И все же неловкий момент случился, когда на площадку к нам поднялся возница, держа в руках небольшой чемодан генерала и мою скромную дорожную сумку. Дернувшемуся лакею он сообщил, что других вещей нет, только эти.
– А где же вещи вашей гостьи? – удивился Морроу.
Керам, оказавшийся к тому моменту за моей спиной, тихонько хмыкнул. Я почувствовала, как краснею, а генерал Шелтер с невозмутимым видом заявил:
– Все произошло несколько спонтанно. Я торопился выехать, поэтому госпожа Мира не успела как следует собраться. Ее вещи пришлют из столицы чуть позже.
Других объяснений никому не понадобилось, и я тихонько выдохнула, когда нас пригласили пройти в дом. Как бы там ни было, а за то, что генерал не стал лишний раз унижать меня перед своими людьми, я почувствовала себя благодарной ему.
* * *
Мне выделили угловую комнату на втором этаже. Два больших окна на смежных стенах наполняли ее воздухом и светом: сейчас это были последние огненные всполохи заката. В остальном обстановка напоминала спальню в городском доме генерала, где я провела предыдущую ночь. Разве что эта комната оказалась еще просторнее. Да тут можно ярмарку устраивать! Помимо платяного шкафа имелся еще и книжный, но полки его были почти пусты, пара десятков книг стояла отдельными группами на разных уровнях, перемежаясь статуэтками и маленькими вазочками без цветов. Я почему-то подумала, что протирать здесь пыль – настоящее мучение.
Огромная кровать с – кто бы сомневался? – балдахином притаилась в темном углу. Можно не беспокоиться о том, что по утрам меня будет мучить солнечный свет. Подумав об этом, я нервно рассмеялась. Хоть о чем-то можно не беспокоиться!
Рядом с книжным шкафом, в противоположном от кровати углу, стоял письменный стол. Я без особого интереса подергала ящики, но они оказались преимущественно пусты. Лишь в одном лежали письменные принадлежности и стопка бумаги.
Я успела еще оценить низкий широкий подоконник, тянувшийся под одним из окон. Он был усеян маленькими подушечками и при желании я могла бы использовать его как кушетку: сидеть, вытянув ноги, и любоваться открывающимся из окна видом. А благодаря тому, что особняк стоял на небольшом возвышении, вид открывался очень приятный глазу: на цветущий сад, изрезанный узкими тропинками, стекающимися к фонтану с замысловатой скульптурной композицией в центре. Чуть дальше виднелась беседка с белыми колоннами и куполообразной крышей, а еще дальше начиналась аллея, похожая на ту, по которой мы сюда приехали. Я была не уверена, что это та же самая аллея, но выглядела она похоже.
Если бы два дня назад кто-то сказал мне, что генерал Шелтер по прозвищу «Кровавый» живет в столь живописном, умиротворяющем месте, я бы рассмеялась этому человеку в лицо. Впрочем, наверное, и безжалостные завоеватели рано или поздно устают от вида крови и смерти и стремятся к красоте и гармонии.
Проверить удобство подоконника я не успела: юная горничная пришла сообщить, что генерал ждет меня.
– Вам помочь переодеться? – услужливо поинтересовалась она и тут же смутилась. – Ой! Простите, госпожа, я забыла, что ваши вещи еще не приехали.
Я через силу улыбнулась и заверила ее, что все в порядке. Да, легенда моя продержится недолго: ровно до того момента, как из столицы не приедут никакие вещи. Что ж, возможно, к тому времени это уже не будет меня особо волновать. Вероятно, уже завтра утром горничной и так станет понятно, для чего генерал привез меня сюда.
Услужливая девушка проводила меня на первый этаж, в столовую: генерал ждал меня для совместного ужина. Ну да, конечно, я же «особая гостья».
Нас посадили на разные концы массивного прямоугольно стола, рассчитанного на восемь человек, поэтому между нами оказалось довольно внушительное расстояние. Корзинку с хлебом или солонку не передашь. Впрочем, для подобных действий у нас имелся лакей, который испарился, едва подав нам закуски и налив вина. Мы с генералом остались один на один.
Нарочито вежливо пожелав мне приятного аппетита, Шелтер принялся за еду, а я медлила, с недоумением глядя на столовые приборы, разложенные по разные стороны от тарелки. Три ножа и три вилки. Дома во время трапез я всегда как-то обходилась одной вилкой. И совсем без ножей, если уж на то пошло. Поэтому сейчас растерялась, не зная, что делать, как поступить.
– Просто бери те приборы, что лежат дальше всего от тарелки, – вдруг посоветовал генерал.
Я хмуро посмотрела на него исподлобья. Тут же снова опустила глаза в тарелку, но совету последовала. Или попыталась, потому что держать вилку в левой руке оказалось очень неудобно, а что делать с ножом, я и вовсе не представляла. Так ничего и не подцепив с тарелки, я отвела от нее руки и снова бросила на генерала мимолетный взгляд.
– Хочу поблагодарить вас, генерал Шелтер, – произнесла чуть шершавым от волнения голосом. – За деликатность при знакомстве с… обитателями вашего дома.
– Не за что, – отозвался он, не отрываясь от еды. – Деликатность – мое второе имя.
Это замечание почему-то вызвало у меня удивленную улыбку.
– Признаться, я думала, что ваше второе имя – Кровавый.
Шелтер ничуть не смутился, брови его лишь на мгновение дернулись к переносице, но вместо того, чтобы нахмуриться, генерал лишь пожал плечами.
– Значит, третье.
Сегодня его голос не казался ни строгим, ни угрожающим. Исчезли резкие нотки и приказной тон, поэтому и испуганные мурашки не побежали по моей коже. Видимо, в домашней обстановке генерал Шелтер превращался в обычного человека, хоть и оставался в военной форме. Только это обстоятельство и позволило мне спросить:
– А какое первое?
Я не решалась снова посмотреть на него, предпочитала изучать весьма разнообразное и совершенно незнакомое мне содержимое тарелки, поэтому просто почувствовала, что генерала мой вопрос удивил. Его приборы тихо звякнули о край тарелки, когда он отложил их.
– Оллин, – последовал лаконичный ответ.
– Оллин, – шепотом повторила я, словно пробуя его имя на вкус.
И к моему собственному удивлению оно показалось мне довольно вкусным: двойное «л» ласкало язык. Мягкое, немного тягучее имя странно сочеталось с резкой, шипяще-рычащей фамилией. И совсем не вязалось со страшным прозвищем.
– А как твое полное имя? – поинтересовался генерал, не дождавшись от меня заметной реакции.
– Мирадора Торн.
– Мирадора Торн? – переспросил он и хмыкнул. – Ужасное имя, тебе совершенно не подходит.
– Почему? – Я так не ожидала подобной оценки, что совсем забылась и снова посмотрела на Шелтера.
На бесстрастном лице промелькнула тень улыбки.
– Потому что это имя звучит как раскат грома. А ты не похожа на гром. Скорее на шелест ветра в весенней листве.
Надо же, как поэтично, оказывается, он умеет мыслить… Генерал не переставал меня удивлять.
– Тогда какое имя, по-вашему, мне бы подошло?
Я снова оказалась поймана его гипнотизирующим взглядом. Не в силах отвести глаза, безвольно наблюдала, как он сделал глоток вина, поставил бокал на место и взялся за приборы, но есть не продолжил, предпочитая смотреть на меня, словно мысленно подбирая подходящее обращение.
– Хотя бы – Мила. Давай, я буду звать тебя «милая»? Ты не против?
Он вдруг «отпустил», снова переключив внимание на содержимое своей тарелки, которое стремительно таяло, и я смогла выдохнуть.
– Полагаю, вы можете звать меня так, как вам захочется, – заметила я, не сумев скрыть горечь. – Не думаю, что мои желания имеют значение.
– Пожалуй, нет, – легко согласился генерал. И язвительно добавил: – Но я дал тебе возможность сделать вид, что это твое решение. Я ведь сама деликатность, как ты верно заметила. Твое право не воспользоваться такой возможностью. Почему ты не ешь? Не голодна? Не нравятся закуски? Я могу попросить подать тебе что-нибудь другое.
– Нет, я… – от резкой смены темы я слегка растерялась, но постаралась побыстрее взять себя в руки и не мямлить. Я очень хорошо знала, как сильно это раздражает мужчин. – Просто я не привыкла… так держать приборы.
– Держи их как тебе удобно, – отмахнулся Шелтер. – Я не умру от ужаса, если ты не станешь соблюдать светский этикет. Я солдат, если ты не забыла. Временами мне приходится есть вообще руками, так что ты меня ничем не удивишь.
– Да? Хорошо…
Я с облегчением отложила нож и взяла вилку в правую руку, после чего дело пошло веселее. Только положив в рот первый кусочек еды, я поняла, как сильно проголодалась. А закуски, прямо скажем, оказались вкуснее всего, что мне когда-либо доводилось пробовать.
– Надеюсь, ты не в обиде на меня и Морана за тот маленький спектакль, что мы разыграли тогда, – снова заговорил генерал, когда я успела подчистить половину содержимого тарелки.
Я едва не поперхнулась: ему опять удалось меня удивить.
– Не сочтите за дерзость, господин генерал, – в приступе отчаянной храбрости ответила я, – но у меня есть куда более серьезные поводы обижаться на вас.
Слова прозвучали грубо, но моей смелости опять не хватило на то, чтобы посмотреть на него.
– Справедливо.
Судя по тону ответа, генерал не оскорбился. И это вдохновило меня на встречный вопрос:
– Скажите, к чему все это было? Зачем вы заходили тогда ко мне? Что вы вообще делали в Оринграде?
– Разведывали обстановку. Я всегда так делаю, прежде чем куда-то вторгнуться.
Он сказал это так легко, словно речь шла об изучении ассортимента нескольких лавок, прежде чем сделать покупку.
– У вас разве нет для разведки специально обученных людей? – удивилась я. – Шпионов.
– Есть, но иногда полезно на все посмотреть самому. Послушать разговоры, пообщаться с местными жителями. Просто подышать воздухом. Я ведь стихийник, как ты верно заметила в лесу. Чаще всего маги с моим даром ограничиваются использованием силы стихий, потому что это самое простое: зажечь огонь, призвать порыв ветра, начать дождь или тряхнуть землю. Слушать стихии и общаться с ними сложнее, но гораздо интереснее. И полезнее.
Из всей его речи я зацепилась за фразу «пообщаться с местными». А ведь они тогда спрашивали меня про Ниланд. И я, дурочка, выложила им все, что слышала сама. Не потому ли Магистрат в конце концов напал на Сиран и пришел к нам? От этой мысли я вновь похолодела внутри, а все проглоченное вдруг запросилось наружу.
– Ты себя переоцениваешь, – тихо возразил Шелтер моим мыслям. Правда он их читает, что ли? – Поверь, ты не сказала нам ничего такого, чего бы мы уже не знали. Меня удивило, что девица, чья жизнь ограничивается маленьким кафе со сладостями, способна рассуждать о политике, да еще так здраво, но не более того. На самом деле на тот момент мы уже побывали и в Ниланде, и даже в Сиране. Мне было понятно, что объявление войны Ниланду закончится вмешательством Сирана. Не то что бы им это помогло… Просто, кампания длилась бы в два раза дольше, и я потерял бы гораздо больше солдат. Я решил, что нужно вбить между ними клин или убедить одну из сторон не помогать другой. В Ниланде монархия, поэтому с ними договориться казалось проще. Когда правит кто-то один, остается только найти его слабое место. В Сиране правит парламент, решения принимаются большинством голосов, а значит, и воздействовать пришлось бы на большое количество людей. Что дольше, дороже и менее надежно. Из этого следовало, что договариваться нужно с Ниландом, но у Сирана нет выхода к морю, а нам нужен был именно он. Тогда я узнал про Оринград, и мы с Мораном отправились к вам. Посмотреть, станете ли вы проблемой.
Я кивнула в знак понимания. Да, конечно, проблемой мы стать не могли.
– Но зачем вы пришли в мое кафе?
– Мы на самом деле немного сбились с пути, – признался генерал, и в голосе его промелькнуло недовольство. – Знаешь, при обращении к стихиям порой случаются неприятные… м-м-м… обратки, так мы это называем.
– Мы?
– Маги. Я самоучка и не член ложи, но все равно отношу себя к магам. Пусть я учился пользоваться даром больше на практике, теорию потом тоже изучил. Так вот, порой стихии… как будто злятся на тебя, понимаешь? Ту метель, вероятно, я же своими изысканиями и спровоцировал. Вот мы и заблудились.
Я снова кивнула. За неожиданно откровенной беседой моя тарелка незаметно опустела, и лакей унес ее, после чего подал следующее блюдо, на этот раз горячее. Вместе с грязной тарелкой исчезла и первая пара приборов. Посмотрев на оставшиеся, я вдруг подумала, что они словно отсчитывают время до окончания ужина и того, что непременно последует за ним. От этой мысли в животе снова неприятно заныло.
Не знаю, заметил ли генерал перемену в моем настроении, но продолжать беседу не стал.
При нашем обоюдном молчании второе блюдо сменило третье. И если от второго я еще смогла съесть почти половину, то третье только поковыряла для вида. То ли наелась, то ли аппетит пропал. От десерта и вовсе отказалась, что все-таки заставило генерала прокомментировать:
– Странно, я был уверен, что ты сладкое любишь. В отличие от меня.
– Люблю, – не стала спорить я, глядя на стол перед собой. – Просто сейчас не хочу. А почему вы не любите сладкое? Разве сладкое можно не любить?
– Я предпочитаю другие удовольствия.
Он сказал это таким тоном, что мои руки, лежащие на коленях, непроизвольно сжались в кулаки. Я с трудом проглотила вставший в горле ком, предполагая, что вот сейчас он и отведет меня в свою комнату, чтобы получить причитающееся ему со вчерашнего дня «удовольствие». Или он предпочтет пойти со мной в мою?
Я по-прежнему не смотрела на генерала, но услышала, как шаркнули по полу ножки отодвигаемого стула, когда он встал. Генерал медленно направился ко мне, каждый его шаг отдавался в моей груди болезненным трепыханием сердца. Наконец он остановился рядом, его пальцы коснулись моего подбородка. Почти как тогда, на лесной дороге. Он вновь заставил поднять голову и посмотреть на него. Что я и сделала, но из-за навернувшихся слез лицо Шелтера оказалось размыто.
– У тебя красивые глаза, Мира, – тихо произнес он. – Не прячь их от меня. Тяжело и неприятно разговаривать с человеком, который смотрит куда угодно, только не на тебя.
Пальцы исчезли, а я удивленно моргнула, от чего взгляд частично прояснился. Следующие слова генерала и вовсе сбили меня с толку:
– Что ж, полагаю, ты так же устала сегодня после долгой поездки, как и я, поэтому обойдемся без совместного досуга после ужина. Развлечешь меня завтра. Если тебе что-нибудь понадобится, не стесняйся, обращайся к госпоже Холт. Доброй ночи, милая. Сладких снов.
Я молча наблюдала, как он идет к дверям столовой, не веря собственным ушам. Мне давали еще сутки отсрочки, словно генерал Шелтер надеялся, что за эти пару дней я свыкнусь со своей участью.
Но пока его план – если только он действительно давал мне отсрочки нарочно – не работал. «Развлечешь меня завтра» – от короткого обещания внутри все равно все сжималось и переворачивалось.
* * *
Едва генерал ушел, я поторопилась подняться в свою комнату. Горничная снова попыталась предложить мне свои услуги – помощь с переодеванием, но я наотрез отказалась. Очень уж свежа в памяти была «помощь», которую нам оказывали в подготовке к встрече с Магистром. Кажется, моя резкая реакция обидела девушку, из-за чего я испытала угрызения совести, едва захлопнула дверь. И запоздало подумала, что следовало хотя бы узнать ее имя.
Но это можно было сделать завтра. Главное, что сейчас я наконец осталась наедине с собой, зная, что никто не нарушит мой покой как минимум до утра. Несколько часов в относительной безопасности и комфорте – такого за последние дни со мной не случалось. С того момента, как солдат швырнул меня в кузов повозки, забрав у отца.
От мыслей о доме и оставшемся там родителе на глаза навернулись слезы. Нет, моя прежняя жизнь была далека от идеала, о котором я мечтала перед сном, но я к ней привыкла и понимала ее правила. Каким бы ни был мой отец, я его по-своему любила. Ведь, кроме него, у меня не было других родственников. Что с ним стало? Отпустили ли его солдаты? Жив ли он? И что стало с шоколадницей? Кто теперь открывает ее двери по утрам? Досталась ли кому-то выпечка, которую я приготовила в тот день? Наверное, ужасно глупо было сейчас переживать о судьбе печенья, конфет, кексов и слоеных завитков, но почему-то в голову лезли мысли именно о них.