Грицай недовольно поджал губы, но я снова на него насел:
- Срок филе и так вышел, а мы все это не съедим и за две недели, даже если давиться будем каждый день.
Грицай уступил. Один ящичек. Разделили между хозяйкой и соседкой.
Раиса Тихоновна расцвела, как маков цвет, и унесла индейку в свою комнату (у них там тоже был небольшой холодильник), загнав в нее предварительно любопытного Егора.
К диковинной соседке постучаться вызвался сам Генка:
- Давай, я с ней поговорю.
Я пожал плечами и развел руками:
- Пожалуйста.
(Людей всегда тянет на что-то необычное!)
Держа в руках ящичек с остатками индейки, Грицай осторожно приблизился к двери соседки, но стучать сразу не стал, остановился у порога.
- А ты уверен, что она дома? - спросил, обернувшись.
- Не постучишь, не узнаешь.
Грицай негромко постучал, прервался, снова постучал. Дверь немного приоткрылась, выглянула Гелила, удивилась, потом перевела взгляд на меня. Я замахал ей рукой:
- Хэлло!
Гелила заулыбалась. Грицай растерянно обернулся, Я подбодрил его: “Давай, давай, мол, не дрейфь!” Грицай кашлянул, потом продолжил:
- У нас тут это… Тут нам всем, как бы за хорошую работу, дали по индейке, вот. По несколько индеек. Но, нам как бы много, вот, лишка. Может, вы тоже возьмете, выручите нас, а то она ведь долго не лежит, пропадет, вот, - жалко… А так они вкусные, вот, аппетитные…
- Во! - выставил я большой палец правой руки вверх и показал его Гелиле.
Поняв наконец, что соседи пришли к ней с самыми чистыми намерениями, она улыбнулась и раскрыла дверь пошире.
- Возьмите, пожалуйста, не откажите, вот…
- Ладна, - сказала, выйдя в коридор, Гелила. - Тада ужин мая.
- Что? - не понял Грицай.
- Она говорит: с нее ужин, балда. Улыбнись хоть, - шепнул я Грицаю на ухо и ткнул его сзади пальцем в спину.
- А! Ужин? Хорошо, как скажете, мы согласны, вот, - залепетал Грицай и оскалил зубы.
- Спасиба, - Гелила взяла у Грицая ящичек с индейкой и скрылась в своей комнате.
Грицай продолжал стоять у двери, не спуская с нее глаз. Я вывел его из транса:
- Ну что, пошли? Не стой, как истукан, - вдруг хозяйка увидит, закатит скандал.
Грицай как завороженный проследовал за мной, лег на кровать, вперился в потолок.
- Ну как тебе? - спросил я, тоже завалившись на свою постель.
- Ты не сбрехал: она и правда как будто с обложки журнала. Может, она у них в столице первая красавица? Мисс… Как ты там говорил, у них столица-то?
- Аддис-Абеба.
- Мисс Аддис-Абеба! - Грицай словно прописал рукой в воздухе транспарант.
- Бери выше: мисс Абиссиния! Представляешь, приезжаешь домой, и такой: я жил по соседству с самой мисс Абиссинией!
- Ага, сейчас! У тебя совсем крыша поехала? Скажи я так, жена меня из дома в два счета выставит.
- За что? За то, что ты отдал мисс Абиссинии кровью заработанную индейку? Так ты не говори.
- Ты тоже.
- Кому? Сигаеву? Мишка и сам бы, увидев ее, офигел.
- Сто процентов… - Грицай снова воткнулся взглядом в потолок.
Я взял со стола книжку, попробовал почитать, но смысл прочитанного то и дело куда-то ускользал - передо мной все чаще возникала улыбающаяся экзотическая соседка.
- Слушай, - прервал мои видения Грицай. - Она на самом деле хочет пригласить нас на ужин?
- Думаю, да.
- Серьезно?
- Почему нет? Одной такой тушки на четверых хватит. Сколько только она готовится? Я индейку никогда не стряпал, но, наверное, тушить ее или жарить надо столько же, сколько и курицу. Может, немного больше.
- Может быть, не знаю.
- Тогда надо, наверное, сходить купить какого-нибудь вина? Нам все равно бежать в магазин за хлебом, он ведь у нас кончился, помнишь? (Мы договорились, что, раз я готовлю, Грицай затаривается хлебом.)
Генка посмотрел на меня в упор.
- Пошли вместе: я в винах совсем не разбираюсь. Куплю что-нибудь не то, - ей не понравится…
Мы пулей собрались, вылетели в прихожку, стали живо натягивать на себя зимние куртки, обуваться.
Тут из своей комнаты выплыла Гелила. Она переоделась в легкий халатик, поверх него надела фартук. Увидев нас, полностью одетых, удивленно спросила:
- Вы ухадить?
- Нет, нет, - успокоил я ее, - мы только добежим до магазина, за хлебом, а то у нас весь кончился.
- Ладна, толька не долга.
- Одна нога здесь, другая там, - заверил я Гелилу.
Мы выскочили из квартиры.
- Слушай, а она ничего! Такая вся из себя, - не унимался всю дорогу Грицай. - Расскажи кому на работе - не поверят. Ты обязательно меня с ней щелкни, пусть будет память.
- Щелкну, щелкну, не переживай, - уверил я Генку (свою “мыльницу” я всегда брал в дорогу).
В магазине мы пробыли не больше двадцати минут. Грицай хотел взять пива, но я его отговорил, мол, такой даме пиво не предлагают, ей надо что-нибудь более изысканное: хорошее вино, например, или шампанское.
- А водку? Под водку индейка разве не пойдет?
- Под водку что угодно пойдет, особенно у нас. Но в данном случае, думаю, разумнее взять красного - Гелила наверняка индейку будет тушить или жарить.
- По мне так и с пивком нормально.
- Ничуть не сомневаюсь, но пивка мы и так с тобой как-нибудь поцедим, тем более работаем недалеко от “Балтики”. Однако здесь особый случай: дама нас угощает.
- Почему это она нас угощает? Чем? Нашей индейкой?
- Не говори ерунды: она уже не твоя, ты ее отдал, разве забыл? Значит, теперь она будет угощать нас своей индейкой.
- Ну да, если так, то конечно…
Тут вдруг меня как пробило, я понял, что немного лопухнулся: я совсем не поинтересовался, какое вино предпочитает Гелила: сухое, полусухое, сладкое? Вот бестолочь! Что теперь делать?
- Тебе какое вино нравится? - спросил я наобум Грицая, обводя глазами полки и прицениваясь.
- Я пью все, но больше люблю пиво, особенно донецкое разливное.
- Ну, с пивом все ясно, а вино?
- “Три семерки” пью, “Мадеру”… Да все, что есть!
- Это я понимаю, но здесь другой случай.
В десятом классе я тоже со своими дворовыми пацанами глушил по подворотням “Три семерки”, покупал его в магазине без особых сложностей, так как всегда выглядел старше своего возраста; зимой бутылку носил в боковом кармане “москвички”, перешедшей мне по наследству от отца.
Мы с Грицаем неторопливо прохаживались вдоль полок со спиртным.
- Вот, думаю, это ей понравится: “Киндзмараули”, - выбрал я одно из красных полусладких грузинских вин (меня всегда привлекал его бархатистый вкус).
- Киндз - чё? - не расслышал Грицай название вина.
- Киндзмараули, говорю. Напиток богов.
- Да ну?
- Не попробуешь, не узнаешь. Берем, - я ловко смахнул бутылку с полки и направился к кассе.
- А может, две?
- Хватит и одной. Мы же чисто символически!
- Ну, ладно. - Грицай потянулся за мной следом. - Слушай, а ты когда-нибудь в жизни пробовал африканскую еду?
- Где б я ее пробовал? Я дальше Союза никуда не выезжал.
- Я тоже. Но ведь она должна, наверное, отличаться от нашей?
- Само собой разумеется. И я думаю, прежде всего, остротой. Там, как и в Азии, и во всем Магрибе любят поострее.
- Я тоже люблю сало с перцем и чесноком, а борщ с красным стручковым перцем.
- Ну, тогда стряпня Гелилы тебе точно понравится.
- А тебе?
- Пока ем всё, желудок не отвергает.
Мы не ошиблись: эфиопская кухня, как и почти вся африканская, предполагала острые блюда. Приправы, которые у нас нельзя было достать, Гелила, как правило, привозила с собой, как, впрочем, и кофе. Одной из таких необычных приправ была пастообразная “бербере” (нечто вроде ядреной аджики), которая состояла из десятка различных специй и которая могла достаточно долго храниться в холодильнике.
Перед подачей на стол Гелила извинилась перед нами, что у нее нет традиционных эфиопских лепешек, какие обычно при этом полагаются. У них, оказывается, большинство блюд к столу подается именно на такой особой, кислой лепешке, “ынджере” (что-то вроде наших тонких, на всю сковородку блинов); ею же, оторвав с краю, макают и соус. А индейку она приготовила, как у них готовят курицу, - без всяких хитростей, в соусе из лука на топленом масле со специями и “бербере”. “Доро ват” называется.
- К специям еще и острый соус?! Ну, вы даете! Уж я как люблю острое, а у вас тут, наверное, горючая смесь! - разглядывая готовое блюдо, предположил Грицай. - А это что плавает в соусе? Похоже на яйца.
- Яйса, яйса, - закивала Гелила, разрезая индейку на кусочки. Она положила по несколько больших кусочков нам и небольшой себе, обильно полила соусом и села во главе стола.
- Пробавай.
- Так-с, - потер ладонями Грицай. - Приступим, что ли?
Грицай разодрал вилкой тушку, смачно окунул наколотый кусок в соус и быстро отправил в рот. Дальше не смог произнести ни слова, быстро вскочил и с выпученными глазами и широко открытым ртом подлетел к крану с водой, налил себе стакан воды и залпом его осушил. Мы с Гелилой чуть ли не легли на стол от смеха.
- Куда ты столько мечешь? - надрывался я до коликов. - Это ж тебе не кетчуп!
- Ну и бомба! - чуть отдышавшись, Грицай снова подсел к столу. - Как вы это едите?
- Осень хоросо. Патом многа пьем кофи. Многа чашек.
- А у тебя есть настоящий эфиопский кофе? - спросил я, зная, что Эфиопию считают родиной кофе.
- Конесна. Снасала “Доро ват”, потом кофи.
Я откупорил бутылку вина, дал ему чуть “надышаться”, затем понемногу разлил по бокалам. Такой пир обычно запоминается на всю жизнь. Мы были молоды, непосредственны, искренни; нам не перед кем было рисоваться, мы веселились от души, пытались, не сломав язык, произнести эфиопские слова, а Гелилу научить, как правильно выговаривать русские.
- Тэнайстыллинь - здравствуйте. Тэнайс - тыл - линь… Ха-ха-ха! - чуть ли не катался по полу Грицай. - Как ты говоришь: “Тэнайс”?.. Ой, не могу! Остановите меня, а то умру! - слезно умолял он.
После того, как индейка закончилась, а вино было выпито, Гелила взялась варить кофе. Только не в традиционной турке, а в небольшом кувшине с ручкой, тонким носиком и узким горлышком, который она привезла из родного дома.
Густой аромат крепкого кофе поплыл из кухни по всей квартире. Если бы хозяйка с сыном были дома (они уехали на все выходные к каким-то своим родственникам), наверняка выросли бы на пороге.
Грицай метнулся в нашу комнату и вскоре вернулся оттуда с фотоаппаратом.
- Слушай, не будешь против, если я сфоткаю тебя с Генкой - уж очень сильно просит, - спросил я у Гелилы.
- Ладна.
Грицай пристроился сбоку Гелилы. Я щелкнул.
- И с кофе тоже!
Гелила немного отодвинулась от плиты, Грицай пристроился с другого бока кувшина. Я снова щелкнул.
- А тебя? Тебя? - засуетился Грицай.
- Да ладно, не суетись.
- Давай, давай!
Я глянул на Гелилу, она заулыбалась, видя мое смущение.
- Иди, - позвала.
Я подошел, и мы тоже сфотографировались с кувшином.
Выпили по чашке кофе. Гелила налила себе еще чашку.
- Кофи? - глянула на меня. Я отрицательно покачал головой.
- Низя отказать: нехоросо.
Я вздохнул. Гелила еще раз наполнила мою чашку.
- Кофи? - перевела взгляд на Грицая.
- Уф, я уже объелся, но еще от чашки не откажусь.
Потом Грицай попросил еще одну чашку, Гелила уговорила и меня выпить третью, а дальше как-то за разговорами нам захотелось еще по одной, и Гелила снова варила кофе и потчевала нас, и так, наверное, продолжалось бы до бесконечности (мы уже распробовали вкус непритязательного разговора, объединенного с кофепитием), если бы Грицай не глянул на часы и не воскликнул:
- Е-мое, полпервого ночи!
- Не может быть! - не поверили мы ему: сели ужинать - восьми еще не было!
- Сам посмотри, - протянул мне свои наручные часы Грицай.
- Тогда пора заканчивать, а то и в выходные не выспишься.
- Мне еще пасуда нада вымыть, - сказала Гелила.
- Могу помочь тебе вытереть тарелки, - вызвался я.
- Я тоже могу, - сказал и Генка.
- Ладна, - улыбнулась Гелила.
Минут за двадцать мы расправились со всей посудой и стали расходиться по своим комнатам.
- Бай - бай! - сказала на прощание Гелила.
- Бай - бай! - помахали мы в ответ.
Гелила закрыла за собой дверь. Грицай проводил ее взглядом голодной собаки и тяжело вздохнул. Я открыл нашу комнату.
- Ну что, на боковую? - спросил Грицая. Тот как будто готов был стоять столбом всю ночь.
- Да, да, - приглушенно сказал наконец Грицай и как потерянный проследовал за мной.
Ночь не принесла нам облегчения. Грицай во сне будто разгружал какую-то длинную, как бесконечный тоннель, фуру, все что-то бормотал. Я в своем снова пил кофе с Гелилой, неотрывно смотрел, как она неторопливо наливает из кувшина напиток. Коричневая струйка, переливаясь и блестя мизерными жемчужными вкраплениями, радостно стекала в белоснежную чашку, пузырила поверхность, образуя пенку.
Я улыбнулся Гелиле, поднес к себе чашку поближе, вдохнул пахучий аромат кофе, попробовал на вкус, отхлебнул чуть-чуть с удовольствием. Открыв глаза, встретился с озорными глазами Гелилы, прочитал в них искреннее: “Ну как?”
- Обалдеть! - только что и смог произнести и отпил еще глоток. После третьего глотка все у меня перед глазами расплылось, комната потеряла очертания, мебель растворилась в пространстве. Даже улыбающееся лицо Гелилы было как в тумане.
- Что ты со мной сделала? - спросил я. - Чем опоила? - но ответа не получил - Гелила так и продолжала загадочно улыбаться.
- Тебе весело, да? - опять спросил я. - Я напился? Ты меня напоила. Ты. И за это должна меня поцеловать. Какие там у вас в Эфиопии поцелуи?
Гелила звонко рассмеялась:
- У нас поцелуи такие же вкусные, как и кофе.
(Я нисколько не удивился, что во сне Гелила говорила по-русски чище, чем я.)
- Тогда почему ты меня вашим кофе угощаешь, заставляешь его пить большими порциями, а про поцелуи даже не вспоминаешь? Может, мне интересен не только ваш кофе?
- Как хочешь, - Гелила подошла ко мне, коснулась моих губ своими горячими губами, потом раскрыла рот пошире и… втянула меня в себя полностью!
Я проснулся в ужасе. Моя подушка была вся сырая. Я обвел глазами темную комнату и не смог понять: реальность это или продолжение сна, я в комнате или в каком-то другом помещении; не в помещении - в чем-то сыром и темном (внутри Гелилы?). Но нет (наконец-то я заметил абрис окна, затем силуэт мирно спящего под одеялом Грицая), я все-таки в нашей комнате и скорее всего не во сне. Это меня немного успокоило. Я поднялся, прошел на кухню, заглянул в холодильник - захотелось выпить холодной минералки. Закрыв дверцу холодильника, присосался к горлышку пластмассовой бутылки, жадно много выпил, на секунду оторвался, чтобы вдохнуть, и тут заметил, что у входа на кухню стоит Гелила.
Я снова себя спросил: “Это сон или реальность? Кто бы меня ущипнул?”
- Не списа? - Гелила подошла ко мне, отобрала бутылку и сама приложилась к горлышку.
- Ущипни меня, - попросил я Гелилу. - Мне кажется, я сплю.
- Может, лучче поцеловат?
Гелила тесно прижалась ко мне, и я осознал, что тело ее реально, я его чувствовал; и все же, под впечатлением сна, поцеловал осторожно, едва прикоснувшись к ее губам. Она улыбнулась. Я растворился в ее улыбке.
- Идем, - Гелила потянула меня за руку и повела к себе. Я пошел за ней, как загипнотизированный.
23
Утром, на удивление, я встал как огурчик. Проснулся даже раньше Грицая (впрочем, я всегда поднимался раньше него), заварил себе свежего чаю, сделал бутерброд, с аппетитом поел. Что случилось вчера, объяснить мог с трудом. Наваждение какое-то - иначе не назовешь.
Я вымыл чашку, вернулся в комнату.
- Ты еще не встаешь? - спросил заворочавшегося Грицая.
- Да рано еще, чего вставать? - буркнул он в ответ.
- В город не поедешь?
- Да ну! Чего там делать?
- Тогда я поехал, - сказал я и стал переодеваться.
Когда я вышел в коридор, столкнулся с направляющейся в ванную Гелилой.
- Уже встала? - спросил, не зная, что сказать, потом выпалил: - Не хочешь в город съездить, может, в какой музей сходить или просто погулять?