Просто...
...уже потом, позже, она поняла, что, наконец, встретила человека, который ее достоин. А разве нет? Разве заслуживает она со своим умом меньшего? Красота? О нет, она всегда знала, что не слишком-то красива по мнению многих, но это мнение ее не интересовало.
А вот задача была любопытной.
Да, Михаил был увлечен, но и только. Ей ли не знать, что эти увлечения не длятся сколь бы то ни было долго, однако если воспользоваться тем, чему ее учили... не внушение, отнюдь, все же он был достаточно опытен, да и защищен, что кровью своей, что несколькими кольцами охраны. А она не столь наивна, чтобы поверить, будто бы этого негласного присмотра нет.
И что им позволят...
Она действовала исподволь, с благодарностью вспоминая старуху... как именно? Ах, это уйдет вместе с ней, благо, ныне эти знания никому-то не нужны. Да и пришел Димитрий лишь затем, чтобы послушать историю о несчастной любви...
Почему несчастной?
А разве возможно, чтобы такая любовь была счастливой? Одно лишь тайное венчание чего стоит. Кто бы знал, сколько сил она потратила, внушая мысль о нем... Михаил был неплохим человеком, но излишне прямым. Он искренне желал жениться, однако для того требовалось получить развод. А Наталья была не настолько наивна, чтобы поверить, что этот развод ей так просто дадут.
Отнюдь.
Она знала: и Николай, и прочие воспротивятся этому браку, а значит, сделают все, чтобы не допустить его. И что уж проще запрета на развод, а там... глядишь, затянувшийся роман утомит обоих своей явной бесперспективностью. Михаил остынет в нелепой этой любви, или же...
...нет, он, потерявший голову от страсти, рассказал ей о многом, в том числе и обрядах на крови, а дальше... провести его несложно, связав две души одной нитью, и высочайшему семейству, не способному эту нить разорвать, останется лишь смириться.
И замять скандал.
Так и вышло... о да, ей выразили недовольство, и Михаила отослали из Арсинора. Несколько лет на границе... но это, право слово, такая малость. Кроме того, обиженный на родню Миша лишь сильнее сблизился с женой, которую искренне полагал единственным человеком, способным его понять.
Она же...
Она потихоньку укрепляла эту связь, усиливая зависимость мужа от себя.
Когда появилась мысль о короне?
Тогда?
Быть может... нет, поначалу невсеръез, просто... были разговоры, офицерский клуб, где все знают друг друга. Выпивка и некоторая вольность, допустимая лишь вдали от Арсинора. Кто-то обронил, что из Мишки император бы вышел куда лучше, нежели из Николая.
Его заткнули, но слово было произнесено.
И Наталья задумалась.
О муже.
И о себе. И по возвращении в Арсинор - а ни одна опала не длится вечно - ей не стало легче. Да, брак их признали, но не ее саму. И всякий раз, оказываясь во дворце, она остро ощущала неприязнь.
Скрытую.
Брезгливую.
На нее смотрели с удивлением, с отвращением, с... не важно, главное, что все они, закрывшиеся во дворцовых стенах, полагали себя лучше ее. Они играли в гостеприимство, но меж тем не упускали случая уколоть, хотя и сами были далеки от совершенства.
- Вы, милочка, - сказала как-то престарелая княжна, разглядывая Наталью через лорнет, хотя никогда-то слабостью зрения не отличалась, - добились многого, но не стоит рассчитывать на большее... кроме того вы явно больны.
- Почему?
- До сих пор не потрудились подарить мужу наследника, - она криво усмехнулась и уточнила. - Ни одному из ваших несчастных мужей. А это довольно веский повод избавиться от вас...
- Развод...
- Помилуйте, кто говорит о разводе? Благо, в империи хватает еще монастырей.
...лорнет убрался.
А страх остался.
Ребенок... она думала о нем, желала, понимая, что ребенок укрепит ее положение, однако никогда всерьез не рассматривала собственную неспособность зачать, как недостаток. Однако после этих слов вдруг вспомнились мужчины, все те, с кем сводила ее жизнь и далеко не всегда она проявляла должную осторожность, полагая, что супруг ее примет дитя...
...принял бы, тот, первый. А нынешнему позволят усомниться.
Потребуют проверки.
Впрочем, все это не имело значения. Она больше не заводила любовников, но... и не беременела.
Она обратилась к Затокину, наступив на горло собственной гордости, а тот не стал смеяться, как Наталья опасалась, и даже готова была стереть ему память, если подобное случится. Но нет, он внезапно отбросил обычную свою маску человека несерьезного.
Он заставил раздеться и на сей раз был равнодушен к наготе ее.
Он заглядывал в рот.
Прижимал ледяные пальцы к шее. Слушал ее сердце и не только его.
...слюна и кровь.
И волосы.
И крохотный кусочек плоти, который от нее отщипнули, и проклятье, это было действительно больно. Однако еще больнее был ответ:
- К сожалению, ты не способна иметь детей, - Затокин носил круглые очки, которые не портили его лица, но наоборот, придавали ему нужный вес. Честно говоря, Наталья подозревала, что исключительно ради этого он их и носит. - Твое тело недоразвито.
И это не было изощренным оскорблением.
О да, Наталье казалось, что природа одарила ее редкостным изяществом, хрупкостью, которая пленяла мужчин, а оказалось, это была обыкновенная незрелость.
- Твои женские органы, яичники и матка, недозрелы, вследствие чего, сомневаюсь, что ты в принципе способна к зачатию, - Затокин был правдив до боли. - Это интересный феномен. Я буду рад, если ты позволишь с тобой поработать.
Что ей оставалось?
Только терпеть. Тайные визиты, о которых рано или поздно - она не сомневалась в том - станет известно мужу. И придется объясняться, и, даже замороченный своею любовью, всецело поверивший в нее, он, конечно, не бросит Наталью, но высочайшему семейству откроется.
У них, проклятых, не было секретов.
А если так...
Затокин окончательно разувидел в ней женщину. Он делился силой, что-то менял в ее теле, и это оборачивалось долгими нудными болями, будто ее разрывает изнутри. Порой эти боли совершенно изматывали, сил не оставалось даже на то, чтобы противостоять гнусной бриттке Аликс. А та, ощутив слабость соперницы, воспряла духом.
Заговорила о недостойном поведении.
Морали.
И о том, что женщина, не способная исполнить свой долг, вовсе не женщина... тварь.
Кажется, именно тогда Наталья начала их ненавидеть. Всех. За лживость. За лицемерие. За то, что они своим существованием отравляют жизнь.
Свергнуть?
Помилуйте, подобных мыслей у нее не было. Это же глупо, избавляться от того, от кого зависишь. И да, было время, когда идеи революционные премного занимали мысли Натальи, но после она осознала, что собственные проблемы ей куда ближе народных.
Смута случилась и без ее участия.
К этому, если разобраться, все и шло. Ослабленная многими войнами страна вдруг оказалась втянута в новую, опустошающую, захватившую половину мира. И в отличие от прочих, именно эта война затронула весьма многих.
Толпы беженцев.
Армия, высасывавшая и без того немногие силы империи.
Голод, несмотря на все усилия министров. Реформы, которые должны были бы облегчить жизнь народу, а вместо этого, как бывает, ее осложнили. Разоренные деревни и болезнь, которая очнулась где-то на задворках империи, быть может, в тех самых окопах, где и без того хватало заразы.
Настроения витали в воздухе.
Они были очевидны и даже Михаил злился, говоря брату, что так не может продолжаться, что нужны активные действия и...
...бунт генералов.
Могилевское отречение, новость о котором разнеслась по телеграфным нервам. Смущение. Гнев... и понимание Натальи, что нынешнее ее положение стало еще более шатким.
Глава 15
Глава 15
- Вы должны осознавать, что я, несмотря на весьма близкие отношения со многими из тех, кто вошел в состав Временного правительства, была прежде всего супругой великого князя, - лицо Брасовой слегка разгладилось, однако не стало более красивым. - И я уговаривала Михаила немедленно принять власть. Не потому, что желала примерить венец императрицы, в тот момент я меньше всего думала о подобном, но... мною двигал страх. Я весьма остро ощущала разрушительные настроения, охватившие город. И понимала, что крови не избежать, все дело в том, какой она будет.
Старуха положила дрожащую руку на колени и слегка согнула пальцы.
- Видите... я и перо-то держать не способна... а тогда... тогда я уговаривала мужа... не только я... многие понимали, что грядут перемены и желали, чтобы были они не столь радикальны. Что стоило ему объявить себя императором? Все же знали, что мальчишка Аликс болен, что он не справится со страной, не сейчас... Господи, да хватило бы, если бы он объявил себя регентом, за ним бы пошли. Его любили военные, да и народ жаловал, полагая, что уж он-то сумеет... и сумел бы, но эта его проклятая преданность семье... он не мог! Понимаете? Страна задыхалась, а он не мог назвать себя императором. Однажды ночью в нашем доме появились вооруженные люди и нам предложено было отправиться... они это назвали вынужденным отдыхом. Как же, в городе становится небезопасно. Начались погромы. Люди требуют ответа, и как знать, не придут ли они за этим ответом к нам. Но я-то понимала, что нас просто хотят отрезать от союзников... императора с семьей тоже спрятали. И я просила... умоляла не поддаваться... его силы хватило бы, чтобы разметать этих... но он подчинился. Сказал, что мы должны ждать, что все образуется и...
И ничего не вышло.
На морщинистую ладонь села бабочка.
- Я чувствовала, что мы стоим на краю. Они... на них мне было плевать. Но я не собиралась умирать вместе с ними. Ко всему я поняла, что стараниями Затокина нахожусь в том положении, которое принято называть интересным. Хотя, помилуйте, ничего-то интересного в нем не было. Отвратительно, когда тебя постоянно мутит, голова кружится, а сила то уходит, то вдруг накатывает так, что сдержать ее нет никакой возможности.
- И вы...
- Я решила уйти. У меня были знакомые за границей, и я здраво полагала, что смогу устроиться.
- А ребенок...
- Не буду лгать, мое состояние пугало меня, поэтому я всерьез рассматривала возможность от него избавиться.
- И почему...
- Потому что он и без того дорого стоил. Я не привыкла просто отказываться от цели.
...и наверняка все-таки где-то в глубине души верила, что, вполне возможно, все еще продолжала надеяться на что-то большее...
Не ответит.
Брасова разглядывает бабочку с видом пресосредоточенным, и только губы беззвучно шевелятся. Заглянуть бы в ее мысли...
- Я говорила ему, что если мы останемся, как он того желает, то погибнем... ждать? Чего? Дивизий, которые увязли на западном фронте? Генералов, во многом довольных переворотом? Они давно желали реформ и, получив реальную власть, вряд ли были готовы с нею расстаться. Это позже к Гостомыслу стали присоединяться якобы из верноподданических чувств, а в реальности просто поняли, что по одиночке их уничтожат. Вспомни хотя бы Северинцова. Сколько за ним пошло... объявил свободными земли, золото с Ахтюнских приисков изъял, только куда оно подевалось? А сам Северинцев? Не важно... главное, нельзя было ждать. Не здесь во всяком случае. Выехать за границу. Получить поддержку. Да, за нее пришлось бы платить, не без того, но что бывает даром? Он же уперся... без брата никуда не двинется... и да, он был рад моей беременности... и согласился переправить меня в безопасное место. Имелся у Затокина человек со связями на границе.
Она замолчала и молчание это тянулось нитями тягостных воспоминаний. Бабочка поднялась с ладони, закружилась, роняя капли пыльцы с крыльев. И в неровном полете ее виделось нечто исключительно важное. Димитрий моргнул, избавляясь от наваждения.
- За что вы его убили?
- Полагаете, убила?
- Практически уверен. Если бы не это, то вы бы, думаю, не стали скрываться. Явились бы к Александру. Вы бы взяли все, что можно, а вместо этого притворяетесь старухой.
- Я не притворяюсь. Я и разговариваю-то с вами лишь потому, что никто, даже эта тварь Одовецкая, мне не поможет....
- Отчего же тварь?
- Она жива. И проживет еще долго... она старше меня вдвое, а проживет... и ведь помочь в ее власти. Мне Затокин рассказывал, на что способны старые рода...
- Она не убивала того, с кем связана кровью.
- И это верно, - согласилась Брасова, - однако это еще не повод не ненавидеть ее. Знаете, когда кого-то да ненавидишь, становится легче. Достаточно выбрать себе человека, сказать, что вот он, истинный виновник, и сразу появляются причины... а заодно уж на сердце отпускает... по-своему я привыкла к Михаилу. Он был хорошим человеком. Доверчивым безмерно, конечно... он снял ограничительный браслет, который на него повесили. Он сумел создать портал до Сунецких пустошей, а оттуда оставалось всего-то пару прыжков до побережья...
Она закашлялась, и кашель сотрясал исхудавшее это тело. Но когда Димитрий покачнулся было, желая лишь помочь, старуха подняла руку.
Не след мешать.
Она размазала по губам темную кровь, будто дешевую помаду, сплюнула на землю и продолжила.
- Мы остановились у знакомой Затокина. Ее отец был далек от мира сего. Да и она сама сперва показалась мне женщиной исключительно бестолковой... правда, вскоре я поняла, насколько ошибалась.
- Речь идет о Марене Витрохиной, как я полагаю? Той, которая Быстрицким приходилась троюродной племянницей?
- И до того докопались? Но да, мне вновь стало дурно... в моем положении не следует переутомляться, да и нервы... я прилегла. Я не собиралась его убивать. Помилуйте. Я прекрасно осознавала, что мой нестабильный дар вряд ли защитит в случае реальной опасности. Я могу подчинить человека, двух, трех, но чтобы справиться с толпой нужна грубая сила. У Мишки ее было с избытком. Да и... мне казалось, я убедила его. Мы отправимся на побережье. Сядем на корабль, а там... тетушка Аликс пусть и не слишком будет рада этаким гостям, но от дома не откажет. Потом... потом останется собрать армию и... вернуться... восстановить справедливость... наказать виновных. Подавить смуту...
- И занять престол?
- Верно, - не стала лукавить Наталья.
- В ваших рассуждениях имеется один изъян, - Димитрий все же подал платок, не то, чтобы вид старухи его смущал, просто... раз уж беседа столь светская. - Чтобы занять престол надобно, чтобы иных претендентов не осталось... и выходи, вы знали?
- Догадывалась. Вернее... скажем так, разговоры о целесообразности сохранения жизни императору ходили давно, а я не глуха и не глупа. Я знала, что казнят... и не только Николая. И моя вина лишь в том, что я сказала Михаилу. Понимаете, я была слаба, подвержена эмоциям. Это неприятно, когда любая малость вызывает потоки слез. Я порой сама не понимала, что со мною происходит, и говорила... говорила... мне казалось, что слова это важно, что пока я говорю, он меня не оставит.
Она дала ощутить свою обиду.
Разочарование.
Вот только Димитрий подозревал, что разочарована она была отнюдь не супругом, которого все же успела изрядно изучить, но самой жизнью, сложившейся столь неудачно.
- Он решил, что должен их спасти... Боже мой, он был настолько же упрям, насколько и наивен. Спасти. Зачем? И кого? Своего брата, который даже корону удержать не сумел? Его несчастного сынка, жившего лишь пока целители это позволяли? Он всерьез решил объявить его императором... сам станет регентом, будет служить верой и правдой. И мне полагается. Служить. Этой бриттской потаскушке, которая сидит на заднице и ждет чуда.
Гнев вернул ее к жизни.
Почти.
- Как вы его убили?
- Ножом. Ударила удачно... или не удачно... у меня был с собой... всегда был... порой женщине никуда без оружия, а я... я устала быть слабой и зависимой.
- Вы могли бы...
- Воздействовать? Думаете, я не пыталась? А он просто отмахнулся, сказал, что терпел мои шалости исключительно из любви ко мне, но сейчас речь идет о спасении империи. И что ему всегда были понятны мои устремления, они его забавляли, но ситуация изменилась. Все стало слишком опасно... и я поняла, что, если драгоценный брат потребует, он избавится от меня. Как же... за слабым наследником не пойдут, а вот за сильным Михаилом - вполне... и быть может, он действительно позволит уговорить себя на корону, но...