— А может, я тебя утопить хочу в другом месте? Или принести тебя в жертву Богу болота хочу, а до алтаря тащить тяжело. Зачем тащить, если жертва сама идет?
— Не хочешь.
— Почему?
— Сам сказал, безграмотный, да еще и высоты боюсь. Как бы не отхватить от божества за такую некондиционную жертву.
— Вечно ваша семейка все опошлит, — фыркнул Хмырь. — Я вижу, у тебя накопились вопросы, можешь смело их задавать.
— И ты ответишь? — я посмотрел не него, мучась в сомнениях.
— А почему нет? Все равно топать еще далеко, а молча идти неинтересно.
— А как долго нам идти?
— Ну, где-то около часа. И как тебя закинуло так далеко от школы?
— Видимо, желание свалить из этого дурдома, перевесило желание в нем остаться. — Я пожал плечами.
— Ну, так летел бы дальше. Или одного желания было недостаточно?
— Желания завались — таланта маловато, — буркнул я и уставился в болото. Интересно. Шли мы по тому месту, что называется топью. — А почему я не ухожу с бульканьем под воду? Медленно так и печально, с безысходностью на лице и ужасом в глазах? — спросил я у шедшего рядом мохнатого собеседника.
— Потому что я не хочу этого. Это же болото. А я Хмырь как-никак, — пожал он плечами. — Я хозяин этого места и вправе влиять на то, насколько быстро будут тонуть вошедшие сюда люди и нелюди.
— А у тебя что, договор со школой: ты не трогаешь учеников, а они тебе кого-нибудь ненужного поставляют взамен? Такой бартер: один ученик в обмен на несколько человек?
— Ты думаешь, мне нужны люди? Да там внизу уже продохнуть невозможно. Заполонили уже все. Ладно, девки молодые и красивые, которые от безысходной любви решили утопиться. Хоть глаз радуют. Про нервы не могу такого сказать: крики, ругань и постоянные склоки практически ежедневно. Что с баб-то еще взять. А вот мужчины — тут все гораздо серьезнее. Либо воины затонувшие, по глупости на замок прущие прямо по топи, либо принцы всякие, то случайно с лошади упавшие, то еще по какой причине корону сложившие…
— Так сколько же лет этому месту? — вырвалось у меня. Насколько я помнил историю, то после падения Империи мир медленно восстанавливался, но на лошадях практически никто не ездил, только если в захолустье каком, где на машине не проехать, да и принцы Шорией никогда не правили.
— Ну, лично это болото существует чуть ли не с зарождения этого мира. Мы пережили все возможные войны и времена. И переживем еще столько же, — сумерки быстро уступали место полноценной темноте. Я начал запинаться все больше, и даже пару раз свалился, запнувшись о какие-то кочки. Хмырь только покачал головой и, щелкнув пальцами, создал несколько светлячков. Круто, я так не умею.
— А почему я принц-то? — я вспомнил интересующий меня вопрос и поспешил его задать, пока владыка болота расположен к беседе.
— Вот, посмотри, — он протянул мне медальон, который рассматривал при первой нашей встрече. Я взял его в руки и повертел. Медальон, как медальон. Именной. Тяжелый. Из золота, судя по всему, мужик какой-то на обороте нарисован. Не артефакт, что не могло не радовать. Это я перед ним красовался, такого Темного бесстрашного мага изображал, на самом деле мне было жутко страшно, холодно и хотелось есть.
— Это что?
— Реликвия. Присмотрись внимательнее, — ткнул меня медальоном практически в лицоХмырь. Я пригляделся. Мужчина, изображенный на медальоне, был смутно на кого-то похож, но я никак не мог вспомнить на кого. Память у меня на лица, если честно, ужасная. Мужчина средних лет с тонкими чертами лица, слегка раскосыми глазами и какими-то нелепыми усиками.
— Да. Тонкая работа. В отличие от вкуса этого мужика. Как художник умудрился изобразить на металле усики?
— Это все что тебя интересует? — чуть ли не подпрыгнул Болотный Хмырь.
— А я должен был обратить на что-то еще свое драгоценное внимание? — я снова начал вертеть в руках кругляшек.
— А тебе этот мужчина никого не напоминает?
— Ну-у-у… — я пригляделся к изображению внимательнее, но сосредоточиться все никак не мог, потому что я постоянно обращал внимание на эти ужасные усы, да и темно было. Света, издаваемого светляками, было явно недостаточно. — Очертания вроде знакомые. Да вроде не встречал ни разу.
— Любопытно, — почему-то рассмеялся болотник и отобрал у меня свою драгоценную ношу. — А в зеркало ты вообще смотришься?
— Смотрюсь, — огрызнулся я. Да какая кому разница сколько раз на дню я лицезрю себя?
— Оно и видно. Хочешь, я расскажу тебе одну очень занимательную историю?
— Она как-то связана с зеркалом? Если нет, то я, пожалуй, откажусь, — бесконечная пустота, окрашенная во все цвета темного и, подозреваю, зеленого уже немного раздражала, а ноги, не привыкшие к длительным прогулкам, начали подло уставать. Идти становился с каждым шагом все тяжелее.
— Ну какой хам-то, а? — всплеснул руками мой провожатый. — Лучше послушай, да не перебивай.
— Постараюсь.
— Так вот. Очень давно, во времена Великой Империи, — задумчиво начал Хмырь, — существовала очень жесткая иерархия. Темные никогда не терпели конкуренции, ни с чьей стороны. Что уж тут говорить, они были властными и надменными. Они правили. Хорошо или плохо — об этом не нам судить, это было давно. Но они положили конец разрушительнейшим войнам, только за это нужно быть им хоть чуточку благодарными. Но вот все остальное. Злые шутки, привычка добиваться своего чаще всего чужими руками, подставы… В то время, о котором я веду речь, все это у Темных ограничивалось только наличием совести. Которой, честно сказать, у них было не особо много. А сейчас Темных так мало, что рассчитанная подлость не выдает истинного окраса магии. Чем меньше становится Темных, тем выше голову поднимают обычные маги, да и что греха таить — люди. На что способны некоторые индивиды людской расы, трудно себе даже вообразить. Мне порой кажется, что они метят на места Темных магов. Власть и нажива затмевает их ничтожный разум.
— Как-то это нехорошо звучит, как-то мерзко, неправильно, — пробормотал я, а Хмырь, между тем, продолжал.
— Это неправда, что Темные уничтожили себя сами. На них началась охота. Никто не застрахован от яда, или подлого кинжала в спину, например. В конце концов, дело кончилось тем, что некроманты уже не могли открыто славить Прекраснейшую, и остатки некогда Великих магов начали свой путь к полной деградации и исчезновению. Да, что я говорю, тебе это известно, как никому другому. Но, это, так сказать, предисловие.
— Длинное и совершенно ненужное, — я обхватил себя руками. Меня начало ощутимо трясти от холода. Я понимаю магов, нет, правда, понимаю, я бы тоже постарался всех Темных со света сжить. Представляю, чем могла закончиться подобная безнаказанность. Так что сами виноваты, что их вырезали.
— Какое есть, — Хмырь на секунду задумался и продолжил. — В то время, о котором я хочу рассказать, Империя находилась в самом своем расцвете. Правил, разумеется, Император, а у Императора был сын. Однажды он поехал на охоту в свои дальние угодья, которые находились где-то поблизости от этих болот, и обнаружил, что маги решили уничтожить болотный народ, а само болото осушить, чтобы построить здесь крепость. На самом деле, уничтожить можно кого угодно, даже таких древних существ, как мы, — Хмырь снова задумался. — Я не знаю, что двигало принцем в тот момент, но он остановил бойню. Возможно, он просто пожалел нас. Чтобы избежать дальнейшей конфронтации, принц выкупил эти болота у одного из своих вассалов и построил здесь охотничий домик, прекратив, таким образом, попытки избавиться от болота и населяющих его жителей. Впоследствии, этот принц стал Императором, самым лучшим, к слову. Время его правления отмечено как расцвет Империи. Он совершил много великих дел, но лично нам, болотникам, все эти дела глубоко безразличны, а вот то, что он, воспользовавшись своим авторитетом, решил, что мы достойны продолжать свое существование, это да. Мы пытаемся быть благодарными, мы сохраняли его дом и сейчас оберегаем, и сохраняем школу, которую сделали из этого дома, но это очень сложно, пытаться выразить благодарность тому, кому она не нужна. Возможно, сейчас у нас появится шанс хотя бы частично закрыть свой долг, послужив одному из потомков принца Дэрика.
— Да ему просто на всех вас было на… наплевать. Сделал доброе дело, сам потом офигел от сделанного, или кто-то помог понять из доброй родни, ведь деньги-то, скорее всего, немаленькие в какое-то вшивое болото вбухал, и постарался забыть, — пробормотал я на грани слышимости. Хочет верить в зачатки совести хотя бы у одного Темного, кто я такой, чтобы его переубеждать? А вслух тем временем продолжил. — А при чем здесь все-таки я, зеркало и портрет?
— А при том, что мужчина на портрете и есть тот самый принц. Его имя было Дэрик Фолт.
Я настолько удивился, что даже трястись перестал. Теперь я понял, кого напомнил мне мужчина на портрете. Он напомнил мне меня. Точнее, я был очень похож на него. Скорее всего, именно так я буду выглядеть, когда вырасту. Только у меня никогда не будет этих идиотских усиков!
В молчании мы продолжили свой путь. Очень скоро мы подошли ко рву, мост был опущен, а ворота открыты. Во многих окнах горел свет. Я обернулся, чтобы поблагодарить своего провожатого, но его не было рядом. Пока я задумчиво брел по болоту, а потом рассматривал мост, я упустил тот момент, когда он исчез. Не удивительно, я ведь думал о таких странных для нашего времени чувствах: о совести и благородстве. Есть ли на самом деле такие качества у Темных магов? Я могу с уверенностью сказать про себя, что совесть у меня все же есть. Не в том количестве, на которое рассчитывали бы родители — мать с Аресом, Казимир вряд ли на что-то там во мне рассчитывал, но все же. Хотя у многих людей и других магов та же совесть не представлена даже в качестве атавизма. А так ли плохи были Темные? Или все зависит от воспитания? Возможно, но, скорее всего, не последнюю роль имеет точка зрения, с которой рассматриваются те или иные события. Вот возьмем, например, Хмыря. Что сделал для него тот странный Фолт? Для Хмыря принц Дэрик — спаситель. А вот для тех магов, у которых наследный принц отжал болото, он, скорее всего, козлина, воспользовавшийся своим положением. А для папы-Императора? Скорее всего — раздолбай, выкинувший деньги на ветер. Вот так, одно и то же событие, а сколько вариантов его трактовки.
Во дворе замка меня ждал крестный. Оглядев меня с ног до головы, он хмыкнул и кивнул головой на дверь.
— Поздравляю. Ты умудрился сотворить свой первый портал. Иди, отмывайся и ложись спать. Завтра я тебе книгу принесу, как нужно строить портал, чтобы очутиться в том месте, куда тебе нужно попасть, а не окунуться с размаху в грязь, куда ты собственно, судя по всему, попал.
— Я упал в грязь уже после того, как очутился в том месте, — я устало махнул рукой и отправился в гостиную своего факультета. Так сильно я еще ни разу в жизни не уставал. Собственно, я ни разу в жизни так долго и не бродил неизвестно где.
Открыв дверь в комнату, я понял, что меня ждали. То же количество студентов повернули головы в мою сторону, что и при первом моем появлении в помещениях Первого факультета. Я думал, что хоть половина спать разбредется.
— Смотрите, кто к нам вернулся, — вскочил с дивана Лео и захлопал в ладоши. — Давайте поаплодируем человеку, единственному за все время существования этой школы, который завалил собеседование, споткнувшись на первом же вопросе. Браво.
— А какой был вопрос? — спросила какая-то девушка, подойдя к моему префекту.
— Как его зовут, — хмыкнул белобрысый. — Можете себя поздравить, дамы и господа — судя по всему, нас всех ждет просто незабываемый учебный год.
К все больше заводящемуся префекту подошел Регган и, брезгливо рассматривая меня, протянул:
— Знаешь, это просто ни в какие ворота не входит. Деймос, ты вообще представляешь, сколько стоят эти вещи, и где мы возьмем для тебя другие?
— Откуда вытащили эти, там и возьмете. Ни за что не поверю, что вы приехали в школу в одной рубашке. К тому же, это вам нужно, а не мне. Я могу и в своей одежде походить, — пробубнил я, прекрасно понимая Реггана и его претензии, обращенные ко мне.
— Да, Лео. Видимо, его мать очень плохо разбиралась в животноводстве, — совершенно серьезно проговорил друг префекта.
— Почему?
— Потому что его отец явно был не козлом, а свиньей. Слишком сын на папу похож, — сказав это, он развернулся и отправился вверх по лестнице, ведущей в спальни.
— Только не говори мне, что это была твоя любимая рубашка, — прокричал я в спину, уходящего парня. Мне никто не ответил. Тогда я резко повернулся к Лео. — И где мое место? Вы мне его так и не показали.
— О, молодой человек. Это второй рекорд за все существования этой школы. Ты своим поведением настолько расстроил своих сокурсников, что с тобой абсолютно никто не хочет жить.
— И что, мне спать в гостиной? — я осмотрелся. А что, тут, в общем-то, ничего, могу и на диване устроиться. Вон на том, который в дальнем углу стоит.
— Нет, мы решили, что ты будешь жить один. Остальные даже согласились селиться по пятеро, лишь бы не с тобой. Как у тебя получилось настроить против себя всех своих сокурсников за несколько минут, я не имею ни малейшего понятия.
— И что, вы думаете, что меня это расстроило? — я прищурился. Никто не хочет со мной жить? Да ради Прекраснейшей! Нужны мне эти мажоры, как собаке второй хвост!
— Глядя на тебя, думаю, что ты будешь только рад. Значит так, сейчас мы подберем тебе одежду, и прошу тебя, не испорть ее за день. Нам, конечно, не жалко, но такими темпами одежды просто не хватит. Это первое. Второе. Вот твое расписание. На собеседовании ты очень удивил всех профессоров своими многочисленными талантами, а также отсутствием оных, поэтому у тебя будет самое загруженное расписание из всех учеников, когда-либо учившихся в Вольфнесте. Держи и ознакомься.
Я взял листок и прочитал расписание, написанное просто идеальным каллиграфическим почерком. Да, мои каракули не идут ни в какое сравнение с этим произведением искусства. Таким почерком только государственные договора подписывать. Так, завтра у нас понедельник. Сколько уроков? Пять? Да они совсем с ума сошли?
— Ознакомился? Первую неделю, я, как ваш префект, буду водить вас на занятия, которые начинаются в половине восьмого. Не учебными днями считаются суббота и воскресенье. Это то, что касается занятий. Я так думаю, что никаких учебных принадлежностей ты с собой в школу не взял? Ну, это не проблема — мы это обсудили, и каждый студент посчитал своим долгом выделить тебе по тетрадке и карандашу. Это все небольшой кучкой лежит в твоей комнате. Есть еще вопросы, которые интересуют тебя именно сейчас во втором часу ночи?
— Только один. Где мне можно помыться? И во что переодеться? — глядя в пол, спросил я. Во мне боролись два чувства. Злость на них всех, ведь я мог погибнуть, а они даже не поинтересовались, где я был, обсуждали, кто сколько мне карандашей выделит и одновременно с этим обида.
— В каждой спальне есть своя ванная комната. Ладно, пошли я тебя провожу. Вещи принесу завтра утром, — Лео развернулся и направился по той же лестнице, по которой раньше поднялся Регган. Я потопал за ним. На середине пути префекта остановила какая-та девушка:
— А что с Реггом? Почему он такой взвинченный?
— Не знаю. Письмо пришло от отца. После этого он кидается на всех без повода, пора бы уже привыкнуть, — пожал плечами Дефоссе и пошел дальше. И тут мне слегка полегчало. Друг называется. Видно же, что с Регом не все нормально. Так что их отношение ко мне в рамках допустимого.
— Стой, — прокричал я, догоняя его. — Мне сказали, что все посылки запрещены из дома.
— Так посылки и запрещены. А письма писать можно.
Мы поднялись на третий этаж и вошли в комнату номер восемь. Я, особо не рассматривая интерьер, сразу потопал в душ отмываться. На этом собственно и закончился мой первый день в ненавистной мною школе.
Глава 5
За эту неделю ничего существенного не произошло, за исключением того, что наиболее частым обращением в мой адрес у преподавателей стало: «Нейман, пошел вон отсюда». Чем я это заслужил, я понять так и не смог, потому что старался выполнять все, что требовали от меня учителя, которые меня почему-то за что-то невзлюбили. Немного успокаивало то, что помимо меня знаниями не блистали практически все представители Второго факультета. Правда для Первого я так и считался позором школы, и его представители не стеснялись до меня это доносить.