Крик - Сорока Света 4 стр.


— на верху есть большая комната, — заговорила она, войдя в дом, — располагайтесь.

— а дальше что? — угрюмо поинтересовался я.

— жить будем. По хозяйству поможешь, охотится ходить будешь. С меня молоко и прочее питание для малышки, когда подрастёт.

— почему ты думаешь, что я соглашусь?

— а у тебя пока мы шли появились альтернативы? — едко поинтересовалась она, — иди уже. В шкафу есть мужские вещи, если что-то подойдёт, можешь забирать, а то что не по размеру спусти вниз.

***

Так мы и зажили. Я охотился, рыбачил, рубил дрова, латал старый дом. Мелиса исправно готовила и занималась с Хоуп иногда уходя за травами. Мы с ней практически не общались, так перекинемся парой слов о делах бытовых и будя. Меня непрестанно грызли сомнения, что же происходит. Почему она поселила нас в своём доме. Почему помогает и не выдает и что в итоге потребует взамен? Судя по всему, она много лет жила одна, и сама как-то справлялась с хозяйством, у неё во дворе жила коза и несколько кур, был небольшой огородик, позволяющий питаться фруктами и овощами. Единственное о чём она предупредила не ходить направо в лес, потому что там, невдалеке, село. Честно говоря, я в тот же день проверил её слова, но помятую последнюю деревню где нам довелось жить, к людям я стремиться перестал. А через месяц в доме появился мужчина, невысокий, но крепкий, со сросшимися на переносице бровями и пронзительными серыми глазами. Я как раз собирался уходить в лес, когда он появился в дверях.

— Мелиса, говорят у тебя в доме поселился мужчина, — сверля меня глазами остановился он на пороге.

— как видишь, — хозяйка, сложив руки на груди стояла посреди комнаты.

— повстанцев привечаешь?

— с чего ты так решил, — её глаза сузились и засветились прямо таки демонической яростью.

— значит беглого лагерника.

— странные у тебя умозаключения Виктор! — взъярилась женщина, — это когда это я из своего дома постоялый двор делала. Это мой сын, — она махнула на меня рукой.

— тот что пропал десять лет назад? Откуда это он взялся?

11.08

— а вот нашелся, — уперев руки в боки начала наступать на визитёра Мелиса, — плюнули! Не поверили мне! Не искали! Объявили без вести пропавшим! А вот он! — она перешла на крик.

— а где ж он столько лет был? — визитёр, шагнувший было на прошлом вопросе в дом, попятился.

— веткой в лесу зашибло, память потерял. Десять лет скитался! Спасибо добрые люди помогали. А когда на их деревню повстанцы напали, дом взорвали, от контузии память и вернулась. Бежал с семьёй, да супруга в дороге погибла! — за время тирады женщина оттеснила пришедшего, аж с крыльца, а потом словно кто выключатель повернул, снова скрестила руки на груди и спокойным голосом спросила, — а ты чего пришел то? Досужие сплетни помусолить, или дело у тебя?

— да вот спина… за растиркой пришел… — мужик разве что не заикался. Мне самому было не комфортно, когда хозяйка дома буйствовала.

— ну, так заходи, чего у ступеней трёшься, — она развернулась и пошла в дом, её длинная, цветастая юбка при этих движениях, всколыхнулась ярким крылом бабочки и исчезла за хозяйкой, — и что ты позвонок не поменяешь, — уже из другой комнаты вопрошала она, — не последний человек в селе, думаю, тебя допустят.

— Допустят, — пробормотал он в ответ, — в утиль допустят.

Гость неторопливо зашел в дом, подумал и всё же прикрыл дверь.

— вот, держи, — всунула ему в руки пузырёк знахарка.

— а почему ты так уверена что это твой сын?

— вот! Смотри! — Мелиса порывисто подскочила ко мне и дёрнула рукав рубашки вверх. Согнув мою руку, тыкнула куда-то в район локтя, — помнишь, как случайно его своим грязнющим кнутом огрел? Вот он шрам? Сколько я тогда его выхаживала, абсцесс начинался! Да и вообще глаза то разуй! Он же вылитый Гюнрих! И волосы его, — это она уже говорила любящим и ласковым голосом, проводя рукой по моей шевелюре, — и глаза, она коснулась моей щеки, — неужели ты не помнишь какой он был?

— ну да, — согласно закивал головой Виктор.

— только попробуй в какой-нибудь Комитет вякнуть, — приторно сладким голосом продолжила она, — а то ведь проблем не оберёшься. Не у твоей ли дочки рожденный ребёнок был? Не я ли помогла от него избавится? Что же будет с твоей дочкой? А со старостой, который это допустил? А про сына твоего и вовсе молчу, — визитёр вздрогнул, — да-да! Ох Общество заинтересуется это аномалией у рожденного! М-м-м! Сколько плодов для исследования.

— да я даже не думал, — снова попятился к выходу Виктор.

— так и не начинай задумываться и сделай, что ли, документы моему мальчику, — нежно пропела дама, идя за ним попятам, — только напиши Норман Ноун Бизи Мгалишвили.

— Но ведь раньше он был просто Норман Мгалишвили, на каком основании я документы переделаю?

— ну как же? Когда он появился, ты поднял старые записи из архива и обнаружил, что когда подавали заявление, просили назвать именно так, а регистраторша из Комитета схалтурила, а сейчас мы с сыном требуем правильные документы.

— но причина! — попытался возразить он.

— утеря документов, — она постучала себя по подбородку, — выбери сам город подальше. Говорят, Фруктов 26 разрушен. Вот его можешь написать.

— ты ведь обещала молчать, — опустошенно произнёс он.

— а я и молчу.

Ссутулившись Виктор покинул двор целительницы, а она ещё долго стояла на крыльце, провожая взглядом удаляющуюся спину посетителя.

— как хорошо знать многое, чего не знают другие, — негромко произнесла она, — иногда чужие тайны могут помочь.

— может немного пояснишь? Так, на будущее? — поинтересовался я. Внутри бушевал ураган чувств, с одной стороны хозяйка дома вызывала во мне опасения своими перепадами настроения, с другой стороны, все её действия казались чётко рассчитанными. Но половину разговора я не понял.

— конечно, — уже по-деловому ответила она, поворачиваясь, — ты мой сын Норман, который пропал десять лет назад, — я подозрительно посмотрел на даму, может она сошла с ума.

— но я не ваш сын, — помолвил вкрадчиво.

— ты что дурачок? — подняла бровь Мелиса, — конечно ты не мой сын. Мой сын погиб, тогда, десять лет назад. Просто его никто не нашел. Почему бы тебе не воспользоваться его именем и документами, ему они уже не нужны. Носишь же ты его одежду, — я вздрогнул, как-то не задавался вопросом, откуда у женщины в доме мужская одёжа.

— почему вы мне помогаете? — не в первый раз задал я этот вопрос.

— не знаю, — она спрятала лицо в ладони, — может мне просто одиноко и хочется о ком-то заботиться? — знахарка отняла руки от лица, — а может действительно дура, — Я смотрел ей в глаза, в которых плескалась вселенская усталость, — так или иначе, когда у тебя будут документы, ты сможешь уйти, — совсем тихо произнесла она.

— вы меня выгоняете?

— нет. Просто у тебя будет возможность.

— а возможность жить здесь у меня будет?

— конечно, — её губы тронула улыбка.

Так мы и жили втроём я Мелиса и Хоуп. К знахарке приходили пациенты, принося оплату едой, я охотился, а малышка росла. Через месяц удалось справить документы и ей. В селе погибла новорожденная девочка из-за пожара, и моя дочь стала Варварой Хоуп Джонсон.

Знахарка оказалось на удивление интересным и приятным в общении человеком. Те представления, которые она разыгрывала перед посетителями, были своего рода защитой, чтобы без надобности к ней никто не шел.

6

Однажды придя с работы, я увидел, как Мелиса меряет шагами гостиную, её лицо было очень озабоченным, мне даже показалось, что я слышу, как работают шестерёнки у неё в голове.

— А, Ноун, — приветствовала она, не сразу заметив меня.

— что-то случилось? — такого задумчивого лица я у неё за три месяца, что жил здесь не видел.

— случилось, — она потёрла переносицу, — Хоуп заболела и я в толк не возьму что с ней.

— может стоит отвести её ко врачу? — занервничал я, из-за обычных сопель знахарка даже бы не подумала переживать. Внутри всё холодело от нехорошего предчувствия, за всё время, сколько я себя помнил, я так и не придумал причины своего существования кроме как для того, чтобы растить девочку.

— может и стоит, но я боюсь. Она рожденная, а значит информация о ней быстро дойдёт до Комитетов, и вам тут же придётся бежать, да и не факт, что возможно будет пользоваться, с таким трудом, добытыми документами. А если болезнь серьёзная, а она скорее всего серьёзная, коль скоро я не могу понять, что это, ты даже собраться не успеешь. Вот такая вот задача.

— а что с ней?

— температура, желтушная она какая-то стала. По логике это или печень или почки. Но что? Кабы я могла б сделать анализ крови и мочи, но это не в моих силах, — она снова заметалась по комнате.

— я пойду к ней? — мгновенно осипшим голосом спросил я.

— да.

Поднимаясь по лестнице, я понял, как рушится жизнь. Вот так, из стены, старательно складываемой изо дня в день, начинаются сыпаться кирпичики, грозя завалить тебя по самую макушку отчаяньем, самое страшное, что хотелось ему поддаться. Я не могу! Я должен бороться, до последнего. Вот если малышки не станет… я мотнул головой, нет, нельзя об этом думать. За то время, что я жил с Мелисой она просветила меня, наконец-таки, что рожденные это дети выношенные и рожденные естественным путём, а выращенные это малыши, созданные исключительно благодаря мастерству медиков.

— я не сомневаюсь, что у вторых есть душа, я знаю слишком много выращенных, чтобы в этом сомневаться, но всё ровно они мне кажутся неестественными, — рассказывала травница, — для себя я поняла, что я их принимаю, но такой метод размножения не приветствую.

Так же она рассказала о Лагерях, она в отличие от множества жителей, не питала надежды, что люди там перевоспитываются и лечатся, а потом выходят в счастливую жизнь Общества. Доподлинно она конечно не знала, но была твёрдо уверена, что обратной дороги из Лагеря не существует. Это огромная сеть клиник по пересадке, утверждала она, к слову сказать, её в этом мнении поддерживали люди находящиеся на достаточно высоких постах. Тот же самый староста нашего села и несколько старост деревушек поменьше, где не было целителей, и они вынуждены были добираться к Мелисе. Пару раз проговаривались и служители Комитетов, что в больших городах, где они обитали, пересадка органов, даже разных частей тела, не в диковинку. В последнее время это даже стало модно, иметь неродную руку или ногу. «Умеющий слушать — услышит» говорила целительница.

Я сел на стул, рядом с кроваткой девочки и погладил её по светлой головушке, уже давно называл и считал её дочкой, а как ещё можно относится к человечку, который стал смыслом твоей жизни? Хоуп, что же с тобой происходит и как тебе помочь? Девочка зашевелилась во сне. Я сделаю всё, что возможно ради неё, я был даже готов умереть, лишь бы она жила. Я долго сидел рядом с ней размышляя о том, как бы ей помочь и каждый раз мысли натыкались на глухую стену, именуемую порядками в Обществе. Уже когда стемнело, в комнате появилась хозяйка дома:

— пойдём-ка, — негромко сказала она, — сейчас поговорим и через пол часа я буду будить малышку, чтобы поела, — я встал и последовал за ней, на первый этаж.

— садись, — указала она мне на софу, сама же осталась стоять, — значит так, — заходила она по комнате, — сейчас я возьму у неё кровь, а затем мочу, а потом ты поможешь мне пробраться в мед часть. Насколько я знаю, такие простые анализы проводятся здесь и не отправляются в Комитет по здоровью. Много они мне не дадут, но я хоть пойму в каком направлении двигаться, может найду реагенты, которые могут послужить для более глубоких анализов. Внутрь я и сама попаду, но мне нужно создать видимость, что мед часть основательно обчистили. Около года назад, мне рассказывали, что подобное произошло в дальней деревушке. Практически всё, что унесём, надо будет схоронить подальше в лесу. По факту кражи приедет Комитет, и следы не должны вести к нам. Это понятно?

Я согласно кивнул, не до конца улавливая смысл мероприятий. Как кто-то мог обворовать мед часть? Зачем? Затем же зачем и мы собирались «на дело»?

На сборы и анализы потребовалось немного времени. Когда мы вышли из дома Мелиса, к моему удивлению, пошла в совершенно другую сторону от села, а потом и вовсе влезла в неглубокую речку и пошла по течению. Я вопросов не задавал, но в голове крутились обрывочные мысли, что она это делает, чтобы сбить со следа тех, кто будет искать. Пройдя достаточно далеко она остановилась, и держась за мою руку переобулась, а потом и мне выдала сменную обувь, через несколько сот метров мы вышли на другом берегу, село оказалось недалеко.

Вскрыть замок на хлипкой дверце не составило труда и пока женщина проводила медицинское исследование я складывал в большой мешок всё что хоть как-то могло быть связано с медициной: лекарства, шприцы, фонендоскопы, микроскопы и даже пинцеты. Закончив Мелиса выдала мне топор и попросила раскрушить несколько шкафчиков, в дополнение, уже от себя перевернул пару столов, в мед части царил полный разгром обратно мы уже бежали, время на исследование ушло не мало, а ещё надо было разобраться что мы смогли утащить и что из этого нам как-то могло пригодится.

Мы развели костёр на пол пути от мед части к речушке и знахарка принялась рассматривать добычу. Всю медицинскую утварь кроме микроскопа травница отмела как ненужную, обычные лекарства последовали в ту же кучку, вот реагенты она изучала с особым усердием, некоторые склянки даже открывая и внимательно обнюхивая. Те ненужный инвентарь и препараты мы сложили обратно в мешок и прикопали в ближайшем лесу запорошив место жухлой листвой. В речушку зашли в том же месте где и выходили. Переобувшись и выйдя на другом берегу старательно замели следы предварительно ободранными ветками, а потом и вовсе углубились в лес, будто искали грибы, в некоторых местах обламывая ветки или специально притаптывая траву. К дому вышли с другой стороны, когда на посеревшем небе занималась зорька.

В кровать я рухнул как подкошенный, а когда проснулся часа через четыре обнаружил Мелису сидящей на кухне, стол был завален разными книгами, какие-то явно были очень древние. Она листала фолианты, что-то записывала на бумагу и снова листала:

— завтрак сготовь нам, — не поднимая головы отдала она распоряжение и опять погрузилась в чтение.

Оставшееся время до вечера я был занят тем что возился с Хоуп и кормил знахарку. Незадолго до ужина она вышла из кухни потирая лицо.

— есть две новости, хорошая и плохая, тебе какую?

— все — выдохнул я. Неизвестность страшила, заставляя мысли метаться как бешеных тараканов. У меня целый день всё валилось из рук, словно они были пришиты не тем местом и не туда, чего раньше за мной не наблюдалось. Ладони за мгновение вспотели, пока я ожидал её приговора.

— новость хорошая, я, кажется, знаю, что с девочкой. Новость плохая, я её не могу вылечить.

Летели ли вы когда-нибудь с обрыва, когда тебя окружает темнота и ты понимаешь, что вот и закончилась твоя жизнь? Вот именно сейчас я ощутил, что чувствует такой летящий. Кажется, что сердце остановилось, перед глазами потемнело. Откуда-то издалека я слышал голос Мелиса, она возможно трясла меня, точно знаю, что что-то требовала, но что я не мог понять.

Пришел в себя от того что на меня обрушилось ведро ледяной воды, я инстинктивно закашлялся, начал отплёвываться, утирать глаза.

— очумел совсем! — закричала она и влепила мне пощёчину. Зато хоть перед глазами прояснилось. Я молча встал и пошел обратно к малышке. Знахарка что-то кричал, но я ничего не слышал.

14.08

Я поднялся обратно в комнату, вытащил спящую девочку и прижал её к себе. Как же тебе помочь? Что сделать? Нам надо в Лагерь, возможно там смогут помочь, но что отдать взамен? Я готов был отдать всё, даже себя, на опыты. Один вопрос, принесёт ли толк такая жертва, я и так могу там оказаться, даже без своего, добровольного желания. Что же делать? Что делать?

— Ноун положи ребёнка и пошли, — зашипела вбежавшая за мной женщина.

— Какой смысл? — отрешенно поинтересовался я. Она мешала мне думать и нестерпимо хотелось, чтобы она катилась ко всем чертям.

Назад Дальше