребекка и Бернд, когда перелезли через забор, оказались на заднем дворе дома в длинном ряду одинаковых, вплотную друг к другу стоящих домов. От конца улицы, перегороженной злополучной стеной, их отделяли еще пять дворов. Они перелезли через второй забор, потом третий, постепенно приближаясь к стене. Ребекка была проворна в свои тридцать лет. Бернд, хотя и старше ее на десять лет, не уступал ей в ловкости — он тренировал школьную футбольную команду. Таким чередом они попали во двор третьего от конца дома.
Раньше они приходили на кладбище, также в черной одежде, якобы для того, чтобы посетить могилу, а на самом деле с целью рассмотреть стоящие поблизости дома. Вид на них оттуда открывался не самый лучший, а брать с собой бинокль они не рисковали, тем не менее они смогли убедиться, что, приложив усилия, можно забраться на крышу третьего дома.
По крышам, по-видимому, можно было добраться до зданий на Бернауэр-штрассе.
Сейчас, когда Ребекка была ближе к цели, ей стало еще страшнее.
По намеченному плану им предстояло сначала забраться на невысокий угольный ящик, затем на пристройку с плоской крышей, а оттуда на подоконник слухового окна. С большого расстояния подъем казался несложным, а вблизи — почти немыслимым.
В дом они войти не могли. Жильцы могли поднять шум, а если бы они этого не сделали, им потом пришлось бы отвечать по всей строгости закона.
Крыши были мокрые от тумана, висевшего в воздухе, и, должно быть, скользкие, но, к счастью, дождь не шел.
— Ты готова? — спросил Бернд.
Стараясь побороть страх, она ответила:
— Да.
— Ты тигрица, — подбодрил он ее.
Они взобрались на угольный ящик, который был высотой по грудь. В мягкой обуви они передвигались почти бесшумно.
Стоя на угольном ящике, Бернд уперся локтями в плоскую крышу пристройки и вскарабкался на нее. Лежа на животе, он подал руки Ребекке и подтянул ее вверх. Они оба встали на крыше. Ребекке показалось, что она на виду у всей округи, но, оглядевшись по сторонам, она увидела лишь одинокую фигуру далеко на кладбище.
Следующий этап был самый трудный. Бернд поставил колено на узкий подоконник. К счастью, занавески на окне были задернуты, так что если в комнате находились люди, они ничего не увидели бы, хотя, услышав шум, могли бы выглянуть в окно. С некоторыми трудностями он поставил второе колено на подоконник. Опершись на плечо Ребекки, он изловчился и встал на ноги. Теперь, стоя твердо на ногах, несмотря на узкую опору, он стал помогать Ребекке.
Она встала на колени на выступе и старалась не смотреть вниз.
Бернд дотянулся до края крутой крыши — их следующей ступени к цели. Забраться на крышу оттуда, где он стоял, ему не удавалось из-за того, что не за что было ухватиться, кроме края шифера. Они уже обсуждали эту проблему. Продолжая стоять на коленях, Ребекка напрягла все свои силы. Бернд поставил одну ногу на ее правое плечо. Держась за край крыши, он переместил весь свой вес на нее. Ей было больно, но она терпела. В следующую секунду его левая нога оперлась на ее левое плечо. Едва сохраняя равновесие, она смогла удержать его несколько мгновений.
Этого было достаточно, чтобы он перекинул ногу на край шифера и перекатился на крышу.
Он распластался всем телом для большей опоры, потянулся вниз рукой в перчатке и схватил воротник пальто Ребекки, а она ухватилась за предплечье Бернда.
Занавески в окне вдруг раздвинулись, и на Ребекку в нескольких сантиметрах от нее уставилось женское лицо.
Женщина завизжала.
Напрягшись, Бернд стал поднимать Ребекку, пока она не смогла закинуть ногу на наклонный край крыши. Потом он подтянул ее к себе.
Когда, как казалось, самое трудное осталось позади, они вдруг начали скользить вниз.
Ребекка раскинула руки и прижала ладони в перчатках к шиферу, пытаясь затормозить скольжение. Бернд делал то же самое. Но они продолжали съезжать, медленно, но неудержимо — йотом кеды Ребекки уперлись в водосток. Как опора он был недостаточно надежным, но их скольжение прекратилось.
— Кто там кричал? — с тревогой спросил Бернд.
— Женщина в окне увидела меня. Но я не думаю, чтобы ее крик могли услышать на улице.
— Но она могла всполошить весь дом.
— Ничего не поделаешь. Давай двигаться дальше.
Боком они поползли по краю крыши. Дома были старыми, и у некоторых шиферных плит откололись куски. Ребекка старалась сильно не опираться ногами на прогибавшийся водосток. Их продвижение было мучительно медленным.
Она представила себе, как женщина в доме разговаривает со своим мужем. «Если мы ничего не будем делать, нас обвинят в соучастии. Мы можем сказать, что крепко спали и ничего не слышали, но нас, так или иначе, арестуют. И даже если мы вызовем полицию, нас могут арестовать по подозрению. Когда происходит что-то из ряда вон выходящее, они арестовывают всех подряд. Лучше не высовываться. Я задерну шторы».
Простые люди избегали контактов с полицией, но женщина у окна могла быть не из простых смертных. Если она или ее муж были членами партии, имели хорошую работу и привилегии, они были бы избавлены в некоторой степени от произвола полиции, и в этом случае они непременно поднимут шум.
Но время шло, и Ребекка не слышала никакой суматохи в доме. Вероятно, Ребекка и Бернд отделались легким испугом.
Они доползли до угла крыши. Распластавшись, Бернд пополз вверх, пока не ухватился за конек крыши. Сейчас он мог держаться крепче, но появился риск, что его пальцы в черных перчатках могут заметить полицейские на улице.
Он повернул за угол и пополз дальше, с каждой секундой приближаясь к Бернауэр-штрассе и к свободе.
Ребекка двигалась за ним. Она оглянулась через плечо, чтобы убедиться, не видит ли кто-нибудь ее и Бернда. Их темная одежда была незаметна на фоне серого шифера, но они не были невидимками. Следил ли кто-нибудь за ними? Она могла видеть дворики позади домов и кладбище. Темная фигура, которую она видела минутой раньше, сейчас бежала от часовни к воротам кладбища. Холодный страх зашевелился у нее в животе. Видел ли их этот человек и не бежит ли он, чтобы предупредить полицию?