— Я помню! — грубо перебил ее Долимар, мгновенно потерявший к ней интерес. — Не стоит повторяться. Можете вернуться к своим людям.
Женщина, поникшая после того, как ее оставили на площади, сникла еще больше. Она вернулась к остальным эффи, и они все молча отошли в сторону, подальше от курсорского гнева. На секунду Лазару стало даже жалко ее. Но лишь на секунду.
— Я смогу дойти до развалин, но, если необходимо вытащить человека, я не справлюсь один, — ответил оруженосец Декара на немой вопрос курсоруса.
— Я пойду! — выпалил мастер-капитан и добавил:
— У нас есть своя защита, погорская. Думаю, вдвоем сдюжим.
— Оставьте лишнее, — кивнул Долимар, намекая на мечи и ножи. Выводы из сбивчивых рассказов добровольцев он сделал правильные. — Лучше налегке.
Лазар вытащил и то, и другое и отдал подскочившему сержанту, тому самому, что пытался предотвратить его несостоявшуюся драку с Зендором. Что ж, своей расторопностью и старанием он вполне заслужил снисхождение, в отличие от второго сержанта, бесцельно слоняющегося вдоль рядов стражников с кислой рожей.
«А если там солханец? Придётся голыми руками душить? — усмехнулся погорец про себя. — Ну и пес с ним, не впервой. Великие Праотцы, помогите!» — мысленно воззвал он к своим богам и бросился следом за убегающим оруженосцем, неловко выкидывая вперед ноги.
Следующие двадцать минут растянулись для Лазара в бесконечный ужас и навсегда врезались в память, оставив выжженное пятно боли и страха. Стоило только сделать с десяток шагов к руинам, как в голове появился тот самый шепот, сперва тихий, едва различимый, теряющийся за собственными хаотичными мыслями и бешено стучащим сердцем. Но с каждым шагом он становился все громче и настойчивее.
Потом прибавилась боль. Та самая, которую он испытывал когда-то давно, еще будучи гордым погорцем Лазаром Кальдом-Крепоруком, а не жалким изгоем Лазаром Дро-Кальдом, как сейчас. Всех детей, достигших десяти лет, подвергали обряду Черепашьего Панциря, будь ты сыном последнего пастуха или отпрыском правящего клана. Обряд был суров. Детей привязывали к столбу по рукам и ногам и методично били солханскими боевыми заклинаниями. Тогда он и услышал впервые этот странный шепот, обязательный атрибут солханских заклинаний, созданных с помощью дархума. Конечно, сперва в ход шли самые легкие заклинания, оставляющие лишь красненькие пятнышки ожогов. А потом, когда организм, по словам наставников, адаптировался, что было чистой правдой, сила увеличивалась. Для этих целей погорцы специально подкупали мэйров-изгоев и тайно доставляли их в Великие Горы. Обряд Черепашьего Панциря продолжался почти год, по истечении которого в ребенка швыряли средненьким боевым заклинанием, способным пробить стальную кирасу. На теле Лазара, под сердцем, до сих пор оставался шрам, легко различимый на фоне других, полученных гораздо позднее, когда он проходил обучение в клане Краснобородых. Эта рана не заживала несколько недель и оставила бордовый рубец, который начинал ныть всякий раз, когда поблизости творилась волшба, не важно, солханская или нет.
Теперь же ноющая боль под грудью, появившаяся еще при приближении к площади, росла пугающе быстро, как и голоса в голове. К тому моменту, когда он и оруженосец Декара добежали до тех камней, у которых остановились стражники, боль стала почти невыносимой. Голоса рвали сознание на части, полностью заглушая собственные мысли и навязывая свою волю.
«Убей этого сопляка, и мы умолкнем!»
Мастер-капитан обменялся взглядами с оруженосцем. Тот держался молодцом, но по его посеревшему лицу было понятно, что долго он не протянет. Лазар выглянул из-за камня, у которого сидел, прислонившись спиной, и вздрогнул. Вдалеке, в развалинах, между камней торчала голая рука. И медленно, очень медленно скребла камень окровавленными пальцами. Дро-Кальд еще раз переглянулся с солдатом и рывком встал на ноги, скривившись от прошившей голову и грудь боли. Мужчина последовал его примеру и тоже вскочил на ноги. «Какой он мужчина, — ругнулся Лазар своим мыслям, — мальчишка еще, лет двадцать, не больше». Погорец и человек вышли из-за укрытий и медленно пошли в сторону развалин. О беге речи уже не было, каждый новый шаг давался с большим трудом, чем предыдущий. Голоса в голове перешли на крик, боль пылала огнем, но Лазар упрямо шел к цели, шаг за шагом.
— Убить сопляка?! Конечно, убью! — бурчал погорец себе в бороду. — Вот только дойти надо сперва, глянуть, что там и как.
Стон сзади заставил мастер-капитана обернуться. Парень осел на землю. Лазар вернулся и наклонился над ним. Солдат сильно оттолкнул его, так что погорец едва не завалился на спину.
— Пошли, малой! Терпи! — рявкнул Лазар, протягивая руку оруженосцу, борясь с желанием навалиться сверху и придушить паренька, а там и голоса стихнут, и боль пройдет. Не такая уж большая цена за покой, если подумать.
Парень оттолкнул руку и посмотрел в лицо погорца. Стоя на коленях, он был лишь немногим ниже Лазара. В его глазах пылала такая нечеловеческая ненависть, что погорец отшатнулся прочь. Оруженосец генерала тихо всхлипнул и на четвереньках пополз обратно, прочь от башни, качаясь из стороны в сторону, словно пьяница после знатной попойки.
«Хрен с ним, — подумал Лазар, едва различая свои мысли под истошными криками в голове, — сам справлюсь!»
Он развернулся и пошел дальше, чувствуя, как с каждым шагом стареет на добрый десяток лет. Когда он добрался до руин, то чувствовал себя глубоким дряхлым стариком, с трудом переставляющим распухшие ноги. Остаток сил ушел на то, чтобы взобраться по камням наверх, туда, откуда свисала рука. Мужская, как уже догадался погорец. Хватило одного беглого взгляда, чтобы мозг, помнящий о шахтах и завалах так, словно все это было вчера, сам решил, какие камни можно и нужно было сдвинуть, чтобы высвободить человека. Только все это было тщетно. Лазар был уверен, что не сможет ничего сделать. Он был слишком измотан и истощен. Голоса в голове, заменившие жажду убийства на желание лечь и распороть шею чем-нибудь сподручным, все-таки одержали победу.
«Да, — подумал погорец, — вон тот камень с острой кромкой подойдет. Из камня мы пришли, в камень и возвращаемся».
Лазар потерял равновесие. Рука, потянувшаяся за камнем, сползла в сторону и легла поверх руки человека, придавленного камнями, но все еще живого.
Лазара словно окунули зимой в прорубь. Холод, пронзивший все тело, схлынул прочь, словно волна, унеся с собой боль, усталость и проклятые голоса. Все пропало в один миг, словно и не было этого. Одно случайное касание руки вернуло ему жизнь. Лазар, стоявший на четвереньках среди развалин, завалился на бок и откинулся на спину. Глаза погорца уставились в чистое серое небо.
— Великие Погорные Праотцы! — прошептал погорец, ощущая, какое это счастье — не слышать эту дархумову скверну. — Как же хорошо!
Он полежал еще немного, чувствуя, как силы возвращались к нему, а потом резко выпрямил спину и, ползая на коленях, принялся бережно разбирать завал, чтобы не навредить человеку, спасшему его душу одним нечаянным прикосновением.
— Гарх Кун Тор! — рявкнул погорец в голос, когда из-под завала показалось окровавленное лицо. Он сразу узнал его. Это был один из курсоров Долимара. Из тех, что выполняли его сложные и деликатные поручения. Лазар не знал его по имени, но видел пару раз, а на память погорец никогда не жаловался. И этому человеку повезло так сильно, как если бы погорец вытянул палец вперед, думая о молнии, и молния бы слетела с пальца. Заваливая тело, камни встали в распорку, давая жизненно необходимое пространство везунчику, и выдержали вес остальных камней сверху. Погорец только тихо присвистнул, такого везения он не видел ни разу в своей жизни, хотя по молодости успел повидать завалы, да и сам оказывался там по воле Великих Праотцов. Лазар осторожно убрал с тела крупные камни, полностью освобождая его.
«Как он еще жив? — изумился стражник, рассматривая искалеченное окровавленное тело человека. — Да он умрет, стоит мне только сдвинуть его с места!»
Но выбора у него не было, погорец это прекрасно понимал. Страх, появившийся, как только под сердцем снова стало теплеть, а в голове опять прозвучал едва различимый отголосок жуткого шепота, подгонял его, не оставляя времени для размышлений. Погорец медленно вытащил тело наверх и неуклюже подхватил его на руки. Затем он сполз по камням вниз, оставляя на них часть одежды и кожи со спины и ниже. Оказавшись на мостовой, Лазар поудобнее перехватил тяжелое тело, парень был не маленький, руки и ноги волочились по земле, но с этим погорец уже ничего не мог поделать. «Или так, или никак», — подумал мастер-капитан и пошел обратно, старательно смотря под ноги и обходя камни. Он нагнал того самого солдата у тех же камней, на середине площади. Парень был совсем плох. Лазар резко забрал в сторону напарника, желая, чтобы и он коснулся тела курсора и избавился от жуткого наваждения. Но оруженосец неожиданно подскочил с места и поплелся к развалинам, прочь от погорца с его ношей.
— Сивонна Бачча! — проворчал погорец сквозь зубы вслед уходящему солдату. — Тьма с тобой, вернусь, как только вытащу паренька!
Первым делом был еще живой курсор, да и гоняться за солдатом с такой ношей было бы верхом тупости. К тому же, погорец прекрасно понимал, какую теперь важность представляет этот человек для Долимара, а значит, и для Короны, которой он был прилично обязан. Курсор наверняка оказался внутри по заданию Долимара, а значит, мог рассказать о случившемся. Да и сам по себе представлял немалую ценность. Стражники, внимательно следившие за происходящим, как и остальные люди вблизи площади, только и ждали приказа курсоруса. Долимар дал отмашку, как только погорец прошел мимо камней, и четверо человек бросились ему навстречу. Лазар с радостью отдал им свою ношу и развернулся назад, за оруженосцем Декара.
— Давай, парень, соберись! Надо выбираться из этой дархумовой дряни! — обратился он к мужчине, привалившемуся к камню спиной и опустившему голову. Лазар тронул его за плечо, уже догадываясь, что случилось. Человек медленно завалился на землю, уставившись на погорца снизу вверх невидящим взором мертвеца.
Голоса в голове, усилившиеся опять почти до крика, противно засмеялись, торжествуя свою маленькую победу. Лазар Дро-Кальд развернулся и со всех ног побежал обратно, оставляя за спиной руины и затаившееся в них Зло.
Глава 31
Когда-то давно, задолго до правления короля Мерга, магическая гильдия эффи, Поднебесный орден, имела влияние и силу, сопоставимую с Алой Цитаделью мэйров, во все времена считающейся сильнейшей магической гильдией мира. Маги эффи были прекрасно обучены и сильны, несмотря на полный отказ ордена не только от дархума, но и от сфер силы, полученных этим жестоким обрядом. Все техники построения заклинаний с последующей компенсацией отката держались в строжайшем секрете, а обучение было полностью изолированным от внешнего мира. Поднебесный орден был настолько закрытой организацией, что попасть в него могли только очень одаренные люди, прошедшие суровый отбор и испытания. Глава ордена подчинялся только правителю Давора, интересы которого орден и защищал. Эффи процветали, как и страна в то время, когда торговля с Радэном окрепла, разрастаясь на все государства за южной границей страны, и стала приносить огромные прибыли. На многие годы в Даворе воцарились мир и порядок.
Но, как и в любой истории с хорошим началом, скоро что-то пошло не так. Летописи тех дней были утеряны, а те, что чудом сохранились, не содержали в себе информации о Великом Падении. Остались только рассказы людей, которые за несколько поколений пересказов уже мало походили на правду.
Поднебесный орден стал стремительно слабеть и распадаться. Многие сильные эффи в страхе за свою жизнь тайно покидали страну и бесследно пропадали. Оставшихся постигала незавидная участь. Большинство из них умирали при странных обстоятельствах, а их убийцы и отравители оставались безнаказанными. Вскоре Поднебесный орден утратил влияние в Даворе. К моменту прихода к власти Мерга эффи стали лишь жалкой тенью былой величественной гильдии. Все, что им оставалось — лишь лечебные практики и сопутствующая этому магия. Но и тут с годами знания стирались и пропадали, оставляя лишь простые и бесхитростные заклинания. Время эффи как могущественных магов и лекарей безвозвратно ушло.
Солханцы, получившие при правлении Мерга возможность спокойно находиться в стране, в которой еще несколькими годами ранее их ждала смертная казнь, быстро подмяли под себя эффи и фактически правили орденом. Семистолповый Университет Давора, в чьи двери раньше могли войти лишь самые достойные и талантливые, а выйти лишь лучшие маги и лекари, вновь открылся спустя столетия. Но теперь его двери распахнулись перед всеми желающими, обладающими хоть какими-то способностями к магии. Все обучение теперь сводилось к нескольким десяткам простых заклинаний, да и те не были обязательными. Университет быстро превратился в тайного поставщика новых мэйров для Солха. Детей обрабатывали, навязывали свое представление о магии и, если это не вызывало протеста в неокрепших умах, тайно вывозили в Алую Цитадель. Там их ожидала обычная проверка, в ходе которой решалось, продолжать ли обучение или же проводить дархум.
Листэль попала в школу эффи не случайно. Ее старшая сестра с мужем были магами ордена в то тяжелое время. Сопротивляться солханскому вмешательству при молчаливом попустительстве короля было опасно и глупо, поэтому сестра с мужем, заменившие Листэль настоящих родителей, погибших во время очередной эпидемии, терзавшей столицу, старались не вмешиваться в дела мэйров. Они держались в ордене на незначительных должностях в архиве и канцелярии и изо всех сил старались не привлекать к себе ненужного внимания. От сестры Листэль и узнала, что по приказам мэйров полностью уничтожили все архивы и летописи ордена, вывезя заранее на Солх самые ценные рукописи. В городе в то время было еще опаснее, чем за стенами ордена, и Кирк, муж сестры, убедил Оррилу отдать Листэль в Семистолповый, где они могли бы приглядывать за ней по мере возможностей и сил.
Это было роковой ошибкой. Юная Листэль с детским любопытством и наивностью потянулась к знаниям, проявив изрядные способности. На девочку обратили внимание мэйры и быстро взяли ее в оборот. Оррила, сильно любящая сестру, погибла, пытаясь защитить ее. Вдвоем с мужем они подкараулили мэйра из ордена Тихих Надзирателей, контролирующего отбор и отправку детей на Солх. Оррила долго и слезно уговаривала мужчину оставить девочку в покое, а когда тот лишь рассмеялся на просьбы какой-то служки из архива, от отчаяния бросилась на него с заранее заготовленным заклинанием. Женщина погибла на месте, мэйр без труда справился с ней на глазах у ошеломленного мужа, не ожидавшего такого безумного поступка от жены.
— Хочешь за ней? — ухмыльнулся самодовольный Тихий. — Нет? Тогда пошел вон с моего пути, Шабилло!
Все это Кирк поведал Листэль, когда она пришла домой после занятий. Сломленный мужчина сидел у окна, схватившись за голову, и раскачивался из стороны в сторону. Когда девочка со слезами бросилась к нему, ища утешения, мужчина резко оттолкнул ее.
— Это ты ее убила… — прошептал Кирк и вышел прочь, смотря вперед невидящим взглядом. Больше Листэль его не увидела. Как и не увидела мэйра, который был к ней так добр и многому учил.
Листэль повезло, если так можно было сказать о страшных событиях, пришедших в Диссу. Через неделю в Белом городе вспыхнуло восстание Сына против Отца. Виамар Трэйдор победил, и с новым королем пришли перемены, щедро сдобренные кровью и жертвами. Но по-другому и быть не могло. Столица пылала и билась в агонии несколько дней. Немногие эффи сами повели людей и солдат против солханцев. Тем, кто успел сбежать, несказанно повезло, впрочем, таких было мало. Мэйрами занялся Долимар Трэйдорг, сводный брат короля, возглавивший созданную службу курсоров, и участь их, по слухам, была страшна. Со временем страсти улеглись, чистки закончились, и гильдия эффи стала медленно возрождаться. Восстановили и Университет Семи Столпов, куда, по настоянию властей, стали снова принимать всех желающих с минимальными способностями. Основной упор делался на целительство — стране, сокрушаемой болезнями и эпидемиями, остро требовались лекари. Малоодаренных учеников быстро выпускали, снабдив минимальными знаниями и парой заклинаний лечения, и отсылали в городки и деревни. Более способных оставляли для столицы, ну а самых одаренных обучали годами, выращивая будущую смену гильдии. Листэль, быстро смекнувшая, что о своих незначительных опытах с дархумом лучше молчать, попала к последним, элите студентов Семистолпового. Тогда судьба в очередной раз сыграла с девушкой злую шутку, сведя ее с Зендором Блоем.