Гауптман, конечно, не подозревал, что за местом его временного пребывания в Банска-Бистрице следят разведчики Морского еще с тех пор, как он поселил там завербованных полицией безопасности и освобожденных из тюрьмы сестер Карташовых — Клавдию и Анну. Разведчик «Кум» успел познакомиться с новой жительницей, красивой, но почему-то очень грустной женщиной по фамилии Дикань. Она рассказала, что родом с Украины, убежала из Германии, куда ее вывезли фашисты, и теперь ищет пути к партизанам. Просила «Кума» связать ее с людьми, с помощью которых могла бы вернуться на Родину или же дождаться Красной Армии в горах…
И разведчики помогли, чтобы использовать «Красавицу» в своих целях. Как только землю окутали сумерки, «добрые люди» вместе с Дикань двинулись в путь. Они вели ее дальше и дальше, передавая из рук в руки. Наконец ранним утром добрались до места в горах, где их ждали вооруженные автоматами двое парней.
— У вас есть оружие? — спросил один из них по-украински, показывая на свой автомат.
— Нет, оружия у меня нет, — тоже по-украински ответила она и улыбнулась.
— Вы знаете украинский язык? — переспросил парень.
— Я с Полтавщины. Вы, вижу, тоже украинец!
Боец не ответил и стал прощаться с проводником, потом повернулся к женщине:
— Пошли. Только надо идти так, чтобы за нами на снегу оставался один след.
И они двинулись к горному склону. Через некоторое время подошли к заброшенному лесному туристскому домику. Приказав женщине ждать, он куда-то исчез…
Через час в домике появилось два человека.
— Кто вы? — взволнованно спросила женщина.
— Мы те, кого вы ищете, — ответил Олевский. — А вы кто?
— Если вы партизаны, то отведите меня к своему командиру.
— А может, я и есть командир? — пристально посмотрел на нее Олевский.
— Вы не тот командир, который мне нужен. Он выглядит иначе.
— Вы его знаете? Встречались с ним?
— Нет, не встречалась. Но уверена, что вы не Морской.
— Почему вам нужен именно Морской?
— Об этом я могу сказать только ему лично, — тихо проговорила женщина. — Наконец, дело, с которым я пришла, касается только Морского. Именно поэтому я должна видеть командира отряда.
«Видимо, это и есть та „Красавица“, о которой сообщал „Сокол“», — решил Олевский, внимательно осматривая молодую, красивую женщину, и, чтобы вызвать ее на откровенность, назвал себя:
— Я начальник контрразведки партизанского отряда, которым командует Морской. Можете доверить мне все, что хотите рассказать ему лично.
Женщина окончательно разволновалась.
— Делайте со мной что хотите, но я ничего вам не скажу. Откроюсь только тому, чья фотография напечатана вот здесь, — и она показала газету с портретом Морского.
Беседа не давала желаемых результатов. Женщина упрямо настаивала на встрече с Морским лично. Олевский через связного доложил командиру о требовании неизвестной.
Вскоре в домик, расположенный недалеко от базы отряда, вошли Морской и Григорьев. Поздоровались.
— Эта красавица хотела со мной встретиться? — слегка щурясь, спросил Морской.
От слова «красавица» незнакомка вздрогнула и пронзила командира взглядом удивительно голубых глаз. Потом взглянула на портрет в газете, которую вынула из кармана, подошла к Морскому и какое-то мгновение рассматривала его.
— Вот он, мой спаситель! — чуть слышно прошептала женщина. Ее худые плечи задрожали.
— Почему вы плачете? — спросил Морской.
— От радости, что вырвалась из неволи, добралась сюда и смогу отвести от вас смертельную опасность. Но это большая тайна, и доверить ее я могу только вам.
— Успокойтесь, пожалуйста, и рассказывайте при всех. Это мои ближайшие товарищи и помощники. Никаких тайн от них я не имею.
Женщина перестала плакать, вытерла слезы, внимательно посмотрела на присутствующих.
— Я не «Красавица» и не Дикань. Моя настоящая фамилия Нечипорук Анна.
Она вздохнула и дрожащими пальцами принялась вытаскивать нитку из воротника своего платья. Надорвала уголок, достала оттуда маленькую пластмассовую трубочку, осторожно вынула из нее другую, совсем миниатюрную, и положила на стол.
— Здесь яд, — продолжала Анна. — По приказу полковника из гестапо Братиславы я должна была отравить вас…
Она долго плакала, вероятно мысленно проклиная себя за ту минутную слабость, которой поддалась, сказав врагу «да», хотя могла сказать «нет». Сказать и гордо умереть.
— Я знаю, что поступила подло, дав согласие на такое страшное преступление. — Анна сжала пальцами горло. — Но, поверьте, я согласилась на такой шаг, чтобы воспользоваться единственным шансом и вырваться из фашистских когтей, выйти на свободу. Только так я могла спасти жизнь себе и вам. Ведь полиция могла бы поручить отравить или убить вас кому-нибудь другому… Теперь делайте со мной что хотите, но умоляю: пусть мое чистосердечное признание останется тайной, иначе оборвется жизнь самого дорогого мне человека… — И женщина снова горько заплакала.
Сбитые с толку неожиданным поворотом дела, разведчики какое-то время не могли найти нужной линии поведения.
— Ну что же, — нарушив молчание, обратился к Анне Морской. — Мне остается только поблагодарить вас за чистосердечие и заверить, что мы сохраним в тайне ваш поступок. Сделаем все, чтобы спасти жизнь вам и вашему мужу. А теперь расскажите, пожалуйста, подробнее о себе и обо всем, что связано с заданием полиции безопасности.
Женщина вытерла заплаканные глаза и начала рассказывать…
ОСОБАЯ ПРИМЕТА
Комиссар отряда Григорьев в юные годы был воспитанником 59-го кавалерийского полка 44-й кавдивизии. Окончил школу младших командиров, служил взводным в бригаде корпуса охраны Дальневосточной железной дороги, а затем работал в контрразведывательных органах Красной Армии. Поэтому как чекист имел немалый опыт и, кроме того, отличную память. Теперь эта память не давала ему покоя: где раньше он видел партизана Петрова? К Морскому тот перешел недавно из соединения подполковника Егорова. Может, он просто похож на кого-то из тех, с кем в свое время сводила судьба? Но с кем и где именно?..
Как-то комиссар застал Петрова на продовольственном складе. Тот сдавал продукты, заготовленные хозяйственным взводом, и как раз собирался подписывать акт. Он достал очки, долго тер их платком, потом надел и начал громко читать, что и сколько передается складу. Комиссар обратил внимание, что при этом у него шевелились уши.
И тут Григорьев вспомнил: следователь полиции в Ромнах собирается читать протокол допроса Григорьева, заподозренного в связях с большевистским подпольем. Вот он вынимает из бокового кармана пиджака очки и протирает их носовым платком. Читает медленно, любуясь своей дикцией, и уши его шевелятся…
«Да, это он, Зеленский. Как он мог очутиться здесь, в лесах Словакии? Может, просто внешнее сходство? Зеленский… Зеленский… Такая фамилия уже где-то здесь всплывала… — копался в своей памяти комиссар. — А не тот ли это агент „триста шестой“, о появлении которого в отряде давно предупреждал „Сокол“?»
О своем подозрении Григорьев рассказал Морскому и Олевскому. За Петровым стали усиленно наблюдать, проверять прошлое. Послали доверенного человека в партизанский отряд Егорова. Там ответили: был Петров. Прибыл как военнопленный после побега из концлагеря. Зарекомендовал себя неплохо. Нередко с восторгом отзывался о Морском. Даже изъявлял желание воевать вместе с ним и, как стало известно, самовольно перешел в его отряд.
По радио запросили Наркомат госбезопасности Украины. Оттуда пришел ответ: «Зеленский Петр Евдокимович один из организаторов полиции в Ромнах Сумской области. В 1943 году бежал с немцами вместе с братом Иваном, бывшим учителем, который там же работал вначале следователем, а затем начальником окружной полиции». НКГБ подтвердил его особую примету.
Петрова вызвали в штаб.
— Напишите объяснение, почему вы ушли из отряда Егорова, — предложил ему начальник штаба.
Петров заметно заволновался, обвел пристальным взглядом присутствующих — Боброва, Морского, Григорьева и Олевского, которые наблюдали за ним. Затем достал из внутреннего кармана очки, тщательно протер стекла, надел и не спеша начал писать. По предложению Олевского вслух прочел написанное. Сомнений не было: именно такого следователя полиции видел в Ромнах комиссар — внешне спокойного, франтоватого, на самом же деле изобретательного мучителя. И уши так же шевелятся, когда говорит.
— Достаточно, Зеленский! — сурово оборвал его Григорьев.
Из пальцев «Петрова» выпал карандаш, лицо побледнело. Однако он быстро овладел собой.
— Почему Зеленский? Моя фамилия Петров.
— Нет, не Петров, а Зеленский. Имя — Петр, отчество — Евдокимович. Мы с вами встречались в Ромнах. Посмотрите на меня и вспомните, как допрашивали подпольщиков с текстильной фабрики… Петровым вас окрестили в полиции безопасности. Там же вам дали и задание… Или, может, я ошибаюсь?
Петров-Зеленский, растерянно моргая, молчал. Потом нервно скомкал свое объяснение.
— Что ж, если вы все знаете, значит, моя карта бита. Расстреляете?
— Расстреляем, — подтвердил Морской. — За невинную кровь наших людей, которую проливал на Украине, за черную подлость измены, за…
Казалось, предатель воспринял слова командира спокойно. Но вдруг он будто подкошенный упал на колени.
— Не губите, — забормотал он, — не губите меня, я все расскажу… В соединении Егорова — мой брат. Он тоже имеет задание от немцев. Иван скрывается под фамилией Пичугин… Это он был начальником окружной полиции, он выявлял и уничтожал подпольщиков, принимал активное участие в действиях карательного отряда Батюты. Он заслужил смерть. А я только комплектовал полицию в Ромнах. Пощадите меня. Я ведь не кого-нибудь, а родного брата вам выдаю. Хотите, я сам…
— Уведите! — брезгливо поморщился Морской.
Следствие продолжалось несколько дней. Приговор трибунала был суровым, но справедливым: расстрелять.
Таким образом, и эта акция — захват или уничтожение Морского, проводимая в соответствии с оперативным планом «Дым», — была сорвана, а агенты полиции безопасности «триста шестой» и его брат, «триста пятый», так и не успели получить вознаграждения, которые Шаньо Мах обещал перевести на их счет в дрезденский банк.
ГНЕЗДО «ГИВИ»
Как-то Светлов, идя ночью на важную боевую операцию со своей разведгруппой, состоящей из словаков Юзефа Ямришка, Павла Ковача, Йозефа Немета, Яна Шипки и Рудольфа Ключара, в селе Риезница завернул к дому уже известного ему местного жителя Кулича. Тот дал исчерпывающую информацию о расположении прибывшего в село отряда словацкой жандармерии, о выставленных им постах.
Прошло несколько дней. Возвращаясь с задания поздно вечером, Светлов снова навестил Кулича. Хозяин пригласил в дом всю группу. Разведчики поужинали, отдохнули, обсушились. Дочь Кулича Зденка рассказала Светлову, что после той ночи, когда он с товарищем заходил к ним, в село проникла группа эсэсовцев и устроила в домах вдоль леса засады. Об этом ей сообщил знакомый жандарм — парень из их села. Юным словак, так же, как и она, ненавидит фашистов, а в жандармерии служит, чтобы не попасть на Восточный фронт.
Доложив об этом Морскому, Светлов получил разрешение на встречу с молодым жандармом. Тот вначале давал сведения о некоторых местных жителях — жандармских прихвостнях, а вскоре стал активным помощником советских разведчиков. Роль посредницы между «Женихом», как назвал словака Светлов, и разведчиками выполняла Зденка. Однажды она принесла сообщение от «Жениха»: «Меня и еще двух жандармов (назывались фамилии) после беседы с майором СД отправляют в распоряжение капитана жандармерии Гаала, место пребывания которого засекречено».
Донесение заинтересовало разведчиков Морского. Но когда Светлов выехал в село Риезница, чтобы встретиться с «Женихом» и дать необходимые указания, он уже его не застал. Тот исчез, даже не попрощавшись со Зденкой.
Небольшой словацкий городок с длинным названием Моравский Святой Ян, расположенный в горной долине, ничем не был приметен. Даже во время гитлеровской оккупации здесь было спокойно. Но в начале 1944 года его довольно часто стали упоминать в секретных документах имперских служб. Сюда по указанию руководителей немецкой разведки собирали всяких изменников, предателей и буржуазных националистов — всех тех, кто стремился избежать справедливой кары своего народа.
Именно здесь, в Викуле, недалеко от Моравского Святого Яна, гитлеровская разведка сочла целесообразным законспирировать свою школу, прикрыв ее ничего не говорящим названием «Гиви».
Вот как охарактеризовал это шпионское гнездо «Сокол»: «В викульской разведывательной школе проходят специальную подготовку агенты тайных фашистских спецслужб, которые уже использовались на территории Советского Союза, в настоящее время освобожденной от оккупантов. Руководит школой майор СД Фридрих Шеркерт. Помощниками у него оуновец капитан Похомко и капитан Гендрих Гаал — изменник словацкого народа. Они лично проверяют агентов, прибывающих в их распоряжение, и лишь после этого из Моравского Святого Яна направляют в Викул для обучения».
Морской теперь не сомневался, что «Жених» попал в викульскую разведывательную школу. Ведь именно там находится капитан жандармерии Гаал, в распоряжение которого он направлен.
Вскоре по поручению Светлова Зденка встретилась с «Женихом». Он подтвердил, что в Викуле готовят диверсантов, исполнителей террористических актов. Полученную от «Жениха» информацию вслед за сообщением «Сокола» Морской сразу же направил в Центр. Оттуда последовало указание:
«„Гиви“ в Викуле — особое внимание. Необходимо срочно заняться изучением личного состава школы и установить характер задания каждого агента после подготовки. Изучите возможность внедрить в эту школу Шостака».
Центр сообщал также, что один из руководителей викульской разведывательной школы капитан Похомко известен как Похолок Александр Васильевич, 1914 года рождения, сын кулака из села Викота Самборского района на Львовщине. Входил в руководящее звено украинских националистов в Самборе. В 1939 году, во время воссоединения украинских земель, бежал на территорию Польши, оккупированную гитлеровцами. Обучался в разведывательной школе в городе Грац, где готовились разведчики для гитлеровской армии. Туда его направили в марте 1941 года. В первые месяцы войны немецкая разведка использовала Похолка под фамилией Попович как агента-парашютиста для действий в ближнем тылу Красной Армии. В ноябре 1941 года прибыл в оккупированный гитлеровцами Чернигов, работал там заместителем начальника, а в феврале 1943 года возглавил полицию Черниговской области. За время работы в Чернигове дважды награжден оккупантами. Позже работал в бургомистрате Самбора, откуда бежал на запад. Заклятый враг Советской власти и народа.
Морской внимательно прочел радиограмму Центра, какое-то время размышлял над ней, затем позвал Григорьева и Олевского. Долго советовались, как использовать это вражеское гнездо «Гиви» в интересах советской разведки.
«ЗЕМЛЯК»
Предутренние сумерки быстро таяли в лучах восходящего солнца. Дозорный Рудольф Лишко, охранявший короткий отдых группы разведчиков, которые возвращались в расположение отряда Морского, вдруг увидел на склоне горы человека. Настороженно озираясь, он что-то прятал в дупло раскидистого клена. Дозорный разбудил командира группы Новикова. Вскоре тот уже читал изъятые из дупла бумаги. Один из листов свидетельствовал, что некий Черноус Иван Михайлович, бывший старший полицейский города Самбора, главарями ОУН на Львовщине направляется в распоряжение штаба батальона «Гиви», который находится неподалеку от Моравского Святого Яна в городке Викуле.
Алексей Иванович объявил тревогу и послал разведчиков задержать владельца документов. Но было уже поздно — горы и густой лес надежно скрыли его.