И были ветра-стихии, ветра-разрушители. Их Рагнвальд лишь чувствовал своим новым нутром, ощущал в вышине. Эти ветра рвали небо в лоскуты, бушевали и ярились. Их приход на землю означает гибель. Именно эти ветра сносили со скал человеческие жилища, неслись ледяным вихрем и лютым холодом. Они рождались в небе, и Рагнвальда неистово, невыносимо тянуло к ним. Именно эти ветра стелились под крыльями снежного хёгга, кормили его своей стужей, когда тот поднимался к звездам. И не было свободы прекраснее…
С трудом он выбросил из головы это желание. Стряхнул ветер, пушистой шкуркой обернувшийся вокруг руки. Ногой отбросил тот, что стелился у сапог. Зарычал по-звериному. Нельзя поддаваться. Нельзя… хотеть!
В голове все крутилось и крутилось, словно колесо на скрипучей телеге: раненый брат, совет старейшин, дикая стая, ледяной хёгг, Билтвейд… Чужачка… Все эти мысли пробуждали стужу внутри, и лишь чужачка — тепло. И Рагнвальд думал о ее волосах, о широко распахнутых глазах, о мягких изгибах, что так приятно оглаживать ладонями.
«Дева не для разговоров, Альд, дева для удовольствия, — частенько говорил во хмелю Бенгт. — Поэтому выбирай молчаливую и пышногрудую. Чтобы занимала тело, но не голову!»
Рагнвальд не слушал. И не собирался обсуждать своих дев даже с братом. Вырос, а привычка молчать осталась.
Впрочем, говорить было особенно не о чем. Дев в его жизни почти не было. Он не желал привязываться.
Рагнвальд знал, что в Карнохельме его считают заговоренным. Кто-то пустил слух, что крылатая Аста зачаровала сына от поражений в битве, от увечий и даже смерти. Иначе чем объяснить, что в каждой битве Рагнвальд впереди всех, а гибель обходит его стороной, словно боится?
Сам ильх знал, что слова эти — глупость, и его черед настанет в свое время. Но в одном карнохельмцы были правы, в одном Рагнвальд от них отличался. Он не испытывал страха. Совсем. С того самого дня, когда погибли родители. Словно его души коснулось дыхание самого Ульхёгга, и она замерзла. Рагнвальд шел в любой бой, не сомневаясь и не страшась. Ни смерти, ни боли, ни человека, ни зверя.
Да и что может быть для воина лучше, чем смерть в бою?
Понимание, что надо сделать, появилось еще там, в месте силы. А после лишь окрепло, пустило корни. Сколько раз карнохельмцы пытались заманить дикую стаю в ловушку, все без толку. Хёгги яростны, но и умны. А ледяные еще и осторожны. Ильхи гибли, а дикая стая продолжала убивать. Даже совет ста хёггов в Варисфольде одобрил желание Карнохельма уничтожить эту стаю. Конечно, если смогут. Честная битва — сказал совет.
Пока карнохельмцы проигрывали.
Но если стаю позовет свой… Если позовет он, все получится.
И сердце Рагнвальда начинало выстукивать новый ритм: получится, получится… сбудется-сбудется. Освободится. Его земля освободится.
Только надо, чтобы чужачка помогла. Он не станет врать, но и правды не скажет. Что ей до Карнохельма, этой деве из мертвых земель?
Что ему до чувств этой девы?
Вот только стоило увидеть девчонку возле башни, заслоняющейся от птицы, и ярость почти сломала ребра. От вида крови на ее руках кружится голова. Хочется рвать, терзать, выпустить холод…
С трудом сдержался.
Тонкие ладони теперь скрыты повязками, и на ткани уже проступили кровавые разводы. Если бы он не успел? Все знают, на что способна эта птица! Ястреб подчиняется воле крылатой девы, он мог и убить! Ярость внутри похожа на стужу — такая же колючая, лютая и беспощадная. Еще миг — и она выплеснется наружу. И спустится на землю ветер-разрушитель. Нельзя этого допустить.
Рагнвальд тяжело втянул воздух, пытаясь сдержать злость.
Чужачка качнула головой, и холодный ветер растрепал рыжие кудри. А потом послушно подхватил запах и вкус девы, преданно мазнул по губам ильха. И у него, Рагнвальда, пересохло в горле, и тело налилось сладкой тяжестью предвкушения. Вот-вот снова полыхнет над головой небо!
Пекло, ей ведь больно! О чем он думает?!
Отвел взгляд, а потом не удержался и глянул снова. И удивился, что действительно рад ее видеть. Лучше бы она и дальше ходила в саже и лохмотьях! И почему Рагнвальду хочется накрыть деву покрывалом, чтобы на нее никто не смотрел? А ведь смотрят… точно смотрят! Не зря Трин разъярилась.
Где-то далеко, в незримом мире, снова зарычал хёгг. И Рагнвальду захотелось зарычать тоже.
— Ты хотел что-то сказать?
Ильх мотнул головой, испытывая потребность как следует стукнуть кулаком по камню, чтобы прийти в себя. Душу рвало на части от ярости и желания, и он не понимал, как унять эти чувства. Почему при встрече с Трин он не испытал ничего подобного? Совсем ничего…
Чужачка смотрела удивленно, и от ее глаз становилось жарко. И внутри звенела стужа, приказывала. Спеленать снежным коконом, увести, забрать себе… в сердце вьюги, в белую бесконечность, в ледяной простор… Туда, где снег, туда, где счастье и песня ветров…
Нет!
Ильх завел руку за спину, сжал в ладони тлеющий уголь. Боль разогнала дурман в голове, вернула воздух.
— Идем.
* * *
Оказывается, с тыльной стороны башни была еще одна дверь — массивная, тяжелая и запертая. Рагнвальд отпер замок и махнул рукой, приглашая внутрь. Я несмело шагнула во мрак. Ильх уверено прошел вглубь, чем-то зашелестел. И легкие искры ожили на плоской каменной чаше.
Окон в длинном помещении не было, только сундуки, полки, какие-то свертки, корзины… А еще оружие. Топоры, мечи, ножи, изогнутые клинки… Всех видов и размеров! Они поблёскивали на стенах или лежали в чехлах, любовно завернутые, как младенцы!
— Ух ты, — я тронула пальцем изящную рукоять. Дерево оплетал водяной змей, оскаленная пасть, казалось, вот-вот цапнет за палец!
— Кимлет делал, — усмехнулся Рагнвальд. — Такой нож любит воду, он будет верно служить рыбакам или странникам по морю. А вот на суше затупится, сколько ни точи.
Я снова погладила оружие, изумляясь. Для детей фьордов все было живым — и камни, и железо, и дерево. Все имело свою душу и характер. Ильх улыбался, переходя от одного клинка к другому. Словно встретился со старыми друзьями.
— Раньше я слышал голос каждого клинка.
Он сказал это спокойно, с горечью, но без боли.
— Ты сожалеешь? — вырвалось у меня.
— Я нашел способ с этим примириться, — помолчав, ответил ильх.
Взял из корзины плотный мешочек и сунул мне.
— Здесь монеты, купи себе, что хочешь. И можешь выбрать любой подарок, там есть украшения для дев, — он небрежно махнул рукой на корзины, и я фыркнула.
— Это что же, плата за прикосновения? Бенгт обещал сундук с золотом, если ты очнешься.
Рагнвальд хмыкнул.
— Брат слишком дорого оценил мою шкуру. Будет тебе сундук, чужачка. Вот вернется Бенгт и притащит.
— Пусть корону захватит, я видела ее в куче золы, — рассмеялась я и удивилась, увидев ответную улыбку Рагнвальда. Нет, сегодня точно грядет какое-нибудь лунное затмение, самый колючий варвар фьордов — улыбается!
Дойдя до стены, я обнаружила за плотной тканью еще одну комнату.
— А здесь что?
Соседняя комната была похожа на кладовую, в которую свалили старую рухлядь и забыли. Какие-то рамы, накрытые пыльными полотнами, осколки стекла, корзины с грязными безделушками. Я взяла одну, протерла рукавом и изумленно моргнула. На ладони сверкал хрустальными гранями хёгг. Ледяной дракон с синими глазами, так похожий на Ледышку! Фигурка была меньше ладони, но я могла рассмотреть и чешуйки на изогнутой шее, и когти на крыльях. Потрясающая, невероятная работа!
Я оторвалась от любования и подняла голову. Рагнвальд стоял в шаге, а я и не услышала, как он приблизился. Только выглядел ильх странно. Его грудь тяжело поднималась, он хватал воздух, словно задыхался. Я положила фигурку на полку и обеспокоенно подошла ближе. Он словно забыл, что я рядом, и вздрогнул, когда я положила забинтованную ладонь на его запястье. Посмотрел на мою руку, моргнул. И взгляд стал осознанным.
— Я думала, в Карнохельме нет стекла.
— Это все, что осталось. Стекло, зеркала… У них тоже есть голоса. Я не знал.
— Тебе плохо?
Он перехватил мою руку — не раненые пальцы, а запястье. Сжал и замер так.
— Мне нужна твоя помощь, Энни. Я хочу… научиться управлять хёггом. А ты единственная, с кем он поладил.
— Значит, ты готов слиться с Ледышкой по-настоящему? — ахнула я.
В полумраке глаза Рагнвальда блестели, словно у хрустального дракона. Это было противоестественно и завораживающе. Беловолосый варвар, который пугает и притягивает одновременно. Рядом с ним я тоже ощущала себя хрупкой хрустальной статуэткой, и голос разума кричал: беги, Энни! Не соглашайся!
Ильх мягко шагнул ближе, все еще держа мою руку.
— Поможешь?
— Но как ты собираешься этому научиться?
— Чтобы овладеть новым движением в бою, надо повторять его снова и снова, — произнес Рагнвальд. — И хёгга надо выпускать в зримый мир, а после учиться повелевать им. Рядом с тобой хёгг становится смирным, так что ты можешь мне помочь. А я в ответ помогу тебе. Я научу тебя сражаться, дева. Фьорды не место для слабых.
Я помолчала, размышляя, не совершаю ли ошибку. Интуиция подсказывала, что лучше держаться от Рагнвальда подальше. То, что он будил во мне, было слишком сложным… И сам он — тоже. За улыбкой таилось что-то иное, то, что мне может не понравиться. В любезность варвара я совсем не верила. Но почему-то верила в его слова: я не причиню тебе вреда. Возможно, ильху просто нужна моя помощь, а просить Рагнвальд не умеет.
Глянула на свои перевязанные руки. Мне надо научиться сражаться, ильх прав — фьорды не прощают слабости.
— Хорошо. Я помогу.
И сразу ощутила облегчение. Словно обрадовалась возможности задержаться в Карнохельме…
Но вот размышлять, почему — не хотелось. К сожалению, я знала ответ.
И на миг показалось, что он не отпустит мою руку. Не отпустит меня. Полумрак затягивал в свои сети, обнимал, подталкивал нас друг к другу. Я видела мерцание в глазах ильха. Но он лишь кивнул.
— Тогда начнем утром. И вот еще… — его голос внезапно охрип. — Сегодня после заката оставайся в башне. Не выходи из своей комнаты, запри дверь и никому не открывай. Так будет лучше… для тебя.
Развернулся и торопливо вышел. Словно за ним дикие волки гнались!
Я покачала головой. Будто самый бесстрашный воин Карнохельма боится оставаться со мной наедине!
ГЛАВА 20
Я вернулась в башню и чуть не налетела на Тофу.
— Энни! Покажи руки! — прислужница осуждающе поцокала языком. — Ох уж эта Трин! Нет сладу с девчонкой! Норовистая, как дикая кобылица! Испортила мне помощницу, а я ведь думала отправить тебя на кухню, крупу перебирать! И что теперь? С такими руками от тебя толка не будет!
Я кивнула.
— Скорей бы вёльды ушли, — буркнула женщина. — Ох, болтаю с тобой… Праздник вечером, а я ничего не успеваю! — воскликнула прислужница и, кинув еще один сожалеющий взгляд на мои повязки, убежала.
Праздник? Но спросить я не успела, прислужницы рядом уже не было. А в самой башне стало как-то неожиданно многолюдно и шумно. Дверь хлопала без остановки, впуская женщин, и все они бежали, говорили, спешили! Я отошла в сторонку, потому что меня едва не снесли девы с огромными корзинами. Башня стала похожа на огромный пчелиный рой, в котором все что-то делали, а самое главное — что-то понимали.
Я ничего не делала и ничего не понимала, поэтому сочла за лучшее потратить монеты и наконец купить себе необходимые женские мелочи. Никто меня не остановил и не окликнул, когда я вышла из башни и направилась к устрашающему мосту-парапету, прилепившемуся к скале. Стараясь не смотреть вниз, я доползла до основной части города. Пошла мимо домов, все дальше углубляясь в паутину улиц и с интересом рассматривая жизнь Карнохельма. Вот прошла красавица-дева, неся корзину с бельем, вот стучит молотом под навесом кузнец, вот носятся мальчишки, растопырив руки и изображая полет хёгга. Я улыбнулась последним, проходя мимо. Хёгги были повсюду — каменные. Они держали чаши с углями на стенах домов, взбирались по скалам черными изваяниями, возвышались над крышами, угрожающе растопырив крылья и оскалив пасти с железными клыками. Некоторые выглядели столь правдоподобно, что я порой шарахалась в сторону, увидев вылезающего из брусчатки дракона. Похоже, каждый житель Карнохельма считал своим долгом украсить жилище каменным или железным чудовищем.
Возможно, они верили, что изваяния их защитят.
Встречные ильхи провожали меня взглядами, но вопросов не задавали, лишь глазели. А я рассматривала то, что скрывали деревья и густые заросли — разрушенные дома. Их было много. Остановившись у одного, я тронула пальцем остаток стены и вздрогнула. Камни обожгли холодом. А ведь даже дорога хранила тепло весеннего солнца. Но на развалинах дома вился морозный узор, словно гранит впитал вечную стужу. Такой дом даже нет смысла восстанавливать, внутри поселилась зима.
Ледяные драконы, вот кто это сделал. Их дыхание способно и камень превратить в стекло, так говорила Тофу. Рассказывать о снежных чудовищах прислужница не хотела, но кое-что узнать все же удалось. Дикая стая нападает на Карнохельм уже много лет. Жители что только не делали, чтобы избавиться от напасти, но все безрезультатно. Лишь после Билтвейда ледяные исчезали на несколько месяцев. Пояснять последнее Тофу не стала и явно разозлилась.
Я снова погладила ледяные камни и нахмурилась. История с нападениями не давала мне покоя, потому что часть меня отказывалась верить в причастность Ледышки. Хотя разум и твердил, что хёгг — дикий зверь, и мне не стоит его оправдывать.
Но почему я знаю этого дракона совсем другим? Да, хёгги — хищники, но вокруг Карнохельма полно зверья, зачем нападать на город и людей? Разве это не странно?
Из-за сосен потянуло ароматом выпечки, и мой живот заурчал, напоминая о пропущенной трапезе. Я двинулась вперед, жадно принюхиваясь. И оказалась на широкой улице. С двух сторон здесь примостились под открытыми деревянными навесами торговцы. Я с любопытством осмотрела поделки из камня и железа — начиная от посуды и заканчивая изящными браслетами и бусами. Мастерство местных ремесленников поражало, и я лишь хлопала глазами, удивляясь. У юной девочки в глубине улице я выбрала несколько лент для волос и гребень, чтобы не расчесываться пальцами. Сложила покупки в тканевый карман-мешок, пристегнутый к поясу, и двинулась дальше. Похоже, на этой улице можно было купить все, что душе угодно, начиная от тканей и украшений и заканчивая едой. В стороне исходили ароматным паром котлы с густой похлебкой, рядом шипела на углях рыба и сочные куски мяса. А еще тут продавали сладости.
Я облизнулась, размышляя, чем угоститься. И не успела решить, как рядом выросла фигура молодого ильха.
— Бери, тебе понравится, — со странной интонацией сказал он, протягивая сдобный крендель. — На меду, сла-адкий. Хочешь?
Я покосилась на подарок и мотнула головой. Все же уроки Рагнвальда даром не прошли, и что из рук мужчин не стоит брать еду, я усвоила. Отступила и почти налетела на другого ильха, подошедшего сзади. У этого в руках была глиняная кружка, полная сочных ягод.
— Лучше возьми у меня, — с той же тягучей нотой в голосе протянул незнакомец.
Ильхи — оба черноволосые и молодые — смотрели на меня с одинаковыми улыбками и ожиданием в глазах. У того, что с кренделем, радужки глаз были черными, как деготь, плечи укрывал роскошный серебристый мех, а лицо перечеркивал шрам. А у того, что стоял справа, глаза светились темным янтарем и его торс закрывала лишь кожаная безрукавка. И у обоих на боку красовались тяжелые мечи!
Я нервно сглотнула.
Темноглазый зыркнул недовольно на соперника и снова улыбнулся мне.
— Не хочешь крендель, возьми орехи или сладкое молоко! За такую деву я ничего не пожалею!
— Зачем тебе меченый ильх, пусть и с дарами, — хмыкнул янтарноглазый. — Возьми мои ягоды, не пожалеешь! Никто еще не пожалел, что пошел с Дьярви! За твои красные волосы и глаза цвета моря я буду любить тебя, как никто и никогда, вот увидишь!