— Что?
— Паспорт Пушкина! Ну? Что ты смотришь? Да где же этот чертов телефон?!
— Ума не приложу, зачем он тебе так срочно понадобился, — пробормотал Тихон и, сам оглядываясь по сторонам.
— Тёме позвонить. Или в полицию…
— Так, стой! Какую полицию?
— Ты что, не понимаешь?! Да твой прораб уже, наверное, его убил, труп расчленил и где-нибудь спрятал… Может, даже на стройке! На твоей, — злорадно сощурилась женщина.
— Эй… Эй… Какие трупы? — Тихон подошел вплотную к Ольге и осторожно ее обнял, пряча в растрепанных локонах наползающую на лицо улыбку. — Пушкин — нормальный мужик. Хмурый немного, так ведь не от хорошей жизни. Помнишь, как в Простоквашино? Это я почему вредный был… — голосом почтальона Печкина продекларировал Гдальский, — потому, что у меня мужичка не было…
Ольга фыркнула. Уставилась на Тихона недоверчиво, откинувшись в его руках.
— Еще скажи, что он гей.
- Кто? Наш Александр Сергеевич? Я, конечно, доподлинно не знаю, свечку не держал. Но, судя по тому, как он залип на заднице Кормухина, когда вы с ним плясали… — Тихон пошевелил бровями.
— Пушкин? Александр Сергеевич? Ты это серьезно?
— Да нет… Пушкин — это прозвище. Исходя из имени отчества. А так он Комисаренко. Отличный мужик — зуб даю.
— Знаешь ли, у Чекатило тоже была ничего себе так характеристика, — шмыгнула носом Ольга, продолжая шарить по комнате взглядом в поисках телефона. Широкая грудь Гдальского дрогнула, и он в голос заржал.
— Чекатило… Ой, не могу…
— Смешно ему! А я места себе не нахожу! Вот зачем он предложил Тёму домой отвезти, м-м-м?
— Зачем-зачем… Может, давай без подробностей? Я, знаешь ли, не настолько толерантный.
— Балбес!
Ольга стукнула Тихона кулачком по груди и отступила на шаг. Телефон нашелся лишь в кухне, где уже вовсю шумели парни.
— О-о-о, — протянул Пашка, — и этот человек нам вчера читал лекции о вреде алкоголя, — заржал он, косясь на зеленую мать.
— Это я вам для наглядного примера, — вышла из щекотливой ситуации Ольга, брезгливо косясь на подгоревший омлет, который уплетал Ник.
— Парни, вы бы на харчи сильно не налагали. Вас дед Сергей таким холодцом накормит — пальчики оближете. Берегите место.
— Нет, Тиш, я не могу, правда… — отнекивалась Ольга, приложив к уху трубку.
— Петь, сделай матери кофе. Я с вашей машиной все никак не подружусь.
Петька послушно посеменил к аппарату.
Ольга прислонилась лбом к холодильнику и отвела трубку от уха, чтобы длинные противные гудки не так сильно били по до звона натянутым нервам.
— Не берет! А я говорила, что это добром не кончится!
- Оль, да ради бога! Ну, может, они еще спят…
Ничего не понимающие парни косились то на мать, то на Тихона.
— Похоже, вы вчера повеселились даже лучше, чем мы… — ухмыльнулся Павел.
Телефон в руках Ольги тренькнул. В мессенджере всплыло не отвеченное сообщение.
«Какого хрена, Фадеева. В такую рань».
А следом прилетел злющий стикер. Ольга выдохнула, чуть трясущимися с бадуна пальцами настрочила ответ:
«Надо было удостовериться, что ты жив. Тебя этот Пушкин не обижал?»
«Пушкин?» — ржущий стикер, а дальше «Нет, так, пару раз надругался».
У Ольги отвисла челюсть. Это что же… Тихон был прав?
«Не отвлекаю. Потом все расскажешь».
Ольга отложила телефон и забрала из рук среднего сына свой кофе. Аромат, который обычно бодрил, сейчас не вызвал никаких приятных эмоций. Ольга сглотнула, но это не помогло. Она резко отставила чашку, так что горячий кофе, выплеснувшись на стол, залил красивую скатерть, и помчалась к туалету.
Да чтоб она… Еще хоть раз… Хоть каплю в рот?
Ольга откинулась спиной на обшитую кафелем стену и положила голову на согнутые колени. Тихон, последовавший за ней в туалет и все время находящийся рядом, открыл кран и загремел шкафчиками. Инквизитор…
— М-м-м…
— Ну, что… сильно плохо? Олька… — пробормотал, водружая ей на голову холодный компресс.
— Сдохнуть бы, — мечтательно протянула та.
Дверь открылась, в щель сунулась патлатая Пашкина голова:
— Эй? Ты как, ма? Нормуль?
— Жить будет! — вместо Ольги ответил Тихон. — Давай, Паш, шуруй! Видишь, не до тебя совсем…
— Вот так, доверь мать кому-то, — пробурчал Пашка.
Интересно, как Тихон их различал? Никто не различал, а он — с момента знакомства с точностью мог определить, где кто. Спросить бы, да только сил нет. Тут хоть бы до кровати дошлепать.
— Пойдем, приляжешь…
— А как же отец?
— На завтра встречу перенесем. Холодец лишь вкуснее будет.
— Нет, так некрасиво…
— Так! Не спорь. Зеленая, вон, вся. Дать бы тебе по заднице. Или Кормухину твоему за то, что мне бабу спаивает.
— Артем ни в чем не виноват.
— А кто виноват? Дядя Вася-китаец?
— Если уж кому и надо съездить — так это тебе. Устроил не пойми что и сбежал, как мальчишка!
Тихон свел брови. Откинул одеяло, помогая Ольге забраться в постель, и пробормотал:
— Да не мог я ответить. Там у нас…
— Завал. Я слышала… Ладно, давай мы это потом обсудим. Что-то мне так хреново, Тиша… Прикрой шторы, а?
Наверное, нужно было и правда все отменить. Тихон прикрыл шторы, как она просила, сделал еще один компресс. В дверь позвонили, кто-то пришел, из коридора донеслись голоса. Похоже, его Катька явилась. Но Тихон не спешил навстречу. Сев на тумбочку возле кровати, он крепко задумался.
Сам не понимал, что так сильно его вчера разобрало. Хотя, нет. Понимал он все. Слишком крепким был мужиком, для того, чтобы принять помощь. Дался ему тот кредит! Ни за что он его не возьмет. У нее не возьмет! Потому что это неправильно. Он — мужик. Он свои проблемы сам решать должен, а не через женщину. Как увидел Ольгу в том кабинете — так и все. Сорвало планку. И это его «я сам»! Чтобы ей доказать, чего, как мужчина, стоит — вышло на первый план. Не зацепи его Ольга так сильно, может быть, он бы и съел. А тут — нет. Все в Гдальском противилось этой мысли. Как и всякий порядочный шовинист, он был твердо уверен, что место женщины за мужчиной. По крайней мере, если между ними намечается что-то серьезное. А ведь у них намечалось! Просто однажды, сидя на разложенном диване в своей холостяцкой берлоге, Тихон поймал себя на мысли, что просто не понимает, почему сидит здесь один.
Вот здесь, рядом с ней, примостившись на тумбочке, было гораздо лучше и правильней.
Влюбился. И теперь, зная, как долго и как много она на себе тащила, он всеми жилами был готов защищать Ольгу от любых трудностей и испытаний. Чтобы она ни на секунду не пожалела, что впустила его в свой дом. И в свою душу впустила. Сама Ольга, кстати, могла по этому поводу думать все, что угодно. Орать по привычке, что взрослая девочка и сама знает, как надо. Да только это ничего не меняло. Это его женщина, а значит, ничто не должно мешать ему утверждаться в своей новой роли. Роли главы семьи. Того, кто несет за семью всю ответственность и решает свалившиеся на неё проблемы. И ни в коем случае не добавляет новых. Пусть привыкает.
Ольга перевернулась с бока на бок. Открыла мутные глаза.
— Чего не спишь?
— Ни спится чего-то. Тиш, я поговорить хотела… Мы ведь так до конца и не решили, что…
— Оль, я вчера все сказал.
— Ты знаешь, что ты невыносимый?
— Угу. Невыносимый, властный, жесткий… Трудоголик до мозга костей. Я именно такой, Оль. И хочу, чтобы ты понимала, с каким мужиком тебе придется связать свою жизнь.
Тихон протянул руку и, серьезно глядя в глаза, погладил Ольгу по волосам.
— Вот, прям, так сразу придется? — закусила дрожащие губы та.
— Придется. Мне эти свидания… Ты уж прости, но несерьезными кажутся.
— Чего же ты хочешь?
— Женщину. Ту, которая примет меня таким, каков я есть, со всеми изъянами и выщерблинами моего далеко не сахарного характера. Ту, которая будет жить со мной, встречать с работы ужином и греть постель. Каким бы я ни пришел. Уставшим, злым… да всякое ведь может случиться. Ту, с которой я рука об руку встречу старость… Пафосно и по-дурацки звучит, я знаю…
— Нет, почему же? Я очень хорошо тебя понимаю… — повела плечом Ольга, вскарабкиваясь вверх по подушке. Тихон сковал ее пристальным взглядом:
— Это хорошо, Оль… Хорошо, что ты меня понимаешь.
Рука Ольги скользнула ему на плечо, прошлась пальчиками вверх по шее, аж до самого затылка. Тычась в её ладонь, как какой-то кот-перекормыш, Тихон едва не урчал. Ему было так хорошо, так легко с ней рядом. Делиться тем, что на душе. Тем, в чем даже себе самому с трудом сознавался. И не чувствовать изматывающей неловкости. Знать, что она поймет его, как никто другой.
— Все это хорошо, Тиша… Только вот одно с другим не стыкуется… Говоря о том, что хочешь провести со мной жизнь, ты совершенно выпускаешь из виду тот факт, что любящая женщина — это прежде всего опора. Почему же ты мне не позволяешь ей стать? Хотя бы попробовать!
— Я не запрещаю, — пробормотал Тихон, сжимая лицо Ольги в ладонях. — Я просто не хочу, чтобы в наших отношениях присутствовала товарно-рыночная составляющая.
Ольга вздохнула. Ладно… ради того, что он сказал перед этим, она отступит. Просто, чтобы не испортить себе настроение. Тихон говорил правильные слова. У нее сердце замерло, а после затрепыхалось недоверчивой, пойманной в силки, птицей. В груди будто жаром пахнуло. Восторг омыл тело теплой волной.
— Мы еще поговорим об этом, — прошептала Ольга, приближая к его губам свои губы.
— Не о чем разго… — начал Тихон, но она не дала ему договорить. Закрыла рот поцелуем. Сладким, голодным, искушающим. Так сладко! Без единой мысли во вмиг опустевшей голове.
В дверь постучали, и тут же вошли:
— Ой… — пробормотал кто-то из мальчиков. — Вы продолжайте. Не обращайте на меня внимания. Собственно, меня уже нет. Не отвлекайтесь… Там просто дед Сергей звонил, спрашивал, когда мы будем. Но если вам не до этого…
— Коль, заткнись уже, а? Не смущай мать. А деду Сергею скажи, что мы подгребем минут через сорок. Ты, как, успеешь собраться, Оль?
Ольга пробубнила что-то невнятное и встала с кровати. Осевшая было муть вновь всколыхнулась. Собраться она, может, и успеет… Если раньше не помрет.
Глава 19
- О, ну, наконец, дождался! Думал, что уже не придете. Не уважите старика.
Ольга заглянула в прихожую и картинно хлопнула ресницами:
— Это какого такого старика, Сергей Осипович? Уж не на себя ли вы наговариваете?
Мужчина довольно рассмеялся, пропуская в тесный коридор их многочисленную компанию. Заходить решили партиями. Сначала Ольга и Тихон, следом Катя с Ником, а там и Петька с Пашкой. Всем сразу здесь было не развернуться. Еще и Сара терлась у ног — того и гляди — наступишь.
— Вот именно, какие твои годы, пап?
— Какие не какие, а все мои… Да вы проходите. И сразу за стол. Он уже два часа вас ждет накрытый!
— Это все моя вина, — покаялась Ольга.
— Что ты, что ты, Олечка! Я все понимаю. Молодежь, у вас своя жизнь…
— Вот еще! Нам только в радость. Это ведь так хорошо, когда есть к кому пойти. Хуже, когда не к кому, — возразила Ольга, проходя вслед за чуть напрягшимся Тишей в нарядную, увешанную комнатными цветами кухню.
— Присаживайтесь, вот тут… К окошку. А ребятня поближе к выходу, они сразу сбегут.
— Почему это сбежим? — возмутился Ник, протягивая пожилому мужчине руку.
— А ваше поколение всегда куда-то бежит.
— Наше поколение? Да мы к тебе почаще некоторых занятых заглядываем, — возразила Катя, обнимая деда и звонко чмокая в щеку.
— И то не поспоришь, — закивал головой тот.
— Петь, Паш… Ну, идите уже знакомиться! — выглянула из-за двери Катя. — Это, дед, Никовы братья.
— Ты смотри! И правда — одно лицо!
— А ты думал, я шучу, что ли? Да они меня столько раз пытались разыграть! — Катя ткнула в бок жениха.
— Павел…
— Петр…
— Никак на Петра и Павла родились-то? — восхитился Сергей Осипович, пожимая руку парням.
— Ага. Двенадцатого июля будем совершеннолетие праздновать, — качнула головой Ольга. Так… ну, вроде бы жить можно. То ли таблетка подействовала, то ли компрессы Гдальского. Тошнота отступила. На смену ей пришел зверский голод. Ольга покосилась на расставленные перед носом яства.
— О! Совершеннолетие — это событие. А Катюник наша аккурат второго сентября родилась. Помнишь, Тиш, ее в первый класс даже брать не хотели? Маленькая, говорили. Вот если бы первого родилась! Ну, не глупость ли?
— Глупость редкая. И как вы вышли из положения? — улыбнулась Ольга, накалывая на вилку маринованный домашний грибок.
— Папа в школу явился и всех убедил, да, дочь? — ухмыльнулся Тихон, вываливая ей на тарелку едва ли не полпиалы тех самых грибов. Таких вкусных, чуть с кислинкой и чесночком. М-м-м.
— Ага! — рассмеялась Катя. — Что-что, а убеждать папа умеет.
— И холодец… Холодец, Олечка! И хрен вот. Тиш, подложи… Ну, вот, Петр и Павел, понятно. А Николай — откуда взялось? — искренне заинтересовался Сергей Осипович.
— Так Чудотворец ведь… С детства чудил.
В ответ на слова Ольги Тихон хмыкнул. Склонился к уху:
— Главное, что с Катькой чудес не наделал, — пошутил, сверкая глазами. Ольга прыснула, прикрыв ладонью рот.
Пока парни с аппетитом поглощали предложенные угощения, а Тихон с Ольгой любезничали, Сергей Осипович достал бутылочку домашнего вина и разлил по бокалам.
— Сам делал! — похвалился мужчина. — Это вишневое. Как тебе аромат?
Ольга нерешительно взялась за ножку бокала. У нее не было абсолютно никакой уверенности, что ей понравится. И, конечно же, вовсе не потому, что сомневалась в умении старика.
— Ох, — выдохнула она, когда слабенькие алкогольные пары коснулись носа.
— Не понравилось? Оль, ты что такая зеленая? Я-то еще в коридоре заметил, но потом решил, что показалось сослепу…
— Да не показалось, пап. Хреново ей. Надо было все же на завтра посиделки переносить.
— А ты уверен, что до завтра все пройдет? — лукаво сощурился Сергей Осипович. С вилки Пети сорвался кусок котлеты и шмякнулся в размазанное по тарелке пюре. Три одинаковых головы повернулись к матери. Катя прижала ладонь к губам, заглушая рвущийся с них смешок. Ольга, которая все это время сосредоточенно и глубоко дышала в попытке унять тошноту, открыла глаза и удивленно обвела взглядом собравшихся:
— Что? Что такое? Почему вы на меня так смотрите?
— Бать, ну, ты и выдумщик! У Ольги совсем другой диагноз. Бодун у нее, если по-русски.
— Ну, спасибо, Тиша! — обалдела Ольга от такой подставы. И что теперь о ней подумает потенциальный свекор?! Язык бы этому Гдальскому вырвать. Правдолюб, чтоб ему пусто было!
— А что? Пусть они лучше думают, что ты залетела?
Глаза Ольги широко распахнулись.
— Да вы что? Нет-нет… Как можно!
— Известно, как, — глаза Сергея Осиповича смеялись.
— О, нет. Я уже все. Отстрелялась. Теперь, вот, разве что внуков дождаться… Когда-нибудь.
— Когда-нибудь, не сейчас, — закивал головой Тихон.
— А не равно вам внуков? Катьке сестренка точно бы не помешала. Вот Тихон у нас один — тяжело ему. И не к кому прислониться, случись что со мной. Ни одной родной души не останется.
Ольга уткнулась в тарелку, не совсем понимая, что тут можно сказать. Отправила в рот очередной грибок, выигрывая время. Может, Гдальскому бы и не помешал еще один ребенок, а вот ей совершенно определенно троих достаточно. Четверо? Бр-р-р… А если вообще двойня родится? Она ж и не такое могла! И как объяснить, что в этом плане с ней каши не сваришь? А главное, что сам Тихон думает по этому поводу? Они ведь ничего такого не обсуждали. И о серьезном заговорили лишь только сейчас. Нет-нет… Какие дети? Им тех, что есть — за глаза.
— Что касается внуков, — вдруг вступил в разговор её старшенький. — Мы об этом пока не думали…
— И слава богу! — Тихон отпил вина и взялся за вилку.
— … но мы хотели вам с Катей сказать, что планируем съехаться, после выпускного.
Челюсть Ольги упала вниз. Гдальский, напротив, сжал зубы. Один Сергей Осипович не терял оптимизма: