- Люблю, - твердо ответила, отворачиваясь от родственника.
Он расстраивал меня своим сомнением.
- Тогда я не понимаю тебя, Салли, - устало вздохнул дядя, разворачивая меня к себе лицом. - За любовь борются, а ты? Опять превратилась в молчаливую безвольную куклу. Я был рад, когда появился в твоей жизни Шейхник, ты стала сильной и решительной. Я гордился тобой, детка. Не знаю, что он тебе сказал, наверное, оскорбил, раз все у вас так обернулось. Борись, Салли.
Я лишь громче стала всхлипывать. Бороться надо за того, кто тебя ждет. А если ты не нужна, то смысл в этой борьбе? Зачем приносить боль тому, кто не хочет быть с тобой.
- Знаешь, почему отец к тебе так относится? – решил сменить тему дядя, но выбрал еще более неудачную, чем разговоры о Шейхе.
- Знаю, - тихо ответила и попыталась отвернуться. Но дядя не дал. Навис надо мной, заставляя смотреть ему в глаза.
- Нет, Салли не знаешь, - стальные нотки в голосе родственника пугали своей решительностью. - Он не боролся. Он сдался, позволяя моей сестре делать, как она сочтёт нужным. Он знал, что беременность ей противопоказана, и роды ее убьют, и не боролся. Он за это не может себя простить. Видит тебя и понимает, что мог настоять, мог надавить, упросить или заставить, но не стал. Просто сдался и наблюдал, как она радовалась всю беременность. Видел, как силы уходят из нее. Это было его решение. Но ты живое свидетельство его слабости. Бороться надо было до конца. Я не смог ее переубедит не рожать. До самой последней секунды ее жизни был рядом и боролся за ее жизнь. Это страшно, Салли, когда родной любимый человек умирает у тебя на руках, но я счастлив. Я видел ее последний взгляд на тебя. В нем было столько жизни и любви. Она умерла, переполненная радостью и счастьем, что смогла дать тебе жизнь. Тогда я понял, что все не зря. Поэтому я не оставил работу, хотя мог. Я продолжаю бороться за жизнь людей. И ты не сдавайся, детка. Моя сестра была очень сильной духовно, и это есть в тебе. Борись.
Слова дяди, словно раскаленные спицы, вонзались в сердце, бередя старые раны.
- За что бороться? – тихо задала вопрос дяде, желая услышать ответ. - Я не нужна ему.
Родственник усмехнулся и жестко спросил:
- А он тебе?
Как же тяжело мне давались ответы на, казалось бы, простые вопросы. Боль снедала душу. Рыдания вновь сдавливали горло, мешая говорить.
- Нужен. Но навязываться я не хочу.
- Тогда покажи ему, во что он превратил тебя! – продолжал настаивать на своем дядя Майкл. - Вспомни, как чувствовала себя ты, когда он был рядом и покажи ему, что все не зря. Пусть он будет спокоен, что с тобой все хорошо. Я уверен, он о тебе беспокоится, по-своему. Лацерты все же не люди. Но я видел его отношение к тебе. Он любит тебя, Салли. И ты должна ему быть благодарна за эту любовь.
Прикрыв глаза руками, стерла слезы, кивнула в ответ:
- Я благодарна.
Скептический взгляд разбил мои надежды поскорее отделаться от дяди. Он не собирался так просто сдаваться, он решил непременно довести меня, окончательно добить:
- Вовсе нет. Посмотри на себя, во что ты превратилась. Нос распух от слез, глаза все выплакала. Некрасивая ты, детка. Вставай, умывайся, и пойдем, поработаем. Дам тебе работу сложную, так чтобы забыла о себе и перестала жалеть. Понимаю, что у каждого из вас своя жизнь, но за любовь надо бороться.
Встав с кровати, он откинул одеяло, протянул руку. Я не стала заставлять себя ждать. Лежать мне и самой надоело. Он прав, надо забыться работой. Уйти в нее с головой и все пройдет. Время лечит. Оно способно излечить любые раны, даже сердечные.
- Спасибо, дядя, - искреннее поблагодарила родственника, единственного человека, который продолжал любить меня, несмотря ни на что.
- Тебе спасибо, детка. После смерти сестры, ты все, что у меня осталось от семьи, - тихо произнес дядя Майкл, прижимая меня к своей груди, стоило мне подняться с кровати.
Мы постояли немного, согревая друг друга в объятиях, прежде чем я решила отплатить ему за оскорбления.
- Ты сам не хочешь сближаться ни с кем, - напомнила ему последний раз, когда он отказался от свидания с ассистенткой – красавицей-блондинкой, которая души в нем не чаяла, ходила за ним по пятам. А он… Отказал ей в такой резкой форме, что девушка уволилась с работы, только чтобы не встречаться больше с ним.
- Это у нас с тобой семейное. И ты как никто иной должна меня понять, почему я этого не делаю, - услышала я веселье в голосе родственника.
- Знаю, - кивнула и отстранилась, чтобы на безопасном расстоянии произнести: - Потому что трус.
Затем я, не дожидаясь расплаты, вскочила на кровать и оказалась у самого выхода из спальни.
Дядя с отрытым от возмущения ртом выглядел очень комично. Он даже не сразу нашелся что ответить.
- Что? – выкрикнул он, негодующе воззрившись на меня. - Да как ты посмела меня обозвать?
Я проказливо рассмеялась.
- Трус, дядя, трус. Мы же родственники. Я тоже трусиха, как и ты.
Дядя Майкл рассмеялся, легко и непринужденно. Подошел ко мне и обнял, тихо шепча:
- Детка, как же я рад, что ты есть у меня.
***
Попрощавшись с Эдмундом, с облегчением выдохнула, стоило двери закрыться за ним.
- Я позвоню тебе, - передразнила президента, который уже месяц меня навязчиво обхаживал. – Вот пристал.
На Земле в свои права вступило лето. За окном открывался прекрасный вид на ночное звездное небо. Я, скинув туфли, прошла в гостиную. Свидания меня очень сильно утомляли. Эдмунд был прекрасным собеседником, умным, образованным, чрезмерно внимательным. Сильный политик, строящий далекие планы и идущий к намеченной цели. При нем Земное Единение приобрело много полезных союзников. Вступило в Межрасовый Конгломерат, возглавляемый лацертами. Экономика получила новый толчок и свежие потоки денежных средств. Появились новые рынки сбыта. Новые технологии.
Эдмунд многое сделал, чтобы земляне уверенно встали на ноги после разгрома в войне. И вот уже около месяца он настойчиво водит меня по разным заведениям, пытаясь расшевелить меня.
Дядя был рад, что у меня появился кто-то еще, пусть друг, но все же. Сам он попался в любовные сети одной кандидатки медицинских наук и постоянно был занят на очень важных консилиумах. Я не мешала ему, и чтобы он не отвлекался на меня, ходила на свидания с президентом. Мы посещали театры в окружении телохранителей, катались на яхте под неусыпным контролем служб безопасности.
А сегодня был званый вечер. На нем присутствовали представители посольств всех рас, и я согласилась, наивно надеясь увидеть Шейха. Но его не было, да и ни одного кесша не было среди делегации лацертов.
Сам вечер проходил в очень дружественной обстановке. Эдмунд был учтив и предупредителен, не оставлял меня ни на минуту, хоть и был хозяином. Он должен был уделять внимание гостям и уделял, не отпуская меня от себя ни на шаг.
Тайком поглядывая на лацертов, ловила на себе их безразличные взгляды, вот только я научилась определять настроение представителей этой расы. И они были насторожены. Пытались со мной не заговаривать, если это было можно. Я тоже не оставалась в долгу, по большей части молчала.
Дядя сумел меня вывести из депрессии, вернул к жизни. Но так и не смог найти мне место в обществе. Я везде приходилась не ко двору. Я, больше приученная к военной дисциплине, не улавливала ритм обыденной жизни простых граждан.
Дядя предложил попробовать вернуться в строй, но я понимала, что мне туда путь заказан. Были еще те, кто меня откровенно ненавидели. И я не хотела однажды в одно прекрасное утро не проснуться. Не для этого дядя вложил в меня столько усилий, чтобы так бездарно умереть.
Приняв душ, вернулась в спальню. Закрыла глаза, и опять накатила тоска. Вспомнила последние встречи, его ласковый голос, его нежные прикосновения, тихий смех. Слезы лились из глаз, рыдание сотрясало тело, но мне было тяжело. Это была светлая боль. Я не могла отпустить воспоминания. Не могла. Я пряталась в них, спасая себя от угасания. Я искала силы в этих днях счастья, которые я успела урвать в своей жизни.
Медленно погружаясь в сон, вновь оказалась в личном рае. В нем мы с Шейхом сплетались в жарких объятиях. Горячие поцелуи вновь покрывали мою шею и грудь. Острые клыки чуть царапали кожу. Я плавилась, выгибаясь навстречу наслаждению. Сны мои были наполнены страстью, очень реальные, такие чувственные.
Я сжимала в руках прохладный зеленый шелк простыней в спальне Шейха. Я чувствовала жаркое дыхание, будоражащие прикосновения его языка, чуть щекотное, но безумно возбуждающее там, внизу живота, где каждый раз разрасталось горячее пламя. Я жадно ловила каждую эмоцию, которую дарило воображение. Сама строила свой сон, осмеливаясь оседлать несопротивляющегося любимого. Склонялась над ним, целуя глаза, нос и губы. Шейх лишь тяжело вздыхал, помогая мне руками взлетать, как тогда у реки. Я задыхалась переполненная удовольствием, стонала. Плавилась под ласковыми руками. Кричала, когда стонов было мало. Просила еще, просила не останавливаться. Тихо плакала, когда Шейх давал мне все, что я хотела, когда тело успокаивалось после прекрасного танца любви.
Обнимала его, вдыхая его неповторимый запах. И сегодня не выдержала, тихо прошептала:
- Ты любишь меня?
- Ты вс-с-се для меня, Юшани, - с обожанием тихо ответил лацерт, а сердце защемило от тоски.
- Почему же тогда ушел, - обиженно спросила, чувствуя, как подступают предательские слезы к глазам.
Сколько раз я мечтала спросить у него об этом. Сколько раз!
- Я должен был, маленькая моя, - мягкие губы чуть коснулись моей щеки, и язык быстро пробежался, вызывая во мне трепетную дрожь.
- Я люблю тебя. Я умираю без тебя, - закрыв глаза, призналась.
Рыдания вновь сдавили горло, и голос подвел. Я так хотела услышать, что он тоже любит. Хотела услышать признание. Открыла глаза и опять увидела теплую улыбку, которую он подарил. Как обычно это делал в прошлом.
- Юшани, - ласково позвал Шейх, подминая меня по себя, нависая сверху. – Юшани.
- Салли, подъем, ты опять проспала! – разорвал очарование сна дядя Майкл.
А мне показалось, что Шейх хотел сказать еще что-то очень важное. Вот-вот и я услышу такие желанные слова, но дядя… Я взглянула на родственника, и он тяжело вздохнул.
- Вот скажи, почему ты каждое утро в слезах? – подойдя поближе, он сел на кровать, беря меня за руки. - Ведь лекарство подействовало. Ты должна спокойно спать. Ты ревешь и ревешь, и так каждую ночь. Тебе что-то плохое снится? Салли, ответь.
- Наоборот, хорошее, дядя, - грустно улыбнулась в ответ.
Я не могла поделиться снами. Не могла рассказать о сокровенных желаниях, о том, что вытворяло мое подсознание. Это слишком личное, то, что я не хотела терять. То единственное, что связывало меня с Шейхом.
- Да неужели? Ладно, детка, вставай, - позвал родственник, сам поднимаясь и на ходу рассказывая, что он сегодня придумал для меня. - Сегодня напряженный день, мне нужна твоя помощь.
Дядя каждый раз так говорил, когда мне особенно было тоскливо и тяжело. Утерев лицо, села на кровати, чувствуя, как что-то течет между ног. Ну вот, реакция тела на сны дала о себе знать. Какой позор в моем возрасте, видеть эротические сны, от которых кончала. Я в юности такого не испытывала.
- Сегодня в центральный корпус прибудут новые пациенты, ты примешь их? - просительно проговорил дядя, будто невзначай заглядывая в стол и шкаф. Он постоянно контролировал, заботясь, чтобы я не запила, или того хуже, не подсела на таблетки.
- Да, - кивнула, не зная как встать, чтобы дядя Майкл ничего не заметил.
- До обеда ты приглядывай за ними, потом приедут корреспонденты. Все как обычно. Будут снимать, как правительство помогает жертвам войны, - продолжил безразлично говорить родственник, делая осмотр комнаты.
Я не препятствовала и делала вид, что не замечаю его странных передвижений. Говорить, что я ничем не закидываюсь, бесполезно. Мне оставалось лишь ждать, когда дядя начнет доверять мне, а для этого надо перестать просыпаться в слезах. Услышав о предстоящем веселье, скривилась. Мне осточертела вся эта непонятная суета вокруг моей персоны. Я уже давно не являюсь значимой личностью, я просто работаю в госпитале у дяди и все. Никуда не вмешиваюсь, но нет. Мне продолжают приписывать подвиги, к которым я даже непричастна.
- Устала я от всех этих лживых улыбочек, - недовольно бросила дяде, кусая ногти.
Меня трясти начинало, когда лицемерные корреспонденты с сочувствием рассказывали об очередном инвалиде, которому оказана материальная помощь, но стоило камере выключиться, как внимание и интерес пропадали, а человек оставался. Я видела, как больно ему было, как он потерянно провожал их взглядом. Устала я от грязи.
- Салли, надо. Люди должны знать, что о них не забыли…
- Я знаю, дядя, - остановила я наставления родственника. Уж я лучше всех знаю, что такое надежда на светлое будущее. Знала и не могла отказаться от них, я должна была успокоить, выслушать, поговорить. Подарить уверенность, что все будет хорошо.
- Все знаю, - тихо повторила. - Выйди, мне одеться надо.
Дядя почувствовал, что я не в настроении спорить. И кивнул, прежде чем выйти.
- Я пока завтрак приготовлю, - проговорил и оставил меня одну.
А я встала с кровати и, прихватив чистое белье, отправилась в душ. Новый день обещал быть противным и тяжелым.
Глава 14. Побег.
У парадного входа нас встречал Яныш. Рыжеволосовый бравый солдат, который в этой войне потерял все – семью, дом, ногу.
Мужчина был приставлен ко мне как помощник, так как иногда требовалась мужская сила. Я не всегда могла поднять пациента, который был в разы меня тяжелее, а роботам такое не доверишь - рану растревожат.
- Доброе утро, док, мэм. Новенькие уже прибыли, ожидают в приемном покое.
- Приветствую, Яныш. Я сегодня занят, Салли их примет.
- Как скажете, - поклонился мужчина и пытливо глянул на меня.
- Привет, как нога?
- Спасибо, лучше. Срастается.
Протез, который дядя ему вживил, был новый. В этом Янышу повезло. Пока производство не наладили, не запустили большой конвейер, многим вживляли использованные протезы. Я пыталась не думать о гигиеничной стороне дела, дядя всегда рассматривает проблемы со стороны гуманности. Да, пользованный, но после дезинфекции. Меня оторопь берет, когда он с бесстрастным лицом объясняет пациенту, что это пока единственный выход, чтобы стать полноценным. И люди соглашаются. Никто не хочет быть инвалидом.
- Когда свадьба? – поинтересовался у меня Яныш, и я удивленно обернулась, замирая на месте.
- Какая свадьба?
Это был шок. Сначала подумала, что мой помощник шутит, но нет. Ревнивый взгляд и поджатые в тонкую линию губы говорили мне, что он серьезен. Он сам не раз предлагал мне встречаться и попробовать построить отношения. И честно я пыталась его рассматривать как мужчину, но он не выдерживал сравнение с Шейхом. Да и никто не мог сравниться с ним. Лацерт все еще жив в моем сердце, жил в моих снах. И я была счастлива и не стремилась заменить его кем-то другим.
- В газете писали, что ваша свадьба с президентом не за горами, - резко ответил, сцепив руки, требовательно смотрел, ожидая ответа.
Я с облегчением выдохнула. Это была очередная «утка». Меня журналисты постоянно с кем-нибудь сводят, описывая о вспыхнувшей неземной любви. Я даже интервью больше не давала, так как надоело опровергать очередной слух. Вот опять, только теперь с Эдмондом. Какая прелесть.
- Я не собираюсь замуж. Яныш, мы с тобой это обсуждали. Я не выйду ни за кого замуж.
- Только за лацерта, но он вас бросил, - очень уж мстительно ответил мне мужчина.
Я оглядела пустой коридор и строго обратилась к Янышу:
- Замолчи. Хватит. Яныш, успокойся или мне придется сменить помощника, а мне этого очень не хотелось бы. Не вынуждай. Я говорила тебе и повторю, с Эдмундом у нас дружеские отношения и все.
Мужчина в ответ лишь хмыкнул. Приблизился, заставляя отступить и нависая надо мной, тихо прошептал: