— Тебя силком в наше болото никто не тащил, — зло сказал Пряников. — Сама в койку прыгнула.
— Да, прыгнула! Потому что дура была. И если не уйду, дурой и останусь. Потому я сейчас поставлю точку, понял?
Она не хотела плакать, но горло предательски свело, а слезы, яростные, жгучие, брызнули из глаз.
— Боже, как пафосно, — хмыкнул Пряников, словно не замечая ни слез, ни раскрасневшегося от злости лица. — Точку она поставит… Милая, в нашей профессии точки ставят только когда на пенсию выходят. Лет в тридцать пять. Ты что возомнила о себе? Ты кто? Ты что? Актриса великая? Певица? Супермодель? Ты — среднестатистическая блядь, которой судьба подкинула лакомый кусок, выигрышный билетик в моем лице. А иначе ты бы продолжала в кабаках подносы таскать, а, может, уже на Ленинградке стояла бы с проваленным носом. Так что не фиг из себя царицу Савскую корчить. Послезавтра чтобы в девять нуль-нуль была на студии, и капризы свои засунула, куда больше нравится.
— Нет, — всхлипнула Олеся.
— Что — нет?
— Нет — значит, не приду.
— Придешь, рыбка моя, — оскалился Пряников. — Как миленькая. И не просто придешь — прибежишь. Или ты думаешь, что твое мнение тут что-то значит?
Олеся открыла рот, чтобы запальчиво крикнуть о проекте, кастинге и новом этапе своей жизни, но вовремя спохватилась.
— Чего как рыба пасть разеваешь? — усмехнулся Пряников. — Рефлекс? Так ты мне дай отдышаться, и продолжим.
Она бросилась вон из кухни и хлопнула дверью так, что задребезжали стекла в филенках. Всхлипывая, Олеся сунула ноги в сапоги и, набросив шубу, выскочила в подъезд, не оглядываясь на руины постельных утех, оставив насмехающегося любовника в квартире.
Желание разойтись с Пряниковым по-хорошему улетучилось. Дома Олеся быстро собрала вещи и, дождавшись утра, уехала в Останкино. Оказавшись в самолете, как только на табло погас знак «пристегните ремни», она первым делом забежала в туалет и спустила в унитаз старую сим-карту.
— Прощай, Андрюша, — ласково сказала она, нажимая на смыв.
Привыкнуть к жаре оказалось просто. К голоду — невозможно. Лежа в тени раскидистой пальмы, Олеся лениво покачивалась в косо подвешенном гамаке, изредка отталкиваясь одной ногой, и смотрела на линию прибоя.
И чего все так фанатеют от отдыха на море? Ничего особенного, просто жара и много воды. Хотя, наверняка, есть в этом своя прелесть, если вокруг порхают услужливые официанты, подающие прохладительные напитки и разные деликатесы, а потом, насладившись бездельем, можно окунуться в прозрачные воды Сиамского залива. Идти до глубины приходится довольно долго. Водичка, прогретая за день, напоминает теплый суп, а под ногами частенько разбегаются стайки рыбешек, белых, в черную полоску, разыскивающих еду в песке, почти неотличимом от них по цвету. Можно оттолкнуться от дна и проплыть несколько метров, а потом, вволю набултыхавшись, вернуться в бунгало под прохладные струи кондиционированного воздуха, и заснуть под крики тропических птиц.
Но все прелести юга не имеют особого значения, если ты вынужден сам добывать себе пищу, готовить еду и строить дом. Словом, выживать, как Робинзон Крузо. Окунувшись в первобытный рай, Олеся моментально почувствовала отвращение к морю, солнцу и телепроекту, на который так рассчитывала. Надо признать, в своем ужасе от условий она оказалась не одинока. Первое же испытание показало: брутальные экранные мачо в жизни далеко не так отважны и смелы.
Прибыв в Паттайю, участники шоу быстро перезнакомились друг с другом на вечерней пьянке в отеле. Съемочная группа еще загодя уехала на остров, предоставив жертвам эфира возможность отдохнуть. Режиссер, оставляя группу, попросил не налегать на спиртное, сообщив, что завтра состоится первая съемка.
— Оденьтесь поприличнее, — сказал он. — Это будет что-то вроде бала на яхте.
— Бал так бал! — прорычал патлатый певец и актер Никита Жихорь, залпом осушил бокал коньяка и, оттащив в угол бездарную певичку Риту Овсову, начал ее тискать. Певичка хохотала, неубедительно отбиваясь от Жихоря, а его двусмысленные матерные комплименты, отскакивали от стен.
— Зря старается, — презрительно фыркнул подзабытый юморист Виталий Яремчук. — Камер-то нету, никто очередного постельного подвига не засчитает.
Олеся рассеяно улыбнулась и отошла в сторону. Ссориться не хотелось, хотя Яремчук вел себя, как последняя свинья еще в самолете, задирая попутчиков. Особенно доставалось пенсионерке Людочке, доброй, безобидной, с трудом переносящей обидные нападки Виталия. Олесе тоже досталось от злого языка пародиста, оттого она держалась из последних сил.
«Чего выпендривается-то? — думала она. — Давно уже ни в одной программе его не видно. Кому нужны его пародии на Горбачева и Брежнева? Кто сейчас помнит Брежнева? Уже и Горбачева забыли. Неудивительно, что он сюда поперся. Рейтинги падают, эфиров нет…»
Пить крепкие напитки не хотелось из-за жары и акклиматизации. Бродя между участниками с почти нетронутым бокалом шампанского, она щедро раздавала улыбки, заговаривая со всеми, кто хотел слушать. Однако даже тут звезды пока еще держались особняком, на других участников шоу смотрели свысока, цедя слова сквозь зубы.
Черского среди гуляющих не было, и это почему-то показалось Олесе недобрым знаком.
На следующее утро всех подняли очень рано, но сборы все равно заняли около двух часов. В то время как участники из простых смертных уже смирно сидели на своих баулах, недовольные звезды ахали и охали, требовали кофе и что-нибудь «покрепче» на банальный опохмел, маскировали покрасневшие глаза с темными кругами солнцезащитными очками.
На яхте, белой и прекрасной, ждала съемочная группа во главе с Черским: чистеньким, свеженьким, одетым в белую майку и белые шорты, выгодно оттенявшие его загорелую кожу и черные волосы. В ухе торчал наушник с проводком, прячущимся где-то за спиной, к майке был прицеплен микрофон. Дождавшись команды, Егор плотоядно улыбнулся в камеру и радостно произнес:
— Добрый вечер, дорогие телезрители. Мы начинаем наш телепроект «Остров Робинзона»! С вами я, Егор Черский. Это уже восьмой сезон, и как видите, наша компания пополнилась новыми покорителей тропических джунглей. Именно этим счастливчикам придется доказывать свою силу, ловкость, проявлять мужество и чудеса лояльности в борьбе за наш главный приз — пятнадцать миллионов рублей! А сейчас разрешите представить наших участников!
Участники подобрались, однако камеры лишь вскользь прошлись по лицам, а потом и вовсе выключились.
— Чего ждем-то? — усмехнулся Черский. — Там заставку пустят, зря что ли вас накануне снимали? Поднимайтесь наверх, поляна уже накрыта.
Олеся пожалела, что в видеодневнике появится ее снятое накануне маловразумительное интервью, а не видео с яхты. В новом желтом платье она выглядела ничуть не хуже разряженных звезд. Она поднялась на верхнюю палубу, где действительно стоял небольшой круглый столик с закусками, бутылками и бокалами. Участники в атмосфере фальшивого братства столь же неубедительно затянули старую, чуть ли не революционную песню, слов которой Олеся не помнила.
…Рядом, рядом — радость и беда!
Надо, надо — людям дать ответ!
Солнечному миру — да, да, да!
Ядерному взрыву — нет, нет, нет!..
Громче всех горланил Никита Жихорь, приобняв оробевшую от такого соседства пенсионерку Людочку. Она попискивала где-то в подмышке Никиты, не попадая в такт. Звучало это так неискренне, что Олесе стало противно. Она отошла к борту, и, облокотившись о низенькие перильца, уставилась на море. Рассекаемые носом яхты волны ритмично подбрасывали судно вверх-вниз, а вода была такой пронзительно синей, что казалось ее можно резать ножом. А впереди уже виднелся заросший зеленью остров, еще плохо различимый в сыром мареве.
— …Ядерному взры-ы-ы-ыву — нее-е-ет, не-е-е-ет, не-е-е-ет!!!
«При чем тут ядерный взрыв?» — подумала Олеся.
Оператор подкрался к ней, нацелив камеру в лицо, и она автоматически выпятила грудь, задрала подбородок кверху и застенчиво улыбнулась, зная из опыта, что в таком ракурсе получается лучше всего. Камера снимала, а она все улыбалась, чувствуя себя почти принцессой.
Яхта белая, матросы в белом и даже Черский, не тянувший на принца из-за своего мерзкого характера, тоже в белом. Чуточку воображения, и можно представить, что угодно. Хоть принца, хоть дворец персидского султана.
Плыть бы так и плыть, до самого горизонта!
Когда до цели оказалось не больше километра, яхта остановилась. Оказалось, что впереди не один остров, а два: большой и маленький, торчащий из воды, как больной зуб. Олеся обернулась: от маленького островка к ним помчались несколько моторных лодок. Черский, все это время отсутствовавший на палубе, вышел в центр. Операторы бросились снимать его с двух сторон.
— Уважаемые участники проекта, — четко выговаривая слова, сказал Егор. — Как вы уже, наверное поняли, мы прибыли к конечной точке нашего путешествия. Впереди — Остров Робинзона, но добраться туда вам нужно вплавь. Это и будет первым испытанием. Покинуть яхту вам надо за пять минут. Спасательные жилеты находятся на корме. Прибыв на остров, вы должны пересечь залив на двух пирогах, которые уже ждут вас, и доплыть до соседнего острова. Но помните: последний доплывший до острова автоматически выбывает из проекта. Желаю удачи.
— Что за хрень? — возмутился Жихорь.
— Таковы правила проекта, — ровным голосом ответил Егор.
— Что это за правила такие? Кто придумал такие правила? — заорал Жихорь. — Я — звезда, я не собираюсь плыть до острова.
— Это ваше право, Никита. Однако, я хочу сказать, что часики тикают. До момента, пока вы еще можете покинуть яхту, осталось четыре минуты.
— А вещи? — выкрикнул кто-то из дальнего ряда.
— Ваши вещи доставят уже на остров, — пояснил Егор. — Три минуты, дамы и господа. На кону, я напоминаю, пятнадцать миллионов рублей.
Участников сдуло с палубы. От цивилизованных людей, только что распевавших вместе песни, не осталось ничего. Толкая друг друга, они бросились на корму. Людочку толкнули в спину, и она неуклюже рухнула на колени с громким оханьем, на которое никто не обратил внимания. Кто-то хватал жилеты, другие, преимущественно мужчины, прыгали в воду без снаряжения, сбросив обувь. Миг — и мелькали в воздухе чьи-то ноги, поднимающие столбик брызг, и вот уже из воды торчит голова с прилипшими волосами, а руки начинают отчаянно мельтешить, гребя к спасительному берегу.
Олеся прибежала последней, подумала — стоит ли раздеться, но под платьишком были лишь тоненькие стринги, и она не рискнула: мало ли что про нее зрители, или того хуже, продюсеры подумают. Сунув руки в жилет, она торопливо застегнула его и подняла голову. На палубе остались Никита Жихорь июморист Яремчук.
— Я — русский мужик! — орал Жихорь, потрясая рыжей гривой. — И я не стану расталкивать и топить женщин!
Яремчук что-то бубнил, поддакивая товарищу по несчастью. Егор скорбно кивал и разводил руками, мол, дело ваше, но такова игра. Звезды наседали, требуя изменить правила.
«Струсили, козлы!» подумала Олеся.
— Тридцать секунд, господа! — громогласно крикнул Черский.
Она встала на борт и, зажмурившись, прыгнула в синюю мглу. Вынырнув, Олеся закашлялась, отфыркиваясь, выплевывая горькую соль, откинула волосы со лба и задрала голову. Черский смотрел на нее с яхты и улыбался, да еще поднял большие пальцы вверх, мол, молодец.
— Чтоб ты сдох! — зло прошипела Олеся и поплыла к берегу.
Качаться в гамаке ей скоро надоело, к тому же это не отвлекало от вяжущего желудок голода. Надо было пойти, поискать чего-нибудь съестного, но шевелиться было лень. К тому же сама мысль выползти под палящее солнце в середине дня казалась убийственной. Начиная с полудня, все расползались кто куда, укрываясь от жары в тени пальм, стараясь выбирать те, на которых не было кокосов. Орехи, тяжелые, с плотной кожурой, имели обыкновение падать в самый неподходящий момент, да еще и проклятущие обезьяны, заполонившие остров и вопящие по утрам, как баньши, с удовольствием швыряли их в людей.
Разделенные на два племени участники уже понесли первые потери. За четыре дня в племени Черепахи, где жила Олеся, ушли три человека, так как Черепаха трижды проигрывала своему конкуренту — племени Ящерицы. Внутри, после каждого проигранного испытания, вспыхивали ссоры, взаимные обвинения, участники объединялись в группы и на голосованиях торжественно «съедали» конкурентов, выбирая самых сильных и активных.
Задания, по большому счету, были не сложными, и требовали, скорее выносливости, ловкости и умения вовремя начать соображать, чем грубой силы. Однако каждый раз организаторам удавалось огорошить участников неожиданностью, отчего много времени уходило на осмысление и борьбу с внезапно подступившей паникой. Каждый раз, когда Черский с иезуитской улыбкой объявлял правила конкурса, Олеся чувствовала, как внутри все завязывается морским узлом, начинала испуганно озираться по сторонам, в поисках поддержки. Чаще всего на помощь бросался Роман, невысокий, лысый, крепкий как бультерьер, с таким же хищным оскалом, готовый биться за приз насмерть.
Роман оказался из «простых смертных», попавших на проект на общих основаниях. Работал он автомехаником, так что в лагере ему не было равных в умении чего-то смастерить. Маленький рост не мешал ему с вожделением разглядывать звездных красавиц, но, видимо осознав, что после проекта их пути разойдутся, он выбрал в свои спутницы Олесю и начал активный штурм.
Ей же было не до амуров. После испытаний Олеся в изнеможении падала на песок, проклиная день и час, когда ввязалась в эту авантюру. От голода она не могла думать ни о чем другом, жадно ела фрукты, мечтая о шоколадке, булочке с маслом и стуле со спинкой, на который можно было сесть. Бананы-кокосы надоели через два дня. Сидеть на песке тоже, а к дереву не прислониться — по стволу бегали муравьи и пребольно кусались. Ходить в джунгли Олеся боялась из-за змей, которых на острове было огромное количество, но самое ужасное было в насекомых-кровососах, которых почти не было лишь на побережье. Кроме надоедливых москитов безумно раздражали снующие туда-сюда операторы и понатыканные по острову камеры, ну и микрофоны на майках, которые нельзя было снимать. Хочешь — не хочешь, а для кулуарных разговоров требовалось уединяться, например, плыть подальше от берега и о чем-то договариваться там. Для более близких контактов устроители шоу соорудили шатер, в котором камер якобы не было, но Олеся не очень доверяла этим словам. Что же это, самую-то клубничку упустят?
Впрочем, посещать шатер разрешалось только парочкам. И то в качестве бонуса.
Олеся снова оттолкнулась ногой и стала раскачиваться, стараясь подавить мысль о жареной картошечке с луком. Примерно через час, когда солнце перекатится на запад, объявят очередной конкурс, на который надо бежать сломя голову, так что ужин будет часов в восемь, после съемок. А уж потом, в ночи, проведут очередное голосование, на котором кто-то уйдет с острова навсегда, в большой мир с его мягкими кроватями, Макдональдсом и латте в любое время дня и ночи. Подумать только, сколько на острове еще было идиотов, готовых биться за призрачные пятнадцать миллионов, деградируя до уровня питекантропа! Если на сегодняшнем голосовании сольют Олесю, она воспримет это даже с радостью.
«Нет, — спохватилась она вдруг. — Буду бороться. Подумаешь, пара месяцев голодухи. Зато потом, даже если не выиграю, все будет в шоколаде!»
Оптимизм продержался всего пару минут. Она еще успела представить роли в кино, обложки журналов и многочисленные интервью, но потом перед глазами появилась истекающая жиром котлета, и Олеся едва не застонала. В небе летел самолет. Олеся подумала, что, возможно, на борту ее школьная подруга Карина разносит пассажирам обед: рыбу — направо, курицу — налево. Интересно, дают ли им сегодня копченую рыбку и клубничный джем?