Если же название заменить нельзя, то меняется хотя бы ударение: как в словах компас и рапорт. Тем не менее, со временем консерватизм отступает, особенно на самых современных компьютеризированных судах. И кока уже вполне могут назвать поваром.
Потапов дал малый ход, затем самый малый. В таком режиме «Хаски» идёт практически бесшумно, двигатель еле слышно, водомёт тихо журчит. Кажется, что катер двигается по водной глади сам по себе. А тихоходный толкач-буксир, даже двигаясь по течению, словно стоял на месте, и лишь пенный бурун на носу и разбегающиеся в стороны волны-усы показывали, что движение всё-таки есть.
— Любезный! — солидным баском крикнул группер — Вы не подскажете усталому путнику, капитан «Далдыкана» нынче на судне?
Матросик, не вставая, зачем-то притянул к себе швабру. Не оценив юмор Кромвеля, он сделал удивлённые брови, шевельнул кадыком, прокашлялся и поведал:
— Да куда же он денется с парохода-то? В рубке он.
— Отлично! — заулыбался Павел. — Не могли бы вы...
Озвучить просьбу ему не дали. Услышав голоса, на крыло мостика выплыл сам хозяин буксира.
— В чём дело? Какие проблемы? — недовольно спросил он, внимательно разглядывая катер.
— Приветствую, господин-товарищ капитан! Никаких проблем. Просто вышло так, что у одного из нас в кармане оказалось некоторое количество долларов, забыл выложить перед поездкой... — с этими словами Кромвель действительно вытащил из нагрудного кармана тонкую пачку баксов. — А зачем они на реке? И на охоте доллары не нужны, даже привыкшим к их наличию москвичам. Друзей сопровождаю, захотели на Енисей посмотреть.
— Топливо нужно? — опытно сообразил капитан.
— Так точно! — радостно подтвердил группер. — По ходу движения планы были немного откорректированы, вполне может быть, что потребуется больший запас хода.
Человек наверху поправил мягкую фуражку синего цвета, досадливо крякнул и ответил с видимым сожалением:
— Вот сразу день не задался! С самого утра не везло, зараза. Так и знал, что неприятности на этом не закончатся... Я ж сам почти пустой иду! На экономичном режиме. В Подтёсово бункеровщик сломался, плетёмся на остатках в баках. Как бы самому не встать с пустыми баками... А много вам нужно?
— Литров сто, а лучше сто пятьдесят.
— Нет, не получится, — развёл руками капитан «Далдыкана», с сожалением глядя на доллары, который Паша и не думал прятать обратно в карман. Потенциального продавца ГСМ можно понять, глупо срывалась выгодная сделка.
— Ниже по течению стоит большая база геологов, я туда иду. На месте зальюсь полностью, зацеплю баржу со сломанными бульдозерами и потащу в Красноярск на ремонт. Но это долгая история, вы же не будете ждать?
Теперь уже Кромвель расстроено всплеснул руками.
— Ну, значит, не судьба... База геологов, говорите? Смотри-ка, работают, молодцы! Значит, не всё так плохо, как порой может показаться.
— В Пекине, — иронично молвил капитан.
— Простите?
— Это же китайские геологи, а не наши. В Пекине не всё так плохо. Наших геологов давно разогнали по биржам труда поганой метлой. Сволочи...
— Да не может быть! — Паше не пришлось демонстрировать потрясение, всё вышло естественным образом. Мы с Иваном тоже обалдели.
— Может, может... Вы сами к ним не суйтесь, не дадут они солярки. Китайцы вообще стараются контактировать с местными как можно реже... А как там в вашей Москве, много узкоглазых?
— Что? — вздрогнул переваривавший такие новости Кромвель. — А-а... Нет, китайцев там не видно. Зато немцы, французы и британцы на каждом углу.
— Слетаются в стаю, стервятники, — тяжело вздохнул капитан. — Вот что я вам посоветую. Чуть ниже по левой стороне ближе к берегу будет стоять на якоре судно-сборщик с дополнительным утилизационным модулем. Они испытывают новую мусоросжигающую установку. Проект важный, начальство из пароходства носится с ним, как с писаной торбой, ресурсов для этого сборщика не жалеет. А уж я с Васильича коньячком возьму за подгон клиента.
— Значит, не такой уж плохой день! — опять расцвёл группер.
Я думал, что на этом всё закончится, однако Павел, завершив деловую часть, сворачивать беседу не торопился. Легко и непринуждённо переводя разговор на вольные темы, он продолжил общение, устанавливая важный контакт на будущее. Действительно, нам тут ещё работать и работать.
На отходе Потапов, быстро набирая ход, дал короткий сигнал приветствия, на что «Далдыкан» откликнулся оглушительным басовитым гудком, заставивший экипаж «Хаски» вздрогнуть. Всё-таки, толкач-буксир это сила!
Дикая вещь.
Глава пятнадцатая
Мусор
В проплывающей мимо зелёной стене тайги уже вспыхивали жёлтые пятна, осень скоро... Чудесная здесь будет осень. Знаете, есть такая пауза в здешних погодах, когда лето уже уходит, а небесные хляби ещё не разверзлись. Вот так и сейчас. Очень скоро на ветвях огненно-рыжих лиственниц начнет под затяжными дождями рваться нежная паутинка августа. Солнышко, казалось бы, ещё греет лицо, но затылок уже холодит легкий ветерок, а воздух становится прозрачным и далёкие дали вдруг становятся объёмными, и тогда они приближаются без оптики в руках, словно шагая навстречу путнику. Природа гораздо сильней реагирует не на широту местности, а на средние температуры по сезонам.
Глядя на географическую карту, можно подумать, что Красноярск расположен на юге — провоцирует широтная протяжённость огромного края с выступом полуострова Таймыр. На самом деле главный губернский город расположен на широте Москвы, Владимира, Нижнего Новгорода, Казани, Копенгагена, Эдинбурга и Глазго. Средняя полоса.
И, тем не менее, здесь всегда чувствуется дыхание Севера. Здесь точно не как в Глазго. Западный обыватель чаще всего ассоциирует севера с раскрученной с помощью книг и фильмов Аляски, подавляющая часть которой находится ниже линии Северного полярного круга, это вообще не Заполярье. И тут вполне уместна цитата из Льва Гумилёва, в своё время отсидевшего в Норильлаге: «Когда, после взятия Берлина, я беседовал с немецким физиком и рассказывал ему про Таймыр, он попробовал сопоставить мой рассказ с сочинениями Джека Лондона. Я возмутился и вскричал: «Alaska ist Kurort!» И действительно, изотерма Аляски проходит через Байкал, а более красивого и благодатного места я в жизни не видел».
Так что не надо тут про Аляску, в Сибири всё серьёзней и круче.
Какое-то время за штурвалом «Хаски» не без удовольствия стоял я, хотя Потапов выглядел вполне бодрым, словно каким-то образом уже сумел отдохнуть. Следом в кресло рулевого уселся группер. Устал, не устал — нужно меняться, тело затекает, реакция снижается, внимание падает.
Ну и прёт же этот катерок! Порой по бортам мелькали моторные лодки, я даже не успевал разглядеть тихоходов в режиме скоростного пробега… У малых скоростей есть свои прелести. Большие скорости отвлекают, мешают смотреть на окружающее, и ценных впечатлений пути остаётся гораздо меньше.
Никто меня не обманул, ни живые люди, рассказывающие о Енисее-Батюшке, ни статьи из интернета. Эта река прекрасна. Мимо пролетали замечательные пейзажи. Стая толстых белых чаек бесшумно пересекла курс, перестраиваясь на лету. Я следил за птицами, пока те не исчезли в сером с золотом небе. Около правого берега острова резала воду маленькая яхта с бело-синим гротом и белым стакселем, издалека похожая обводами на большую байдарку. Вдалеке вспыхивали странные блики — это навстречу шли две одинаковые моторные лодки, их дюралевые корпуса светились даже в пасмурную погоду. Затем показались две двухместные байдарки — старые добрые «Таймени». Они встали носом к нам, но бурлящий шлейф водомета «Хаски» развернул их по течению.
Уж извините, ребята, торопимся!
Без сборщиков водному транспорту никак, они работают в акваториях всех больших рек, в морфлоте — в портах. Страшно представить, что творилась бы на водоёмах, начни капитаны валить мусор за борт. Поэтому с началом навигации на всем протяжении Енисея выставляются суда-сборщики Енисейского речного пароходства. Этот флот снабжен оборудованием и материалами для сбора отходов и подсланевых вод с судов, а так же сбора нефтяных загрязнений с поверхностей рек, в соответствии с требованиями природоохранного законодательства.
Интенсивная и качественная работа сборщиков требует четкой организации системы обслуживания и надлежащей подготовки флота к такому обслуживанию. Технология приемки мусора предполагает его накопление на обслуживаемом судне в полиэтиленовых мешках, которые перегружаются на палубу сборщика, укладываются в стандартные контейнеры с последующей их выгрузкой портовым краном на берег и вывозкой специализированным автотранспортом на городские полигоны.
В плавании матросы всех судов собирают мусор сначала в баки, а затем в мешки, которые складируют на корме. Пароход подходит к сборщику в положенном месте, где мусор перегружают, это называется санитарная остановка. Если вы плывёте на пассажирском лайнере, то встреча со сборщиком становится настоящим событием, зеваки вываливают на палубу. Сборщики бывают разные. Переделанные из больших буксиров и сухогрузов, они, по сути, просто накопители. Но есть комплексы и посерьёзней, именно к такому отправил нас капитан «Далдыкана».
На левом берегу показалась крытая рубероидом крыша очередного домика и маленькая банька категории «по-чёрному» — большой фанерный короб с окном из полиэтиленовой пленки, и обложенным камнями кострищем внутри. Камни следовало раскалить и поливать водой… На столетия постройка, капитальная. Изба рублена из лиственницы, «вечного дерева», на лиственничных сваях стоит Венеция. И стоять в солёной воде морёное дерево будет даже тогда, когда сам город исчезнет с лица земли.
Два окошка. В одно из них свет почти не проникает, так как ветви лиственниц закрыли стекло, плотно обступив левую часть стены, в которой окна и были прорублены. Правее её тайга становилась погуще. Бурелом, небольшие болотца и россыпи камней на густых разноцветных мшаниках. Ниточка чистой воды вьется по бурой, вязкой почве: ручей медленно течет к большой реке. Рыбы здесь должно быть больше, у такого ручья с чистой водой они всегда собираются.
Уютное местечко. Одно из тех, где мы штопаем душу, как говорит один мой старый знакомый. Мне отчаянно захотелось опустить застывшие без движения ноги в горячую воду. Я остро вспомнил чудодейственную силу горячей ванны и крепкого кофе после нее, – сразу и мысли, и нервы успокоишь.
А впереди, в полусотне метров от берега Енисея, на якорях стояла целая система, состоящая из сцепки старого лихтера-накопителя, небольшой самоходки и плавучего жилого корпуса. Это и есть экспериментальная станция по сжиганию мусора. Из чёрной трубы реактора выходила жидкая струя сизого дыма. Либо новая чудо-печка работала на самой малой мощности, либо эффективность установки, собранной местными умельцами, действительно высока. К борту была пришвартована старая обшарпанная моторная лодка «Казанка-М» с булями — специальными наростами по бортам, средством повышения остойчивости. На транце висел не по рангу мощный мотор «Ямаха» с прилично помятым кожухом, странный комплект, для самоубийц.
От миделя до кормы — место для складирования мешков с мусором, их совсем немного, сжигает. Два крана с хорошим вылетом стрелы на судне, ещё пара таких же установлена на утилизационном модуле. Там тоже есть ряды мешков. За стёклами ходовой рубки на верёвке повисла гирлянда вяленой рыбы, на корме модуля сушится бельё. Настоящий хутор на воде, да и только. Компактное плавучее хозяйство, всю навигацию стоящее посреди реки и обслуживающее весь остальной речной флот. Как я понял, в свободное от работы время жизнь на судах-сборщиках идёт размеренно и неторопливо. Экипаж занят своими неспешными житейскими делами: люди ходят на моторке в протоки за рыбой, а улов коптится и хранится прямо рядом с рубкой.
— Странно. Должен же быть хотя бы наблюдатель, вахтенный... В рубке никого не видно, — буднично доложил Потапов, глядя в бинокль. И тут же добавил уже совершенно другим тоном:
— Ну, вот... Парни, там, похоже, труп на палубе! Правый борт!
— Самый малый! — резко отдал команду группер. — Дай бинокль. Так... Действительно. Лежит ничком. И без движения.
Иван, глядя на Кромвеля с недоумением, хмыкнул, вздохнул и взял с полки второй бинокль чуть поменьше.
— Может, он просто пьяный в уматину? — неуверенно предположил Ваня.
— Глупости говоришь, — резко ответил ему Кромвель, — флот это флот, порядок всегда есть. Нет, там что-то хреновое произошло... А дверь в рубку открыта!
— И что? — повернулся к нему Потапов, не понимающий, что ему в этой ситуации нужно делать.
— Подходим, что ещё. За тем и шли. Там и узнаем, что за беда случилась. Сбавляй ход, — распорядился Кромвель, оглядываясь вокруг в поисках опасности. На всякий случай.
Вот тут уже я, что называется, окончательно «воткнулся» и произнес те слова, что и стоило бы сказать сразу:
— Твою мать…
Стали слышны звуки музыки, которые становились всё громче и громче. Диско из девяностых
— Танцы на борту! С бухлом. Композиция «Мусор над водой».
— Не паясничай, Михаил, — осадил меня группер.
Третьего бинокля для моей скромной персоны на борту не нашлось. Молча отодвинув в сторону форточку бокового окна, я высунулся под быстро слабеющий встречный поток и поднес к глазам ладонь козырьком. Влез обратно, от души выматерился подлиннее и рявкнул, изрядно напугав напарников:
— Беру свои слова обратно, криминал, бляха! Там кровища, похоже, на металле потёки! И никто к телу не подходит.
— Мальчишка какой-то на корме! — первым заметил живого члена экипажа сборщика Потапов. — Смотрите, возле этой адской катушки с тросами, напротив двери. Вроде бы, такие катушки брашпилем называют.
— Не, Ваня, брашпиль это нечто другое... Что он там семафорит, не пойму что-то, — недовольно скривился группер, опуская оптику и протирая глаза.
— Дай-ка! — я бесцеремонно вырвал у него бинокль. — У меня зрение молодое, орлиное. Тэк-с...
Парнишка лет двенадцати, коротко стриженный, чем-то удивительно похожий на Путина в юном возрасте, циклично повторял набор из трёх жестов. Показывал за спину в сторону высокой рубки, затем указательным пальцем в сторону берега, после чего подносил его к сомкнутым кубам.
— Перевожу. Что-то экстремальное случилось на мостике. Но на глаза показываться не следует. Предлагает заходить с левого борта, от берега. Двигаться тихо, не шуметь.
Видя, что группер молчит, уставившись в какую-то точку на палубе судна-сборщика, Иван осторожно поинтересовался:
— Паша, это наше дело?
— Нет, — быстро ответил командир. Опустив бинокль, он вопросительно посмотрел на Потапова, но тот торопливо затряс щеками и грустно молвил:
— Я не люблю такие приключения.
После этого Кромвель немного помолчал, что-то прикидывая, и заключил совершенно по-русски:
— Дело не наше. Но мы шли сюда, и уже потому причастны. Поэтому подходим, парни, подходим. Должен же кто-то им помочь.
Вот так всегда происходит в нашей огромной стране. Дело вроде бы и не наше, западные державы и прочие хитрые страны рационально отстраняются от чужой проблемы, а мы вдруг начинаем помогать. В характере это у нас, что ли? И идёт русский парень в чужой край, то с гуманитарной помощью, то с медицинской, а то и с автоматом Калашникова в руках. И помогает чужим людям, мало того, что порой без последующей благодарности, так ещё и свои нытики дураком обзовут.
Потапов улыбнулся, быстро почесав пятернёй лысую голову в том месте, где на отрастающей щетине красовался кривой шрам — метка, оставшаяся после лютой групповой драки. Что-то оброс наш Фантомас, обрить бы надо.
Катер пополз влево. Вскоре стало ясно, почему семафорщик настойчиво отгонял нас именно к левому, невидимому со стороны Енисея борту. Последние порывы утихающего ветра нет-нет, да будоражили водную гладь, разбрасывая пятна поблёскивающей ряби. Дым из «мусорной» трубы прибивало к реке, клубы проходили прямо возле окон рубки. Значит, с этой стороны нас и заметить сложней. Чёрт побери, да что там происходит?
«Хаски» коснулся привальной доски без толчка и юный семафорщик-конспиролог ужом скользнул к нам, вытянул загорелые, все в старых и свежих царапинах, руки, приготовился к швартовке.