Глаза монарха сверкнули при неосторожном упоминании древнего края колдунов. Такое же название носил не менее порченый мир, где мутные разглагольствования божеств и культистов извратили душу одного из братьев Магнуса, когда-то дорогого ему.
Наклонившись вперед, Азек положил обе руки ладонями на стол. Легионер пристально посмотрел в глаза государя, надеясь привлечь внимание своего генетического прародителя, что скрывался внутри.
— Отец, пора возвращаться домой, — промолвил Ариман.
— Я уже дома, — возразил Кадм. — Здесь мое место. Тут я упорядочиваю книги и учу их наизусть. Если я ежедневно буду прочитывать один том, то менее чем за тридцать лет запомню их все…
Правитель осекся.
— Но всякий раз, как я заканчиваю одну книгу, на полках возникают три новых. Весьма неудобно. В мире столько знаний, так много мудрости… Больше всего я страшусь того, что умру, не успев усвоить все возможное.
— Ты говорил нечто подобное в Обсидиановой Башне, — напомнил Азек.
— Обсидиановая Башня? Где это, в Финикии?
— Нет, в твоем убежище на Планете Чернокнижников.
Государь помрачнел лицом и снова открыл том, лежащий на столе.
Насколько долго Магнусу удастся поддерживать ложную личность? Когда личина спадет с примарха, высвободив исполинскую мощь его сути? Какие разрушения повлечет за собой распад его вымышленного мирка? Ариман понимал, что обязан расколоть стену отцовской фантазии, даже ценой опасности для себя.
— Теперь еще ты меня запутываешь, — произнес царь, неотрывно глядя на страницы книги. Руки его сжались в кулаки. — Не знаю я такого места. Думаю, лучше тебе уйти.
— Отец, я не оставлю тебя здесь.
— Госпожа Шивани предупреждала, что вы хотите захватить меня в плен. — Кадм по-прежнему не отводил глаз от текста. — Я сказал, что она ошибается, что мои сыны придут ко мне как соратники на пути обретения знаний.
Государь признал в нем одного из своих сыновей!
Азек постарался скрыть радостное волнение. Перегнувшись через стол, он положил ладонь на раскрытый том.
— У нас мало времени, отец. Прошлое неподатливо и не терпит посторонних вмешательств. Если ты не уйдешь, то превратишься в бесплотный дух. Молю, идем со мной — я сумею вернуть тебе цельность.
Царь покачал головой: его лицо выражало нечто среднее между страхом и гневом. Заметив, что вторая эмоция берет верх, Ариман убрал руку.
— Зря я не послушал госпожу Шивани, — сказал Кадм. — Она советовала перебить вас, как только вы войдете.
Встав из-за стола, древний правитель схватил посох, и хека засияла по всей длине, наполнившись энергией варпа. Примарх увеличился в размерах, и иллюзорная личина сползла с тела полубога лоскутами рассеивающейся дымки. Оливковая кожа приобрела кирпичнокрасный цвет, стриженые волосы сменились нечесаной гривой, а глаза трансформировались в единое око, наполненное множеством цветов, как привычных, так и невиданных.
Перед легионером возвышался осколок Магнуса в аспекте ученого, не знающего себе равных. Его длинные одеяния Азек помнил еще по Просперо — Циклоп носил их во время многочисленных совместных посещений громадных библиотек Тизки. Но даже эта ипостась, будучи лишь фрагментом гораздо более могучего целого, могла уничтожить троих адептов.
Ариман на мгновение ощутил нарастание эфирного потенциала. Тело примарха исторгло волну беспримесной силы, отбросившую легионеров на книжные полки. Разлетелись щепки, книги обрушились на пол каскадом пергамента и потертой кожи.
Первым вскочил Толбек. Аура пиррида вспыхнула от инстинктивного желания ударить в ответ, его кулаки окружило пламя.
— Стой! — крикнул ему Азек. — Мы здесь не для драки!
Хатхор Маат понизил температуру воздуха рядом с Толбеком до отрицательных значений, и огонь мгновенно угас. Разъяренный пиромант повернулся к павониду, но между ними тут же сверкнула блистающая хека их генетического прародителя.
Все три легионера обернулись к Алому Королю и замерли, восхищенные его невообразимым величием. Именно так выглядел их идеал Магнуса: лучащийся светом знаний, наделенный глубокой мудростью, полный жизненной энергии и уверенности в себе.
Ариман преклонил колено, и соратники последовали его примеру.
— Мой господин, мы — ваши сыны, пришедшие сюда с тем, чтобы помочь вам, — произнес корвид.
— Мне не нужна ваша помощь, — сказал Циклоп, опустив посох.
— Но мы нуждаемся в вашей, — возразил Азек. — Наш легион умирает, как и вы.
— Ты ошибаешься.
— Нет. Вы без нас будете угасать, пока не исчезнете вовсе. Мы без вас медленно захиреем, поддавшись мутациям и безумию.
— Если ты прав, то я не смогу изменить подобный удел. Никто не сумеет.
— Я отказываюсь верить вам, — заявил Ариман, медленно поднимаясь на ноги. — Вы — Магнус Красный! Вы — Алый Король, Повелитель Просперо, величайший гений в истории Галактики. Вам подвластно всё.
Примарх покачал головой.
— Сын мой, когда-то я думал так же. Верил, что знаю всё, что просвещеннее любого из братьев… и даже дальновиднее Отца. Каким же глупцом я кажусь себе нынешнему, каким высокомерным наглецом. Никто не ведает всего, познание бесконечно, и каждый акт его следует совершать в смиренном понимании того, что тебе никогда не удастся полностью утолить жажду постижения нового…
— Поэтому вы скрываетесь тут? Прячетесь в древней библиотеке, словно трус?
— Хочешь разозлить меня, Азек?
— А это поможет?
— Нет. — Циклоп отвернулся и зашагал вдоль стен, дотрагиваясь до переплетов бесценных книг. — Ярость, зависть и злоба неведомы этой ипостаси. Она — часть меня, ищущая знаний просто ради обладания ими. Она — часть меня, что почувствовала разлад между вами, когда вы спускались сюда, и попыталась сгладить ваши противоречия. Надеюсь, теперь вы избежите будущего, в котором погибаете от рук друг друга.
Что ж, теперь Ариман хотя бы понял, откуда взялось ощущение братского родства, связавшее их совсем недавно.
Он шагнул к Магнусу.
— Именно такой аспект моего отца требуется нам больше всего. Главный фрагмент вашей души, попавший на Планету Чернокнижников, разваливается на куски. Он чувствует, как грандиозные геометрические сплетения его ума рассоединяются с каждой секундой. Он поступает так же, как и вы, — старается вспомнить все, что погибло вместе с Просперо, но расколотому примарху подобное не под силу. Мы сможем стать прежними лишь после того, как вы вновь обретете цельность.
— Извини, Азек, — сказал Циклоп, обернувшись к нему, — но я… не могу вернуться. На таком пути меня ждет только вечность войн и кошмаров, смертей и мучений. Все великое когда-нибудь заканчивается, так зачем же сопротивляться неизбежному?
Ариман грохнул кулаком по столу.
— Затем, что нам есть за что сражаться! — крикнул он. — Да, мы можем сгинуть, но нельзя опустить руки и позволить невежеству взять верх в Галактике. Человечество на глазах теряет разум, но мы не смиримся с этим. Мы одни будем держать светоч просвещения в наползающей тьме! Возможно, однажды он погаснет, или его затушит вопящая толпа кретинов, но до той поры мы не опустим факел и не дадим его яркому пламени потускнеть. А чем займешься ты, отец? Продолжишь одиноко прятаться в библиотеке, которая на днях сгорит дотла?
Азек на секунду умолк, увидев изумление на лице Магнуса.
— Да, этот пик и все, что внутри его, скоро обратится в пепел. Ты забыл?
— Нет, — пробормотал Алый Король. — Я… я не помню…
Кивнув, легионер обогнул круглый стол.
— В ближайшее время этот хребет заполыхает от архипелага возвышенностей Эгейской впадины до залива Лепанто. Труды великого царя погибнут бесследно, но ты выживешь. Ты останешься один во тьме под горой Киферон и будешь просеивать прах и золу сквозь пальцы, пока твою вздыхающую душу не унесет ветер.
Вид убитого горем прародителя разбивал Ариману сердца.
Циклоп пошел вокруг стола в противоположную сторону. Повернувшись, он взглянул на книжные полки и потянулся к ним, но стоявшие там тома уже исчезали, как отголоски прошлого.
— Мне их не удержать, — сказал Магнус, опускаясь на колени. По его бронзовой щеке скатилась слеза. — Я чувствую, как они пропадают — словно старые друзья уходят от меня в туман…
Подойдя к отцу, Азек положил руку ему на плечо. Нематериальное тело примарха содрогалось от невыразимой печали.
Алый Король ощущал, как ипостаси его души пропадают одна за другой, слой за слоем, воспоминание за воспоминанием… Каждый день его ждала новая смерть.
Ариман протянул Циклопу свою хеку.
— Вернись со мной, отец, — попросил он.
Магнус кивнул и крепко сжал эбеновый посох.
— Ты сделаешь меня прежним?
— Сделаю, — пообещал Азек.
— Тогда я пойду с тобой.
И осколок души примарха влился в Аримана.
Открыв глаза, Азек изумленно ахнул — никогда прежде он не видел мир так, как сейчас. Легионер вернулся в Чертоги Вымирания, на берега стремительной реки. В ее темных водах сверкала темпоральная энергия, что обжигала подобно леденящему холоду пустоты.
Воин неловко отступил от кромки воды и чуть не упал — Хатхор Маат подхватил его. Когда павонид дотронулся до Аримана, тот вздрогнул, увидев мимолетную вспышку — из тела его соратника как будто вырвались две световые кометы.
Азек слышал приглушенные голоса, которые несли идиотскую чушь. Он чувствовал, как вокруг него движутся беззащитные живые создания — медлительные, безмозглые мешки с мясом и костями в непрочной оболочке из кожи.
Ариман дернулся, зашатался и взмахнул руками, словно пьяный, стараясь отогнать несносные шепоты. Смаргивая, он пытался избавиться от застывших на сетчатке образов иных существований, прожитых в тысячу раз быстрее обычного.
Его переполняла невообразимая, невероятная мощь.
Корвид узрел все острые грани бытия. Все в мире стало слишком отчетливым, чрезмерно ярким и чересчур реальным.
Куда бы ни направлял свой взгляд Азек, ему открывался миллион деталей.
Бесконечно уменьшающиеся фрактальные края булыжников.
Калейдоскопы радуг в крошечных брызгах воды.
Мелодия черной реки грядущего, настоящего и минувшего.
— Я вижу все… — проговорил Ариман, задыхаясь. — Я чувствую…
Сенсорная перегрузка стала невыносимой.
Он побежал, словно надеясь скрыться от непрерывного натиска шума и света. Разум Азека будто бы сминался под тяжестью впечатлений — хрупкая синаптическая сеть его мозгового вещества не могла обработать настолько плотный и непрерывный поток входящей информации.
В черепе воина раздался голос его повелителя.
Я избавлю тебя от этого бремени, сын мой.
+Отец? Так для тебя выглядит мир?+
Нет, гораздо подробнее.
+Как ты выдерживаешь? Возможно ли обладать такой мощью и не поддаваться ее искусам?+
Ты хочешь знать, почему я не использовал подобную силу, хотя владел ею?
+Да…+ мысленно прохрипел Ариман.
Верно, я ежедневно распоряжаюсь божественным могуществом, даром создавать и разрушать в одно мгновение… Но иметь столь исключительные способности и не применять их — вот главное доказательство силы.
+Я слабее тебя.+
Что ж, у меня иное строение разума, согласился Магнус, голос которого уже ослаб до призрачного шепота. Мои сыны и не должны видеть мир так же, как я. Если позволишь, я удалю из твоего восприятия все лишнее.
+Да, забирай!+ взмолился Азек. +Прошу, забери у меня этот дар!+
Напор ощущений мгновенно ослаб, и Ариман шумно выдохнул, как утопающий. Пока воин приходил в себя, тяжело дыша от измождения, на его глаза вновь опустились шоры, милосердно закрывшие от смертного рассудка зрелища, для него не предназначенные.
Корвид стал носителем духа намного более могучего, чем его собственный.
Но полноценная связь легионера с отцом распалась, и, хотя только что она убивала Азека, по его лицу покатились слезы.
— Ариман? — позвал кто-то у плеча воина, и тот отшатнулся. Ему померещилось, что голос состоит из мерзких звуков, утробного коровьего мычания. Затем и это ощущение пропало — боль очередной утраты ножом вонзилась в сердца Азека.
Он почувствовал, что сзади стоят Хатхор Маат, Санахт и Толбек. Потом во рту корвида возник привкус металла и пепла: к нему шагнул Афоргомон.
— Пошел прочь, демон, — злобно бросил Ариман, оглядываясь вокруг. Его поле зрения заволокло серой дымкой: глаза еще не приспособились к тому, что минуту назад видели все, а теперь — почти ничего.
Уверенно Азек мог сказать только одно: он больше не в библиотеке царя Кадма.
— Где мы? — спросил легионер.
Собственная речь показалась ему не менее гнусной, чем голоса братьев.
— Там, где начали, — в Чертогах Вымирания, — ответил Санахт.
— Счислитель?..
— Исчез, если вообще был здесь по-настоящему, — сказал Хатхор.
Ариман с трудом выпрямился, опираясь на хеку. Ощутив, что жезл наполнен энергией, Азек взглянул на него и возликовал: из эбеново-черного посох стал белым как слоновая кость.
Сокрытую в нем мощь почувствовали все.
— Вы справились, — с неприкрытым предвкушением отметил ёкай.
— Осколок Магнуса… — Маат покачал головой, не веря своим глазам. — Трон, у нас получилось. Действительно получилось!
— Да, верно, — подтвердил Ариман, ощущая нечеловеческие возможности того, чем он теперь владел.
— Ну, наконец, хоть что-то прошло удачно, — пробурчал Толбек, разворачиваясь к выходу. — Пора убираться с этой чертовой скалы и лететь дальше.
«Грозовая птица» под управлением раненого Гирлотнира Хельблинда неслась сквозь атмосферу планеты к «Дорамаару». Десантный корабль провонял кровью и горелым металлом: в его пассажирском отсеке лежали мертвые техножрецы, обломки их автоматонов и трофей отряда. Сестра Цезария истекала кровью, а Йасу Нага-сена так и не приходил в сознание: на его правом виске вздулась шишка размером с кулак.
Ольгир Виддоусин по мере сил помогал раненым, пытаясь стабилизировать их, но об организмах смертных Волк имел лишь самое общее представление.
Пром ему посодействовать не мог.
Они с Бъярки сражались в другой битве.
Бёдвар обеими руками давил на правое плечо Лемюэля, который бился в конвульсиях на полу. Дион прижимал Гамона слева, причем обоим космодесантникам приходилось наваливаться на летописца всем своим весом.
Менкаура, сидя на животе Лемюэля, одной рукой держал его за горло, а в другой сжимал боевой нож, острием которого вырезал на обнаженной груди человека кровавые руны. За спиной легионера стоял Свафнир Раквульф с болт-пистолетом, приставленным к шее чернокнижника. Жизнь Лавентуры висела на волоске, и без парии имперцы смогли бы остановить колдуна только снарядом в голову.
— Держите крепче, чтоб вас! — заорал Менкаура. — Связующие сигилы надо вычертить идеально точно, иначе они бесполезны!
Пылающее, как печка, тело Гамона стало скользким от пота и крови. Его кирпично-красная кожа непрерывно шевелилась: дух, запертый адептом в Лемюэле, старался освободиться. Сущность внутри летописца непристойно бранилась и кусала его изгрызенные губы. Она плюнула кровью в лицо Бъярки и захохотала, проклиная родителей Волка.
— Мы сковали дух нашего врага! — проревел фенрисиец. — Почему просто не убить эту тварь?
— Потому что нам нужен Гамон! — рявкнул в ответ Менкаура.
— С чего мне верить слову предателя? — глухо прорычал Бёдвар.
— С того, что ты жив лишь благодаря мне! — огрызнулся чернокнижник.
Лемюэль взбрыкнул под ними, будто самка грокса в течке. Его растянутые губы застыли, как у мертвеца, из разинутого рта полетела кровавая пена. Наклонившись к лицу Гамона, адепт произнес какую-то нечестивую тарабарщину. Звуки его слов скребли библиария по позвоночнику, словно ржавые бритвы.
— О, Всеотец, да что ты творишь? — гаркнул рунный жрец.
— Спасаю нас! — бросил Менкаура.
— Не мешай ему, Бъярки, — выговорил Дион сквозь сжатые зубы.
Позволив колдуну совершить настолько чудовищный ритуал, Пром нарушил все свои заповеди, но разве у него оставался выбор? Какая разница, если к его длинному списку грехов добавится еще один?