Когда я пришел в себя снова, то первой мыслью, которая посетила мою многострадальную голову, было то, что я лежу на роскошной перине. Причем голышом и почему-то с заживо содранной кожей. Боли, правда, почти не было, потому что еще в подвале я отключил болевые рецепторы, но ощущения остались наимерзейшими.
Увы… насчет содранной кожи я, похоже, был прав, потому что мельтешащие вокруг моего лица щупальца оказались покрыты множеством крохотных отверстий, в которых белели сотни таких же крохотных зубов. Когда одна такая дрянь лениво мазнула меня по щеке, на покрывающем кожу слое льда осталась длинная ссадина, по которой вскоре мазнуло другое щупальце. И если мои ощущения верны, то тысячи таких же отростков сейчас впивались в мое тело и медленно, со вкусом, выгрызали в нем целые коридоры.
Больше всего, насколько я мог видеть, их скопилось на животе и на груди, потому что именно там была сосредоточена сжавшаяся в комок Тьма. Да, та самая драгоценная Тьма, ради которой оголодавший вампир не побоялся притащить меня в свое логово.
О его размерах судить я не мог — для этого попросту не хватало данных. Но судя по раздающемуся отовсюду чавканью, периодически прерываемому сладострастным причмокиванием и гулкими стонами, логово твари расположилось в какой-то каверне. Если верить эху, довольно большой, но точнее я, к сожалению, определить не мог.
Второй вывод, который я сделал, прислушиваясь к раздающимся звукам, это то, что в логове обитало несколько вампиров. Самый большой, на чьем необъятном теле я, по-видимому, и лежал в виде этакого десерта, лакомился наиболее сочными кусками, одновременно с этим присосавшись к ауре — от него исходили низкие, гулкие и отдающиеся долгой вибрацией в теле стоны. А твари поменьше попискивали где-то в стороне. Причем навскидку я насчитал целых пять разных тональностей, которыми нежить сопровождала поедание меня любимого.
Выводы, прямо сказать, были неутешительными. За то недолгое время, что я пробыл на нижнем уровне, я успел досконально промерзнуть, ослабнуть и обледенеть. Живых мест в моем теле с каждым мгновением становилось все меньше. Присосавшиеся к ауре твари жадно высасывали из нее энергию. А от меня требовалось лишь спокойно лежать в окружении целого сонма зубастых щупалец и терпеливо дожидаться финала.
Мысленно посетовав на собственную промашку, я снова прислушался к себе и, обнаружив, что крохотный комочек Тьмы, до которого так рьяно пытались добраться твари, еще не погас, бережно потянулся к нему мыслью. Такой маленький, слабый… совсем уже крохотный темный огонек, больше похожий на тлеющую искру…
Но, как известно, даже из одной искры можно раздуть настоящий пожар. Для этого необходимо было лишь подходящее топливо. А для того, чтобы убивать во Тьме, от меня требовалось совсем немного — желание. И именно его-то у меня было в достатке.
К несчастью для нежити, я хранил в себе Тьму достаточно давно, чтобы не обращать внимания на такие мелочи как боль, обмороженные руки или парализованные конечности. Тьма была для меня и защитой, и одновременно оружием. И по первому зову наполняла любую часть тела, которой мне вздумалось отнять у кого-то жизнь. А на этот раз желание мое было так велико, что одних рук или ног для этого не хватило, поэтому я позволил Тьме буквально растечься по телу. Подарил ей свободу. И со спокойной душой отдался на ее волю, надеясь, что живущей во мне ненависти к тварям будет достаточно, чтобы спалить тут все дотла.
Когда моя кожа полыхнула живой Тьмой, вампиры за волновались, а мягкая «перина» подо мной болезненно содрогнулась. Затем по каверне поплыл мерзкий запах горелой плоти. Еще через пару мгновений тело подо мной забурлило и задергалось, словно вампира обварили кипят ком. Наконец по ушам ударил громкий болезненно-тонкий визг, которому вторил более низкий, похожий на раскаты грома, рев более крупной особи. После чего бледно-розовая пелена перед моими глазами ненадолго спала, и я наконец-то увидел, что собой представляют пресловутые вампиры.
Сказать, что вид беспрестанно шевелящейся розовой массы, больше напоминающей кусок освежеванной туши, не произвел на меня сильное впечатление, было бы неверным. Размеры вампира, чье тело заполнило громадную каверну от пола до потолка, действительно впечатляли. Как выяснилось, розовая дрянь была везде — подо мной, вокруг меня и даже сверху угрожающе нависали покрытые наростами складки. Сейчас они, правда, больше походили на подгоревший стейк, да и воняли соответствующе, но зрелище выглядело на редкость отталкивающим.
На свое счастье, наслаждался я им недолго — охвативший меня холодный огонь мгновенно перекинулся на исходящую стоном тушу. Над моей головой взвились и тут же сгорели дотла несколько сотен, если не тысяч зубастых щупалец. За первым рядом в мою сторону выстрелил второй, затем третий и даже четвертый ряд длинных отростков. Но все они моментально ссыхались от малейшего прикосновения к пламени, после чего безобидными черными снежинками осыпались на еще свежие ожоги.
Вскоре я почувствовал себя раскаленным слитком, который нерадивый кузнец нечаянно бросил на огромный и склизкий пудинг. Пылая, как факел, я медленно и неумолимо погружался в горящую плоть и плавил ее, словно горячий нож, воткнутый в мягкое масло.
Тварь подо мной все это время отчаянно извивалась и кричала, не переставая. Ее нежная плоть обугливалась прямо на глазах. А я, погружаясь в отвратительно воняющее месиво все глубже, тихо шалел, только сейчас по на стоящему сознавая ошеломительные размеры поселившейся здесь нежити и тот факт, что занятая ее тушей ка верна в действительности была в несколько раз больше, чем я мог себе представить.
Зато как я жалел в тот момент, что не чувствую рук и не могу заткнуть ладонями уши! И как отчаянно хотел уткнуть куда-нибудь нос, который отказывался вдыхать запах горелого! Вампир подо мной шипел, вертелся во все стороны, словно гигантский червяк на сковородке. И безостановочно орал так, что я был готов продать душу первому попавшемуся демону, лишь бы тварь хоть на мгновение заткнулась.
В какой-то момент вид мучительно оплывающих и разваливающихся на куски складок, грозящих вот-вот похоронить меня под собой, стал почти непереносимым, и я закрыл глаза, решив, что лучше сдохнуть от неизвестности, чем узнать перед смертью, что ты сдох, потому что разжиревшая тварь рухнула на тебя каким-нибудь неудобным местом.
Наконец падать я вроде бы перестал, а дважды разбитый затылок все-таки коснулся пола. Лучше от этого, правда, не стало, зато я внезапно понял, как чувствуют себя люди, которые умудрились одновременно обморозиться и обгореть.
Что? Говорите, такого не бывает? Ну, мне, значит, повезло. Как минимум в том, что промерзшие до костей суставы постепенно оттаяли, и теперь я мог хоть ползком, но все же передвигаться.
Ощутив некоторую свободу действий, естественно, я не преминул этим воспользоваться. Но если нормальный человек постарался бы сбежать, то я, напротив, устремился к беснующейся твари. Видеть ее я, правда, почти не видел — каверну к тому времени до самого потолка заволокло густым черным дымом. Но так как дышать мне было не обязательно, то серьезным препятствием он не стал, а ориентировался я исключительно на звук и с мстительным удовольствием хватал изуродованными руками все, до чего мог дотянуться.
По расчетам выходило, что мелких я почти всех угробил — тоненький писк до меня больше не доносился. Да и медлительные они были — даже от меня не смогли убежать. А вот самая большая тварь упрямо не желала умирать и все еще громко орала, доводя меня до бешенства. Однако как я ни кружил по холодному полу, как ни пытался найти ее голову или чем там она думала, так и не смог отыскать ничего похожего.
— Сдохни, — шептал я растрескавшимися губами, с которых то и дело слетали черные искры. — Да сдохни же, тварь поганая! Когда ж ты кончишь орать?!
Вампир, чуя угрозу, забился в угол и тщетно попытался подтянуть к себе уцелевшие складки. Однако я был упорен. И зол. Поэтому со скрипом полз на шум, продолжая настойчиво шарить вокруг себя руками. Мгновенно сжигал все, чего касались мои обмороженные пальцы. Иногда поднимал голову и швырял сгустки огня прямо с рук, подозревая, что недобитый вампир мог попытаться сбежать через щели в стенах или потолке. Через какое-то время, конечно, падал. Затем снова поднимался на четвереньки. И упрямо полз дальше, стараясь не думать, что в какой-то момент даже мои резервы могут закончиться.
Собственно, они должны были закончиться уже давно — на нижнем слое, как показали эксперименты, я истощался гораздо быстрее. Однако в каверне оказалось не так холодно, как в самом городе-призраке. И, возможно, именно поэтому на поверхности я ни одной твари до сих пор не встретил.
Наконец, когда ползти стало совсем тяжко, моя макушка уперлась во что-то твердое. Сперва я решил, что все-таки добрался до стены, но вскоре сообразил, что стена не будет гудеть как колокол от соприкосновения с твердой черепушкой, и попытался изучить неожиданное препятствие, которое вовсе не походило на тело вампира, хотя оказалось достаточно большим, чтобы я не сумел найти его краев.
Подняв голову и прищурив отчаянно слезящиеся глаза, я все-таки сообразил, что на пути стоит здоровущая каменюка. Затем ощупал ее и решил, что наткнулся на большой стол. Проще говоря, опору, с помощью которой мог лучше обозреть окрестности и обнаружить затаившегося вампира.
Кряхтя и ругаясь на собственную немощь, я уцепился за край стола и заставил непослушное тело подняться. Но после этого изможденный организм попросту отказался повиноваться, и я ничком повалился на холодную как лед столешницу, успев в последний момент рухнуть на нее не плашмя, а боком. После чего со стоном перевернулся и пустым взглядом уставился на далекий потолок в надежде, что там найдется стимул пошевелиться.
Как оказалось, стимул действительно был. Прямо там, надо мной. В виде накрепко прилипшей к потолку толстой пиявки, уже ничем не напоминавшей то жирное страховидно, которое я с таким наслаждением жег.
Вампир потерял большую часть своей гигантской массы. Вокруг него больше не вилось ни единого щупальца. Он был почти так же слаб, как и я, поэтому попытался использовать единственную возможность сбежать от ополоумевшего мага. Однако, когда я оказался прямо под ним и наткнулся на ненавидящий, но совершенно разумный взгляд, оказалось, что силы у нас по-прежнему остались. У твари — на то, чтобы с яростным рыком отлепиться от потолка и рухнуть вниз всей оставшейся массой. А у меня — чтобы вскинуть дрожащие руки с изуродованными пальцами и выбросить ему навстречу два сгустка черного пламени, в которых вампир спекся прямо на лету, обдав меня напоследок целой россыпью дымящихся ошметков.
И лишь тогда в каверне наконец воцарилась блаженная тишина. Охватившее меня пламя измученно опало. Шипящая на полу плоть окончательно обуглилась. Погасли пугающе яркие отсветы на стенах. Перестала тлеть одежда на моей груди. После этого в пещере вновь стало темно, как прежде, а я блаженно прикрыл саднящие веки и тихо вздохнул. Потому что на ни что другое сил у меня попросту не осталось.
ГЛАВА 13
Пожалуй, впервые после приезда в столицу мне снился сон. На удивление яркий, со множеством мелких деталей и настолько реалистичный, что мне на какое-то время показалось, будто я и впрямь вернулся в далекое прошлое, чтобы взглянуть на некогда значимых людей.
Себя я ощущал при этом безнадежно больным и безумно уставшим от жизни стариком. Лежа на пушистой перине, я буквально утопал среди мягких подушек. С трудом держал голову над старательно взбитым одеялом, которое то и дело норовило меня придушить, и со все возрастающим изумлением смотрел на тех, кто пришел меня навестить.
Почему то моими гостями сегодня стали исключительно женщины. Рыженькие и черненькие, красивые и не очень… казалось, все леди, которых я когда-либо знал, сочли своим долгом навестить обессиленного героя. Некоторых я даже вспомнил. К примеру, вон та шатеночка в голубом платье когда-то заливисто хохотала над моими скабрезными шутками. Рыженькая красотка, к которой я однажды подкатил, воротила тогда от меня нос. С теми двумя брюнетками мы неплохо проводили время в одной из закрытых комнат известного среди столичной молодежи элитного кабака. Но это было так давно, что сейчас действительно казалось сном. Причем не самым удачным.
Вскоре среди вереницы проходящих мимо женщин начали попадаться и совершенно незнакомые лица. Большинство принадлежали леди в весьма почтенном возрасте, с которыми я ни сейчас, ни тем более в прежние времена не рискнул бы заигрывать. Сурового вида матроны, больше похожие на мегер, одна за другой проходили мимо, по пути кидая на меня одинаково внимательные взгляды. Некоторые при этом хмурились. Кто-то даже кривился. Несколько зачем то задержались возле постели. Но ни одна не произнесла ни слова, пока странная делегация не закончилась, а суровые леди не исчезли из поля моего зрения.
«Что за чушь?» — подумал я, прикрывая веки и сползая вниз по скользкой подушке.
Постель оказалась страшно неудобной. Шелковые простыни были холодными и склизкими, словно их специально смазали жиром, а пуховая перина — настолько тол стой, что я проваливался в нее с головой. Проблем добавляла и целая армия подушек, упакованных в такие же склизкие серебристые наволочки. И как я ни старался удержаться повыше, все равно упорно соскальзывал вниз, с раздражением провожая глазами вставшие на дыбы подушки, которые грозили утопить меня до конца.
О том, чтобы выбраться из этого кошмара, я задумался почти сразу, потому что барахтаться в мягком плену было настоящей пыткой. Опоры под ногами, как я ни старался ее нащупать, почему-то не было. Попытка выкрутиться из простыней успеха не принесла. Наброшенное сверху толстое одеяло оказалось таким тяжелым, словно вместо него на груди лежала могильная плита. Руки утонули где-то в глубине необъятного ложа, да так, что едва-едва могли стронуть окружившие меня стены. А что касается ног, то периодами я вообще их не чувствовал. Знал, что они где-то там. Яростно пинался, тщетно стараясь сбросить огромное одеяло. Но лишь еще больше запутывался и, тихо зверея от собственной беспомощности, все быстрее тонул в этом издевательски реалистичном кошмаре.
Наконец меня все это достало, и я рванулся прочь, в последнем усилии выпростав голову из-под тесно сомкнувшихся подушек. Хотел было кликнуть слуг, но тут заметил, что комната уже не пустует, и с надеждой взглянул на подошедшую к изголовью женщину.
— Миледи… — прохрипел я, уставившись снизу вверх на ее красивое, ухоженное, но полное грусти лицо.
— Для тебя я всегда буду просто Камней, Артур, — печально улыбнулась она и, протянув руку, откинула белую прядь с моего взмыленного лица. — Ты так много для меня сделал, что я не могла не прийти. Жаль, что это происходит так быстро. Но я не буду указывать тебе дорогу. Я верю: ты сильный. И сам со всем справишься. Поэтому, когда придет время, я с удовольствием тебя встречу и провожу по тому пути, который ты сам однажды выберешь.
Я непонимающе замер и сам не заметил, как снова стал неумолимо погружаться в подушечную пучину.
— Что происходит?!
Леди снова улыбнулась и молча покачала головой. А потом отступила на шаг и медленно истаяла в воздухе, до последнего держа меня строгим взглядом и словно пытаясь о чем-то сказать.
Окончательно перестав что-либо понимать, я забарахтался еще активнее, но силы были явно не равны. Меня упорно утягивало вниз, в море серебристых простыней и невероятно мягкой, но уже осточертевшей перины. Не хотел я на ней лежать. Я, может, и ослаб после схватки с нежитью, но еще не был ни старым, ни, хвала Фолу, больным. А значит, и разлеживаться было некогда. Я должен оттуда выбраться. Просто должен.
— Стой! — прохрипел я, бешено работая руками и отшвыривая упорно падающие сверху подушки. — Камия! Вернись!
— Позволь, я тебе помогу, — неожиданно раздался снаружи тихий голос, и мою ладонь обхватили прохладные, определенно женские пальцы.
Я без зазрения совести за них ухватился, но когда все же вынырнул наружу, то едва не отправился обратно — женщина, которая сидела на краешке постели и крепко держала меня за руку, была мне хорошо знакома. Белокурая. Поразительно красивая. Одетая в белое подвенечное платье и лучащаяся теплой, бесконечно родной улыбкой. А ее глаза… боже, как же давно я не видел этих глаз! Сияющих, бесконечно мне дорогих и горящих неподдельной любовью, которую могла подарить одна-единственная женщина на свете!