Как-то утром она шла на работу и случайно познакомилась с молодым человеком. Их мимолетное знакомство переросло вскоре в большую любовь, которая оборвалась так же случайно, как и началась. Георгия насмерть сбил пьяный водитель. Светлана тяжело перенесла потерю, замкнулась, старалась меньше находиться среди людей. Но время текло, и только через год она позволила себе выйти в люди. Вот такая история.
Выпив еще по бокалу и даже по-бабьи всплакнув, Вера ушла.
* * *
Закрыв за Верой дверь, Светлана достала из стола альбом с фотографиями. Она прошла на кухню и села в любимое кресло. Медленно, одну за другой перебирала пожелтевшие от времени фотографии своих родных и любимых. Вот на одной из них, в уголке — взлохмаченная голова юноши. Эта ее первая любовь Витя Абрамов. Они были одногодки, но Витя пошел в школу с восьми лет и поэтому учился в младшем на год классе. Он был заводилой в школе, а Светлане понравился, когда она училась в девятом классе. Виктор занимался профессиональным спортом и хорошо играл на гитаре. Он часто выступал на школьных вечерах, и его песни о любви доводили девчонок до слез. Она ревновала его и, забыв про гордость, которую с детства прививала ей мать, тайно от подруг следила за ним по вечерам. Она старалась не попадать ему на глаза и часто вечерами с завистью слушала его песни, которые он пел девчонкам в своем дворе.
Когда они познакомились поближе, Светлану поразила разница, с которой он вел себя с ней и со своими друзьями. Вся его уверенность, которая была в нем при общении с товарищами, куда-то исчезала, и он становился беспомощным и одиноким.
Он всегда был на удивление спокойным, и со стороны казалось, что из равновесия его вывести просто невозможно. Он мало говорил и больше любил слушать ее, когда она рассказывала ему о чувствах и впечатлениях от прочитанных книг. Он не уставал поражаться тонкости ее души, ее чувствам и переживаниям.
Светлана неоднократно приглашала его к себе, чтобы познакомить с родителями. Однажды по настоянию родителей она уговорила Виктора зайти. Родители Виктора были людьми простыми — мать работала на Льнокомбинате помощником мастера, а отец там же электриком. Мать Виктора окончила три класса, а отец четыре. Больше они учиться не могли, не дала гражданская война, а затем появившиеся дети.
Виктор одевался скромно, не в пример одноклассникам, которые часто не догадывались, да и не задумывались, откуда берутся их собственные вещи, и сколько они стоят.
Однако Виктор был юношей с твердыми убеждениями, с детства хорошо различавшим добро и зло. Его было невозможно подбить на мелкие проступки, но в случае чего — никогда не прятался за спины товарищей. Именно эти черты больше всего нравились Светлане, и рядом с ним она чувствовала себя спокойно и безопасно.
Уже студенткой Плехановского вуза она приехала в Казань навестить родителей, которые по-прежнему проживали на Петрушке. Они с мамой шли по улице и встретили Виктора. Абрамов с друзьями направлялся в Сад Рыбака. Оставив мать, Светлана побежала к ним. Она почти догнала парней и, стараясь не привлекать внимание, шла за ними на небольшом расстоянии.
Ребята выставили на сцену аппаратуру и стали ее настраивать. Девушка, наблюдая за Виктором, не заметила, как за полчаса на танцплощадке собрались люди. Выбрав пустующую лавочку в тени деревьев, Светлана присела. Группы ребят и девчонок окружили деревянную кассу, в которой продавали билеты.
Ансамбль заиграл медленную мелодию, и вдруг ее сердце сжалось с такой силой, что она почувствовала острую боль. Пел он, Виктор, она не могла перепутать его голос ни с кем. Его нежный тенор разрывал сердце, а от слов безудержно текли слезы. Светлана не была сентиментальной барышней и умела держать себя в руках, но то, что происходило с ней в тот момент, она не могла объяснить.
Я думал это все пройдет,
Пусть через месяц, через год,
А вышло все наоборот,
И вот все ночи напролет,
Грустя, смотрю в твое окно,
Тебе, я знаю, все равно,
Тебе, я знаю, все равно,
Ведь ты забыла все давно…
Светлана не выдержала, вскочила с лавки и бросилась из парка. Ей навстречу шли веселые ребята и девчата, которые с удивлением смотрели ей вслед. Опомнилась она у дверей своего подъезда. Двор был пуст, и она присела на лавочку. Память вернула ее жизнь на год раньше.
* * *
Светлана, словно это было вчера, вспомнила, как она чуть ли не силком затащила Виктора к себе домой. Виктор смущенно вошел, снял у порога обувь и проследовал за ней в комнату.
Через минуту к ним заглянула мать. Они только что пришли из гостей, и отец был изрядно выпившим. Увидев незнакомого паренька, отец предложил ему сигарету. Виктор ответил:
— Извините, я не курю.
Его отказ вызвал непредсказуемую реакцию у ее отца:
— Ты совсем не куришь или только со мной? Кто ты? — спросил он Виктора и, не дождавшись ответа, продолжил: — Я полковник, а ты кто? — Он еще что-то хотел сказать, но, махнув рукой, вышел из комнаты.
Следом за ним вышла и Светлана, оставив Виктора одного.
Виктор слышал все, что говорили о нем родители. Отец и мать были крайне недовольны выбором дочери и считали, что их красавица достойна совершенно другого.
Он услышал, как мать настойчиво вбивала в голову дочери, чтобы та одумалась, чтобы больше никогда не приглашала его к ним.
Виктор потихоньку вышел из комнаты и стал обуваться. Мать Светланы просила ее вернуться в комнату и внимательно осмотреть все вещи — не исключено, что парень стащил что-нибудь.
Завязав шнурки, Виктор поднял глаза и увидел, что Светлана с ужасом смотрит на него. Она понимала, что Виктор все слышал. Она попыталась ему что-то сказать, но Виктор легко оттолкнул ее и быстро вышел. Он стукнул дверью так сильно, что в прихожей со стены сорвалась полка и с грохотом рухнула на пол.
Светлана на всю жизнь запомнила тот вечер. Проплакав всю ночь, утром, чуть свет, она пошла к дому Виктора. Девушка знала, что уже никогда не вернет его, ей хотелось просто попросить прощения.
Он вышел из подъезда своего дома, как обычно, около восьми утра. Виктор был в спортивной форме и собирался на ежедневную пробежку. Светлана направилась в его сторону и попыталась его остановить. Но Виктор отвернулся и побежал в другую сторону. Больше она его в это лето не видела.
Сейчас, перебирая и рассматривая фотографии, Светлана вновь и вновь переживала те моменты. Она не обвиняла родителей, ни отца, ни мать, в том, что произошло. Мама ведь всей душой хотела ей только добра, но только добра своего, родительского, такого, каким она его видела. Складывая снимки, Светлана вспомнила изречение какого-то классика, который сказал, что он еще не знал ни одного человека, у которого первая любовь была бы счастливой.
* * *
Вот уже третий день Андрей был в пути. Он ехал в купейном вагоне «Москва-Новгород». Ехал, чтобы повидаться со своим старым корешем, с которым отбывал наказание в лагере под Саранском. Звали друга Иван Проскурин.
У Ивана была интересная воровская кличка «Скок», свой последний срок он отбывал за кражу кроссовок со склада их местной футбольной команды. Они с товарищем ночью вскрыли склад, с которого похитили сорок пар кроссовок. Поэтому за глаза многие называли Ивана сороконожкой. Он освободился на полгода раньше Андрея и поехал к матери в Новгород.
Накануне своего отъезда из Казани Андрей пытался с ним созвониться и предупредить о своем приезде, но трубку никто не брал. И сейчас Андрей надеялся, что все-таки найдет кореша, и тот поможет с оружием.
В окне лес вдоль железной дороги стал редеть, и вскоре показались первые пригородные дома Новгорода. Поезд несколько раз дернулся, словно зацепился колесами за какую-то преграду, и остановился на перроне. Андрей вышел из вагона и медленно направился на привокзальную площадь. Он огляделся и невольно сравнил Новгород с Казанью. Город явно проигрывал его родной татарской столице. Перекурив, Андрей подошел к таксисту и попросил подбросить до хорошей гостиницы. Пассажиров было мало, таксист обрадовался и всю дорогу болтал, рассказывал анекдоты, над которыми сам и смеялся.
— Хорош травить баланду, — неожиданно прервал Андрей. — Лучше расскажи о вашем городе.
От таксиста Андрей узнал краткую историю Новгорода, а также где можно поесть и отдохнуть.
— В гостинице будь с бабами поосторожней. Среди них много таких, — он запнулся, подыскивая слова, но, махнув рукой, закончил: — ну, короче, могут продинамить!
За разговорами они доехали до центральной гостиницы «Новгород». Как это ни забавно, но в каждом городе великого и могучего Советского Союза была центральная гостиница, созвучная названию населенного пункта. В Казани — «Казань», в Москве — «Москва», в Ростове — гостиница «Ростов» и т. д. Возможно, руководители городов были слабы в лингвистической изобретательности?
Вестибюль гостиницы, к удивлению Андрея, был пуст, за стойкой виднелась голова администратора, которая покачивалась в такт доносившейся из динамика музыки. Он молча взял из коробочки на стойке анкету и принялся заполнять. С анкетой, паспортом и деньгами подошел к администратору. Это была женщина не первой свежести, но, несмотря на неприветливое лицо, оказалась словоохотливой хозяйкой.
Она что-то говорила Андрею, но ее речь была столь стремительной, что тот почти ничего не понимал. Для приличия кивал.
Получив ключи, он поднялся на второй этаж и открыл комнату. Быстро разложил свои вещи и, не раздеваясь, улегся на кровать. Теперь можно расслабиться и отдохнуть.
* * *
В голове крутились рассказы Ивана о «черных копателях». Это люди, которые без всяких разрешений вели поиск в местах ожесточенных боев. Они раскапывали массовые захоронения солдат и офицеров, погибших в 1942 году.
В 1942 году здесь попала в окружение вторая ударная армия под командованием небезызвестного командарма Власова и практически полностью была уничтожена гитлеровцами. «Черные копатели» копали здесь задолго до того, как пришли молодежные отряды поисковиков из числа студентов и военнослужащих. Если поисковикам нужны были сведения о погибших солдатах Великой Отечественной, чтобы увековечить их имена, то «черных копателей» привлекали иные ценности. Они искали оружие, награды и все, что можно было сбыть антикварам и ценителям подобных трофеев.
Пересчитав имеющиеся деньги, Андрей отложил большую их часть для расчета за оружие.
— Ну а это — на текущие расходы, — сказал Андрей сам себе и положил в карман увесистую пачку.
Не откладывая в долгий ящик, Андрей стал звонить Ивану. Тот проживал в коммунальной квартире со своей старой матерью. Он был женат, но после ареста и суда его жена, еще молодая и привлекательная женщина, ушла от него. Уже находясь в лагере, Иван получил от нее письмо, в котором та сообщала, что нашла человека и решила с ним связать свою жизнь. Иван не стал уговаривать или запугивать. По-честному ему уже давно было наплевать на жену и ребенка, и он даже обрадовался такому исходу.
Андрей раз за разом набирал номер Ивана, но на том конце провода трубку не брали.
«Может, подсел уже или переехал», — пытался отгадать Андрей.
Он уже хотел положить трубку, когда что-то щелкнуло и раздался заспанный женский голос.
— Приношу свои извинения за беспокойство, — начал Андрей, — вы не могли бы позвать Ивана?
Минуту, а может быть и больше, телефонная трубка изрыгала проклятия и ругань. Кого и за что костерили, Андрей не понял. Отодвинув от уха кричавшую трубку, он стал ждать, когда человек выговорится.
Немного успокоившись, женщина сообщила, что если он хочет увидеть Ивана, ему надо идти в пивной бар «Пена».
* * *
Улица встретила Андрея бодрящим морозцем и небольшой вьюгой. Подняв воротник осеннего пальто, он пошел на площадь ловить такси.
— Ты что, не местный? — удивился таксист, — бар в ста метрах! Заверни за угол и вперед!
Андрей повернулся в сторону, указанную таксистом, и побрел в сторону бара. Улицы были засыпаны снегом, который здесь явно не убирали. Ноги Андрея, обутые в легкие полуботинки разъезжались, и редкие прохожие подсмеивались над ним.
Дойдя до бара, Андрей понял, что изрядно взмок от подобной физзарядки. Майка на спине пропиталась потом, а мокрые волосы прилипли ко лбу.
В зале был полумрак, и он не сразу увидел Ивана, сидевшего в компании собутыльников.
Андрей уселся неподалеку и стал наблюдать. За столом Ивана были двое мужчин и одна женщина. Со времени, когда они виделись в последний раз, Иван явно сдал. Он постарел, даже его движения были по-стариковски замедленными. Одежда висела, как на вешалке, и явно была с чужого плеча. Внешний вид его друзей тоже оставлял желать лучшего.
Гость махнул официанту. Подождал. Еще раз махнул. Никто к нему не спешил. Дождавшись внимания, он спросил:
— Чем поите и кормите?
Официант профессионально оглядел нового клиента.
— Любой каприз за ваши деньги, — смахнул он крошки со стола и положил меню.
Андрей заказал бутылку водки, креветок, соленых сухариков и попросил два пива.
Пенный напиток был противным. Сделав глоток, Андрей отодвинул пойло и налил полную рюмку водки. Подозвав официанта, попросил принести хорошего пива. Через минут десять ему на стол поставили две новые кружки. Андрей попробовал, пиво было вкусным и холодным. Вот это действительно пиво!
Он залпом опрокинул рюмку водки и с удовольствием закусил хрустящим соленым огурчиком. Водка побежала по сосудам, и ему стало так тепло и уютно, что он на миг забыл, где находится и для чего пришел.
Он сидел за столом, потягивал пиво и продолжал наблюдать за Иваном. Тот опустошил свою кружку и направился к барной стойке. Что-то говорил бармену, но ему отвечали отрицательным качанием головы.
До Андрея дошло, что его товарищ опустился до состояния попрошайки. Да, это Иван сейчас слезно просил у бармена пиво в долг, а тот, качая кудрявой головой, непреклонно отказывал ему. А Иван все стоял и просил. Видя, что уговоры не действуют, он перешел на угрозы. Бармен хорошо знал своего посетителя и не обращал на него внимания — все это он слышал неоднократно и давно привык.
Андрей опять подозвал официанта и попросил пригласить Ивана за свой столик. Бывший кореш в сильном подпитии не сразу узнал Андрея. Он плюхнулся на стул и, не говоря ни слова, стал пить. Вдруг до него дошло, кто перед ним, и он тут же полез целоваться. Его пьяный рот, набитый закуской, извергал слова восторга. Получалось нечеловеческое мычание. Попытки объятий Андрей брезгливо прекратил.
Что греха таить, Андрей и сам порой набирался до чертиков, но все-таки не любил пьяниц и себя за пьянку корил. Он смотрел на товарища по лагерю и отказывался узнавать его в этом опустившемся человеке.
Иван прибыл к ним в отряд после пересылки и сразу попытался сойтись с авторитетами зоны. Он рассказывал осужденным, что входил в состав одной из самых серьезных преступных групп Новгорода и принимал участие в целом ряде крупных краж. Его слушали, не скрывая уважения. Но тогда Иван не догадывался, что это был обычный балаган, в котором ему отвели всего лишь роль шута.
Однажды ночью Ивана разбудил заключенный:
— Есть базар!
Они вышли из барака и направились в сторону пилорамы. Когда открылась дверь, он увидел заключенных, которые, наплевав на всякую пожарную безопасность, вовсю дымили среди досок и опилок.
— Ну что, Скок, шевели батонами! Прогони нам еще раз порожняки о твоих делах в Новгороде! И поведай честной братве, как ты выставлял хаты!
Иван затрясся, как осиновый лист. Он глянул на осужденных и понял, что шутки кончились.
— Сука, сказочник, — произнес один и дважды ударил его ножом в живот.
Добивать его не стали и все молча разошлись по отрядам.
В больничке, лежа с зашитым животом, Иван узнал, что авторитетным заключенным стало известно, что он, находясь в пересыльной тюрьме, взял себе биографию одного из авторитетов Новгорода. Сначала все проходило гладко — его хорошо встречали на пересылках, честная воровская братва делилась с ним последним, он вкусно ел и крепко спал, не зная, что малявы уже неслись по тюрьмам и лагерям, и жить ему оставалось недолго. Чужая жизнь, взятая на прокат, на зоне не прощается.