На этот раз веселый шум из толпы зрителей длился намного дольше. Во время возникшей паузы, Селевёрстов, что-то быстро прошептал на ухо Буревому, после чего тот продолжил:
— Чтобы повысить накал состязаний, по просьбе атамана Селевёрстова и старейшин станицы Черняева в них будет участвовать казачий сын Тимофей Аленин. Говорят, он в пятнадцать лет отроду хорошо дерется с казаками приготовительного разряда. Посмотрим, так ли он хорош в стрельбе и наездничестве.
Буревой развернулся к атаману Селеверстову и, усмехнувшись в усы, сказал: «Зови своего героя».
Селевёрстов, повернув голову назад и, найдя меня в толпе, призывно махнул рукой. Увидев этот жест, как и обуславливались ранее я выбежал перед строем казаков и, перейдя на строевой шаг, подошел к Буревому, вскинув руку к папахе, доложил: «Господин, войсковой старшина, Тимофей Аленин по вашему приказанию прибыл».
— Становись на левый фланг, Тимофей Аленин, — улыбаясь, отдал команду Буревой.
— Есть, — развернувшись, я добежал до левого фланга строя казаков и, соблюдая все требования, встал в строй.
— Ну, что же, — над полем снова загрохотал бас Буревого. — Начнем, помолясь. Вольно. Через пять минут первые шесть казаков выходят на линию огня. Разойдись.
Строй казаков рассыпался. Буревой, взяв под руку Селевёрстова, направился к своей свите.
— Всё готово, Пётр Никодимыч, мишени, махальные, трубач?
— Так точно, господин войсковой старшина. Всё согласно требований наставления 1884 года. Мишени все новые. Махальные назначены, и укрытие для них подготовлено. За каждой мишенью на линии огня закреплены казаки в звании не ниже младшего урядника. Поле на шесть мишеней оградили еще два года назад валами. Оцепление по валам выставлено. Всё готово к началу состязания.
— Тогда пойдемте к линии огня, понаблюдаем, как твои казаки отстреляются и чем меня удивит твой Тимофей Аленин, — Буревой махнув свите рукой, направился к линии огня, где уже собирались казаки, которым выпала очередь стрелять первыми. Поближе к линии огня стала подтягиваться толпа зрителей, для которых натянутыми веревками была обозначена безопасная зона.
* * *
Я стоял рядом с казаками-малолетками, которые ждали свое очереди для выхода на линию огня. Многие из них, особенно «отметеленная» нами с Ромкой семёрка казаков за исключением Афанасия Гусевского, смотрели на меня с неприязнью, которая усилилась, когда они рассмотрели, что в руках у меня восьмизарядный карабин Маузера, который я забрал у Ромки, стоявшего с моим снаряжением в толпе зрителей. Не обращая на молодых казаков внимания, я проверил, как ходит затвор у карабина, патроны в патронной сумке и, поставив карабин к ноге, замер. Судя по прошлогодним стрельбам, ждать своей очереди мне предстояло больше получаса.
Первые шесть казаков вышли на линию огня и встали напротив своих мишеней, находящихся в двухстах шагах. К ним подошли урядники, контролирующие стрельбы, проверили оружие «малолеток» и выдали по первому патрону. Дождавшись, когда все махальные спрятались в укрытие, а старший махальный урядник Лунин поднял шест с красным флажком, прозвучала команда старшего на линии огня вахмистра Митяя Широкого: «Стрелять». Выставив прицелы и зарядив карабины, смена, из положения стоя, сделала первый выстрел, после чего взяв «ружье вольно» стали ждать показа пуль.
После подачи сигнала «перестать стрелять», старший махальный опустил флаг и шесть махальных побежали к своим мишеням, указками показали стрелявшим казакам отметки пуль, отметили их на мишени и внесли результаты в листы отметок, после чего спрятались в укрытие.
Старший махальный поднял флаг, на линии огня выдали очередные патроны, новая команда «стрелять», и всё пошло по накатанному кругу. Пять выстрелов каждого казака, и новая смена из шести казаков выходит на линию огня.
Как долго, думал я, глядя на эти перестроения. Хотя, как говорили в советской армии, все уставы написаны кровью. Если не соблюдать требования имеющегося наставления по стрельбе, недолго и до несчастного случая. Уже две смены отстрелялись. Через три моя очередь.
Минут через двадцать шестая смена, состоящая из меня и еще трех казаков, наконец-то вышла на линию огня. Я передал восемь патронов к маузеру уряднику Науму Башурову, который отвечал за мой огневой рубеж и стал ждать, когда кто-то из махальных по нашей с атаманом Селевёрстовым задумке прикрепит лист бумаги, закрыв центр моей мишени. Вахмистр Шохирев махнул рукой, из укрытия махальных выбежал приказный Данилов, и, прикрепив к моей мишени лист бумаги, опять спрятался за стеной укрытия.
* * *
— Что происходит? — войсковой старшина Буревой недоуменно посмотрел на Селевёрстова.
— Господин, войсковой старшина, вы же хотели, что бы Тимофей Аленин удивил вас. Надеюсь, ему это удастся. — Атаман вытянулся по стойке смирно. — Разрешите ему сделать еще три дополнительных выстрела.
— Разрешаю. Ну, смотри у меня, Петр Никодимыч. Я должен быть действительно удивлен. — Буревой наставил на Селевёрстова указательный палец.
— Будете, Николай Петрович. Непременно, будете. — Селевёрстов развернулся в сторону линии огня и махнул рукой.
По его взмаху взвился флаг старшего махального, урядники быстро проверили оружие у смены на линии огня, выдали по патрону, и прозвучала команда «стрелять».
Я смотрел через прорезь прицела на мишень метрах в ста тридцати от себя: «Да, не та стена сарая, в которую я стрелял на „экзамене“ у Селевёрстовых, но размеры тоже нормальные. Где-то два на полтора метра, посредине белая полоса сантиметров в сорок, а на ней по центру полоса черного цвета шириной сантиметров восемь-десять. Круг в центре закрыт листом бумаге. На контрасте цветов все хорошо видно. Начнем».
Отстреляв со сменой, пять патронов, я по разрешению вахмистра Шохирева выстрелил еще три раза и стал ждать результатов.
Махальные с листами отметок подошли к столу, где сидел секретарь станицы, который вносил результаты состязаний в журнал стрельб. К столу подтянулась свита Буревого с ним во главе.
— Удивляй, Петр Никодимыч, — войсковой старшина разгладил усы, стряхивая с них иней. — Удивляй меня.
— Вот, смотрите. — Селевёрстов передал Буревому лист бумаги с мишени Аленина, который ему только что доставил приказный Данилов.
Войсковой старшина взял в руки лист бумаги, осмотрел его, крякнул и вернул назад атаману.
— Удивил, атаман. Удивил. — Буревой задумчиво поглаживал правый ус. — Покажи господам офицерам, как стрелять надо.
Селевёрстов развернул лист, показывая его свите и казакам, которые стояли за ней. Раздались ошеломленные возгласы. По центру листа было восемь пробоин от пуль, которые образовали ровную букву «А».
— Зови сюда Аленина, — войсковой старшина, взял из рук атаман лист с пулевыми отверстиями и, сложив его пополам, спрятал в нагрудный карман шинели.
Селевёрстов мотнул головой в сторону Данилова: «Позови». Приказный, развернувшись, побежал к строю казаков, которые в двух шереножном строю стояли рядом с огневым рубежом, ожидая результатов состязания.
— А ты пока, Пётр Никодимыч, расскажи мне, откуда у безусого казака Аленина новейший восьмизарядный карабин Маузера. — Буревой взяв атамана под локоть, повел его в сторону, чтобы поговорить наедине.
— Николай Петрович, может вы слышали, около десяти месяцев назад хунхузы пытались угнать наш станичный табун и пару косяков старшего урядника Савина с его знаменитым жеребцом Вороном.
— Слышал, но без подробностей.
— А какие подробности то. Тимофей Аленин всех хунхузов и побил тогда. Двадцать одного варнака на тот свет отправил. Сам был ранен. Но выжил.
— Нет, я слышал про тот набег. Но подвиги одного казачка против тучи хунхузов посчитал домыслом. А получается, действительно молодой Аленин всех один порешил?
— Так точно, господин войсковой старшина. Один и всех. Нам строевых коней спас и Савину его Ворона с кобылицами. И не молодой, а единственный Аленин. Дядька Афанасий полгода как представился. А остальные до этого сгинули.
— Да, заслуженный казак был. — Буревой сняв левой рукой папаху, перекрестился. — Царства им всем небесного.
— Только ты мне, атаман, зубы то не заговаривай. — Войсковой старшина, надев папаху, поправил её двумя руками. — Откуда маузер?
— Да припрятал его во время боя с хунхузами Тимофей как трофей. А когда в себя пришел от ранения и сказал, поздно уже было. В Благовещенск доложились, всё с китайцев сдали. Премию получили. А Тимоха с этим карабином, чуть ли не спать ложился. Вот и оставили ему.
— Ох, темнишь, Пётр Никодимыч. Не один карабин припрятал, чую.
— Ну, так, что с боя взято, то свято, — пошутил Селевёрстов.
— Свято, свято. Ладно. Пошли назад, встречать твоего героя. Но в будущем смотри. С трофеями чтобы всё строго было! Понял?
— Так точно, всё строго будет.
* * *
Я стоял в строю на левом фланге и как все наблюдал за выдвижением махальных с листами отметок к столу секретаря. Дальше увидели, как к столу подошла свита во главе с Буревым. Затем примчался приказный Данилов и сказал, что меня войсковой старшина вызывает. А сам щерится во все тридцать три зуба, потом ткнул меня кулаком в плечо и показал большой палец. Под недоумевающие взгляды казаков-малолеток из строя, я побежал, придерживая карабин на плече к свите Буревого, который вместе с Селевёрстовым стояли чуть в стороне.
Подбежав к войсковому старшине, который вместе с атаманом вернулись к свите, хотел доложить о своем прибытии, но тот остановил меня движением руки:
— А скажи мне Тимофей Аленин, ты только букву «А» можешь, стреляя, нарисовать или другие тоже и почему именно буква «А»?
— «А» потому что Аленин, а для Вас могу букву «Н» нарисовать, Николай Петрович.
— Вот, стервец! — захохотал Буревой, которого тут же поддержала его свита.
— А давай букву «Н», а то что-то мне до сих пор не верится, что так стрелять можно, — старшина строго взглянул на меня. — Не шельмовали?
— Никак нет! — чуть ли не в один голос ответили я и атаман Селевёрстов.
— Тогда вперед на линию огня, Аленин! — повелительно махнул Буревой.
— Господин войсковой старшина, разрешите… — начал я.
— Что ещё! — недовольно прервал меня Буревой.
— Разрешите все восемь выстрелов сделать на один флаг. Заодно и скорострельность карабина Маузера все увидят, — продолжил я.
— А давай, Аленин. Посмотрим на эту хваленую немецкую механику, — улыбаясь, махнул рукой войсковой старшина.
Я развернулся кругом и побежал на линию огня.
— Что-то не очень радостен твой Тимофей? — спросил Буревой атамана Селевёрстова.
— Так по вашему приказу, он еще на четыре рубля влетел. А он у нас не жадный, но домовитый! — рассмеялся Селевёрстов.
— На какие четыре рубля? — удивился войсковой старшина.
— Так он стреляет своими патронами. А их на ярмарке в Благовещенске купил по рублю за две штуки. И то ещё ему повезло найти какого-то корейца. А так дешевле, чем по рублю за штуку не укупить было. Редкость. Так что восемь рубликов долой, а еще может при стрельбе с лошади на скаку на полтора рубля выстрелит.
— А почему не за казенный счет стреляет?
— Петр Николаевич, Тимофей в реестре еще не числится, да и кто мне списать шестнадцать патронов по пятьдесят копеек за штуку даст, когда к карабину Бердана они по шесть копеек идут.
— Да… Ладно, придумаем, как твоему домовитому помочь деньгами или патронами. Всё. Вперёд на линию огня. — Буревой энергичным шагом направился к стрельбищу. Свита потянулась за ними, а за ней все более увеличивающаяся толпа из зрителей.
Я прибежал на линию огня и направился к вахмистру Шохереву, который стоял с урядниками отдельной группой.
— Господин вахмистр, разрешите обратиться? — сказал я в спину Шохереву.
— Ну чего там, Тимоха, — Митяй Широкий улыбаясь, повернулся ко мне. — Данилов уже рассказал, какую ты букву «А» нарисовал на листке. Молодец, казак!
— Господин войсковой старшина приказал мне на один флаг восемью выстрелами букву «Н» нарисовать. Не поверил. Говорит, шельмовали.
— И ты расстроился? Нарисуй ему букву «Н», — Митяй ткнул меня в грудь своим кулачищем.
— Ага, еще четыре рубля долой, — чуть не плача сказал я. — Они то за казенный счет стреляют, — кивнул я на строй казаков-малолеток, — а я за свои.
Шохирев и урядники рассмеялись.
— Не журись, казак. За то о тебе сам заместитель командира нашего полка теперь знает. Это тебе не булка с маком! — хлопнул меня по спине младший урядник Башуров. — Со мной он ни разу за два срока службы не говорил. А Тимоху Аленина в лицо и по имени знает. А ты еще даже не казак!
— А чего ты не из берданки стреляешь? — спросил Алексей Подшивалов. — К ней патроны не дороже 10 копеек стоят.
— Да что в дедовой, что в отцовской стволы расстреляны. С них я бы так точно не попал.
— Всё, тихо! Войсковой старшина подходит. — Шохирев развернулся в сторону подходившей свиты и Буревого. Дождавшись, когда Буревой выйдет на площадку линии огня, Шохирев скомандовал «смирно» и побежал докладывать:
— Господин войсковой старшина, по вашему приказанию на линии огня готовятся к проведению стрельб восемью патронами на один флаг по одной мишени. Старший на линии огня вахмистр Шохирев. — Митяй «Широкий» сделал шаг в сторону, освобождая дорогу Буревому.
— Вольно! — кратко отдав честь, пробасил войсковой старшина и двинулся вдоль по линии огня. — Показывай, вахмистр, как готовитесь.
— Во-о-ольно!!! В настоящий момент урядник Башуров получил и осматривает восемь патронов для карабина казака Аленина, — начал Шохирев, сопровождая своего заместителя командира полка.
— Казака? — остановился Буревой, вглядываясь в лицо вахмистра.
— Так точно, господин войсковой старшина. — Вытянулся во фрунт Шохирев. — Те из казаков, кто видел, что Тимофей Аленин совершил на берегу Амура, когда отбивался от хунхузов, давно его считают казаком, не смотря на возраст.
— Хмм… Интересно. Продолжайте вахмистр.
— Сейчас кто-то из махальных вместе со старшим махальным отнесут лист к мишени, и по команде Аленин на один флаг отстреляется восемью патронами.
— Это хорошо. Только лист на мишень прикрепит… — Буревой повернулся к свите. — Корнет Блинов, не в службу, а в дружбу прикрепите лист к мишени и потом назад его принесите.
— Есть, ваше высокоблагородие! — корнет отделился от свиты и вместе с приказным Даниловым, который по знаку Шохирева прибежал от группы урядников, пошли к столу секретаря стрельб, где находились махальные. Через пару минут группа из старшего махального урядника Лунина, приказного Данилова и корнета Блинова направилась к мишеням, где корнет прикрепил лист бумаги на крайнюю мишень и вместе с Даниловым скрылись в укрытии. Старший урядник Лунин, взяв горизонтально к земле шест с флагом, стал ждать сигналы трубы.
Всё это время Буревой, остановившийся посредине линии огня на шесть мишеней, стоял заложив руки за спину и покачиваясь с пятки на носок и обратно. За ним столбами застыли атаман Селевёрстов и вахмистр Шохирев. Свита тоже напряженно молчала. Строй казаков приготовительного разряда Черняевской сотни, который атаман Селевёрстов успел развернуть лицом к мишеням, хотя и прозвучала команда «вольно» застыл неподвижным монолитом. Группа урядников, стоявшая на линии огня, также застыли, боясь лишний раз напомнить о себе Буревому, так как не понаслышке знали о его крутом нраве.
Наконец, увидев, что мишень готова, Буревой развернувшись к Шохиреву и Селевёрстову резко произнёс: «Командуйте!».
Шохирев, козырнув, повернулся к группе урядников, с которыми стоял и Тимоха Аленин скомандовал: «Младший урядник Башуров, Тимофей Аленин на линию огня первой мишени бегом….марш!» Дождавшись, когда Башуров и Аленин займут место напротив своей мишени, вахмистр дал команду трубачу. Прозвучал звук трубы, старший махальный поднял флаг, и тут же прозвучала команда Шохирева: «Стрелять!»
Услышав команду Шохирева, я один за другим вогнал восемь патронов в подствольный магазина карабина, выставил прицел и посмотрел на мишень, выравнивая дыхание. Особо не торопясь, произвел восемь выстрелов из карабина, затратив чуть больше минуты на всё. Дождавшись сигнала «перестать стрелять», собрал свои гильзы, сложил их в подсумок, и, взяв карабин на ремень, застыл, ожидая дальнейших команд.