— Чем могу быть полезен?
Женщина раскрыла желтую кожаную сумочку. Взгляд коменданта упал на крупные купюры рейхсмарок. Посетительница вынула сложенный вчетверо плотный лист бумаги, развернула и подала. В нем предписывалось: «Представителям военных властей предлагается оказывать всяческую помощь владельцу документа…»
Подпись и печать не вызывали сомнения.
— Сегодня я должна выехать в Краков, — сказала женщина. — Проклятая поездка! За двое суток шесть пересадок…
— Но ведь дорога… мост… — развел руками комендант, вернув предписание.
— Я уже выяснила. Ремонт закончат через час. Обстоятельства, в которых мы с вами находимся, требуют железного порядка, господин комендант.
Тот, соглашаясь, закивал головой, подошел к столику, связался по телефону с диспетчером. Получив подтверждение словам женщины, он взял ее удостоверение и пошел на пункт военной жандармерии. Минут через десять он возвратился в сопровождении неуклюжего патрульного с нагрудным металлическим знаком подковообразной формы.
— Вам повезло, фрау. Согласно распоряжению гауптмана мы отправим вас в Краков немедленно, в офицерском вагоне.
— Сердечно благодарна вам и вашему гауптману, — улыбнулась пассажирка.
Выходя из кабинета, она бросила взгляд на портрет фюрера, отчего лицо хозяина кабинета вновь покрылось холодным потом.
Едва утихли звуки шагов, озадаченный комендант выглянул в окно. По перрону пробежал дежурный по станции. Женщина в сопровождении патрульного вошла в классный зеленый вагон в конце поезда. Вскоре прозвучал гудок, и эшелон медленно тронулся.
В купе разместились женщина и два пожилых офицера-зенитчика. Они попробовали завязать разговор, но спутница его не поддержала. Она сидела у окна утомленная, задумчивая.
Зенитчики принялись играть в карты. Проигрывали по очереди — то лысый гауптман, то обер-лейтенант. Разговоры велись вокруг военных событий, которые, видимо, уже порядком надоели немецким воякам. Поезд двигался медленно, будто в дождливой пелене искал удобную тропинку, в такт ритмично покачивая пассажиров.
— Не скоро, наверное, эта черепаха доползет до Кракова, — ни к кому не обращаясь, проговорила женщина.
— Да, вы правы, — согласился обер-лейтенант, тасуя колоду. — Зато меньше риска… Вы не желаете? — указал он глазами на карты.
Пассажирка отрицательно покачала головой. Обер-лейтенант начал сдавать. Раз-другой сыграли в бридж. Поезд еще больше замедлил ход. Женщина не скрывала своей досады.
— Успокойтесь, фрау, — хмуро сказал гауптман. — Недаром говорят: тише едешь — дальше будешь. Очень верно, хотя и похоже на присказку.
Офицеры — один и второй — сразу же поплатились за свою откровенность.
— Я полагала, что страх незнаком офицерам рейха, — презрительно сощурилась спутница.
— Что вы имеете в виду? — насторожился гауптман.
— Ваши настроения…
— Гм… Настроения! — Лысый зенитчик обиженно засопел. Его партнер вздохнул и, отбросив в сторону карты, встал.
— Вы, я вижу, большая оптимистка, — сказал он, — но ваш оптимизм неоправдан. Известно ли фрау, почему этот поезд так долго простоял на станции? На нашем пути взлетел на воздух мост. Небольшой, но очень важный. И сделал это не отряд партизан, не десяток бандитов, а один русский диверсант. Заметьте, всего лишь один. А что он был один, установлено точно. Далеко ему уйти не удалось. Его убили возле моста, за насыпью. Кстати, приметный субъект. На правой руке у него татуировка: женское имя Marta и якорь.
— Почему вы считаете, что это был русский, а не кто-нибудь из местных?
— Утром фуражиры брали на лугу сено и нашли в копне парашют. Не английский, не американский, а советский.
— Давайте лучше спать, — предложил гауптман и примирительно добавил: — Страх и вправду плохой союзник. Нам необходим покой и отдых. Утром прибудем в Краков, а там — чем дальше на восток, тем опаснее… Война…
— Война одинаково обязывает к действиям как мужчин, так и женщин, — отозвалась спутница. — Мы тоже боремся против врага.
Обер-лейтенант не стал больше вступать в прения. Лишь иронически-презрительная усмешка искривила его лицо. Он собрал и спрятал в карман карты, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Гауптман долго искал спички. Наконец нашел, закурил сигарету и вышел в тамбур.
Женщина пристально посмотрела на задремавшего офицера, затем перевела взгляд на свой плащ, который висел рядом с голубовато-серыми шинелями. В нем были зашиты секретные разведывательные сведения, взятые из берлинского тайника «Сокола». Согласно приказу Центра разведчица торопилась в Краков, чтобы отчитаться о поездке и получить новое задание.
Неожиданно поезд затормозил и остановился.
— Что случилось? — заглянул в купе лысый Гауптман. — Неужели снова диверсия?
Заскрипели колеса, вагон качнулся, и поезд тронулся дальше на восток.
СЛЕД ОБНАРУЖЕН
«Наверное, легче найти иголку в стоге сена, чем Шлезингера в Словакии, — озабоченно думал Григорьев, комиссар группы подполковника Морского, которая получила задание разыскать в Братиславе „Сокола“. — Как напасть на след разведчика, если он так законспирирован?»
Правда, в Центре командиру и комиссару показали фотографию человека, который был вынужден носить ненавистную фашистскую форму и жить двойной жизнью разведчика. Но как фотография, так и словесный портрет за давностью устарели.
Основными ориентирами поиска должны были стать внешние приметы и увлечения бывшего берлинского «корреспондента 2066». Первое: он страстный автолюбитель; правда, оставалось неизвестным, на каком автомобиле обер-лейтенант ездит в Словакии. Второе: увлекается антикварными изделиями… Искать контакт с «Соколом» следовало через комиссионные магазины, рестораны или кафе. Он мог предложить для продажи статуэтку африканской богини из черного дерева с золотой пальмовой веточкой. Цена должна быть такой, чтоб в оккупированной Словакии на нее едва ли нашелся покупатель.
Разведчики Морского уже несколько раз появлялись на улицах Братиславы. Обошли комиссионные магазины. Два были вообще закрыты. В одном, где еще шла торговля, на полках, кроме фарфоровых сервизов и дешевых безделушек, ничего не было. На стене висели несколько картин — неудачные копии полотен мастеров фламандской школы.
Чтобы как-то сблизиться с антикваром, Григорьев все-таки решил кое-что у него приобрести. Взгляд остановился на зажигалке ручной работы. Это был маленький пистолет с перламутровой рукояткой.
— Ею действительно можно пользоваться или это сувенир-бутафория? — спросил он скучающего за прилавком хозяина.
Тот поднял лохматые брови:
— Вы меня обижаете, уважаемый пан. Я хлам на прилавке не держу.
— Извините, но сейчас такое время… Ценных вещей со свечой не сыщешь.
— Почему вы так считаете?
— Я коллекционирую изделия из красного и черного дерева. Убедился, что таких вещей давно уже нет.
— О! Если бы вы пришли несколько дней назад…
— Неужели вам предлагали сокровище?
— Сокровище — не то слово. Вы знаете, что такое черное дерево в руках сенегальского мастера?
— У вас была такая вещь?
— Конечно! Богиня с золотой пальмовой веточкой. Просто сказка!
— Где же она?
— Вы все равно не купили бы. За нее просили такую цену, что даже я отказался. Сорок лет стою за прилавком и не с пустой кассой.
— Кто же вам предлагал эту богиню?
— Немец, уважаемый пан. Военный немец. Пришел, кажется, под хмельком и принес свою, как он говорил, семейную реликвию…
— Он не оставил своего адреса, случайно?
— Что вы! Разве немецкие офицеры доверяют словакам!
— Сколько же он хотел за свою богиню?
— Много. Очень много! Чудак какой-то. Пришел и говорит: поспорил с друзьями в кафе «Карлтон», что возьмет за семейный африканский талисман, знаете, сколько? Три тысячи крон! Я ахнул. Где же сейчас мне сразу взять такую сумму? Тогда он предложил две тысячи шестьдесят шесть. И пояснил: две тысячи у него долг, а шестьдесят шесть хочет оставить себе. Это, мол, счастливая для него сумма: несколько раз начинал с нее играть в карты и всегда загребал хороший куш.
— Теперь, уважаемый, я чувствую, что это действительно ценная вещь, и я бы ее купил. Деньги у меня есть. Но как найти этого немецкого офицера? — забеспокоился Григорьев.
— К сожалению, ничего не могу посоветовать…
— Думаю, он еще может прийти сюда. Я буду к вам заглядывать. Хотелось бы все же приобрести эту «сказку».
Уже прощаясь с антикваром, Григорьев спросил:
— Может, вы запомнили внешность владельца богини?
— Как-то не присматривался. Сами понимаете, мое дело оценить товар, поставить на комиссию… Помню, правда, что когда офицер садился в машину, то задел плечом игрушку «медвежонок», болтавшуюся над ветровым стеклом. Она упала, и немец не поехал, пока не прицепил ее снова.
Григорьев возвращался на конспиративную квартиру в хорошем настроении. След разведчика обнаружен. Цена 2066 крон, которую запросил офицер за богиню, точно соответствовала номеру берлинского корреспондента. Значит, «Сокол» в Братиславе! Он ищет связь.
КАФЕ «КАРЛТОН»
Казалось, тревожное военное время не переступало порога красивого дома с широкими окнами, выходящими на тихий Дунай. Массивная дверь кафе, зарекомендовавшего себя доступными ценами, непрестанно открывалась и закрывалась. Входили и выходили люди. В уютном зале над столиками вился дымок сигар, сигарет, папирос и курительных трубок… Кельнеры разносили янтарное пиво в высоких кружках, наполняли бокалы боровичкой, сливовицей, недорогими, но выдержанными винами. Оркестр играл мечтательные вальсы, задорные и темпераментные эстрадные мелодии.
Несколько дней подряд разведчики Морского наблюдали за кафе, изучали посетителей, владельцев автомобилей, на ветровом стекле которых красовались игрушки-талисманы, замечая их номера. Пять таких лимузинов стояли около «Карлтона» в первый же вечер. Но они принадлежали гражданским лицам, представителям немецких промышленных кругов. Затем появился «опель-капитан» с белым берлинским медвежонком над ветровым стеклом. За рулем этой машины сидела женщина.
Удача пришла лишь на шестой день, когда около кафе резко затормозил еще один «опель-капитан» с талисманом-медвежонком. Из машины вышел элегантный мужчина в кожаном пальто и мягкой фетровой шляпе.
Он прошел в зал, отыскал свободный столик, заказал бутылку сухого вина и бутылку минеральной воды. Сидел непринужденно, равнодушно поглядывал то на публику, то на вспотевших музыкантов, до половины наполнял бокал вином, доливая минеральной, и пил медленно, с наслаждением. Лишь раз поднялся и, извинившись перед пожилым мужчиной, пригласил на вальс сидевшую с ним даму, а вскоре после этого уехал.
На следующий вечер владелец того же «опель-капитана» снова подкатил к «Карлтону», зашел в кафе, сел за столик и заказал ужик с коньяком. В зале почти не было свободных мест. Руководитель группы разведчиков Григорьев, что наблюдал за этим посетителем, подошел к нему и негромко спросил по-немецки:
— Не возражаете, если я здесь присяду?
Тот равнодушно кивнул:
— Садитесь, места свободны. Я один.
Григорьев быстро оглядел незнакомца. Он был довольно симпатичен, элегантно, даже изысканно одет: безупречный костюм, белоснежная, словно только что отутюженная рубашка, в галстуке — заколка с драгоценным камнем. Григорьев вспомнил фотографию и словесный портрет «Сокола» — сходство есть!
Владельца «опель-капитана» в свою очередь заинтересовала особа подсевшего к нему молодого человека. Он был строен, худощав, с большими, выразительными черными глазами, пышной шевелюрой черных волос и такими же усиками, которые выгодно оттеняли приятное и мужественное лицо. Молодой человек быстро полистал меню и обвел взглядом зал, отыскивая фигуру кельнера, потом достал карманные часы с мелкой серебряной цепочкой и обратился к владельцу «опель-капитана»:
— Будьте любезны, который час на ваших?
— Девятнадцать двадцать, — ответил тот, бросив внимательный взгляд на часы соседа по столику.
Григорьев не спеша перевел стрелки и, как будто оправдываясь, сказал:
— Пора бы приобрести что-нибудь поприличнее, но жаль расставаться с семейной реликвией.
Подошел кельнер, с подчеркнутой вежливостью склонил голову. Записал в блокнот: «Бутылка пива, яичница».
— Ограничиваю рацион, — пояснил клиент. — Печень. А всё проклятые карты, кутежи… — Когда кельнер отошел, продолжил: — Вчера изрядно выпил с друзьями и проиграл в карты две тысячи шестьдесят шесть крон.
— Так много! Поразительно! — не удержался собеседник.
— Да что эти две тысячи шестьдесят шесть крон?! Если мне и не повезло, то в другом: прозевал африканскую богиню из черного дерева. Кто-то приносил ее в комиссионный магазин «Гурбана». Жаль, мы разминулись. Эта вещица украсила бы мою коллекцию.
Кельнер принес ужин. Григорьев первый покончил с ним, расплатился и встал:
— Благодарю за компанию…
— Вас тоже. Был рад. Вы удивительный человек.
— Чем же я удивил вас?
— Хотел бы я посмотреть, как вам удается проигрывать такие суммы.
— О, я их не только проигрываю, уважаемый, но и легко выигрываю.
— Если так, то позвольте пригласить вас в одно уютное место. Только не волнуйтесь: там вас не напоят и не обманут. Две тысячи шестьдесят шесть крон останутся при вас. Ровно через час жду с машиной ВР-07245 у речного вокзала.
СЕМЕЙНАЯ РЕЛИКВИЯ
Сумерки быстро опускались на землю. С Дуная тянуло прохладой. Вскоре город окутала темнота. Под ее покровом Григорьев встретился со своими товарищами, которые подстраховывали его в этом небезопасном предприятии. Он велел ожидать его в «первом пункте», на улице Высокой, а сам с прикрывавшими его разведчиками братиславцами Рудо Ключаром и Юзефом Гойчем поспешил к речному вокзалу.
— Когда сяду в машину — останетесь на пристани, — распорядился он. — Ждите около багажных касс. Будьте осторожны, не привлекайте к себе внимания полиции.
Они разошлись, и каждый занял свое место.
Григорьев издали узнал знакомый уже «опель». Когда тот остановился, он, не ожидая приглашения, открыл дверцу и сел на заднее сиденье. Взревел мотор, и автомобиль помчался темными улицами города.
— Ну как, — первым нарушил молчание владелец «опель-капитана», — не передумали?
— Вы о чем?
— Я имею в виду нашу игру.
— Не передумал. Надеюсь, она будет интересной.
— Вы правы, — оживился человек за рулем. Он даже обернулся и посмотрел на удобно устроившегося за его спиной пассажира. — Игра — вещь увлекательная, но и довольно опасная, — многозначительно проговорил он. — А вы не боитесь, что я завезу вас неизвестно куда?
— За время войны я привык ко всяким неожиданностям.
— Мне тоже не раз приходилось рисковать. Вот и теперь, как видите, рискую. По вашему произношению нетрудно догадаться, что вы не немец и даже не словак.
— У меня такие же сомнения относительно вас. Однако я не отказался от встречи…
Воцарилось молчание. «Опель-капитан» свернул в узкую, темную улицу и вскоре остановился на площадке, где уже стояло несколько автомобилей. Из окон небольшого двухэтажного дома лилась мелодия медленного вальса.
— Там, в «Карлтоне», вы жаловались на свои часы, — напомнил хозяин «опель-капитана». — Тогда я не успел их рассмотреть, но у меня сложилось впечатление, что я уже где-то видел вашу семейную реликвию. Будьте любезны, дайте ее мне еще раз посмотреть.
Григорьев охотно выполнил просьбу. Собеседник, как отметил разведчик, чрезвычайно внимательно осмотрел часы, а затем спросил:
— Действительно, а кто передал вам эту музейную редкость?
— Если откровенно, часы я получил от своего родственника Матвея Васильевича.
— А он?
— Ему подарил брат.
— Петр или Павел?
— Младший, Петр! — почти выкрикнул Григорьев.
Теперь сомнений не было: перед ним советский разведчик «Сокол». Он возбужденно-радостно заулыбался, крепко пожал комиссару руку и, выключив фары, перебрался на заднее сиденье.