— Вот так выглядит ваше новое будущее! — провозглашал инструктор, указывая рукой на новообращённого монстра. — Здесь и сейчас все вы — те, кто посмел преступить непреложные законы Теората — получите право на вторую жизнь, жизнь куда более достойную и полезную, чем та, что вы вели на свободе! Перед вами — этрод. Совершенный солдат, не знающий ни боли, ни страха, и, в отличие от своей прежней жизни, не способный на непослушание и предательство. И вам всем следует гордиться этим шансом. Вместо того, чтобы сгнить на рудниках или быть казнёнными за свои преступления, как это происходило раньше, вы станете гарантами защиты и спокойствия жителей нашего государства!
Судя по грустным усмешкам на лицах преступников, они не разделяли воодушевления законника и не испытывали большой гордости от того, во что им предстояло превратиться. Любой из них с радостью отказался бы от подобной участи, предпочтя ей несколько лет на рудниках или, на худой конец, быструю и безболезненную казнь.
Но с тех пор, как рунные мастера Теората завершили и испытали конструкцию Саркофага, в подземном государстве осталось лишь одно наказание для преступников, пришедшее на смену всем прочим — превращение в этрода. Неважно, кем ты зайдёшь в этот механизм: вором, убийцей, насильником или мошенником; обратно ты выйдешь безвольным и бесстрашным воином, до конца преданным своим хозяевам.
— Встань в строй, — приказал он этроду. Руки монстра больше не сковывали кандалы, но офицер, казалось, ничуть не опасался стоявшего перед ним существа и спокойно повернулся к нему спиной.
Костяной воин, не произнося ни слова, неспешно занял пустующее место в первой шеренге, провожаемый несколькими десятками взволнованных глаз. Ближайшие заключённые невольно подались в стороны, но монстр их словно не заметил.
— Следующий! — скомандовал инструктор. — Гастен Карли!
Мужчина, стоявший вторым в шеренге — аккурат возле этрода, — покорно вышел вперёд и встал перед саркофагом. Смерив его взглядом, законник нашёл нужную фамилию в списке.
— Статья тридцать вторая, воровство, — проговорил он и ещё раз присмотрелся к фигуре заключённого, отметив его худощавость. — Хотел есть, как я полагаю? И решил, что ради утоления собственных потребностей можешь украсть чужую еду. Что ж, больше тебе не придётся страдать от голода. Раздевайся.
Медленно двигая руками, мужчина расстегнул пуговицы и снял с себя рубашку, затем развязал верёвку на штанах и сбросил их на пол, оставшись абсолютно голым.
— Ты-то, небось, никогда не знал, что такое голод, — процедил он, посмотрев в глаза инструктору. Не удостоив его ответом, офицер кивнул на саркофаг, поторапливая заключённого.
— Может, уже пойдём? — шепнула Кара Гилберту. — Мне надоело тут торчать.
— Мы должны хотя бы раз увидеть, как преступник становится этродом.
— Уже увидели, можешь ставить галочку в своей книжке идеального кадета. И только не говори мне, что мы будем ждать, пока пройдут все восемьдесят.
— Ладно, пошли, — сдался Гилберт, стоило девушке произнести пугающую цифру. Его и самого не прельщала идея стоять здесь несколько часов.
Мельком взглянув на остальных кадетов и убедившись, что на них никто не смотрит, два офицера неслышно проскользнули к выходу, осторожно открыли дверь и юркнули наружу. Гилберт повернулся направо, проверяя, нет ли в коридоре случайных свидетелей их побега, когда с другой стороны донёсся насмешливый голос:
— Попались!
Кара закашлялась — от испуга и от сигарного дыма, тонкой струйкой забравшегося в лёгкие.
— Фонтер? — Гилберт узнал кадета из своей группы, проходившего тот же курс обучения. Тиден Фонтер стоял, прислонившись к каменной стене и лениво потягивая трубку. Идеально гладкое лицо с острыми чертами выделялось даже на фоне прочих, всегда гладко выбритых кадетов.
В остальном он выглядел так же, как остальные сокурсники: подогнанная кадетская форма из чёрной ткани плотно обступала стройную фигуру; левую руку с рукавом, обрезанным чуть выше локтя, украшал строгий стальной браслет с синими кейсариновыми наплавками и знаками отличия, по которым любой гражданин без труда узнает кадета Зала Войны, если одной формы окажется недостаточно.
— Он самый, — ответил молодой человек высоким голосом, таким же вылизанным, как и его мордашка.
— И давно ты здесь?
— Минут десять. Так и не дождался, пока этот гроб закончит истязать первого воришку.
— Первый был убийцей, — поправил Гилберт. — И, согласно уставу, ты должен был досмотреть до конца как минимум одну процедуру обращения.
— Ты что, помнишь их всех наизусть? — удивлённо спросил Тиден, пропустив мимо ушей вторую реплику сокурсника.
— Не начинай. Сейчас он скажет, что мы тоже должны были выучить, — насмешливо бросила Кара. Сама она, как оказалось, знала по именам даже не всех учащихся своей группы. — Много народа уже слиняло?
— При мне вышли ещё двое, — ответил Тиден, делая очередную затяжку. — Скучное зрелище, так что я их вполне понимаю.
Кара собралась уйти, но на всякий случай повернулась и грозно прошипела:
— Ты нас не видел, ясно?!
— Не бойся, всё равно я всех не запомню. Хотя… забыть твою злобную мордашку будет не так просто.
В последний момент кадет успел пожалеть о своей колкости и на всякий случай приготовился защищаться, вынув трубку изо рта; но Кара услышала в его словах обещание молчать, после чего тут же потеряла интерес к новому знакомому.
— Куда пойдём? — спросила она у спутника.
— К двумчасамнам приказано явиться вСовет Командующих, — напомнил Гилберт. — Пришло время получить новый наруч, форму и клеймо.
— Новый наруч? — снова подал голос Тиден, напомнив о своём присутствии. — Так это вас выбрали новыми кукловодами?
— Ага. В Арсафире началась какая-то суматоха, и нас отправляют на границу, — ответила девушка. — Меня, Гила и кого-то третьего.
— В таком случае, можно вас поздравить? Редко кому выпадает возможность повидать мир и распрощаться с этой каменной гробницей.
— Гробницей? — Гилберт приподнял бровь. — Хорошего же ты мнения о своей родине.
— Ну а как ещё прикажете это называть? Каменные стены, каменные потолки, каменный свод пещеры над головой вместо неба. Так ли сильно все мы отличаемся от мертвеца, лежащего под неподъёмной плитой саркофага?
— Что он несёт? — шепнула спутнику Кара. Стоявший в двух шагах Фонтер, естественно, всё слышал.
— Я говорю, раньше, ещё когда наш народ не загнали под землю, любой житель Теората мог спокойно выйти из города и отправиться, куда глаза глядят. А что сейчас? Выходить из города нельзя — загрызут монстры, на поверхность тоже нельзя — отравишься. Вот и сиди в этой каменной коробке, или, если есть деньги и много свободного времени, катайся на поездах из одной коробки в другую, ничем не отличимую от предыдущей. И как прикажете после этого не завидовать людям, которых отправляют во внешний, живой мир? Ведь таких счастливчиков — с полдюжины на всю страну.
— Зато от таких философов, как ты, ступить некуда, — протянула Кара. — Правда, такие чаще в кабаках обитают, а не в военных училищах.
— Не смею спорить, — усмехнулся кадет. — Надеюсь, я не наскучил вам своими душеизлияниями?
— Да ничего, хоть развлёк. — отмахнулась девушка. — Кстати, раз уж мы заговорили о поверхности. Гил, как насчёт прогуляться наверх? Давноя уже не любовалась видами. До встречи с Советом всё равно ещё полтора часа.
— Пошли, почему бы и нет.
Оставив нового знакомого наедине с его трубкой, кадеты покинули здание и вышли наружу, оказавшись под сводами длинного просторного тоннеля — или улицы, как их до сих пор называли в дань минувшим традициям. Рабочий день был в разгаре, по неширокой дороге туда-сюда сновали прохожие, до ушей курсантов долетали обрывки их разговоров.
Каменная мостовая, украшенная по всей длине несложным орнаментом, освещалась мягким лазурным светом кейсариновых фонарей; над головой, на высоте полусотни футов, нависал чёрный, грубо выдолбленный потолок. "Ул. Надречная, 12 квартал", — гласили выведенные на нём крупные фосфоресцирующие буквы. Эта надпись повторялась через каждый квартал, не давая горожанам заблудиться, а по бокам от неё шрифтом помельче обозначались здания высокой значимости — такие как Зал Войны, за порогом которого стояли сейчас Гилберт и Каранея.
Здесь расквартировывались регулярные войскаСамет'Хоранаи отдавались приказы. Отсюда во все уголки диких подземелий рассылались вооружённые отряды для уничтожения хищных стай. В этих стенах вели свои дела законники, неусыпно стоявшие на страже порядка внутри городских стен. И именно тут (где же ещё?) находился зал преобразования, куда приводили заключённых, получивших роковой приговор.
Как и любое здание военного назначения, Зал Войны выделялся особой символикой: на отвесном каменном участке, соединявшем стену здания с потолком тоннеля, светились кейсариновые пластины в форме буквы «Т» с загнутыми вниз краями, по бокам от неё изображались два сжатых кулака с браслетами на запястьях.
Повернув налево, курсанты побрели по дороге, перешли через мост над неширокой подземной речушкой — одной из многих, пересекавших эту улицу и давших ей название. На первом же перекрёстке они свернули направо и, миновав два квартала, оказались на улице, в корне отличавшейся от предыдущих. "Ул. Западная Обзорная" носила своё название не просто так: в этом месте каменные тоннели заканчивались и выходили в центральную часть города.
Именно здесь, в огромной, протяжённостью в несколько миль пещере несколько веков назад был заложен Самет'Хоран — новая столица Теората. Уже позднее, заняв всё свободное пространство, людям пришлось прокапываться вглубь породы, создавая десятки и сотни подземных тоннелей и по старинке называя их улицами. Со временем центральная часть столицы обросла по краям многоярусной сеткой подземных коридоров, образовавших собой внешний периметр города.
Западная Обзорная занимала самый верхний ярус и представляла собой длинный балкон, с которого открывался прекрасный — если его можно было так назвать — вид на раскинувшийся внизу чёрный каменный муравейник, освещённый мириадами синих огоньков. Отсюда были видны и остальные Обзорные улицы, названные соответственно Северной, Восточной и Южной — вместе с Западной они замыкались в единое кольцо, опоясывающее собой центральную частьСамет'Хорана.
А в самом центре, окружённое лабиринтами кварталов и кольцом Обзорных улиц, возвышалось главное достояние столицы Теората — исполинский столп из чистого мерцающего кейсарина. Способный своей толщиной потягаться с целым кварталом, он прошивал подземный зал насквозь, вырастая из пола и уходя в купол свода в тысяче футов над головой.
Неудивительно, что такие улицы пользовались куда большей популярностью, чем закрытые тоннели внешнего периметра, и здесь в любое время кипела жизнь, которой немало удивились бы поверхностники, последние шесть столетий считавшие Теорат погибшим.
— Ты сегодня как-то слишком легко согласилась пройти по Обзорной, — заметил Гилберт, пока они шагали по середине просторной дороги, не приближаясь ни к длинной балюстраде справа, ни к бесчисленной веренице магазинов и салонов, выдолбленных в камне по левую сторону. — Обычно ты так и норовишь свернуть с многолюдных улиц.
— Ну, завтра мы отчалимв Кина'Терон, и ещё неизвестно, когда снова увидимэтот город — если вообще увидим. Так что, думаю, будет не лишним на прощание полюбоваться видами нашей столицы.
— Ах, вот оно что… — пробормотал Гилберт, найдя ответ Кары по меньшей мере подозрительным. Его подруга никогда не славилась общительностью и дружелюбием, а тут её вдруг потянуло на сантименты. Прощание с городом, ишь ты.
Девушка тем временем задумалась, словно на что-то решаясь. Наконец она повернулась к спутнику и прямо спросила:
— И вообще, раз такое дело, как насчёт погулять сегодня на полную катушку? После Совета, понятное дело. Я как раз знаю одно годное местечко, совсем недалеко от западного подъёмника.
— Ну уж нет, — хмыкнул Гилберт. Питейные заведения были единственным видом общественных мест, где Кара не гнушалась появляться и умудрялась пролазить туда ещё в те годы, когда не доросла до разрешённого возраста. — Даже прощание с городом не стоит того, чтобы моя нога ступила в эти забегаловки.
— Как знаешь, схожу одна, — недовольно пробурчала Кара, тут же поймав его недобрый взгляд. Сильнее, чем само существование этих злачных мест, Гилберта раздражала только мысль о том, что его подруга и возлюбленная проводит там своё время. И это стало ещё одной из причин, сподвигших кадета увезти девушку прочь из Теората. В один день, встретившись после занятий, он предложил Каранее вызваться добровольцами в кукловоды и был несказанно рад, услышав её согласие.
***
Показав слуге кадетские браслеты на левых запястьях, кадеты вошли в кабину подъёмника. Задвинув за ними дверь, слуга приложил ладонь к закреплённому на стене голубому диску с большой руной посередине. Его браслет был инкрустирован небольшими осколками кейсарина и настроен на управление подъёмником. Диск на стене содержал куда больший объём синего минерала и служил источником энергии, со временем пополняя её запас из Столпа в центре города.
Получив сигнал от браслета и загоревшись ярким лазурным свечением, диск привёл механизм в движение, и кабина с двумя курсантами шатнулась и поползла вверх. Вскоре панорама города скрылась из виду, и следующие несколько минут кадетам пришлось провести в закрытой металлической коробке, слушая мерный лязг цепи и гудение магических потоков, заставляющих громаду подъёмника подниматься всё выше и выше.
Закончив подъём, лифт выпустил их в закрытое помещение без единого окна, где другой слуга выдал офицерам маски в виде щитка с рунами, закрывающего рот и нос. Сам он носил такую же маску, так как каждый посетитель, выходя наружу, непременно впускал внутрь воздух с поверхности, непригодный для дыхания. Закрепив устройство на лице, Гилберт толкнул в сторону выдвижную металлическую дверь, пропустил спутницу и следом за ней вышел наружу.
Поверхность Теората представляла собой угнетающее зрелище: с высокой смотровой площадки, на которую выводил подъёмник, во все стороны до самого горизонта простиралась безжизненная серая пустошь. Среди гористой местности во многих местах угадывались остатки былой архитектуры, что за сотни лет запустения почти полностью рассыпались и покрылись тем же серым налётом, что и всё остальное, и теперь казались неотъемлемой частью ландшафта, а вовсе не развалинами некогда процветающей столицы.
И всё же людей неизменно влекло наверх. Каким бы надёжным, обеспеченным и безопасным ни был подземный город, его каменные стены и своды не могли заменить дуновения ветра в лицо и неба над головой.
Так, слово за слово, были вырыты шахты и построены лифты, а рунные мастера изобрели дыхательные маски на основе кейсарина, и на сегодняшний день почти любой желающий мог позволить себе время от времени подниматься наверх и любоваться миром, где некогда проживали его предки.
Одним людям дозволялось бывать на поверхности чаще, другим реже. Одни вынуждены были платить, другие пользовались подъёмниками бесплатно — всё зависело от положения в обществе. Гилберту и Каранее, как кадетам Зала Войны и будущим офицерам, такие посещения дозволялись раз в неделю.
Как только Гилберт сделал первый вдох, кейсариновые пластины на маске засветились лазурным сиянием, очищая проходящий через них воздух. Маска Кары испускала тот же свет, выдавая частоту её дыхания. Вместе они подошли к краю площадки; Кара уселась на перила, перекинув ноги наружу, Гилберт встал рядом.
Выходя сюда впервые, люди часто удивлялись чёрному цвету балюстрады, столь редкому в самом городе. На улицах Самет'Хорана, равно как и в зданиях, все проходы, помещения и мебель выдалбливались из сплошного чёрного гранита, сливаясь в единую мешанину фигур, едва различимых даже в свете кейсариновых ламп. Из-за этого, дабы не врезаться в столы и не запинаться о пороги, жители взяли в привычку окантовывать углы светлой краской, а кто побогаче — полосками кейсарина с осветительными рунами. Таким образом смотровые площадки остались чуть ли не единственным местом, где ограждения сохранили изначальный чёрный цвет — здесь их и так было хорошо видно.