— Не балуй! — пригрозил колоннам Арсеньев. — Подумаешь, всего одна граната. Нам нужно хотя бы еще полчаса.
Он наклонился к раненому товарищу. Шея разведчика распухла, на щеке виднелись уродливые синие разводы — след от удара электрическим током высокого напряжения.
— Славка! — позвал Арсеньев. — Ты слышишь меня?
Ответа не последовало. Пульс у Славки прощупывался очень слабо, дыхание отсутствовало. Пришлось применять меры реанимации и делать это максимально энергично. Не менее пятнадцати минут ушло только на то, чтобы восстановить и стабилизировать дыхание. Наблюдавшая за Командором Туся еще раз поразилась профессионализму его действий. Пару раз в его мыслях промелькнули такие сугубо врачебные термины, каких спецназовцу, пусть даже прошедшему начальный курс медицинской подготовки, знать просто не полагалось.
Наконец Арсеньев убедился, что его товарищу стало лучше. Сознание, правда, не возвращалось, но дыхание оставалось стабильным, пульс стал ровнее и уверенней.
— Слушай меня внимательно! — проговорил Арсеньев, крепко сжимая Славкину руку и делая ударение на каждом слове. — Мы обязательно выберемся отсюда. Я сделаю подкоп под плитой и вытащу тебя. А ты лежи, отдыхай и не вздумай умирать!
Он проверил, хорошо ли держится пластырь, которым закрепил повязку, прикрывшую ожог, перетащил Капеэсэс поближе к плите, чтобы беседовать с ним и наблюдать, не отвлекаясь от работы, и продолжил раскопки. Грунт под плитой состоял почти сплошь из высококачественного углепластика и поддавался с трудом, приходилось долбить и кромсать. Применять скорчер Арсеньев остерегался. Он почти преодолел верхний слой, когда его внимание привлек едва слышимый звук. На другом конце парковки что-то шуршало и цокало.
Трудно сказать, являлась ли сраженная тысяченожка разведчиком, успела ли она что-либо куда-либо передать, или цель существования подобных ей машин заключалась в том, чтобы на расстоянии нескольких сот метров реагировать на тепло, излучаемое живой человеческой плотью, и бездумно эту плоть уничтожать…
На Командора и его товарища, воинственно поводя из стороны в сторону передними щупальцами и издавая отвратительные лязгающие звуки, медленно, но неотвратимо приближаясь, наступало около двух десятков тысяченожек.
Арсеньев оскалил зубы. «А что делает двадцатая левая нога, когда пятая правая шагает вперед?!» — услышала Туся некстати проникшую в его сознание абсурдную мысль. Он устроил Славу поближе к ставшей теперь спасительной плите, снял с пояса оставшиеся гранаты и не спеша выдернул предохранители…
Комментарий к IV Коллаж к главе https://vk.com/album-148568519_245950771?z=photo-148568519_456240046%2Falbum-148568519_245950771
====== V ======
Туся обалдело огляделась: Петрович и барсы, оставив работу, смотрели на нее.
— Что там у них? — осторожно спросил Петрович.
За свою долгую жизнь он убедился, что люди разные бывают, и к Тусиным странностям относился с пониманием.
Туся, как смогла, пытаясь справиться с колотившей ее дрожью, подробно все описала.
Дин устало опустился на кучу щебенки и подпер кулаками толстые щеки, в ласковых глазах Пабло стояли слезы.
— Может, ты что-нибудь не то увидела? — с недоверием, граничащим с недоброжелательством, глянули на Тусю оба молодых барса.
— Я слышал отзвук взрыва, — встал на ее защиту Дирижер.
— Это ни о чем не говорит! — Петрович перехватил черенок лопаты таким манером, словно собирался идти в штыковую. — Свод мог рухнуть не полностью! Я бывал внизу, места там более чем достаточно. Плита, как ты ее описала, крепкая, если возле нее образовался воздушный мешок, у них есть шанс! Вы как хотите, а я отсюда никуда не уйду!
Барсы не посмели возразить усачу и с удвоенной энергией, цепляясь за последнюю надежду, принялись за раскопки. Тусе велели смотреть в оба и докладывать обо всем увиденном, услышанном и учуянном.
Легко сказать! Сколько Туся ни напрягала зрение и слух, сколько ни пыталась заглянуть в дремучие и непостижимые глубины своего сознания и подсознания, связь не восстанавливалась. А вдруг Петрович все же зря тешит себя и других надеждой? А вдруг это морок, губительный дурман, навеянный врагами, чтобы задержать маленький отряд в пути, увести его от основной цели! И она — не вещая провидица, а всего лишь безвольный посредник, исполнитель неведомого, но темного замысла. Дабы избавиться от этих предательских мыслей, Туся с удвоенной силой принялась таскать балки и камни, и даже неодобрительные взгляды барсов и откровенно негодующие окрики Петровича, справедливо полагавшего, что не бабье это дело, не могли ее остановить.
— Смотрите! — радостно закричал Пабло, натыкаясь на что-то серое, гладкое и обширное, уходящее куда-то вниз. — Это, часом, не та плита?
— Да здесь еще копать и копать! — почесал в затылке Дин.
И в этот момент Туся почувствовала удушье. Фонарик, тускло мерцая, освещал узкий кротовый лаз. Земля была повсюду. Забивалась в рот, попадала в ноздри, проникала под обшивку брони. Глаза заливал едкий пот. С каждым новым вдохом воздуха становилось все меньше. Но нужно было во что бы то ни стало продолжать копать, пробивая дорогу наружу. Ибо пока не выполнена поставленная задача и пока не искуплена вина, об избавительнице-смерти не стоит даже мечтать! Двадцать гребков лопатой и один скупой вдох, еще двадцать — можно выдохнуть и снова вдохнуть. А Славка пусть дышит сколько ему нужно, пусть только дышит. Я его все равно вытащу. Жаль, кислородные маски остались в рюкзаке у Петровича. Да что теперь жалеть! Двадцать взмахов — вдох, двадцать — выдох… Ну вот, незадача! Фонарик погас!
«Фонарик погас!» — повторила Туся, с трудом выпутываясь из дебрей меркнущего сознания Командора. Здесь на поверхности фонарь не нужен. Белый бесстрастный свет блеклого осеннего дня в достатке пробивался сквозь дым и облака, ничем не намекая о приближении сумерек. Значит, это темнеет в глазах. Как же тяжело дышать. А ведь здесь наверху воздуха, хоть и не первой свежести, более чем достаточно…
На лбу выступает липкая ледяная испарина, и комом влажной шерсти накатывает дурнота… Двигаться дальше не остается сил, но остановиться — значит умереть, умереть — значит признать поражение… Хоть бы Петрович, по третьей ли, по седьмой ли вывел ребят к институту. Если они сумеют разыскать тайник и передать данные Вернеру, дни корпорации сочтены. А если нет? Не может быть, нет! Я ему все объяснил! А Серый Ферзь пусть перебирает по камушкам институт эпидемиологии!.. Красивое имя Маргарита. Как переливы жемчугов на морском берегу или что-то в этом роде… Она еще найдет свое счастье… Обязательно найдет… Ну что ж… По крайней мере, могилу копать не придется…
«Нет, не надо, не смей! — Туся хотела закричать так, чтобы Арсеньев ее услышал, но у нее не хватило сил. — Обязательно найдет, — повторила она устало. — Не в этой жизни. Если барсам не суждено успеть, разве удастся вновь обрести смысл».
И в этот момент в легкие хлынул воздух, и Туся вновь стала самой собой. Со странным чувством она смотрела, как на поверхности показываются ободранные едва не до мяса руки Командора и перепачканная в земле и мазуте голова с широко открытым ртом, судорожно хватающим воздух.
Когда барсы вытащили Славу, Туся вспомнила о возложенных на нее обязанностях санинструктора. Каких-то экстренных мер ей, правда, предпринимать не пришлось. То ли удар оказался не очень сильным, то ли Арсеньев в самом деле являлся не просто квалифицированным медиком, но настоящим врачом экстракласса. Отек медленно, но верно спадал, дыхание и пульс постепенно приближались к норме. Наблюдая эту позитивную динамику, Туся решила ограничиться кислородной маской и поддерживающей капельницей.
Неподалеку Петрович, точно гигантская наседка, квохтал над своим любимым командиром.
Его забота, впрочем, не встретила особого понимания: Командор выглядел скорее не радостным, а озадаченным.
— Какого лешего вы тут делаете? — напустился он на барсов, не успев даже как следует отдышаться.
— Вот сукин сын неблагодарный! — восторженно хохотнул Петрович, протягивая ему флягу с водой. В силу возраста и многолетней дружбы здоровяк позволял себе вольности в общении со старшим по званию. — Тебя со Славкой спасаем! Ты разве не понял?
— Мы тоже рады видеть тебя, командир! — в тон ему отозвались молодые барсы.
Арсеньев улыбнулся и припал губами к горлышку фляги. Барсы с умилением смотрели на него. Напившись, он вернул опустевшую почти наполовину флягу Петровичу и продолжил разговор:
— Я-то думал, вы уже давно на объекте!
— А что нам там до вечера делать? — простодушно развел руками усач.
— А по седьмой в сумерках шагать? — поддразнил его Командор.
— В сумерках, не в сумерках, другой дороги теперь нет!
Арсеньев обвел взглядом окрестности, представлявшие апофеоз разрушения, и покачал головой.
— И все же не понимаю, как вы нас нашли!
Он пристально посмотрел на товарищей. Петрович улыбался с добродушной хитрецой, Дин и Пабло усердно пожимали плечами, Дирижер с загадочной улыбкой слушал эфир. Туся тоже хотела сделать вид, что полностью занята капельницей, но не успела. Взгляд Командора обжег ее, вновь подчиняя волю и поглощая сознание. «В редких случаях мутации организма, возникающие после применения вакцины, носят хаотичный и непредсказуемый характер…» — услышала она обрывок чужой, не принадлежащей даже Арсеньеву, мысли. На миг перед глазами возникло лицо отца.
Арсеньев ничего не сказал. Отвернувшись, он смотрел на реку, иллюзорно блестевшую неподалеку:
— А я все гадал, почему в подземелье мне мерещилась вода. Думал, от нехватки воздуха… Неужели Серый Ферзь знает об этом!
Он снова повернулся к Тусе. В его глазах читался интерес, но совсем не того рода, какой был бы ей, возможно, приятен: интерес ученого, стоящего на пороге неизведанного. Боевой офицер и исследователь. Можно ли найти два рода деятельности менее совместимых: суровый профессионал, повинующийся уставу, выполняя приказ, и рефлексирующий интеллигент, готовый все подвергать сомнению. Туся выросла в научной среде и неплохо знала людей подобного сорта. Они с одинаковым интересом смотрели на редкий цветок и на новый, еще не описанный, вирус. Только она не хотела быть ни вирусом, ни цветком.
Выбрав укромное для обзора с воздуха местечко среди руин, барсы расположились на отдых и обед: в животе у Дина урчало так, что это, вероятно, можно было услышать на другом берегу. Хотя от реки отвратительно воняло и на зубах скрипел песок, дневной паек умяли с умопомрачительной скоростью. Обед подходил к концу, когда рация в умелых руках Дирижера мелодично замурлыкала.
— Мишель на связи! — сообщил он, разворачивая голографический экран.
Через несколько мгновений голограмма явила сияющее лицо голубоглазой красавицы с сахарно-белой кожей и роскошными золотыми волосами. В последнее время таких женщин Туся видела только на вырезках из старых журналов. Хорошо поставленный бархатный голос ласково произнес:
— Алекс, мальчики, как же я рада вас видеть! Семен Савенков, Цоца-цола и Вернер передают вам привет и наилучшие пожелания.
Похоже, видеосигнал от барсов дошел до нее с запозданием в пару секунд, ибо, не договорив последней фразы, красавица удивленно пролепетала:
— Боже мой! Ребята, на кого вы похожи? Вы что, собрались на карнавал в Новый Орлеан? И почему Слава спит? Ой! У вас новый мальчик! Какой молоденький! А где же Клод? Надеюсь, с ним все в порядке?
Туся брезгливо поморщилась. Это было уже слишком. Прямо не сеанс связи, а рождественская передача для дошкольников!
На «нового мальчика» она, правда, почти не обиделась. Видевшая Арсеньева и барсов, она не питала особых иллюзий по поводу собственной внешности. Бетонная пыль и копоть, осевшие толстым слоем на коже, одежде и волосах смешались с потом и теперь застывали, вызывая в памяти образ побелевшего негра из романа Харпер Ли. «Если цемент возьмется, — как о постороннем подумала Туся, — придется разбивать долотом. А, все равно! — добавила она зло. — Хоть ссадин с синяками не видно!» Но как ни странно, ее больно кольнула мысль, а по какому такому праву эта сахарная блондинка называет Командора по имени, да еще так фамильярно…
Арсеньев все сюсюканье пропустил мимо ушей, видимо, он к нему уже привык и воспринимал как что-то само собой разумеющееся.
— Когда вы выйдете в условленный квадрат? — переходя сразу к делу, спросил он.
Золотоволосая перестала улыбаться и виновато захлопала голубыми глазками:
— Алекс, понимаешь, у нас вышла заминка! На пути к условленному коридору оказались соединения корпорации, пришлось воспользоваться другим, более коротким. Это, конечно, сэкономило энергию и время, но в квадрат «F» «Луи Пастер», «Гризли» и «Механизе» теперь выйдут не восемнадцатого, как планировали, а уже завтра примерно в 22.20- 22.50!
— Мать твою! — выругался Петрович. — Они что там, с ума все сошли? Нам же к этому времени в жизни не успеть!
— Не успеем в жизни, потом — поздно будет! — перефразировав его слова, отрезал Арсеньев.
— Понял тебя, Мишель, — вновь повернулся он к блондинке. — Передай комбригу, что мы постараемся уложиться в срок! Семену, Цоца-цоле и Вернеру привет!
— До встречи, Алекс! — проворковала напоследок, исчезая с экрана, красавица. — Передай мальчикам, чтобы берегли себя. И обними от меня Клода!
Как только сеанс связи закончился, Петрович набычил толстую шею и воинственно встопорщил усы.
— Это самоубийство, Саня! — решительно заявил он. — Они слишком многого от нас хотят! Нам еще через весь город топать! А там сплошные заставы и минные поля! Да и завалов, думаю, хватает!
— Воспользуемся планом «Б», — пожал плечами Арсеньев. — Ты, кажется, давно мечтал показать нам открытия своей диггерской юности!
— Открытия, закрытия! — недовольно проворчал усач. — Вечно у нас все идет по плану «Б»! А если бы кто спрашивал мое мнение, то эту старую развалину, к которой мы теперь тащимся, вполне мог бы взорвать кто-нибудь другой! Тоже ведь дело не на пять минут!
— В-в-взорвать да! Но н-нам же там н-н-н-ужно кое-что еще! В-в-в-верно я говорю, командир?
Все обернулись, ибо последнюю реплику, хотя и с сильным заиканием, произнес наконец пришедший в себя Слава Капеэсэс.
Блаженно улыбаясь бледными губами, разведчик смотрел то на небо, то на своих товарищей. Затем он обратил внимание на хлопотавшую над ним с капельницей Тусю, и лицо его просияло совсем.
— А я е-щ-ще д-д-думал, от-т-куда у наших вояк т-т-т-акие мягкие ручки! — заикаясь еще сильнее, просипел он. — Суд-д-дарыня! — Капеэсэс попробовал приподняться. — А В-в-ы умеете делать искусственное дыхание? Рот в рот?
— Вот трепло несносное! — легонько хлопнул его по лбу Петрович. — Размечтался! Если кто и делал попытки оживить тебя «рот в рот», то это наш Командор!
— А к-к-к-ак же эт-т-т-то? — он указал на капельницу. — Я яв-в-в-вно чув-в-в-ствовал прикосновение женских рук!
— Так ты разве не слышал, Командор говорил, что к нашему отряду помимо дока приписан теперь санинструктор! — напомнил ему Петрович.
— А ну-ка! — в голосе Арсеньева появился интерес. — Сработано профессионально, — констатировал он. — И доза правильно определена.
— Я вообще-то в мединституте учусь! — с легкой обидой сообщила Туся. — Летом второй курс окончила!
Арсеньев кивнул с таким видом, словно услышал что-то ему уже известное.
— Ну, что ж! Теперь можно не беспокоиться. Есть на кого вас, разбойники, оставить!
Зря он это сказал. Перед глазами Туси на миг промелькнуло какое-то странное полузатопленное подземелье, мертвенно бледное лицо Командора и обагренная кровью грудь. Она скрестила пальцы, чтобы отогнать видение, и наткнулась на его прежний внимательный, изучающий взгляд.
Комментарий к V Коллаж к главе https://vk.com/photo-148568519_456239205
====== VI ======
После более короткого, чем всем хотелось, привала барсы продолжили путь. Дорога на третью действительно была наглухо заблокирована. Оставалась седьмая, пугающая и таинственная, как сказочный запретный лес. Но и до нее еще следовало дойти.