Дженарино решительно обернулся к общему кассиру Тотоно и сказал:
— Ну давай-ка мне шесть сольди. Я куплю чего-нибудь позавтракать.
— Ну, нет. Шесть сольди это уж чересчур много.
— Но ведь мы ничего не ели со вчерашнего дня! — попробовал уговорить кассира Таниэлло.
— Не беда! В Риме наедимся, — ответил Тотоно.
— Вот выдумал! — возмутился Дженарино. — Да я замертво свалюсь сейчас, если чего-нибудь не проглочу.
Тотоно должен был уступить, и Дженарино в одну секунду очутился в буфете.
— Положите этого… и вот этого… И еще я попрошу вас… — распоряжался он с видом большого барина, показывая пальцем на тарелки с холодным мясом и пирожками. Потом он велел прибавить еще ко всему бутылочку кианти.
— Получите! Позвольте сдачу, — он небрежно сунул буфетчику шесть сольди.
Буфетчик вытаращил глаза.
— Пожалуйста, поскорей! Сдачу мне! Поезд сейчас уйдет!
— Но с вас следует получить пять лир, — объявил буфетчик.
Теперь растерялся уже мальчуган. Он бросился со всех ног из буфета.
— Тото! Тото! Скорей ко мне! — кричал он.
— Наверное потерял все деньги, — решил Тотоно и со всех ног бросился к товарищу.
— Преглупая вышла штука! Буфетчик требует пять лир за то, что я взял чуть-чуть мяса, несколько пирожков и крохотную бутылочку кианти.
— Шесть порций мяса — две лиры, пирожки — лира, вино две лиры. С вас следует получить всего пять лир, — повторил, отчеканивая каждое слово, буфетчик.
— Вино я вам возвращаю. Совсем позабыл, что купил точно такое же в Неаполе, — небрежно сказал Дженарино. — Вот, получите три лиры. А теперь бежим! — обратился он к Тотоно.
Но не успел Дженарино дойти до буфетных дверей, как Тотоно дал ему такого пинка, что он растянулся.
Дженарино едва не заревел от неожиданности. А Тотоно насмешливо сказал ему:
— Подымайся! Да поживей подымайся! Нечего, брат, распускать нюни. Да поторапливайся! Поезд трогается! — Перепуганный Дженарино бросился к вагону, где прижавшись носами к оконному стеклу их поджидали Таниэлло и «Прыгун».
ЧАСТЬ II
Глава I
ПОКРОВИТЕЛЬ
Тотоно позевывал в углу. Таниэлло задремал, свернувшись в комочек. Он положил голову на лапы «Прыгуна». Собака лежала, насторожившись. С открытыми глазами она прислушивалась к знакомому, слегка охрипшему, голосу, певшему песню в столовой гостиницы. Песня кончилась, раздались шумные аплодисменты. Измученный Дженарино вошел в темную прихожую, где его поджидали товарищи. Он тяжело дышал. На лбу его блестели капли пота, а глаза покраснели от непривычного яркого освещения. Его заставили четыре раза повторить песню. Измученный, он повалился на подушки, грудой сложенные в углу каморки, и оттуда с горькой усмешкой смотрел на товарищей.
Горько стало от этого взгляда Тотоно.
— «Это я во всем виноват», — подумал он.
А Дженарино между тем говорил:
— Все равно, конец один. Не сегодня, так завтра это вечное пенье мне разобьет грудь. Наш новый благодетель замучит нас до смерти.
У Тотоно не было слов, чтобы возразить товарищу, и он молчал.
Из зала раздавались звуки вальса и послышалось женское пение, похожее на кошачье мяуканье. В каморке все притихло.
Когда пение кончилось, дверь отворилась и на пороге показался очень высокий человек с длинной бородой и с быстрыми блестящими глазами, которые казались, особенно, живыми на темноватом тоне его кожи. Вместе с вошедшим в раскрытую дверь ворвались голоса.
— Таниэлло! Таниэлло!
Публике захотелось послушать его пение.
Войдя в каморку, высокий человек сразу переменил суровое выражение лица на приторно добродушное и заискивающее.
— Ну, мои миленькие, публика в восторге от вас. Деньги так и сыпятся. Если так пойдет и дальше, то через недельку вы двинетесь в Женеву.
Тотоно победоносно посмотрел на Дженарино.
«Видишь, как все прекрасно идет! И как он о нас заботится», — говорил этот взгляд.
А человек с длинной бородой подошел к спавшему Таниэлло, наклонился над ним и старался разбудить мальчика, поглаживая его белокурую голову.
Таниэлло проснулся, вскочил, но со сна ничего не понимал.
— Ну, мальчик, теперь твоя очередь. Публика требует тебя. Слышишь?
В зале шум и крики все усиливались. Таниэлло поплелся на эстраду. Дженарино и Тотоно остались с «Прыгуном». Собака была мрачно настроена. Когда уходил Таниэлло, она даже не пошевелилась, только проводила его тоскливыми глазами. Дженарино пристально смотрел на Тотоно. Он не говорил ни слова, но уже обдумывал, чтобы такое сделать, чтобы выручить и себя и товарищей из невозможного положения.
Опять спорить с Тотоно. Но он знал, что это ни к чему не поведет. Чтобы попасть в Женеву, Тотоно согласился бы работать и еще больше, чем они теперь работали. Их новый покровитель отлично это понимал и, благодаря этому, сумел прибрать к рукам Тотоно. Тот ему верил и делал все, что он от него требовал.
Каждый вечер мальчики выступали на эстраде ресторана, каждый вечер они пели до полного изнеможения, надрывая свои голоса.
Каждый вечер мальчики выступали на эстраде ресторана.
Нет! Им отсюда не выбраться. Нечего и мечтать об этом! Здесь они и умрут. — Уныние охватило Дженарино. Мужество его покинуло. За последние дни он убедился, что они попали в западню.
Две недели, как они в Риме.
Приехали вечером. Вышли с вокзала и все шли, шли под руку по незнакомым, многолюдным и шумным улицам.
Шли ошеломленные, растерянные, с собакой позади. «Прыгун» тоже растерялся. Постоянно попадал под ноги прохожим и, не переставая, подвизгивал от получаемых пинков и толчков. Наконец, пройдя какую-то длинную-длинную улицу, они вышли на площадь. Мимо них проносились экипажи, трамваи, омнибусы.
С площади, следуя общему течению, они попали на большую улицу с прекрасными магазинами, кофейнями, кондитерскими и ресторанами.
Здесь они совсем растерялись. Но потом, на следующей площади уже настолько оправились и пришли в себя, что у Дженарино даже явилась блестящая мысль: он предложил товарищам дать небольшой концерт.
— Как? Здесь? Выступить с нашим бренчаньем на этой великолепной площади?
— Кто знает! Может быть, и здесь нам повезет не меньше чем в Капуе.
Но ведь это же Рим, Рим, а не Капуа. Здесь никто и слушать не захочет нас.
Но Дженарино, не обращая внимания на возражения, решительно остановился напротив одного из ресторанов и вынул свой инструмент. Вокруг мальчиков-музыкантов собралась в один миг целая толпа уличных мальчишек. Веселая неаполитанская песенка понравилась. Мальчишки стали подпевать, приплясывать. Когда певцы кончили, их просили повторить. Ободренные успехом, они пропели еще лучше, чем в первый раз, а потом сунув «Прыгуну» в зубы поднос, отправили его собирать деньги.
В это время из ресторана вышли господа взглянуть на маленьких певцов. Чувствовалось, что мальчики всех заинтересовали, всем понравились. «Прыгун» набрал денег порядочно.
Тотоно торжествовал.
— Видите! И здесь мы начали недурно. «Прыгун» собрал больше трех лир.
Концерт продолжался.
В это время из толпы отделилась длинная, как жердь, фигура человека с большой бородой. Человек подошел к мальчикам, стал их расспрашивать. Он хотел знать, откуда они, кто учил их петь.
И они ответили в один голос:
— Только что приехали прямо из Неаполя. Родных и знакомых у нас ни души, а всяких песен и фокусов и все возможных представлений знаем тьму-тьмущую… Вчера вечером в Капуе…
Здесь Дженарино увлекся. Рассказал все, со всеми подробностями, ничего не забыл.
— Пойдемте-ка со мной, — перебил его вдруг незнакомец. — Я — граф из Венеции. Путешествую инкогнито (скрываю свое настоящее имя). Выдаю себя за артиста.
— Артист? Значит, как мы, — обрадовались мальчики.
— Да, да. Совсем, как вы. Пойдемте со мной. Согласны.
— О, конечно, согласны. Мы следуем за вами, граф.
Вот с этого-то все у них и началось.
Они ужинали. Хорошо поели. Потом покровитель проводил их в ближайшую от станции гостиницу. На другой день они проснулись бодрые, радостные. Чего только не наобещал им граф! Как только узнал, что мальчики направляются в Женеву, стал им объяснять, что Швейцария совсем не так близко, как они думают.
Чтобы добраться до Женевы, нужно иметь денег гораздо больше того, что они заработали в Капуе.
Граф отобрал у мальчиков мешочек с деньгами. Сказал, что берет его на хранение и уверил, что скоро они заработают и еще, только гораздо больше.
Заботы о помещении и пропитании он брал на себя. Но прежде всего нужно позаботиться о хорошем заработке. Когда денег наберется достаточно, он сам отправит их в Женеву.
В сумерках граф вернулся и весело крикнул мальчикам:
— Вот все и устроено. Вы будете петь в чудном ресторане.
И он обнял их всех троих с «Прыгуном» в придачу.
— Да здравствует наш граф! — закричали, ничего не подозревавшие мальчики.
Граф настоял на том, чтобы они переменили свои костюмы. Оделись бы так, как одеваются настоящие синьоры.
Вечером, умытые, причесанные, нарядные, они вместе с покровителем явились на свой первый концерт.
Концерт имел огромный успех. Им пришлось повторять каждую вещь по несколько раз. Всем особенно понравились «Смешные сценки». Их пришлось повторять без конца. Только в полночь, изнемогая от усталости, мальчики добрели до постели.
Покровитель был бесконечно ласков и до небес превозносил их удивительные способности. Но когда мальчики спросили, каков был сбор с концерта, он резко ответил:
— Это вас совсем не касается. Теперь думайте только о том, чтобы есть спать и быть, как только можно, повеселее.
— И работайте без устали, — сквозь зубы проворчал Дженарино.
Тотоно был удовлетворен ответом и словами покровителя. Замечание Дженарино ему не понравилось. А через пять дней мальчики просто изнемогали от новой жизни. Каждый вечер публика требовала от них слишком многого. Почти каждую песню им приходилось повторять чуть не по пяти раз. Они танцевали и пели, пока, наконец, не падали от усталости. Они задыхались в душном, набитом людьми, зале, пропитанном запахом всевозможным кушаньей. Две недели такой жизни замучили их совершенно.
Глава II
ПОТРЯСАЮЩЕЕ ОТКРЫТИЕ
Таниэлло ушел с графом в ресторан. Оставшись наедине с Дженарино, Тотоно решил воспользоваться случаем, чтобы рассеять сомнения товарища:
— Видел! Слышал! Поверил, наконец, что он хочет нам только добра.
— Ну и дурак же ты, как я на тебя погляжу, — презрительно отозвался Дженарино.
— Однако, если ты еще будешь ругаться, то это добром не кончиться. Берегись!
— А все-таки, повторяю, что этому графу не верю. Ты только вглядись хорошенько в его физиономию. Препротивное у него лицо.
— О! — начал, было, Тотоно.
— Никаких там ни «о», ни «а» — оборвал его Дженарино.
— Не верим мы ему с Таниэлло.
— Вот как! Да у вас целый заговор за моей спиной! — сердито закричал Тотоно.
— Ну, какой еще там заговор! Только такой дурачина, как ты, не видит и не понимает того, что у него под носом.
— Прошу быть повежливее, — закричал Тотоно, наступая на Дженарино.
«Прыгун» быстро вскочил на ноги, точно торопясь помирить своих друзей.
— Что ты задумал сделать, — грозно спросил Тотоно, подойдя вплотную к Дженарино и пронизывая его злобным взглядом.
— Ну и рожа у тебя! Не лучше чем у твоего графа! — заявил Дженарино.
Они уже готовы были пустить в ход кулаки, когда вдруг услышали за собой незнакомый голос.
— Тише вы! Чего расшумелись.
На пороге стоял ресторанный лакей. У него было открытое и очень добродушное лицо.
Грустно поглядев на мальчиков, он спросил:
— Из-за чего это вы собираетесь драться.
— Синьор Либерти… — начал Дженарино.
— Замолчи, объясню я, — перебил Тотоно.
— Нет я первый. Я начинаю…
— Хорошо, хорошо. Начинай, Тотоно.
— Видите, в чем дело, синьор Станислав, этот дурачина…
— Ого! Еще неизвестно кто из нас двоих дурачина, — оборвал Дженарино. — Думается, что это ты.
— Тише, вы. Продолжай, Тотоно, только товарища не оскорбляй.
— Нет, вы только подумайте, он называет нашего покровителя плутом, а я утверждаю, что он относиться к нам не хуже родного отца. — И, повернувшись к Дженарино, спросил: — Нет, ты только скажи, осел ты этакий, что делали бы мы в Риме без графа?
Здесь они чуть опять не разодрались.
— Но про какого графа вы все болтаете, глупыши? — спросил их лакей. — Не вашего ли длинноногого вы графом величаете? Придумали же.
И, обратившись к Тотоно, прибавил:
— Твои товарищи, мальчуган, куда догадливее тебя.
— Не может быть. Я верю ему… — бормотал смущенный и растерянный Тотоно.
Дженарино смотрел на него торжествующим и уничтожающим взглядом. Лакей подошел к двери и плотно притворил. Он не хотел, чтобы их слышали.
— Вы и не догадываетесь, что еще ожидает вас.
— Что? Что такое? — перепугался Дженарино.
— А то, что ваш граф задумал увезти вас в Америку.
— В Америку! Нет, он везет нас в Женеву, — перебил лакея Тотоно.
— В Женеву! — горько усмехнулся лакей. — Как же! Попадаете вы с ним в Швейцарию! Через три месяца он будет с вами в Америке. За это время, благодаря вам он наберет себе порядочно денег. Вместе с теми, которые вы ему отдали на хранение, ему хватит и на проезд и на первое устройство. Знаете вы, сколько дают вам за выход?
— Ничего не знаем. Он нам не говорит.
— Ну так слушайте! С первого же дня вам платят пятнадцать лир за вечер. И так будут платить месяц, а на второй дадут уже по тридцати. Хозяину не жалко и прибавить. Вы понравились публике.
Мальчики только раскрыли рты, так они были удивлены, и только, молча переглянулись. Говорить они не могли.
— Ну вот, из Рима ваш граф увезет вас в Америку, и там уже будет делать с вами все, что только ему вздумается. О, там он заставит вас работать вовсю. А когда выжмет у вас все, что ему нужно — бросит. В незнакомом городе вышвырнет на улицу. Делайте там что знаете.
В каморке наступила тишина. Из зала доносился слабый и грустный голосок. Таниэлло в третий раз повторял песню:
«Прости, Неаполь, милый мой,
Прости, на век, мой край родной».
— О, Неаполь! Дорогой мой, любимый Неаполь! — рыдал Дженарино.
Тотоно молчал. Лежал, уткнувшись в подушку и не шевелился.
— Полно вам, малыши. Давайте-ка лучше подумаем, чем помочь горю, — вдруг проговорил лакей. — Но прежде всего мне хочется рассказать вам одну маленькую историю.
Станислав Либерти присел на скамейку рядом с поднявшим голову Тотоно и начал:
— Когда-то у меня был сын… Славный мальчик, веселый, здоровый, добрый. Золотое у него было сердце, но частенько он меня не слушался… Любил поставить на своем… Иногда такое придумывал, что другому бы и в голову не пришло. Конечно, и я был виноват. Он был у меня один и порой у меня не хватало для него строгости.
Здесь голос Либерти оборвался. Ему тяжело было рассказывать. Немного помолчав он продолжал:
— И вот случилось, что мой мальчик пропал. Исчез из дома. У шел и больше не вернулся. Где только я его не искал! Никаких следов. А через полгода мне дали знать, что сын мой в Америке. Завез его туда «благодетель» вроде вашего графа… Завез, а потом бросил. Бросил, как щенка на улице… Потом, уже много времени спустя, его, больного, изголодавшегося, подобрали добрые люди. Но спасти мальчика уже было нельзя. Умер мой мальчик.
Несколько времени все молчали.
— И вас ждет такая же участь, как моего сына, — прибавил Станислав.