— Это и мой дом тоже! А насчет написать… Попробуйте! — яростно сверкнула она глазищами. — И я точно вас пристрелю!
Я выдохнул.
— Пристрелите? Уж не из моего ли ружья?
Ее глаза предательски забегали.
— Понятия не имею, о чем вы.
— Да вы просто святая добродетель! — Я сделал два шага, разделяющие нас, и навис над рыжей, уперевшись ладонью в стену. — Ружье где?
— Я не знаю, куда вы его дели. Наверное, потеряли. Может быть, в лесу.
— В лесу? — опешил я. — Ты что, выкинула в лес почти новенькую двустволку? Ты чокнутая?
— Я не люблю, когда мне угрожают оружием! — вскинулась она.
Я подышал, чтобы не придушить мерзавку. А то руки чесались. Потом схватил ее повыше локтя, дернул.
— Идем.
— Куда? — захлопала она ресницами.
— В лес! — оскалился я.
— Зачем?
— Закопаю тебя! Чтобы не мучилась!
— Ну ты и скотина!
Ух ты, решилась, надо же.
— Еще какая. Так что шевели своими малиновыми туфельками и показывай дорогу.
Глава 11
И не придумав ничего лучше, Заяц достал свою любимую кружку с незабудками…
Неблагодарная свинья, вот кто он, этот Шерх Хенсли! Я его, значит, отогрела, пожалела, еды принесла, а он? Конечно, ружье забрала, хватит с меня того, что он этим ружьем мне в лицо тычет!
Мерзавец!
В лес потащил!
Гад!!!
Ну, я ему устрою!
Хенсли топал рядом, крепко держа меня за руку. Как клещами вцепился! От того улыбающегося человека, что целовал меня несколько часов назад, и следа не осталось, испарился! Теперь рядом снова был дикарь — отвратительный и наглый тип, которого очень хочется стукнуть чем-нибудь тяжелым.
— Куда ты его спрятала? — спросил гад, вертя головой.
На меня не глядел, словно ему было противно. А меня так и тянуло рассмотреть при дневном свете лицо без жуткой бороды. Твердый подбородок, четко очерченные губы, бледные впалые щеки… Глаза прищуренные, злые. Волосы нечесаные до плеч.
Отвернулась, когда поняла, что мы стоим, а Шерх также разглядывает меня.
— Уже пришли? — глупо спросила я.
— Это ты мне скажи, — поднял он бровь.
Я повертела головой. А красиво здесь. Лес шумит, пахнет молодыми листочками и травой, что уже укрывает солнечные прогалинки. У корней желтеют мелкие цветочки — красота. И вода бьется совсем рядом.
— Туда, — велела я.
— К роднику? — с подозрением спросил Шерх. Я кивнула. — Ты что, спрятала ружье там? — процедил он.
Я пожала плечами.
Родник бил в мелкое озерцо, разлетался на камушках драгоценными осколками и веселыми брызгами. Над струями дрожали в солнечном свете крошечные радуги, у бережка плескались мальки. Надо привести сюда Линк, ей понравится.
— Двустволка где? — рявкнул дикарь, отвлекая меня от любования. Хам. Тяжело вздохнув, я присела возле родника, внимательно рассматривая дно. Шерх процедил что-то насчет моих умственных способностей и сел рядом.
— Только не говори, что ты ружье в воду кинула, — почти простонал он.
Я резко вскочила и пнула дикаря. Тот не удержал равновесия, плюхнулся в воду.
— Холодно же, мать твою! Ненавижу холод! Убью! — заорал он так, что взлетели с деревьев птицы.
— Мать я не знаю, так что оскорбление не удалось! — торопливо выкрикнула я. — А ружье лежит дома в шкафу, если что!
Подобрала юбки и понеслась что есть мочи, пока истр Хенсли не выбрался из воды. Вот только не рассчитала, что бегать в штанах, пусть и мокрых, гораздо удобнее, чем в юбках и туфлях на каблуке! Дикарь догнал меня возле тех самых желтеньких цветочков, дернул за рукав.
— Стоять!
Я завопила, рукав треснул по шву. Вывернулась, метнулась, споткнулась о подло подставленный сапог и нырнула носом в землю. Тяжелое тело тут же навалилось сверху, грязные лапищи вздернули мне руки.
— Слезь с меня! — завопила я, извиваясь. — Ты мокрый! Гад!
— Да что ты? — процедил он мне в лицо. — Интересно, почему это я мокрый? Может, кто-то меня столкнул в воду? И очень нарывается на хорошую трепку? А?
Встряхнул меня свободной рукой.
— Отпу-у-усти-и-и!
— Извиняйся!
— Что?
— Извиняйся, я сказал!
Снова встряхнул, я же примерилась, надеясь треснуть мерзавца коленом, но он словно почувствовал. Придавил мне ноги — не выбраться.
— Давай, извиняйся!
— Не буду! Хам и мерзавец!
— Еще как будешь, — пообещал он.
Перевернулся и одним движением сел, уложил вырывающуюся меня животом на свои колени.
— Пусти! Не трогай меня! Сволочь!
Вырваться не удавалось, как я ни вертелась, а держал этот гад крепко. И откуда только силы взялись? Недавно же только подыхал и скулил, как щенок? Надо было добить. Дура я.
— Ты что это задумал? — возмутилась, увидев, как Хенсли подобрал гибкую хворостину.
— Будешь извиняться? — спросил он.
— Обойдешься! Ай!
Ветка стеганула по мягкому месту.
— Ты сдурел? Отпусти немедленно! Да я тебя… Ай!
Еще один удар. Совсем не больно, но обидно как!
— Или извиняйся, или я задеру тебе подол, и будет хуже.
— Да иди ты к жротам!
— Я предупреждал.
Мои юбки взлетели и оказались у меня на голове. А зад в панталонах на виду. Хрясь! Я подпрыгнула от чувствительного удара, что обжег ягодицы. Слезы брызнули из глаз, не от боли, а от ярости. Да как он смеет? Меня никто и никогда пальцем не трогал!
— Убью! Пусти!
Хрясь!
— Уже хочешь извиниться?
— Я хочу, чтобы ты провалился в выгребную яму!
— А так?
Хрясь!
— Зря я тебя спасала! Надо было надавить подушкой и сказать, что сам сдох!
Хрясь!
— В следующий раз так и сделаю!
Хрясь-хрясь!
— Ненавижу-у-у!
Всхлипнула, потому что вдруг стало невыносимо жалко себя. И зачем я вообще сюда приехала?
— Эй, ты там что, ревешь? — донесся сверху осторожный голос.
— Да пошел ты.
Вывернулась из его рук, дикарь больше не держал. Вскочила, одернула платье и пошла к дому, сердито вытирая слезы.
— Постой.
Он снова схватил меня за руку.
— Оставь меня в покое! — заорала я. — Наказал? Доволен? Хочешь, чтобы я извинилась? Извини, умоляю, простите меня, истр Хенсли! Я верну твое ружье, и ты будешь снова тыкать им мне в лицо, угрожая пристрелить! Меня, Линк, кота, кто тебе еще не по нраву? — Стерла предательские слезы. — Жить мы тебе мешаем, да? Не волнуйся, уедем! Я думала, хоть здесь будет по-другому, а везде одинаково. Везде не ко двору. Везде… Из Лангранж-Холла этого поганого выживали, теперь отсюда… Да что такое-то? Сколько можно?
Он вдруг рывком прижал меня к себе, и я поняла, что стою, уткнувшись носом в мокрую куртку, пахнущую щелоком и мужчиной. А шершавые пальцы гладят мои волосы и шею.
— Ш-ш-ш, тише. Не надо кричать. Кажется… я погорячился. Прости меня, ладно? Не плачь, София. Я… отвык от людей. Что-то не то делаю… Вот только огрызаться и могу. Угрожать. Ладно, ты права. У меня поганый характер. Очень поганый. Сволочь я. Не повезло тебе, что тут скажешь…
Я замерла, вслушиваясь в его голос. Бархатный, мягкий. Как мех на его постели. Как поцелуи. Он словно гладил, этот голос, так же, как и руки. Ласково обволакивал в надежный кокон, защищая от всего на свете. Такому голосу хотелось верить. А еще — закрыть глаза и слушать, слушать… Слова, рокочущие звуки, мягкие нотки, проникающие под кожу…
Ужас какой.
— Я просто слегка… ненормальный.
— Я заметила!
Вырвалась и отвернулась, потерла глаза.
— Софи, посмотри на меня. Пожалуйста.
— Не буду, — буркнула я.
— Упрямая, — со смешком произнес он, снова пленяя голосом. Вот же… Гад ползучий! — Расскажи мне про этот… Лангранж-Холл.
— Не буду я ничего тебе рассказывать.
Еще один смешок.
— Я покажу тебе гейзер.
Я навострила уши. Вот это уже интересно. Покосилась на него через плечо. Стоит, щурится, улыбается краешком губ. Все-таки надо было его того… подушкой.
— Завтра покажу. Вчера там шел пар, значит, уже скоро проснется. Красивое зрелище.
— Что мешает мне пойти туда самостоятельно? — фыркнула я.
— Я установил возле гейзера ловушки и капканы, — любезно пояснил дикарь. — Чтобы всякие самостоятельные не шлялись.
— Ты сумасшедший!
Я открыла рот. А если бы мы с Линк туда отправились?
— Точно, — блестя черными глазами, хмыкнул он. — Ну, так как? Расскажешь?
— Не знаю. — Сдаваться так просто я не собиралась. — Подумаю.
И вскинув подбородок, отправилась к дому, не обращая внимания на топающего сзади Шерха. Впрочем, он не топал. Шел бесшумно, не задевая ни одной ветки. Но я чувствовала, что он рядом.
Глава 12
…достал мешочек своего любимого чая, которого оставалось совсем на донышке, потому что Заяц очень любил чай…
Интересно, как получилось, что, требуя извинений, я извинился сам? Несколько раз.
Над этим вопросом я размышлял все дорогу до дома. Ну и еще о ягодицах, натянувших батист панталон. Смотрел на рыжий затылок, вспоминал, хмурился. Как получилось, что эта девчонка орет на меня, а мне хочется ее утешить? Странно. Непонятно.
За оградой рыжая направилась на свою половину, демонстративно не глядя на меня. Я пошел к себе, вздрагивая от капель, холодящих кожу. Боль пока затаилась, видимо, решив, что хватит с меня, малахольного, и вчерашнего. Но мокрая одежда весьма неприятно липла к телу, хотелось содрать ее и согреться.
И еще поесть. Тошнота, кажется, отпустила, так что, быстро переодевшись, я сунул в рот кусок вяленого мяса, пожевал. Пресно. Невкусно. Хотелось пирога с телятиной. И яблоко. И горячий кофе с белоснежными меренгами. И рыжую.
Рыжую особенно.
Выплюнул мясо и со злостью пнул стул, который, не выдержав, развалился. Много чего хотелось. Это и плохо. София ворвалась в мою жизнь, словно шторм, заставила бурлить тихие стоячие воды, где давно вымерли все чувства. Заставила желать, вспоминать, жалеть… о том, чего не будет. О невозможном. Это очень трудно — хотеть невозможное. Вот точно знать, что не случится, а представлять.
Больно. К боли я привык, сроднился с ней. И привык отказываться от всего, что может взбаламутить трясину моей жизни. И это рыжее пламя — лишь краткий миг. Весть из Кронвельгарда, от которой я не могу отказаться. Должен бы, но не могу. Хочу узнать, как поживают матушка и Гордон, и младшая сестра Тереза… Они давно вычеркнули меня из своих жизней, я постарался забыть. Очень постарался. Не могу сказать, что у меня получилось. Но воспоминания перестали вызывать глухую тоску и чувство обиды. Свыкся. Говорят, люди со всем свыкаются.
Стук в дверь отвлек меня от прошлого и вернул в настоящее.
На пороге стояла девочка. Линк. Смешное имя.
— Привет.
Она широко улыбнулась.
— Привет.
Я помолчал, не зная, что говорить. Не умею разговаривать с детьми. Кажется, со взрослыми уже тоже разучился. А вот с этой малявкой и вовсе… о чем?
— Ты здесь живешь?
Она похлопала ресницами, совсем как София.
— Точно.
— Логово Злыдняклюта? — с придыханием произнесла она.
Я запустил пятерню в волосы, подергал.
— Угу. Оно.
— Ты теперь не похож на Злыдняклюта, — как-то обиженно сказала Линк и постучала пальцем по своему подбородку, напоминая о моей бороде.
— А на кого я похож?
— На ледяной шторм. Северный Ветер, — подумав, решила девочка. Даже лобик нахмурила от усиленных размышлений. — Он живет на самой высокой горе, самой белой скале, в самом холодном доме. Там все изо льда. Он живет один, и радом с ним не растет трава. Это плохо.
Я нахмурился и снова подергал себя за волосы. Да, общение с детьми — это не мое. Ни хрена не понял. Линк вытянула шею, заглядывая в комнату за моей спиной.
— А можно посмотреть?
Я нахмурился еще сильнее. Только мелких девчонок мне там не хватало. Да и неубрано к тому же…
— Ты зачем пришла?
Линк тяжело вздохнула, потом снова улыбнулась.
— Тебя Софи зовет. Пойдешь?
— А надо? — развеселился я.
— Надо, — серьезно ответила девочка. И с надеждой снова заглянула за мою спину. — А у тебя еще печенье есть?
Тоже наглая. Две наглые захватчицы. И жаль, что печенья у меня нет.
— Извини, — развел руками.
И правда жаль. Из-за огорчения на этой круглой мордахе захотелось тотчас броситься в город за печеньем. Докатился.
— Ну ладно, — махнула рукой девчушка и запрыгала с ноги на ногу. — У нас еще пирожное осталось. Его принесла истра Леон! И яблоки! И сушеные персики. Знаешь, как вкусно?
— Любишь сладости? — глупо спросил я.
— О-о-очень, — Линк закатила глаза, изображая. И тут же огорчилась: — Только мне их редко дают.
— Почему?
— Вредные. Ну и стоят дорого, — спокойно пояснила девочка. — А денег нет. Зато скоро будет виноград! — оживилась Линк и снова запрыгала. — И персики! И вишни! Ты ел вишни? Ты их любишь?
— Давно не ел, — растерянно сказал я, пытаясь понять, что меня царапнуло. Присел возле девочки. — Линк, а почему ты сказала «Софи»? Не «мама»?
— София не моя мама, — легко улыбнулась крошка. — Она меня отобрала.
— То есть как это? — изумился я.
Значит, малышка не дочь Гордона?
— Забрала у бродячих артистов. Они заставляли меня ходить по канату. И еще в коробку засовывали. И другое… разное. Еду не давали, чтобы я не растолстела. Иначе в коробку не влезу. И воду тоже иногда…
Боль снова тронула когтистой лапой, провела по сердцу. Или что там у меня еще осталось? Линк говорила без доли жалости к себе, с улыбкой, словно сказку рассказывала. А мне хотелось придушить тех мерзавцев, что зарабатывали на девочке деньги.
— Софи их подожгла, — радостно закончила малышка.
— То есть как?
— Ночью. Знаешь, как горело? До неба! Только ты никому не говори, это наш секрет!
Я покачал головой. Рыжее пламя в действии.
— Ладно, не скажу. Ты бы тоже… молчала.
— Тебе можно, — уверенно заявила крошка. — Ты хороший.
Я поднял брови, с подозрением рассматривая девочку. Издевается, что ли? Так вроде мала еще. Но та сияла улыбкой и выглядела на редкость искренней.
— Ладно, идем к твоей Софи, — пробормотал я, не зная, что еще сказать. А потом добавил:
— А София какой ветер?
Линк посмотрела на меня круглыми глазами, словно в жизни не слышала ничего глупее.
— Ты что, совсем ничего не понимаешь? Софи не ветер!
И, кивнув так, словно открыла мне тайну мироздания, гордо удалилась. Я почесал подбородок, вновь жалея о потерянной бороде. Не ветер. Ясно.
* * *
И зачем я позвала этого дикаря? Ведь пока шла, приняла решение ни за что с ним не разговаривать! А потом вот передумала. И зачем?
Хотя, может, он и не придет. Скорее всего, не придет. Хорошо, не надо ко мне приходить…
— Добрый вечер, истра Лэнг.
Насмешливый голос заставил подпрыгнуть и обернуться.
Шерх Хенсли стоял на ступеньках террасы. Мокрую одежду ему пришлось сменить, и теперь вместо привычной куртки на соседе красовался свитер из грубой коричневой шерсти с заплатками на локтях. И полотняные штаны. Только ботинки остались теми же. И неизменно хмурый взгляд.
— После того что между нами было, кажется, можно перейти на «ты», — небрежно махнула я рукой.
Сосед довольно, хоть и криво улыбнулся.
— Того, что было? Ты о порке в лесу?
— Я том, как ты скулил и просил согреть тебя, — нежно ответила я, отчего улыбочка мигом увяла. И добавила: — Чай?
Шерх Хенсли недовольно сверкнул глазами и сел на край стула с продавленной спинкой.
— Что с тобой, спрашивать не буду, — успокоила я.
Он нахмурился, бросил сипло:
— Я не заразный.
— Я не переживаю. По крайней мере, за себя.
Он кивнул. Минуту помолчали, рассматривая друг друга искоса и пытаясь решить, в каком ключе разговаривать. Нападать и обороняться или?..
— Ружье отдашь? — примирительно спросил он.