Он сказал ей, что она в опасности, но что она сделала в первую очередь? Она выбежала из проклятого дома.
Ладно, она в шоке. Особенно после того, что он ей только что сказал.
Гнев начал накапливаться в нем, густой и горячий. Возможно, ему вообще не стоило ничего говорить. Конечно, он должен был пойти за ней, как только она вышла из кухни и, черт возьми, дать ей собственное пространство. Потому что, откровенно говоря, меньше всего ему сейчас было нужно, чтобы она выбежала на улицу в опасной ситуации, особенно если у нее был срыв.
Ему не стоило что-либо ей говорить.
Внезапная волна ярости, на этот раз на самого себя, пронзила его, но Вэн продолжал идти по улице вслед за Хлоей, догоняя ее. Должно быть, какое-то шестое чувство насторожило ее, потому что она оглянулась. Цвет сошел с ее лица, а ее темные глаза расширились, и когда она заметила его приближение, то повернулась и побежала.
Но было уже слишком поздно. Она была у него на прицеле и от него никуда не деться.
Увеличив скорость до бега трусцой, Вэн подбирался все ближе и ближе, пока не оказался прямо за ней. Затем он протянул руку и обнял ее за талию, подтягивая к себе. Она вздохнула, опустила руки, царапая его предплечья и пытаясь вырвать из кольца его рук, извиваясь в его захвате. Но он уже не собирался отпустить.
- Не двигайся, мать твою, - Вэн прорычал ей в ухо, дернув ее спиной к себе.
Она не послушалась его, ее ногти впились в его предплечье, а спина выгнулась, пытаясь оттолкнуть его.
- Отпусти меня!
- Нет, - он потянул ее сильнее, позволяя ей почувствовать его силу, чтобы она знала, что бороться бессмысленно. - Я знаю, это был шок, но ты должна оставаться в этом гребаном доме. Тебе небезопасно выходить на улицу.
- Мне все равно! - она снова начала сильно извиваться. - Просто оставь меня в покое!
О Господи. То, что все шло не так, было преуменьшением. Несколько человек, проходящих мимо них, смотрели на него с подозрением, и он знал, что если он не прекратит это прямо сейчас, то получит вызов 911 и довольно скоро.
- Хлоя, - приказал он жестко, чтобы прорваться сквозь ее очевидное шоковое состояние, затем он обнял ее обеими руками и крепко держал, чтобы она не двигалась. - Молчи.
- Пошел ты, придурок, - на этот раз ее голос звучал тихо, и он почувствовал, как дрожит мягкое, теплое тело в его руках.
Иисус. Она действительно была расстроена. Его гнев иссяк, сочувствие, которое он так старался игнорировать, заняло его место.
Он наклонил голову и смягчил тон.
- Все в порядке, красавица. Мы поговорим об этом позже, но сейчас мне нужно, чтобы ты вернулась в дом.
Она замерла в его объятиях, переставая сопротивляться. И он тут же ощутил ее жар. Яблочный запах ее волос и под ним легкий мускусный запах, в котором было что-то очень примитивное и очень мужское, внезапно насторожившее его. Так же, как прошлой ночью, когда он обнял ее.
Что было очень, очень неправильно.
- Я не хочу оставаться в доме, - прошептала она. - Я не могу там дышать…
Он должен был отпустить ее, он действительно должен был. Но он не мог, когда она казалась такой потерянной. Не тогда, когда он только что разделил ее жизнь на до и после.
С усилием он заставил себя сосредоточиться на том, что она говорила, а не на ощущении ее тела в своих руках. Но это было трудно, потому что прошло много времени с тех пор, как он чувствовал такую мягкость и тепло. Его последней миссией была многомесячная операция по торговле людьми в Восточной Европе, и там было очень мало тепла или мягкости. Не то чтобы он нуждался в этом, но были времена, когда он жаждал... чего-то. Иногда женщина ослабляла жажду, а иногда она только усугубляла ее.
А иногда было лучше притвориться, что он ничего не чувствует.
Да, и он не собирался думать об этом дерьме, не сейчас.
- Извини, Хлоя, но тебе нужно домой, - он ослабил свою хватку, чтобы она не прижималась к нему слишком сильно. - Мы поговорим, когда ты будешь в безопасности.
В какой-то момент он почувствовал, как напряглись ее мышцы и подумал, что она может снова бежать. Но затем, застигнув его врасплох, она повернулась и прижалась головой к его груди, а из ее горла вырвалось громкое рыдание.
И всего за секунду он снова оказался в джунглях. Горячий густой воздух. Дождь, который никогда не прекращался. Темнота. Местность, которая казалась одержимой желанием убивать их с каждым шагом. Девушка, чья рука была такой маленькой. Она была такой храброй, эта девушка. Она не плакала ни разу. За исключением той последней ночи, из-за страха и усталости, и он держал ее и сказал, что все будет хорошо. Сказал, что спасет ее. Он имел это в виду всеми фибрами души.
Но все не было в порядке, а он не спас ее.
И он не мог сделать это снова, он просто не мог.
Хлоя рыдала, прижимаясь лицом к нему, звук был полон горя, что он не мог оттолкнуть ее. Черт, он должен был взять себя в руки. Он больше не был в гребаной Колумбии, это было десять лет назад, и эта девушка, София, давно умерла. Это была Хлоя, его приемная сестра, и она плакала не потому, что боялась, а потому, что человек, которому она всегда верила, лгал ей более двадцати лет.
Он не мог оттолкнуть ее. Он должен был, блядь, справиться с ситуацией, не позволяя прошлому добраться до него.
Вэн положил руку ей на затылок и оставил там, а потом обнял другой рукой. Она задрожала от еще одно всхлипывания, затем еще одного и еще, глубокого и мучительного, как сама скорбь.
Она однажды плакала, когда впервые упала с пони, на котором он учил ее ездить верхом. Ее слезы не были такими дикими, как эти, но она все равно плакала. Он присел рядом с ней, инстинктивно обняв ее. Она была первым человеком, которого он обнял с тех пор, как оставил свое детство позади, и то, как инстинктивно, она спрятала голову у него на груди, отвечая на его сочувствие, заставило его чувствовать себя... хорошо.
Эхо этого чувства настигло его и сейчас, гранича с горем, которое он держал похороненным так глубоко, что обычно его вообще не чувствовал. Но он проигнорировал все это, прочно удерживая за стенами, которые он построил вокруг него и всех остальных своих эмоций. В любом случае, дело было не в нем, а в ней. И, кроме того, в эти дни он жил по правилу, как можно меньше вовлекаться эмоционально. Так было проще.
Люди смотрели на них, но Вэн прижимал ее голову к груди, так что лицо Хлои было скрыто, и осмотрелся вокруг. Им действительно нужно было вернуться домой, но дать ей немного поплакать не повредит.
Он рассеянно гладил ее волосы, всхлипывания стали стихать, черные пряди, мягкие и шелковистые, касались его ладони. На груди у него было влажно от ее слез, и он вдруг понял, что ее щека прижата к его голой коже, потому что, конечно, он оставил рубашку расстегнутой.
Он застыл, а его сердце забилось быстрее, и его член – глупый кусок дерьма – затвердел и уперся в молнию его брюк. Иисус. Она была его проклятой приемной сестрой и, если этого было недостаточно, она горевала, черт возьми. В этой картине не было ничего возбуждающего, как ни гляди.
Ее руки обвили его талию. Ее прохладные пальцы на голой коже бедер застали его врасплох. Внезапно стало трудно дышать. Если бы она только дотронулась ртом к его коже…
Господи, она не должна прикасаться к нему. Почему она прикасалась к нему? Когда он только и делал, что сообщал ей одни плохие новости за другими?
Оттолкни ее, мудак. Пока ты не опозорил себя и ее.
Но он не мог этого сделать, когда она рыдала у него на груди. Это причинит ей боль и он, черт возьми, не собирался этого делать, не после бомбы, которую он только что сбросил. И кроме всего прочего, он не был подростком. Он был чертовым морским котиком. Он мог контролировать один дико неуместный стояк.
Игнорируя свое бешено бьющееся сердце и напряжение в паху, он снова расслабил свою хватку на ней, чтобы она перестала давать повод его члену стать еще тверже.
- Ну ладно тебе, красавица. Пора идти.
Она подняла заплаканное лицо от его груди. Ее щеки блестели, а ресницы были влажными от слез. На мгновение она уставилась на него и в ее покрасневших глазах отразились горе и боль. Затем ее лицо резко изменилось, и она вырвалась из его объятий, отворачиваясь и вытирая лицо рукой. Не говоря ни слова, она повернулась и направилась обратно к дому.
Не обращая внимания на странное желание вернуть ее в свои объятия и обнять, успокоить ее, Вэн посмотрел на часы и выругался. Он надеялся, что сможет объяснить все последствия угрозы Де Сантиса, когда вернется домой, но он должен был быть у гребаного адвоката через час. Что означало, придется подождать.
Следуя за ней, он рефлекторно осмотрел улицу, когда они поднимались по ступенькам и входили через парадную дверь. Но очевидных угроз не было и ничего необычного не происходило. Похоже, ее импровизированная прогулка не имела немедленных последствий, слава Богу.
После того, как они вошли внутрь, он очень плотно закрыл за ними дверь, затем повернулся, чтобы увидеть, как Хлоя направляется в сторону кухни.
- Эй, - крикнул он ей вслед. - Хлоя, подожди.
Она остановилась, но не повернулась. Ее плечи сгорбились, и она обхватила себя руками, словно от боли. Ему захотелось подойти к ней и снова обнять, дать ей поплакать еще немного, пока не станет легче. Но у него не было времени.
В любом случае, не стоит этого делать. Он должен оставаться не вовлеченным.
Да, и это тоже.
- Нам придется поговорить об этом позже. Мне нужно к адвокату и я, вероятно, вернусь через пару часов.
Она ничего не сказала, только кивнула.
Черт, ему не понравилось, что она вдруг закрылась от него.
- Хлоя, - тихо приказал он. - Посмотри на меня.
Прошло несколько мгновений, но она не двигалась. Затем повернула голову, давая ему невероятно точную линию своего профиля.
- С тобой все будет в порядке? - он должен был знать. Он не хотел оставлять ее в таком состоянии.
- Да, конечно, - прозвучало это с вызовом, словно он хотел с ней поспорить на этот счет.
Он сузил глаза, глядя на нее. Она была не в порядке, учитывая ту катастрофу снаружи, но у него не было времени, чтобы расспрашивать ее, не сейчас.
- Я постараюсь не задерживаться, но, если тебе станет скучно, в гостиной на третьем этаже есть телевизор, - он сделал паузу. - Де Сантис не знает, что ты в Нью-Йорке и я не хочу, чтобы он узнал. И это означает, что ты не можешь выходить на улицу. Я уверен, что он еще не установил наблюдение за этим домом, но я не хочу рисковать. Понятно?
- Да, - на этот раз ее ответ не выражал каких-либо эмоций.
- Даже не высовывайся, - продолжил он. - Даже если ты…
- Я поняла, - прервала она его. - Я не ребенок, Вэн. Перестань обращаться со мной как с ребенком.
Он сделал глубокий вдох.
- Я и не собираюсь. Если бы я обращался с тобой, как с ребенком, я бы не сказал тебе правду о де Сантисе.
Хлоя отвернулась.
- Теперь я могу идти? Какой-то мудак приготовил мне омлет и, если я не съем его сейчас, он остынет.
И прежде чем он успел хоть что-то ответить, она исчезла в коридоре.
Глава Пятая
Хлоя нажимала кнопку на пульте, апатично пролистывая каналы, по которым ничего не было, кроме сериалов и магазинов на диване, но все из этого ей было неинтересно. Она вообще не интересовалась телевидением. Но она уже позвонила О'Нилу и решила различные строительные вопросы, возникшие за последние пару дней, просмотрела некоторые электронные таблицы, ответила на несколько вопросов от заводчиков, решила проблему предпочтений рабочими ранчо марки пива в после рабочее время, ответила на все свои электронные письма, и теперь ей нечего было делать, кроме как сидеть.
Накануне, когда Вэн был у адвоката, сидеть и смотреть телевизор было именно то, что она хотела, убежать в другую реальность на пару часов и не думать вообще о том, что он сказал ей - правду, которая заставила ее чувствовать себя избитой и раненной, а не лишь преданной.
Ее отец никогда не был способен на проявления нежности и всегда был сдержан, предпочитая держать мир на расстоянии вытянутой руки, где он мог наблюдать за ним без необходимости взаимодействовать с ним. Когда она была ребенком, она чувствовала это расстояние, билась об него, как о стекло, которое она могла разбить, если бы только бросилась на него достаточно сильно. И были времена, когда ей казалось, что это так, очень редкие случаи, когда он смотрел на нее с настоящей теплотой, с искренним чувством, а не приятной, деловой улыбкой, которую он приберегал для всех своих отношений с людьми.
Но эти моменты никогда не длились долго. И в конце концов, она перестала бросаться на стекло и вместо этого бросилась на ранчо, потому что, по крайней мере, ранчо хоть что-то давало в ответ.
Поэтому тот факт, что он лгал ей во всем и так долго, не должен был стать сюрпризом, так как это был не первый раз, когда она знала, что он не был честен с ней. Конечно, не должно быть ощущения, что ее сердце вырвали из груди. В конце концов, разве она не сохранила тот снежный шар, который он ей подарил, как напоминание о том, какой он лжец? И что его обещания всегда были пустыми? «Позже», - говорил он ей, когда она умоляла взять ее с собой в одну из его поездок в Нью-Йорк. «Когда ты подрастешь», или «в следующем месяце, когда у меня не будет столько работы», или «может быть, в январе, когда все успокоится».
Он никогда никуда ее не брал, никогда не относился к ней как к своей плоти и крови, несмотря на то, что говорил ей об этом. Нет, он даже не относился к ней так же, как к своим приемным сыновьям. Она всегда была в последнюю очередь. И теперь она знала почему.
Боль, которую она не хотела признавать, кольнула ее в сердце, но вместо этого она сосредоточилась на женщине по телевизору, показывающей пару безвкусных бриллиантовых сережек. Ей действительно нужно было перестать сидеть здесь, найти Вэна и поговорить с ним, чего она избегала. Собрать факты.
Только тогда ей придется смириться с тем, что случилось вчера.
Да, и она тоже не хотела об этом думать. Она выставила себя огромной дурой, выбежав на улицу, а потом сломалась и рыдала, уткнувшись ему в грудь.
Воспоминание заставило ее поежиться. Она не могла представить, почему вдруг разрыдалась, как маленький ребенок, как только он обнял ее. Конечно, новости, которые он ей сообщил, были шоком, но даже в этом случае она обычно была более сдержанной. Она не позволяла эмоциям взять верх над собой, не сейчас. Она не была маленьким ребенком, который устраивал истерику, потому что ее отец не взял ее в Нью-Йорк.
Хлоя посмотрела в телевизор, пытаясь заинтересоваться происходящим там, а не воспоминанием о Вэне, идущем за ней. Он догонял ее с такой легкостью, как будто она бежала по зыбучим пескам, а у него под ногами был твердый бетон.
Она только хотела выйти на улицу, подышать свежим воздухом. Она определенно не собиралась бежать как идиотка. Но по какой-то причине этот взгляд на него позади нее превратил ее шок в прилив адреналина. Заставил ее бежать и бежать изо всех сил.
И тогда он поймал ее, его рука, как железный прут, обхватила ее за талию, прижимая к сильному жару его тела, держа ее так крепко, что она едва могла двигаться. В этот момент она почти забыла о своем отце. Все, что она чувствовала, это барабанный стук ее сердца и его мускулистый торс прижатый к ее спине. Его голый торс. Она дрожала, не в силах сдержать себя, адреналин и шок превращались во что-то другое, в желание, которое, как она думала, смогла усмирить много лет назад.
Все это было так неправильно. Во-первых, на нее только что обрушились ужасные новости, так что она все равно не должна чувствовать такой жар к парню. Во-вторых, он был ее приемным братом. В-третьих, был тот факт, что она уже наступала на эти грабли, когда ей было шестнадцать, и это было отвратительно.
Он был дома в отпуске целых две недели, и она едва могла говорить с ним, слишком ошеломленная и пораженная почти всем, что касалось его. Конечно, он заметил ее странность, как бы она ни старалась это скрыть, и в конце концов она начала избегать его, чтобы не выдать себя, краснея и заикаясь каждый раз, когда он пытался поговорить с ней.