Попрощался, выкинул из головы все неприятные ощущения и поехал домой. У меня ж там домашний питомец, скучает, наверное.
— Коля, больше ты к Тане не клеишься! — заявил с порога. — А если она к тебе клеиться начнет, то... плюнь в нее или пощечину дай, чтобы в себя пришла.
— С чего вдруг?
— Не знаю. Потому что моя мама расстроится.
— Мама-то тут при чем?!
— Не знаю. Найди себе другую и клейся к ней. Прошу, как друп А если она тебе до такой степени нравится, что остановиться не можешь, то... то я маме на тебя пожалуюсь.
— Ладно-ладно. Не до такой степени, как тебе, уж точно. У тебя просто крыша едет, Андрюх, — Коля смотрел с иронией. — Вообще тебя таким милашкой не представлял. Но ты смешной, я только из-за этого с тобой дружу. Если ради этого я должен порвать с Таней, то так тому и быть. Видишь, слезы навернулись? Ты куда?
Я же тут слезы давлю!
Глава 18. Таня
Это была первая неделя новой эры. Босса я отчаянно любить не начала, но вынуждена была теперь отстраняться от субъективного восприятия, а потому и отмечать: работать с ним одно удовольствие. Андрей Владимирович циничен и расчетлив, с подчиненными строг, ошибок не прощает, говорит сразу как есть, слов не подбирает. Но притом именно к такому управленцу подстроиться легче всего — тем, кто свою должность занимает не за красивые глазки. Задания его понятны и однозначны. На мой вкус, это и есть самый упрощающий элемент работы. Но подчиненные его не особенно жалуют. Уважают, конечно, но побаиваются. Многие считают самодуром, хотя ни одного однозначного подтверждения не прозвучало, а еще слишком молодым для такой должности.
И вот в этом вопросе я нащупала самое интересное: некоторые сотрудники, прекрасные и опытные специалисты, иногда проверяют границы дозволенного — в точности, как маленькие дети, закатывающие истерики, дабы проверить мать на стрессоустойчивость и любовь. А Андрей Владимирович гибкостью характера не отличается. Он рубит и пресекает. Многих уволил к тому времени, как я пришла на эту работу. И вот тут у обвинителей появилось оружие: великолепный, опытный специалист уволен, только потому, что начальник показывает свою власть. После этого границы дозволенного проверяют куда осторожнее, но любить босса точно не начали. Только молодые и им же нанятые более лояльны. Коротко говоря, эта неделя стала определенным откровением.
Теперь и повышенный интерес Владимира Александровича был ясен. До него все эти слухи доходят. И он, хоть и пытается верить в сына, но вынужден постоянно сомневаться, не перегибает ли тот палку. Очевидно, что не только я в офисе в качестве шпионки — он получает информацию из нескольких источников. И во мне опять взыграло непонятное чувство протеста, потому я и докладывала о работе шефа теперь только правду. Он гад гадский, безусловно, но его гадостность совсем не в том, в чем его постоянно обвиняют. Хотя гибкости все же не хватает, но пусть об этом другие шпионы докладывают И поскольку Владимир Александрович вряд ли получил подтверждение о моем вранье о домогательствах от других людей, этот вопрос как-то затерся. И я радовалась тому... пока совершенно неожиданно не убедилась, что не так уж сильно преувеличила.
А пока своих забот хватало. На неделе позвонила арендодателю. И разговор с милейшей, доброжелательнейшей женщиной показался странным:
— Мария Сергеевна! Здесь квитанцию от коммунальщиков принесли. Хотела уточнить, мне платить ежемесячно по этим реквизитам?
— Что ты, Танечка! Сами заплатим. С тебя требуется своевременная арендная плата. Все, пока, счастливого проживания!
— Подождите! — почти рявкнула я. — Вы уверены? Это как-то слишком...
— Некогда мне, Танечка! Звони только в том случае, если возникнут реальные проблемы.
Сидела потом долго и задумчиво хмыкала. Нет, я понимаю, что по знакомству, и понимаю, что владелица такой квартиры копейки не считает, но все равно картина не вяжется. Да хотя бы в гости заглянуть с проверкой она была обязана. Может, я тут пьяные дебоши устраиваю? Между прочим, один устраивала! Или я весь идеальный интерьер испортила, туша бычки о дорогущие полки и диваны. Многие из моих друзей жили в арендованных квартирах, потому я всякого наслушалась:
есть настоящие параноики, есть спокойные и доброжелательные владельцы. Но ровным счетом никто из них не оставляет имущество без полного контроля. И уж точно никто не отказывается брать коммунальные платежи. Отцу же только банковский счет оставили, да и то, как будто формально. Что-то подсказывало, что если я и аренду в следующем месяце задержу, то эта же ненормально добренькая Мария Сергеевна и ухом не поведет.
На следующий день навестила отца. Он открыл далеко не сразу, а потом выглядел довольно цветущим. Ну, хоть моему визиту обрадовался, а то я подспудно ожидала, что напоит чаем и поторопит уйти под предлогом романтического свидания с соседкой.
Рассказала ему обо всем, что могла открыть. В том числе и о своих умозаключениях по поводу начальника — дескать, человек не самый приятный, но как управленец вполне терпим. Папа слушал внимательно и серьезно резюмировал:
— Я рад, что так, дочка. А его проблемы будут сохраняться еще долго. Многое роль играет: и возраст, и то, что в готовый, налаженный бизнес пришел, а не поднимал с нуля, да и банальная зависть. Но рано или поздно все злые языки притихнут. Твоя же задача, как секретаря, никогда не вставать против него. И очень плохой знак, что сотрудники так при тебе откровенничают — выходит, что они не видят в тебе преданности шефу. Вот когда при тебе все смолкать начнут, тогда и поймешь — ты на своем месте.
Интересное наблюдение. Отец все же умен, в таких тонкостях разбирается. А ведь я сама дала повод для такой откровенности. Раз уж я спокойно крою босса ругательствами, то и остальные при мне стесняться не думают. Получается, это я плохой сотрудник, а тут уже на личные терки не спишешь. Про себя отметила, что первый злой язык, который прикусить нужно, — мой.
И вдохновилась получить другие, не менее ценные советы, потому осторожно подняла и более скользкую тему:
— Пап, а еще Владимир Александрович требует от меня... докладывать об обстановке. Я отказать не могу после того, что он для меня сделал.
Отец неожиданно усмехнулся:
— Не удивлен, если честно. Уж очень рьяно он нам свою помощь предлагал. Но он в своем праве, разве нет? Так и ты будь мудрее: докладывай, выгляди благодарной, но не сообщай вообще ничего спорного. Только об успехах его сына. Он усомнится в твоих шпионских качествах, зато убедится в твоем профессионализме. Смирись, такие издержки в любой работе случаются. Прояви смекалку, не становись марионеткой — ты подчиняешься одному человеку, интересы всех остальных должны стоять в десятой очереди. Но притом с каждым будь предельно вежливой.
У директоров есть возможность изредка сорваться и наломать дров, но секретарь — образец стрессоустойчивости‚ он таких промахов себе не позволяет.
Шумно выдохнула. Не то чтобы мне было стыдно... Но что-то смущало. С какой стороны ни глянь, своими диверсиями я лишь себя и принижала. А прекратить меня сам же Андрей Владимирович и заставил. Угрозами и шантажом. Не потому ли, что я иначе бы не остановилась? Настроение испортилось от осознания, что все мои мелкие победы были ничем по сравнению с поражением — это я оказалась во всем не права. А признать за извечным соперником безоговорочную победу в самом главном вопросе непросто.
— Что с тобой, Тань? — отец заметил мою задумчивость.
Посмотрела на него и отважилась на почти полную честность:
— Пап, я в самом начале допустила некоторый... непрофессионализм. В общем, была груба. Но сейчас такого не происходит.
Он округлил глаза:
— И он тебя не уволил?
— Не уволил, — я заставила себя смотреть прямо. Виновата — получай. — Потому что Владимир Александрович запретил сыну увольнять меня в течение полугода.
— Но... — отец выглядел растерянным. — Но это на тебя не похоже... Таня, что там происходило?
В подробности вдаваться я смысла не видела, всю историю не расскажешь в любом случае. Да он еще и как-то выглядеть стал иначе, словно немного побледнел. И руку к груди зачем-то прижал.
— О, не волнуйся, пап! — поспешила добавить я. — Только в самом начале, от отсутствия опыта. Теперь Андрей Владимирович очень доволен моей исполнительностью, честно!
Отец еще пристально смотрел на меня некоторое время, потом кивнул. Вот и еще один ответ: я никогда, ни за что не позволю шефу обнародовать досье. У папы сердце слабое. Он выглядел счастливым и здоровым, но на глазах сдал, услышав лишь поверхностное признание. Вот теперь мне стало по-настоящему стыдно за все содеянное.
Но он ободряюще хлопнул меня по плечу и выдавил улыбку:
— Надеюсь, что так, дочка. Мне пришлось воспитывать тебя без матери, и не хотелось бы узнать о своем поражении. Я думаю, что вы все трое выросли замечательными людьми. А в тебе уверен даже больше, чем в старших — ты всегда была серьезной и ответственной. Потому, надеюсь, что никаких подобных проблем больше не будет, а через полгода Андрей Владимирович будет просить тебя остаться на этом месте. Теперь ты живешь самостоятельно, самостоятельно же и построишь свое будущее, не сомневаюсь.
Я много о чем успела поразмыслить за тот вечер. В словах папы пафоса содержалось в переизбытке, он всегда этим грешил. И наверняка в характере его начальника тоже была куча недостатков, не все было так гладко, как они оба рассказывают. Просто мой отец всегда не позволял быть себе хуже, чем идеал.
И утром я уверенно вошла в кабинет Андрея Владимировича, встала перед ним и дождалась заинтересованного взгляда. Я не считала себя слабачкой или трусихой, а правильные слова подобрала еще вчера. И сейчас смотрела на него прямо и говорила решительно:
— Простите, что отвлекаю, Андрей Владимирович. Я обязана сказать вам кое-что важное, — коротко вдохнула и продолжила: — Приношу извинения за непрофессиональное поведение раньше. Обещаю, что подобного не повторится.
Вам не нужно мне угрожать. Я и без того собираюсь выполнять свои обязанности на высшем уровне.
Тоже перебор с пафосом — это меня отец заразил. И сейчас бы сбежать. Хоть все сделала правильно, но ощущаю себя неловко. Босс же прищурился с интересом:
— Так я именно это и предлагал.
— Предлагали, но не забыли. Я должна была это сказать. И я собираюсь стать настолько хорошим специалистом, что через полгода вам будет жаль меня увольнять.
— Серьезно? С чего вдруг?
— С того, что я никогда не разочарую отца. И с того, что я была попросту не права.
Спасибо, что выслушали. Я могу идти?
— Нет, постой, — он вскрикнул порывисто и вскочил на ноги. Обошел стол и остановился передо мной. — Я удивлен. Да ладно, я сейчас по инерции подумываю, что ты запланировала что-то ужасное!
— Не запланировала, — я отвела взгляд, не в силах больше смотреть ему в глаза.
— Ну ладно, допустим... — он выглядел обескураженным. — Тогда и мои извинения прими. За непрофессионализм.
Чуть улыбнулась. Какой-то мучительный обмен любезностями. Но его надо было пережить. И уже почти конец, сейчас ка-а-ак разойдемся и ка-а-ак начнем оба профессиональничать. Однако Андрей Владимирович вдруг все испортил:
— Вообще, я рад, Тань. Потому сразу поинтересуюсь: ничего, если я тебя сегодня до дома провожу?
Отшатнулась и округлила глаза:
— Что? Зачем?!
— Чтобы нам начать общаться на другой ноте, конечно. Неформальные разговоры и все такое, — он улыбался с какой-то хитрецой.
— Ну уж нет! — сказала с раздражением, которое не была способна удержать. — Вы, кажется, меня неверно поняли. Я собираюсь быть идеальным секретарем. И не собираюсь общаться с вами вне офиса вообще!
—А, то есть ненависть на месте, никуда не делась?
На этот провокационный вопрос я отвечать не стала. Просто отметила:
— У меня работы много, Андрей Владимирович. Я пойду.
И потом еще долго себя хвалила. А я молодец! Да, многое сделала неправильно, но хватило смелости расставить все точки над «Е» и даже обозначить границы нашего общения. Умница, Танечка, ты потрясающая! И ведь дышать стало легче, и на работу теперь буду ходить в другом настроении.
А затем все встало с ног на голову. В пятницу вечером ко мне заглянула Лена. По всей видимости, ей очень понравился Коля, потому она предложила испечь пирог, а потом отнести моему распрекрасному соседу. Замечательный же предлог — девочки увлеклись, много напекли, почему бы и не поделиться. И обязательно без предупреждения, чтобы Лена могла убедиться — нет ли там у него кого женской наружности в пятничный вечер. И ведь она даже не изумлялась полтора часа на тему, как мой тот самый оказался именно этим самым боссом. хмыкнула только, что причины моей агрессивности понятны, и снова защебетала о пироге и Коле. Вот как собственные романтические переживания мгновенно притупляют интерес к чужим.
В общем, план одобрили, тесто завели, яблочное варенье вытащили, а потом Лене брат позвонил — сообщил, что их бабушку в больницу отправили. Подруга очень расстроилась, и не только из-за бабушки, а что такой замечательный план развалился.
Пирог-то я допекла. У меня с кулинарными талантами плохо, но Лена почти все успела сделать. вынула из духовки — красивый, румяный, да и решила: а почему бы, действительно, с соседом не поделиться? И честно признаться, что все сделала моя подруга. И про бабушку ее рассказать. Тогда Коле не останется другого, кроме как позвонить ей, поблагодарить за угощение и поддержку оказать. А потом я вернусь и начну придумывать тосты для их предстоящей свадьбы.
Чувствуя себя купидонищем и напевая под нос, я быстро переоделась, отрезала от пирога больше половины и побежала осчастливливать будущего жениха. Коля мне всерьез нравится, такому я подругу с радостью выдам. Мы с ним каждое утро на работу вместе ходим, много разговариваем, смеемся, но притом между нами нет и капли флирта. А вот с Леной у них точно намечается горяченькое, наподобие этого пирога, я только чуть-чуть поспособствую.
Коля открыл почти сразу, но, увидев меня, заметно вздрогнул, и глаза забегали.
Неужели не один? Лена именно этого опасалась. Мне так не хотелось в этом убеждаться, потому что пара свадебных тостов уже по дороге придумалась, и я отчаянно кричала то, что намеревалась:
— Коль, привет! Мы тут с Леной яблочный пирог замутили, а потом ей пришлось уехать... — я сбивалась от его внешнего вида и от того, что он не отступает, не пропускает меня пройти. — Ее бабушку в больницу... — и не выдержала: — Коль, ты не один?
— С Леной? — он выхватил только это и будто обрадовался, но тут же бегло забубнил: — Лена еще и пироги печет? А что с бабушкой? Ой, Танюш, я просто сейчас немного занят...
А сам оглядывается в панике. Я же решительно всучила ему в руки противень.
Итак, ему интересно, что там про Лену было. Но притом он хочет от меня скрыть свою гостью. очень хочет, заметно паникует. Из чего можно сделать вывод: Лена ему нравится. От меня скрывать любовницу ему смысла нет, но он быстро сопоставил, что Лена от меня же и узнает про эту любовницу. Потому и выглядит сейчас так, как будто мир вокруг рушится.
Жаль. Но надо уходить. Не прорываться же к нему с боем. Однако неожиданно я услышала голос — совсем не женский и уж очень знакомый, потому замерла и подалась вперед.
— Коль, ёпт, где у нас чистые полотенца?
Теперь мы с Колей смотрели друг на друга совершенно одинаково — глаза вытаращены, рты нараспашку. Он словно попытался вытолкнуть меня в подъезд, но я, наоборот, подалась вперед. И Коля жалобно-жалобно проскулил:
— В сушилке.
Вряд ли его собеседник мог расслышать, зато мой рот открылся еще сильнее. И кто бы мог подумать, но через какие-то несколько секунд я имела честь лицезреть начальника. В домашних широких штанах, с голым торсом. Волосы мокрые, явно только из душа. И он тоже замер, а на лице появлялось примерно то же выражение.
Обычно-то я моментально соображаю, но не в этот раз. Босс помог Коле с покупкой квартиры, а теперь... теперь они живут вместе. Душ принимают. То ли до, то ли после чего-то, что никак не соображается. Оба примерзли к местам, как и мои мысли. Я застукала какую-то страшную тайну, побыстрей бы дошло, какую именно.