Все понимали, что это еще не решение спорного вопроса. Две сверхдержавы даже не подошли к решению основной проблемы: что делать с ядерным оружием, уже размещенным на Кубе. За Кеннеди оставался выбор вариантов действий, и, насколько мог судить Димка, большинство из них вели к войне.
Хрущев решил в эту ночь домой не уходить. Находиться даже в нескольких минутах езды от Кремля было опасно: если разразится война, он должен быть здесь и принимать моментальные решения.
К его большому кабинету примыкала маленькая комната с удобным диваном. Первый секретарь лег на него прямо в одежде. Большинство членов Президиума поступили таким же образом, так что руководители второго самого мощного в мире государства разместились на тревожный ночлег в своих рабочих кабинетах.
Дальше по коридору у Димки была своя комнатушка. В ней он обходился без дивана — только жесткий стул, утилитарный стол и шкаф для папок.
Он пытался представить, где можно приткнуться с наименьшими неудобствами, когда в дверь постучали и вошла Наталья. Она внесла с собой легкий аромат, не похожий ни на какие советские духи.
Она поступила благоразумно, придя на работу в поздний час в простой одежде, подумал Димка, потому что им придется спать, не раздеваясь.
— Мне нравится твой свитер, — сказал он.
— Он называется «слопи Джо»1 (Sloppy Joe (англ.) — буки, неряха Джо.).
Она употребила английское выражение.
— Что это значит?
— Не знаю, но мне нравится, как звучит.
Он засмеялся.
— Я только что прикидывал, где спать.
— И я тоже.
— С другой стороны, я не уверен, смогу ли я спать.
— Ты хочешь сказать, зная, что ты можешь никогда не проснуться.
— Вот именно.
— У меня такое же чувство.
Димка на секунду задумался. Если ему предстоит всю ночь не сомкнуть глаз, страдая от тревоги, то почему не найти место, где будет удобно.
— Это дворец, и в нем никого нет. Давай обследуем, — нерешительно предложил он.
Он не знал, почему сказал это. Такое больше пристало бы его другу сердцееду Валентину.
— Идет, — согласилась Наталья.
Димка прихватил свое пальто, оно могло бы пригодиться вместо одеяла.
Просторные спальни и будуары дворца были грубо перегорожены и переделаны в рабочие комнаты для бюрократов и машинисток и заставлены дешевой мебелью из сосны и пластика. В немногих больших комнатах для самых больших шишек стояли кресла с мягкой обивкой, но там ничего не было, на чем можно спать. Димка начал придумывать, как бы устроить спальное место на полу. В дальнем конце крыла, пройдя по коридору, заставленному ведрами и швабрами, они оказались перед большой комнатой, где хранилась мебель.
Комната не отапливалась, и изо рта у них шел пар. Большие окна затянуло инеем. У позолоченных бра и канделябров были цоколи для свечей. Комнату освещали две тусклые лампы без плафонов, висевшие под выкрашенным потолком.
Сложенная мебель выглядела так, словно она находилась здесь со времени революции: столы с отбитыми краями и тонкими витыми ножками, стулья с потертой обивкой, резные книжные шкафы с пустыми полками. Здесь сокровища царей превращались в хлам.
Мебель перенесли сюда, потому что она была старорежимной и не годилась для кабинетов комиссаров, хотя, как предположил Димка, она могла идти по большой цене на антикварных аукционах на Западе.
Обнаружилась здесь и кровать с пологом на четырех столбиках.
На драпировках собралась пыль, но полинявшее синее покрывало оказалось целым, как и матрац с подушками.
— Ну вот, — сказал Димка. — Кровать есть.
— Для нас двоих сгодится, — отозвалась Наталья.
Эта мысль проскользнула у Димки в голове, но он прогнал ее. Он иногда представлял, как красивые девушки предлагают ему вместе лечь в постель, но в действительности такого никогда не случалось.
До сего момента.
Но хотел ли он этого? С Ниной они не состояли в браке, но она, несомненно, хотела, чтобы он хранил ей верность, и он ожидал от нее того же самого. С другой стороны, Нины здесь не было, а Наталья была.
По своей глупости он спросил:
— Ты предлагаешь спать вместе?
— Чтобы согреться, — ответила она. — Я могу доверять тебе, не так ли?
— Конечно, — проговорил он и подумал: значит, все в порядке.
Наталья откинула древнее покрывало. Поднялась пыль, и она начала чихать. Простыни пожелтели от времени, но казались целыми.
— Моль не любит хлопок, — заметила она.
— Я не знал этого.
Сняв ботинки, она в джинсах и свитере скользнула под простыню. Ее всю трясло.
— Давай, — сказала она. — Не стесняйся.
Димка накрыл ее своим пальто, потом развязал шнурки и снял ботинки. Это было странно и волнующе. Наталья хотела спать с ним, но без секса.
Нина ни за что не поверила бы.
Но ему нужно где-то спать.
Он снял галстук и забрался в кровать. Простыни были холодные как лед. Он обхватил ее руками. Она положила голову ему на плечо и прижалась к его телу. Ее свитер и его костюм мешали ему ощутить изгибы ее тела, но все равно у него затвердело в паху. Если она почувствовала это, то не подала вида.
Через несколько минут они перестали дрожать и немного согрелись. Димка прижимался лицом к ее волосам, волнистым, пышным и пахнущим лимонным мылом. Его руки лежали на ее спине, но он не чувствовал ее кожу через толстый свитер. Он ощущал ее дыхание у себя на шее. Ритм ее дыхания изменился, оно стало ровным и неглубоким. Он поцеловал ее в макушку, но она никак не отреагировала.
Он не мог понять Наталью. Как и Димка, она была всего лишь помощником и на три-четыре года старше его, но водила «мерседес» двенадцатилетней давности, хорошо сохранившийся. Обычно она одевалась по-кремлевски немодно, хотя от нее исходил аромат дорогих импортных духов. Она была очаровательна в своем легком флирте, но она возвращалась домой и готовила ужин своему мужу.
Она заманила Димку в постель, а потом уснула.
Он был уверен, что не сможет спать в обнимку с девушкой, согревающей его своим теплом.
Но он погрузился в сон.
Еще было темно, когда он проснулся.
— Который час? — пробормотала Наталья.
Он все еще держал ее в объятиях. Ему пришлось выгнуть шею, чтобы посмотреть на свои часы позади ее левого плеча.
— Половина седьмого.
— И мы все еще живы.
— Американцы не бомбили нас.
— Пока нет.
— Наверное, пора вставать, — сказал Димка и тут же пожалел об этом. Хрущев едва ли проснулся, а если и проснулся, то Димка не хотел преждевременно прерывать сладостный момент. Он был раздосадован, но счастлив. Какого черта он предложил вставать?
Но он не спешила.
— Подожди минутку, — прошептала она.
Он обрадовался, подумав, что ей нравится лежать в его объятиях.
Потом она поцеловала его в шею.
Прикосновение ее губ было таким легким, словно до него дотронулась своими крыльями моль, слетевшая со старой драпировки, но он не мог даже вообразить ничего подобного.
Она поцеловала его.
Он погладил ее по волосам.
Она откинула голову назад и посмотрела на него. Ее рот был чуть приоткрыт, на пухлых губах играла легкая улыбка, словно ее что-то приятно удивило. Димка не особенно разбирался в женщинах, но даже он не мог ошибиться в ее намерении. И все же он не решался поцеловать ее.
Потом она сказала:
— Сегодня нас, вероятно, разбомбят, и мы будем преданы забвению.
И тогда Димка поцеловал ее.
Поцелуй моментально возымел действие. Она прикусила его губу и засунула язык ему в рот. Он перевернул ее на спину и запустил руки под ее мешковатый свитер. Быстрым движением она расстегнула бюстгальтер. Ее груди были восхитительно маленькие и упругие, с большими выступающими сосками, уже затвердевшими от прикосновения его пальцев. Когда он прильнул к ним губами, она вздохнула от удовольствия.
Он попытался снять с нее джинсы, но у нее был другой замысел. Она оттолкнула его на спину и лихорадочно расстегнула его брюки. Он испугался, что сразу все кончится, — иногда, по словам Нины, это часто случается с мужчинами, — но этого не произошло. Наталья достала его член из трусов и стала поглаживать обеими руками. Потом прижала к щеке, поцеловала его и взяла в рот.
Когда он почувствовал, что вот-вот извергнется, то попытался высвободиться, оттолкнув ее голову: так предпочитала Нина. Но Наталья издала протестующий звук и убыстрила и усилила свои действия, так что он потерял контроль над собой и уже не мог себя сдерживать.
Через минуту она поцеловала его. Он почувствовал вкус своего семени у нее на губах.
Она сняла джинсы и нижнее белье, и он понял, что теперь его очередь доставлять ей удовольствие. К счастью, Нина обучила его этому.
Волосы Натальи такие же вьющиеся и пышные здесь, как и на голове. Он зарылся головой, полный желания вернуть ей наслаждение, которое она доставила ему. Она направляла его своими руками, подсказывая легким надавливанием, когда его поцелуи Должны быть слабее или сильнее, поднимала и опускала бедра, Давая ему понять, где он должен сосредоточить свое внимание.
Она была второй женщиной, которой он делал это, и он наслаждался ее вкусом и запахом.
С Ниной то была только прелюдия, а Наталья удивительно быстро начала вскрикивать, сначала сильно прижимая его голову к себе, а потом, словно не в состоянии больше выносить надавливание, оттолкнула его.
Потом они лежали рядом, затаив дыхание. Для Димки произошедшее было совершенно в новинку, и он задумчиво сказал:
— Весь этот вопрос секса намного сложнее, чем я думал.
К удивлению, она тут же рассмеялась.
— Что я такого сказал? — спросил он.
Она так и прыснула и сквозь смех произнесла:
— Димка, я тебя обожаю.
* * *
Ла-Исабела представляла собой город-призрак. Некогда оживленный порт сильно пострадал от торгового эмбарго Эйзенхауэра. Город находился в десятках километров от других населенных пунктов, и его окружали соленые болота и мангровые заросли. Тощие козы бродили по улицам. В гавани стояли несколько рыбацких лодок и «Александровск», советское грузовое судно водоизмещением 54 тысячи тонн, загруженное ядерными боеголовками.
Судно должно было следовать в Мариэль. После объявления блокады президентом Кеннеди большая часть советских судов повернула обратно, немногие, находившиеся в нескольких часах плавания от берега, получили приказ скорее войти в ближайший кубинский порт.
Таня и Паз наблюдали, как судно медленно подходит к бетонному причалу под проливным дождем. Зенитные орудия были замаскированы под витками веревки.
Таня очень переживала. Она не представляла, что может случиться. Все старания брата не допустить, чтобы тайное стало явным до американских промежуточных выборов, оказались тщетны, и неприятности, которые могли из-за этого свалиться на его голову, были лишь малой толикой ее беспокойства. Ясно, что блокада — это не больше чем пристрелочный выстрел. Теперь Кеннеди должен показать силу. И когда он начнет демонстрировать силу, а кубинцы — защищать свою драгоценнуюdignidad, произойти может всякое, от американской агрессии до всемирной ядерной катастрофы.
Таня и Паз стали более близкими людьми. Они рассказывали друг другу о своем детстве, своих семьях и прежних возлюбленных. Они часто прикасались друг к другу, смеялись. Но до романа у них дело не доходило. Она была бы не прочь, но не поддавалась искушению. Мысль отдаться только потому, что он красив, казалась порочной. Паз ей нравился, несмотря на его dignidad, но она не любила его. Когда-то она целовалась с мужчинами, которых не любила, особенно учась в университете, но не спала с ними. Она легла в постель только с одним мужчиной, и она любила его, или, по крайней мере, в то время думала, что любила. Но она могла бы переспать с Пазом только для того, чтобы кто-то держал ее в объятиях, когда будут падать бомбы.
Самый большой склад у пристани сгорел.
— Непонятно, как это произошло, — удивилась она.
— Дело рук ЦРУ, — пояснил Паз. — Здесь террористы совершают много диверсий.
Таня оглянулась по сторонам. В зданиях на пристани не было видно ни души. На набережной стояли одноэтажные деревянные хибары. На дорогах от дождя разлились лужи. Американцы могли одним ударом смести этот город, не причинив ощутимого урона режиму Кастро.
— Зачем? — спросила она.
Паз пожал плечами.
— Легкая мишень на краю полуострова. Они приплывают сюда из Флориды на быстроходных катерах, скрытно высаживаются на берег, что-нибудь взрывают, убивают одного или двух невинных людей и возвращаются в Америку. — По-английски он добавил: «Подлые трусы».
Таня подумала, что всюду правительства одинаковые. Братья Кеннеди говорили о свободе и демократии, а сами посылали вооруженные банды запугивать кубинский народ. Советские коммунисты твердили об освобождении пролетариата, а сами бросали в тюрьмы и расстреливали всех, кто не соглашался с ними, и отправили Василия в Сибирь, потому что он пытался протестовать. Есть ли где-нибудь на свете честный режим?
— Поедем, — сказала Таня, — До Гаваны неблизкий путь, а мне еще нужно сообщить Димке, что это судно благополучно прибыло.
Москва считала, что «Александровск» совсем недалеко от порта, но Димка ждал подтверждения.
Они сели в «бьюик» Паза и выехали из города. По обей сторонам дороги плотной стеной рос сахарный тростник В воздухе парили грифы, охотясь на толстых крыс на полях. Вдалеке высокая труба сахарного завода, как ракета, нацелилась в небо Ровный ландшафт центральной Кубы пересекала одноколейная железная дорога, по которой тростник транспортировали с полей на заводы. Там, где земля не обрабатывалась, господствовали тропические джунгли, огненные и палисандровые деревья, а также высокие королевские пальмы и густой кустарник, который общипывал скот. Стройные белые цапли, ходившие за коровами, оживляли серовато-коричневый ландшафт.
В сельских районах Кубы в основном еще ездили на гужевом транспорте, но ближе к Гаване дороги были запружены военными грузовиками и автобусами, отвозившими резервистов на пункты сбора. Кастро объявил полную боевую готовность. Народ готовился защищать свою страну. Люди махали проезжавшему «бьюику» Паза и выкрикивали: «Patria о muerte!», «Cuba si, yanqui no!»1 (Родина или смерть! Куба да, янки нет! (исп.))
В пригородах столицы Таня заметила, что за ночь на всех стенах появились новые плакаты с изображением выполненной черной краской руки, сжимающей автомат, и словами «К оружию!». Кастро понимал толк в пропаганде, думала Таня, в отличие от кремлевских стариков с их лозунгами вроде «Претворим в жизнь директивы XX съезда партии!».
Таня написала и зашифровала свое сообщение раньше, ей оставалось только вставить в текст точное время швартовки «Александровска». Она доставила сообщение в советское посольство и дала его офицеру-связисту из КГБ, которого хорошо знала.
Димка будет доволен, но Таню не покидал страх. Хорошая ли это новость, что на Кубу доставлен еще один корабельный груз с ядерным оружием? Не будет ли кубинский народ — и сама Таня в большей безопасности без него?
— У тебя есть другие дела на сегодня? — спросила Таня Паза, когда вышла из посольства.
— Моя работа — связь с тобой.
— Но в условиях этого кризиса…
— В условиях этого кризиса нет ничего важнее четкой связи с нашими советскими союзниками.
— Тогда давай пройдемся вместе по Малекону.
Они доехали до побережья. Паз оставил машину у гостиницы «Националь». Солдаты устанавливали зенитное орудие перед известным отелем.
Таня и Паз вышли на приморскую набережную. Ветер с севера гнал бурлящие волны, которые разбивались о каменную стену и обрушивались на тротуар россыпью мелких брызг наподобие дождя. Здесь, в популярном прогулочном месте, сегодня было больше людей, чем обычно, но настроение у них не располагало к гулянью. Они не флиртовали, не шутили и не щеголяли в лучших нарядах. Все смотрели в одну сторону, на север, туда, где на другом берегу пролива находились Соединенные Штаты. Они выискивали глазами янки.
Таня и Паз некоторое время смотрели вместе с ними. Сердце ей подсказывало, что вторжение должно состояться. Разрезая волны, приплывут эсминцы, в десятках метров от берега всплывут подводные лодки, и серые самолеты с белой звездой в синем круге появятся из облаков, груженные бомбами, которые будут сброшены на кубинский народ и их советских друзей.