Никто не успел заметить, как в воздух полетела первая бутылка с «коктейлем Молотова» и ударилась в железный щит. Яркое пламя взметнулось вверх под яростные крики и проклятия. В тот момент, когда Наташа допела свою песню, в полицейских полетело еще шесть бутылок.
Глава 6
В Париже было холодно, сыро, лил промозглый дождь, однако он все равно оказался приветливее Москвы, в которой осенью всегда плохая погода. Думая о том, что через полчаса они приземлятся в Домодедово, Карина вздохнула.
Как же быстро закончилось парижское приключение. Свой первый рейс в качестве стажера она отработала достаточно спокойно, и теперь, когда самолет вот-вот должен был приземлиться на родине, слегка удивилась: чего же она так боялась? Настоящие пассажиры особо не отличались от подсадных уток на курсах, вели себя вполне пристойно, рук не распускали, и даже в хлам пьяных на борту не оказалось, хотя именно они обычно доставляли бортпроводникам больше всего хлопот.
Карину, как новобранца, в бизнес-класс, естественно не пустили, отправили обслуживать эконом, где публика была менее взыскательна, и просила разве что водички или плед. Она честно таскала тяжелые тележки с едой, разливала чай, кофе и соки, подносила пледы, стараясь улыбаться даже неприятным пассажирам. Да и в конце концов, чего тут такого сложного? Подумаешь, четыре часа в воздухе, один обед и уборка и то же самое обратно. Мелочи! Это тебе не утомительный двадцатичасовой перелет Москва-Вашингтон, через Дубай или Франкфурт-на Майне, когда провожая пассажиров с радостным оскалом хочется сдохнуть тут же, у трапа.
Ноги, правда, гудели с непривычки. В аэропорту Шарля де Голля экипаж пообедал, и, пока все ждали, пока команда уборщиков вычистит самолет, вымоет санузлы и пропылесосит дорожки, Карина выскользнула на улицу, вдохнуть особый, по слухам, парижский воздух.
Воздух оказался вполне обычным, в меру сырым и холодным, однако она сразу почувствовала некую неправильность, несуразность, отличие от родимого отечества, отравленного сиволапотностью. Москва, при всем своем размахе, раскрашенная неоновыми вывесками, затянутая в корсеты баннеров и плакатов, на Париж никак не походила. Вдохнув этот воздух свободы, Карина внезапно ощутила себя совершенно взрослой, самостоятельной и независимой, а потом подумала: чувствуют ли то же самое подруги, каждая в своей загранице.
С курсов трудоустроили почти всех. Даже Сашка прошла на международные рейсы, хотя ее знания не расширились ни на йоту.
— Господи, ты даже «fish» произносишь с рязанским акцентом, — с отвращением говорила ей Лада. — Ну как можно так выговаривать согласные, объясни?
— Да ладно, — вяло отмахивалась Сашка. — Понятно же, что я ему предлагаю исключительно рыбку съесть. Ну, а будет хамить, остальное объясню по-русски, на пальцах. Наверняка, поймет.
Обе расхохотались, а Карина с грустью подумала, что их только-только зародившаяся дружба, скорее всего, скоро закончится. Практиканты редко попадают в одни рейсы. Кому охота возиться сразу с двумя неумехами?
Ее прогнозы оправдались сразу. В свой первый рейс они разлетелись в разные стороны. Лада улетела в Прагу, Сашка — в Берлин, а сама Карина — в Париж.
По иронии судьбы они пересеклись в аэропорту. Самолеты Лады и Карины вылетали с разницей в двадцать минут, Сашка оказалась в составе дежурного экипажа и уже готовилась пойти на посадку.
— Грустно это, девочки, — вздохнула Лада. — Мы как птички перелетные. Вроде из одного гнезда вылетели, а в теплые края полетим порознь. С таким графиком нам и встретиться будет проблема.
— Нашла о чем беспокоиться, — отмахнулась Сашка. — У меня лично все сжимается. Как подумаю, что в первый раз лечу самостоятельно, да еще без инструктора, плохо становится. А у вас инструкторы будут?
Лада покачала головой, Карина ответила:
— Так же как у тебя, наверное. Мне сказали слушать старшего бортпроводника.
— Тебе страшно? — спросила Сашка. Карина криво усмехнулась.
— Знаешь, после той резни мне, наверное, уже ничего не страшно.
Обратный рейс выдался менее спокойным. Судя по беседам бывалых стюардесс, подобное на «разворотных» рейсах было делом привычным, и угадать, который из рейсов, туда или обратно, окажется более тяжелым, не брался никто. Слишком многие факторы следовало положить в лототрон удачи: погода, месяц, праздники. Так получилось и на сей раз. Возможно потому, что французов было куда меньше, возможно потому, что самолет заполонило новорусское быдло, оттянувшееся по полной программе.
— Четыре часа кошмара, — пророчески заявила старший бортпроводник Татьяна, оглядывая из-за занавески рассаживающихся пассажиров.
— Почему? — спросила Карина. Таня мотнула подбородком в первые ряды, невыгодно отличавшиеся от пассажиров, прибывших с ними в Париж. В бизнес-классе оказалось всего два француза, смахивающих на гомиков: шарфики, моднючие свитера и очки с простыми стеклышками под задорными чубчиками-хохолками. Эта парочка, сидевшая во втором ряду, почти не разбавляла пафосных россиян, со спесивыми взглядами и вздернутыми подбородками.
— Вон, смотри, сидят ушлепки. Богатеи, по харям видно. Но мужиков я еще переживу. Максимум, на что они отважатся, так это по попке погладят. Больше всего ненавижу их девок из проститутошных филиалов … О, глянь, вон пошла фифа… Помяни мое слово, с этой будет больше всего проблем. Замотает, задергает, весь мозг вытрахает.
Карина с любопытством посмотрела на высокую красивую брюнетку в коротеньком, несмотря на холод, платье, небрежно впечатывающей шпильки в пол. Девушка затолкала в отсек для багажа свою сумку и плащ и уселась в кресло, закинув ногу на ногу. Ее красивое лицо с явно искусственным загаром показалось Карине надменным, а выпяченные вперед губки, намазанные светло-розовым блеском, словно выражали презрение к окружающим. Заметив, что Карина наблюдает за ней, девушка скривилась.
— Интересно, чего это она одна, — произнесла Таня. — Такие обычно летают в компании какого-нибудь пузана лет пятидесяти.
— Наговариваешь ты на нее, — усмехнулась Карина. — Грех это. Может быть, это честная студентка. Ездила в Париж подтянуть французский.
— Угу. Особенно удалась расхожее выражение: «ля минет»… О, смотри, это, похоже, преподаватель минетов подтянулся…
Пройдя по салону нетвердой походкой, в кресло рядом с красоткой рухнул коренастый лысый мужчина лет пятидесяти, с объемным пузом, криво повязанном галстуке и невероятно красным лицом. Он наклонился к девушке и что-то прошептал ей на ухо, но красотка отодвинулась, брюзгливо поджав губы.
— Набухался, так не лезь, — отчетливо произнесла она хриплым голосом. — Научись сперва себя прилично вести, алкота конченая.
Таня и Карина переглянулись, захихикав.
— Я же говорила, — удовлетворенно фыркнула Таня. — Дяденька полетел на семинар, прихватив с собой подружку, чтобы не скучать. А в Москве домик на Рублевке, жена и трое ребятишек.
— Может это как раз жена, — предположила Карина.
— Вряд ли, жены себя так не ведут, потому как конфетно-букетные периоды заканчиваются быстро. Но можно в списке пассажиров глянуть, если не веришь. Спорим, фамилии будут разные?
Перед взлетом бортпроводники быстро пробежали по салону, проверяя, закрыты ли багажные отсеки, подняты ли спинки кресел в вертикальное положение. Карина автоматически выполняла обязанности, на время позабыв о красавице из бизнес-класса. Но едва она вошла в свой отсек, Таня поманила ее пальцем.
— Глянь, у нас звезда на борту. Сейчас начнется…
Звездой оказался телеведущий Егор Черский, вошедший в самолет буквально в последний момент, запыхавшийся и взъерошенный, с маленьким мальчиком на руках. Следом вбежала высокая худенькая девушка с пламенно рыжими волосами. Она быстро скинула куртку, уселась в кресло и приняла от Черского ребенка. Оба родителя, похоже, были слегка пьяны, что было заметно по легкой заторможенности движений, но от этого казались лишь очаровательнее, в отличие от своего пузатого соседа.
Пока Егор раздевался, красавица-брюнетка с захватывающим интересом наблюдала за ним, а потом, решительно отбросив руку своего пузана, пошла к Черскому.
Разговора из-за шума в салоне слышно не было, но судя по всему, Черский сказал красотке что-то неприятное, поскольку с ее лица сползла надменная уверенная улыбка. Она бросила в ответ пару слов, фыркнула и пошла к своему месту, высоко вскидывая длинные, как у племенной кобылы, ноги, презрительно скривившись, мол, подумаешь, звезда, видели мы таких звезд…
На табло загорелся знак: «Пристегните ремни». Бортпроводники заученно показали размашистыми жестами, где находятся спасательные жилеты и запасные выходы и торопливо скрылись у себя в отсеке. Самолет начал выруливать на взлетную полосу, а потом, на мгновение замерев, рванул вперед, задирая нос. Пассажиры опасливо притихли.
Через пару часов, когда пассажиры расслабились, а бортпроводники стали разносить обед, Карина мельком глянула на Черского, слегка пожалев, что обслуживает правый борт, а Черский сидит на левом. Егор держал на коленях ребенка, корчил рожи, и подбрасывал его вверх, а тот заливисто хохотал, пытаясь ухватить отца за раздутые щеки. Жена Егора читала глянцевый журнал, поглядывая на забавы своих мужчин. Роковая брюнетка, подъедая свои судки, на звезду косилась со снисходительной ухмылкой. Карина почувствовала жгучее желание треснуть той по лощеной просоляренной физиономии.
— Знаешь, что самое мерзкое? — спросила Таня, снова мотнув подбородком в сторону красотки. — Мы для них — не люди по праву рождения. Лохи ливерные, грязь из-под ногтей. Эта сучка вот таких, как мы презирает по молодости. Думает: мне — двадцать, я красива, и любой кобель сделает стойку, бросив к ногам мир и норковую шубу.
— Черский не бросил, — усмехнулась Карина.
— Так у него жена под боком. Но смотреть на этот цирк было смешно. Сразу видно, эта краля откуда-то из Мухосранска приехала, и где-нибудь на панели отрабатывала, пока своего пузана не зацепила. Видишь, как засуетилась, когда звезду увидела? Только что на мобильник сфоткаться не попросила…
За хлопотами по уборке самолета после обеда, пролетело еще с полчаса. Избавившись от мусора, Карина пообедала и с облегчением уселась на свое место, вытянув ноги. В отсеке на пару минут никого не оказалось, остальные ушли в хвост, да ходили по подремывающему салону, предлагая пассажирам остатки чая и кофе. От непривычного гула разболелась голова. Пощупав холодный лоб, она вытащила из аптечки упаковку анальгина, торопливо забросила в рот пару таблеток и запила минералкой. Занавеска дернулась и отъехала в сторону.
— Извините, можно воды?
Увидев Егора, Карина торопливо поднялась с места, схватила бутылку и стаканчик.
— Ой, ну что вы сами-то, я бы принесла!
— Так быстрее получается… Два стаканчика.
— Что?
— Мне надо два стаканчика, — повторил он. — И не холодную, пожалуйста.
Карина налила воды в два пластиковых стаканчика. Егор быстро выпил один, и протянул обратно.
— Еще.
Она налила стаканчик вновь. Черский бегло улыбнулся, забрал воду и ушел. Со своего места, Карина увидела, что один стаканчик он дал жене, а из второго напоил ребенка, а потом допил остатки. Проходившая мимо Таня забрала у него пустую тару.
— Хороший какой, — задумчиво сказала она Карине. — И улыбка приятная. Вот жене повезло…
— Угу, — буркнула Карина и посмотрела на табло с горевшими лампочками вызова. — Иди, кстати, там «студентка» машет. Наверное, вода не охлаждена до нужной температуры.
— Задрала она, — злобно сказала Таня. — Я к ней уже трижды подходила. Вот как за такое короткое время можно столько всего хотеть?
Карина не ответила, а Таня, нацепив на лицо дежурную улыбку, отправилась выяснять, чего желает красавица-брюнетка.
Вскоре на табло вновь загорелся значок, требующий пристегнуть ремни. Самолет начал снижаться, резко ухнув из сиреневых сумерек в ночь. Карина, почувствовала, как заложило уши, и торопливо отправила в рот леденец, перекатывая его языком. Рядом захныкал ребенок, а потом пустился в оглушительный рев. Пассажиры нервно заерзали на местах. Таня, сидевшая рядом, неразборчиво произнесла что-то о нелюбви к летающим младенцам, и Карина наугад кивнула. Очень уж нервировал этот тоненький писк.
Ребенок замолчал довольно быстро, однако взметнувшаяся под потолок нервозность не утихла. Салон напряженно затих. В иллюминаторах виднелись огни ночной Москвы, отбрасывающие темноту вверх, к тяжелым снежным тучам. С каждой минутой свет фонарей становились все ближе.
Самолет легко, словно перышко, коснулся взлетной полосы и стал тормозить. Пассажиры восторженно зааплодировали.
Долетели, слава тебе, Господи!
Она не понимала, как тряслась весь полет до того момента, пока не вышел последний пассажир. Брюнетистая минетчица, подхватив своего толстопузого ухажера, вышла, не сказав выстроившимся бортпроводникам ни слова, зато Черский устало улыбнулся и, удерживая ребенка одной рукой, умудрился дать парочку автографов желающим. Когда самолет опустел, Карина почувствовала, как невероятное напряжение, завязавшееся в груди тяжелым узлом, медленно тает. Таня, бросив на нее беглый взгляд, понимающе хмыкнула и сунула бутылочку с коньяком.
Домой Карина добралась уже к полуночи. Войдя в темную прихожую, она поставила чемоданчик у входа, прислушалась к похрапыванию тетки и шмыгнула в ванную. Теплыми струями воды, бьющей в лицо, в канализацию смывался тяжелый вечер.
Высушив волосы, она сунула в стиральную машинку форму и, намазав лицо кремом, подумала: ужинать или нет? Решив воздержаться, Карина выпила стакан молока и пошла спать.
— Как прошел дебют? — пробубнила Марго сонным голосом.
— Великолепно, — ответила Карина.
Карина отлетала уже половину положенных часов испытательного срока, когда встретилась с Ладой. Они не пересекались почти месяц, перезванивались от случая к случаю, обмениваясь впечатлениями о полетах, экипаже и пассажирах. На Москву, вместе со снегом и холодным ветром неумолимо надвигались новогодние праздники. И, хотя до последней ночи в году было еще далеко, количество полетов резко возросло. Люди спешили на европейские распродажи, солнечные курорты Египта, Мальдив и Таиланда. Начало декабря выдалось напряженным. Карину перевели с европейских рейсов на Таиланд и Гоа, до которых было около девяти часов лету. Работать на них было утомительнее, да и пассажиры, не похожие на вышколенных дисциплинированных европейцев, частенько летали в хлам пьяными. В их глазах уже плескалось море, оттого воодушевление этих счастливчиков немного раздражало.
Карина ждала в аэропорту в составе дежурного экипажа, когда наткнулась на Ладу. Та выглядела усталой и изможденной, похудев так, что под глазами появились синяки, запудренные, но все же достаточно заметные. Они пристроились на неудобные креслица в служебных помещениях, на фоне громадных окон, взяли по стаканчику кофе из автомата и принялись аккуратно прихлебывать, обжигая губы.
В окнах тускнело исчерканное самолетами небо. В облаках грохотало и свистело тысячами турбинных глоток.
«Подумать только, — отметила про себя Карина, — еще недавно я могла заснуть только в тишине, в родной постели, а сейчас готова вырубиться сидя, запрокинув голову назад, в оглушительном шуме. Вот что привычка с человеком делает!»
— Устала, сил нет, — пожаловалась Лада. — А еще домой переться через всю Москву.
— Далеко? — посочувствовала Карина.
— Ой, не то слово, на Рублевке. Я же у родственников тусуюсь, и, кажется, скоро сдохну. По-моему, я в воздухе провожу меньше времени, чем в пробках.
— На Рублевке? — удивилась Карина. — Снимаешь флигелек у олигарха и выгуливаешь за это его дрессированного пингвина?
Лада слабо улыбнулась.
— Да щас… Рублевка длинная, до особняков олигархов — как до Китая. Надо искать что-то поближе к работе, иначе с ума сойду. Слушай, а ты сама где?
— Нормально, — пожала плечами Карина. — У тетки, но тоже довольно далеко, да и тетка не особо в восторге, по-моему. У нее личная жизнь, и все такое, а я мешаю. Маргоша привыкла жить одна, опять же хахаль у нее приходящий, а тут родственница за стеночкой. Не особо отвлечешься на интимные шуршания.