Бригада Баскакова сформировалась недавно: всего несколько месяцев назад. До этого у Баскакова было три подобные бригады. Как правило, стабильным составом они держались не больше трех-четырех месяцев. Все приходили в основном за быстрыми деньгами, никто и не думал, что эта афера сможет долго продлиться. Соответственно каждый раз и народ был самый разношерстный: тунеядцы всех мастей, бывшие торгашки, сокращенные работяги, несостоявшиеся педагоги, не пригодившиеся инженеры, студенты.
Дрыщ, Антоха и Ерема тоже были на месте. В их задачу входило: охрана стола, разборки с бандитами и милицией, утихомиривание особо разошедшихся игроков - не у всех выдерживали нервы при крупном проигрыше.
- Ну что, разбрелись, - скомандовал Баскаков, когда раздал билеты. - И не сачкуем там. Хома, Мороз, понятно?
Я получил свой десяток билетов, двинулся в толпу. Особого ума от меня не требовалось: сунул в руки прохожего лотерейный билет, заинтересовавшегося проводил к столу. Там уже не мое дело.
- Что это? - первый вопрос остановившегося клиента. С виду интеллигент: опрятная недешевая рубашечка, брюки со стрелками, нестоптанные туфли. Заинтересуется ли?
- Ничего страшного. Сегодня наш салон бытовой техники в качестве рекламы проводит розыгрыш лотереи. Выигравшему в ней предоставляется двадцатипятипроцентная скидка на любую бытовую технику в салоне. Акция продлится всего три дня, так что спешите проверить свою удачу.
- В азартные игры не играю.
- Каждому свое, - улыбнулся я, принимая билет обратно. - Мужчина! - сунул в руки следующему. Этот был попроще, суетливый, вспотевший.
- А что у вас разыгрывается?
- Любая бытовая техника. Сегодня телевизор.
- Далеко?
- В двух шагах, я провожу. Много времени это не займет. Проверите билет - выиграли - не выиграли, - и свободны.
Я подвел мужичка к Баскакову и вернулся на свое место.
Народ постепенно стал прибывать. Если кого удавалось зацепить серьезно, раздача билетов на время прекращалась. Со своим “выигрышным” билетом в розыгрыш вклинивалась Марина (“Быстро подведи меня к столу”, - приглушенно бросала она кому-нибудь из своих, и тот как ни в чем не бывало подводил “участницу розыгрыша” к Баскакову: “Вот еще один товарищ”).
Баскаков, только что объяснивший счастливому мужичку, что тот выиграл телевизор, недоуменно посмотрел на билет, протянутый Мариной, и с досадой выдал:
- Во денек! Девушка, оказывается, тоже выиграла телевизор. Бывает же такое!
- И что теперь делать? - спросила Марина.
- К сожалению, телевизор у нас один, поэтому по условиям я должен разыграть его между вами. Начальная ставка чисто символическая: не больше пятидесяти рублей. Будете участвовать?
- Конечно буду, - буркнула Марина. - Какой там у вас телевизор?
- Сегодня директор выставил “Панасоник”. Тридцать два сантиметра по диагонали, малазийская сборка, дистанционное управление.
- Начальная пятьдесят? - Марина настойчива.
- Всего лишь пятьдесят. - Баскаков сама вежливость. - Мужчина будете участвовать в розыгрыше или уступите телевизор даме?
- Пятьдесят?
- Пятьдесят начальная, но у вас же интерес.
- Ставлю сотню. - Мужичок вытащил из своего кошелька сотенную и протянул ее Баскакову.
- Так, а я что? - спрашивает Марина.
- Вы или уступаете телевизор мужчине или боретесь дальше.
- Даю сто пятьдесят.
- Прекрасно. Мужчина отвечаете?
У стола собирается кучка зевак, среди них Хома, Ирма и Пряха. Они раздувают меха.
- Я бы не уступил, - бросает Пряха, - “Панасоник” не хухры-мухры! Еще вчера таких днем с огнем было не сыскать, а тут четвертная скидка!
Мужичок добавляет денег в розыгрыш.
- Девушка, перекрывать будете? - Баскаков вновь обращается к Марине.
- Конечно буду!
- Правильно, нечего ему уступать, - вклинивается в игру Ирма.
Я отошел в сторону, где у одного из ларьков курил Мороз.
- Ну что, дело двигается? - спросил Мороз.
- Не знаю, - ответил я.
- Сдается мне, мужик сорвется.
- С чего ты так решил?
- Уверен. Ты только глянь на него: за лишнюю копейку удавится. А, смотри: сорвался. Я же говорил.
- Пошли, пошли, пошли, - погнала меня и Пряху Марина. - Этот струхнул.
Пряха загасил окурок.
- Вперед.
Прорезали толпу. Не все клюют, многие боятся. Некоторые уже раньше обожглись. Это в основном местные. Они первыми испытали на себе все прелести свободного рынка. Приезжие бросаются на лотерею без раздумий. Лерка подвела к столу пожилую тетку.
- Хороший телевизор? Недорого?
- Еще со скидкой!
- Мне как раз такой и нужен.
Как в омут с головой.
- Придержи коней, - бросила мне Ирма и устремилась за теткой. Я спрятал билеты в карман.
- Отойдем в сторону, - потянул меня за собой Мороз. - Не нужно лишний раз у стола светиться.
Мы отошли в сторону, к нам присоединился Хома.
- Ну что?
- Лерка подвела.
- Закурим?
Я стал наблюдать за тем, что происходило у стола. Марину в “конкурентах” сменила Ирма, Марина подбивала, Баскаков изображал нейтралитет. Тетка, видно, глубоко заглотнула наживку: не прошло и десяти минут, как она стала возмущаться и чуть ли не с кулаками бросаться на Ирму. Отсюда не было слышно, что они говорят, но вся группа вдруг пришла в движение, тетка стала визжать. Баскаков сунул выигрышный билет Ирме в руки, и она быстро растворилась в толпе. Все остальные в мгновенье ока ретировались вслед за ней.
Баскаков невозмутимо пошел к ближайшему ларьку. Тетка, как пиявка, приклеилась к нему, продолжая возмущаться. Баскаков, как мог, объяснял ей, что он тут ни при чем, он просто проводит розыгрыш. Тетка попыталась схватить его за грудки, но Баскаков отбил ее руки.
Подскочили Ерема и Антон. Изображая охрану рынка, отвлекли ее внимание, давая возможность Баскакову уйти. Когда тот исчез, они оставили тетку одну и тоже затерялись среди прохожих.
- Пошли в кафешку, - сказал Мороз. - Перерывчик.
Мы с Хомой потянулись за ним.
В кафе уже сидела вся бригада. Марина с Ирмой завтракали, Лерка, Леся и Люся цедили чай. Баскаков с Еремой и Антохой сидели поодаль, что-то бурно обсуждали. Ребята присоединились к девушкам. Я подошел к их собранию.
- Сегодня у Антохи день рождения, вы все приглашены, поэтому, как вы поняли, работаем без обеда до двух. Пока все идет нормально. Диман, - с боевым крещением! Сейчас Серый прояснит обстановку, и пойдем дальше.
Вернулся Дрыщ.
- Ну что?
- Уехала. Я проследил за ней до самой остановки.
- Чудесно! Кончаем завтракать, возвращаемся на место.
Все поднялись. Баскаков подошел ко мне.
- Ну как ты?
- Да ничего, потихоньку.
- Я ж говорил тебе: ничего страшного. Все прихвачено. Ты, главное, не робей, будь понаглее. Посмотри, как работает Хома, он буквально висит на клиенте.
- Ну, я так не умею.
- Научишься - не боги горшки обжигают, - Баскаков похлопал меня по плечу.
К обеду народу на рынке прибавилось, желающих получить халявный телевизор тоже. Немного разбираясь в людях, я интуитивно стал различать тех, кто без всяких препираний возьмет протянутый билет, и тех, к кому даже и не подходи. Но может мне так только казалось? Не все оказывались денежными, многие вовремя понимали, что происходит у стола, и расставались с небольшими деньгами без сожаления, отказываясь играть дальше. Но были и упрямые. Ирме удалось одного раскрутить так, что пришлось ехать к нему домой, чтобы тот взял еще денег и, вернувшись, продолжил битву с соперником. Но разве мог простой лох здесь что-нибудь выиграть? Его денег никогда не хватало перебить соперника - разыгрывающий незаметно пускал по кругу его же деньги, передавая их через сообщников своему игроку. Много ума было не надо. Как говорится, ловкость рук и никакого мошенничества. Работа не пыльная, не то, что таскать коробки с подсолнечным маслом или мешки с цементом на горбу. Угрызения совести? Я перестал их чувствовать, уверив себя, что на подобную аферу с лотерейным розыгрышем может клюнуть только человек корыстный, жадный до халявы, а значит, не вызывающий жалости или сочувствия, по сути, зомби, одурманенный бесплатным сыром. Такой мыслью я утешил себя, такими аргументами оправдывал себя и свои поступки. Другие вовсе не задумывались.
Леся с Люсей, две подружки, только недавно окончившие училище, прибились к бригаде случайно (обеих привел парень Люси, который вскоре пропал). У Леси мать торговала где-то женским бельем на АСТ, но сама Леся стоять у прилавка не захотела (а скорее всего, и не умела), а тут чего проще: не особо напрягаясь, раздавай карточки, вечером получай зарплату. День прошел, и бог с ним.
Девочка с фигуркой и лицом Мальвины, Леся была сама невинность. На нее клевали, как правило, люди постарше. Ее хотелось пожалеть. Она словно просила не взять у нее билет, не принять участие в розыгрыше, а пожертвовать на лечение соседского ребенка. “Ладно, ладно, не плачь, - словно говорили жалевшие ее, - идем уже, покажешь, где у вас тут что разыгрывают”. И она вела такого сердобольного к столу, и он расставался с деньгами так же легко, как будто жертвовал ей на операцию: без сожаления, без горечи, как завороженный.
Марину заводил азарт. Упрямство ей было подспорьем. Грузная, широкая, с круглым лицом, она словно была создана стоять препятствием на пути такого же упрямца. Ей нравилось играть, это ее заводило.
Низенькая, пухленькая улыбчивая Ирма была сама душка. И трещотка. “Да что вы такое говорите, женщина!”, “Я тоже так же недавно пришла”, “Как вы можете так думать?”, - срывавшиеся ежеминутно с ее уст, располагали к себе. Ей нельзя было не верить, она простая дама с соседнего двора, такая же случайная посетительница рынка.
Своим в доску для мужиков был Хома. Среднего роста, коренастый, с крупным крестьянским лицом, не отягощенным налетом мысли, крупным носом и грубыми руками, он, как бычок, шел напролом. Если изображал человека из толпы, то стоял за играющего горой до последнего.
- Как еще один выиграл? Не может такого быть! Не торопись, мужик, сейчас разберемся. Я с тобой, я за тебя, - и чуть ли не сам за мужика удваивал ставки, выуживая из бедняги последнее. А уж если оказывалось, что у того есть еще деньги на книжке, и тот готов их снять, хрипел:
- Я еду с тобой, я тебя не брошу, им верить нельзя, - втираясь в доверие полностью. И после проигрыша горевал с ним так же сильно, словно сам проигрался в пух и прах.
Мороз - тот только подводил, играть не пытался, это было не его. Лицом Мороз походил на Блока, руками - на пианиста, мягко говорил “здравствуйте”, вежливо предлагал поучаствовать в розыгрыше. “Честность” - словно было написано на его лбу, едва прикрытом черными завитушками.
Лерка. Та, сразу было видно, на этом деле собаку съела - редко кто срывался с ее крючка. Она также обладала притягательностью, но - фонтан эмоций, непоседа, каждую минуту рвущаяся в бой, буквально за руку тащившая клиента к столу.
- Лерка, не перегибай, а то распугаешь клиентов, - осаживал ее несколько раз Баскаков, но темперамент Лерки унять было трудно. Он проявился и в кафе, когда после всех расчетов Антоха выкатил за свою днюху. Следующий день на рынке был выходным, так что можно было расслабиться. Лерка набралась так, что взобралась на стол, сорвала с себя кофту, затем бюстгальтер и замахала им над головой. Мужики одобрительно загудели. Лерка исполнила еще один зажигательный танец, потом куда-то исчезла (как потом оказалось, навсегда, - может, стало стыдно?). Мы с Баскаковым и Ритой вызвали такси и уехали на квартиру. Оставшиеся еще часа три догонялись, пока бармен их окончательно не выпроводил перед закрытием.
33
Что дальше? Первые несколько недель я боялся задавать себе этот вопрос. Конечно же, это не мое, но здесь хоть какие-то деньги, и я совсем не плачу за жилье. Пытался пару раз всучить деньги Баскакову, но тот отмахнулся только: “Живи пока. Куда спешишь?” За еду тоже не взял, но отправил к Рите: “Там сами разбирайтесь, она же готовит”.
Конечно же это не мое, но как согласовать происходящее со своим внутренним миром, со своими сложившимися моральными представлениями? Забыть? Временно отложить в сторону? Плюнуть в лицо всем литераторам и мыслителям, сформировавшим, как мне казалось, мои взгляды на жизнь, мои духовные ценности? Ежедневно убеждать себя, что, участвуя в этом обмане, борешься с человеческими пороками? Или принять всё, как есть, поверить известному философу, что “на свете происходит только то, что уже произошло”, честно признаться себе в том, что сам по уши погряз в пороках, и на том успокоиться? Этого я желал меньше всего на свете.
В силу наших пристрастий или предубеждений мы не способны извлекать урок даже из самых очевидных вещей.
Я хотел поступить наоборот, хотел, наконец, разобраться во всем.
Я долго размышлял над этим, но страх опять остаться один на один с неопределенностью, снова перевесил. Я выбрал меньшее из двух зол. Я продолжал работать, но стал тщательнее присматриваться к людям, отсеивая тех, кто мог нечаянно пострадать, вручая билеты только тем, в ком чувствовал желание урвать, кто сразу загорался от одного слова “скидка”, или “выгода”, или “бесплатно”. Таких, к сожалению, с каждым днем появлялось все больше и больше, их невозможно было ни с кем спутать - для меня они словно сошли с полотна Брейгеля-старшего: бредущие в одной связке слепцы. Их невозможно было уже ни остановить, ни исправить. Вопрос оставался только в том, кто кого вел к дьявольскому столу, кто на самом деле являлся искусителем.
Так обелив себя, завесив зеркало, в которое я смотрел на себя каждый день, флёром, я продолжал работать. Не было никакой разницы с работой грузчика. И там, и здесь надо было тупо отключить мозг и действовать, как сомнамбула, наперед зная, что и это тоже когда-то рано или поздно закончится. Только когда? Как это определить? В конкретной сумме или с возникновением стопора: “Хватит, остановись!”? Но судьба опять сыграла со мной злую шутку.
В одно из воскресений я позвонил домой, и мать со слезами на глазах сказала, что отца с инсультом увезли в больницу. Какая нынче медицина - известно. Ничего больше бесплатного нет, все препараты приходится закупать самому, и каждый день матери приходится выкладывать приличные деньги. Я забеспокоился: уехать - ничего хорошего, я гол как сокол, чем там смогу помочь?
- Сколько надо, чтобы пройти весь курс лечения?
Мать назвала приблизительную сумму.
- Я что-нибудь придумаю, - заверил я ее. - Потом перезвоню.
Что я мог придумать? Занять денег, потом отработать - наиболее реально. Но надо еще срочно передать деньги за тысячу километров. Как? Отправить по почте? Сколько перевод будет идти? Я опросил земляков. Никто, к сожалению, в ближайшие дни домой не собирался. Вечером отправился к Елене - она давно уже стала для меня, как спасительная ниточка.
Елена еще немного раздалась в боках (я старался не смотреть на ее живот), в ближайшие месяцы собиралась родить, но связи с земляками не потеряла. Обзвонила по Москве, кого знала. Из них тоже никто на родину не ехал.
- Слушай, - немного подумав, сказала она наконец. - Мне собиралась переслать денег мама. Можно договориться, что она отнесет их твоей матери, а ты мне отдашь здесь.
Лучшего варианта нельзя было придумать.
- Лена, ты просто прелесть, - воскликнул я. - Я и так твой должник, а уж за это не знаю, чем расплачусь.
- Ладно, ладно, сочтемся, сосед.
Я облегченно вздохнул. Елена тут же набрала по межгороду Павловну и все ей объяснила. Я расцеловал бы Елену, если бы рядом не сидел ее муж.
- Я постараюсь отдать как можно быстрее. Верну все до копейки, не сомневайся, - заверил я ее.
- Надеюсь, - улыбнувшись, сказала Елена.
Тем же вечером я позвонил матери и сообщил о разговоре с Еленой. Мне опять пришлось ее успокаивать - слезами горю не поможешь.
- Держитесь, я с вами, - сказал я, положил трубку и сам чуть не разрыдался. Что за паскудная наступила жизнь, что я маюсь беспрестанно? Ни работы не могу найти, ни семьи завести, ни родителям, когда надо, помочь. Бросили народ на выживание, оставили один на один с жизнью, разрушили страну, лишили идеалов. Вы хотели свободы - вы ее получили. Теперь все вольны. Рынок отсеет сильных от слабых, предприимчивых от неприспособленных, ненужных от востребованных. Будешь ли востребован ты - другой вопрос!..