Только с оговоркой, что это им покажется раем на земле, если завтра к вечеру мопеда не окажется на родном месте стоянки, под окнами дома. На что братья яростно закивали головой, бочком-бочком протискиваясь в сторону своей комнаты. Чтобы уже там, рухнув на кровать, решить, что мозговой штурм лучше отложить до утра. Наверняка, решить возникшую проблему окажется не так уж и трудно, на самом-то деле.
И кто бы им сказал, что эта проблема только верхушка намечающегося айсберга…
Глава 1
Небольшая аудитория в корпусе психолого-педагогического факультета была забита под завязку. Группа второкурсников усиленно обсуждала расписание, предстоящие зачёты и экзамены. И с неким трепетом в глубине души ожидали явления старосты, отправившегося на небольшую летучку в деканат. Вернулся тот, к слову, довольно быстро. Взъерошенный, раскрасневшийся, с ворохом бумаг и таким зверским выражением лица, что тишина в кабинете воцарилась практически моментально.
А староста одёрнул красную толстовку, глубоко вздохнул, медленно выдохнул и, окинув суровым взором замерших студентов, принялся за разбор полетов, не отходя от кассы.
— Зайцев, — первым под раздачу попал худощавый, суетливый паренёк в очках. Вздрогнув, тот уставился взглядом бедного оленёнка на старосту. — Ещё один прогул истории, будешь лично заниматься реконструкцией Бородинского сражения! В натуральную величину и не за победителей!
Густой, недовольный бас пробирал до костей, заполнял собой небольшую аудиторию и, отразившись от стен, падал на головы бедных студентов с неотвратимостью Дамоклова меча. Что, впрочем, не мешало некоторым из них спокойно сопеть на Камчатке, досматривая десятый по счёту сон.
— Ну, Валя-я-я… — Зайцев нервно поправил очки, вытерев вспотевшие ладони о собственные джинсы. И жалобно так протянул. — Он ко мне придирается!
— Да мне однофигственно, — «ласково» откликнулся этот самый Валя, непринуждённо так поведя широкими плечами. — Или твоя фамилия больше не мелькает в списках, или я сам тебя упакую, перевяжу подарочной лентой и отправлю на родину майя. Чтобы познал все прелести жертвоприношений во имя науки!
Угроза хоть и была частично сказана в шутку, всё равно впечатляла. В конце концов, природа Валентина Сапрыкина не обделила ни брутальной внешностью, ни внушительной комплекцией, ни болезненным чувством справедливости и ответственности.
И как бы ты не хотел оказаться в числе самых отъявленных негодяев от учёбы, у Вальки всегда находились убойные аргументы за хорошую успеваемость и посещаемость. Убойные, порою, в прямом смысле этого слова. Попытки сачкануть, увильнуть, прогулять или не сдать, пресекались самыми жесточайшими способами. Так что никто особо не удивился, когда бедный Зайцев скорбно вздохнул, кисло протянув:
— Понял, заткнулся, осознал… Готов исправлять.
— Я прослежу, — весомо заметил Валентин, отмечая что-то в своём блокноте. И тон его непрозрачно так намекал, что не только проследит, но проверит и перепроверит. Если ему вдруг что-то покажется подозрительным. — Славно, славно… О, Скурихин. Ну что, накуренный ты мой, не поделишься тайной, когда это у тебя проблемы с экономикой нарисоваться успели? Чтобы за ближайшие пары всё сдал и подтянул успеваемость. Иначе привет тебе от декана, а не стипендия, — снисходительно глянув на вскинувшегося паренька, сидевшего в окружении умниц и красавиц потока, Сапрыкин едко добавил, прежде, чем перейти к следующей жертве. — А все свои возражения и пожелания в письменной форме, в трёх экземплярах на стол декана. Он почитает, на ночь глядя, вместо колонки анекдотов, угу… Валякин, Мифтахова! Что за херня с философией?!
— Это не херня, — обиженно протянула Анька Мифтахова, накручивая на указательный палец прядь светлых волос. — Это разница экзистенциональных взглядов на изложение изучаемого материала между преподавателем и обучающимся.
— Да мне до лампочки Ильича, — пожал плечами Валентин, делая очередную пометку в блокноте. И смерив симпатичную толстушку суровым взором, припечатал не глядя. — Чтоб через две недели хвостов не было. Хоть в рабство продавайтесь, хоть оду древним грекам сочиняйте… Мне по-прежнему однофигственно. Хвостов быть не должно. Ясно?
— Да куда уж яснее… — страдальчески вздохнул сидевший рядом с Анькой Димка Валякин. Растрепав свои тёмные лохмы так, что они чуть ирокезом не встали, он издал ещё один душераздирающий вздох.
Впрочем, не став развивать дискуссию. Толку-то спорить? Староста всегда прав. Даже если не прав, всё равно прав. Аксиома, блин, всея универа!
Сапрыкин на эти страдания внимания не обратил. Зато уставился точно в тот угол, где прикорнула его личная заноза в заднице, самая «любимая» и не поддающаяся никакому исправлению. И, устало вздохнув, недовольно протянул, листая неизменный блокнот:
— Шумилова, ткни соседку, пусть подаст хоть какие-то признаки жизни!
— А не прилетит? — с опаской уточнила худенькая и миниатюрная Оленька Шумилова, кося с опаской в сторону мирно дремавшей соседки.
Валентин на пару минут задумался, постукивая кончиком карандаша по подбородку, потом фыркнул и мотнул головой:
— Да не должно. Давай, Шумилова. У нас впереди две пары, в другом корпусе. Я её на себе не попру!
— Ну ладно…
Уверенности в голосе девушки не наблюдалось ни на грош. Но прежде, чем милая и застенчивая Олюшка сделала хоть что-то, я всё же соизволила приоткрыть один глаз. И многозначительно, охрипшим ото сна голосом, протянула, глядя прямо на старосту:
— Ну, предположим, мяу… Полегчало, Сапрыкин?
— Тьфу ты, господи… — возведя глаза к потолку, Валька уткнулся в блокнот. После чего ткнул в меня пальцем. — Снегирёва, вот открой мне секрет… Каким макаром ты всё успеваешь, когда ты постоянно… Спишь?!
— Тоже мне, секрет Полишинеля… — тихо фыркнув, я вновь улеглась на сумку, сцедив очередной зевок в кулак. — Ни хрена я не успеваю, Сапрыкин. Ни хре-на. Вопросы по существу есть?
— Есть, — Валька снова уставился в блокнот. И гулко гыгыкнул, мстительно заявив во всеуслышание. — Препод по праву весьма непрозрачно намекнул, что если ты не прекратишь опаздывать и спать на его парах, экзамен сдашь только с Божьей помощью, не меньше. Зная его, в церковь всё-таки зайди. На всякий, так сказать, случай!
— Отпевание? За упокой? Или во здравие? — я заинтересованно приоткрыла глаз, глядя на старосту.
— За упокой, епт, — Валька показал мне кулак и, посчитав на этом воспитательную работу с моей совестью законченной, перевёл взгляд на двух местных дятлов с птичьей фамилией Перепёлкины. Тем от пристального внимания парня аж ржать перехотелось. Особенно, когда тот многозначительно так протянул. — А для любителей зимнего экстрима, лыжного спорта и баек про армию у меня есть специальный вопрос! Ну и когда вы, два альбатроса, собираетесь сдавать зачёт по лыжам, ась?!
— Валь, так это… — попробовал сидящий рядом с братьями белобрысый культурист, робко ткнув пальцем в сторону окна. — Апрель же уже… Ну почти.
— И чо? — Валька аж удивлённо моргнул на такой «убойный» аргумент со стороны бунтующих низов. — Мне всё ещё однофигственно, Середкин. Политика партии проста и пряма, как извилина: хвостов быть не должно! И как вы будете этого добиваться, меня всё ещё не колышет!
— Но…
Попытки оспорить решение вышестоящей инстанции провалились, так толком и не начавшись. Увы, идти против обличённого властью старосты было очень и очень проблематично. Хотя бы потому, что тот одним своим хмурым, грозным видом он подавлял любой намёк на сопротивление лучше хвалёного психологического оружия потенциального противника.
Во всяком случае, так о нём страдальцы с факультета безопасности жизнедеятельности отзывались. С явным содроганием вспоминая совместные пары, зачёты и семинары. Хотя как по мне, Валька был просто сама доброта, радушие и понимание…
В отличие от моего «любимого» преподавателя по праву! Что б ему язык морским узлом завязало, ей богу!
— Не спи! — не хуже змеи зашипела Олюшка, тыкая меня в бок кончиком карандаша. А когда это не возымело особого эффекта, не выдержала и приложила меня стопкой конспектов по голове. — Не спи, зараза!
— С вами выспишься, как же… — душераздирающе зевнув, я всё же соизволила сесть прямо. Даже лицо ладонями потёрла, честно пытаясь хоть так разогнать остатки сонливости в голове.
Помогало слабо. Организм, озверевший на почве весеннего авитаминоза, повышенных нервных нагрузок и приступа трудоголизма (как будто мне он был в радость, ага!), просыпаться отказывался категорически. Ему было откровенно мало двух часов проведённых в зыбкой полудрёме, после попыток постигнуть все тонкости инновационных подходов в педагогике. И я не сомневаюсь, что стоит мне хотя бы на минутку, на вот такую вот секундочку, закрыть глаза, как всё. Тушите свет, кидай гранату, усну там же, где сижу, стою и просто прислонюсь хотя бы на мгновение.
Последнее было не принципиально. Я и на объятия с фонарным столбиком согласна, если это обеспечит, хотя бы полчаса нормального сна. Только кто ж даст-то?
— Лузер, ты умудрилась уснуть посреди вступительной речи ректора, положив голову на плечо нашего куратора! — насмешливо фыркнула Шумилова, вытащив из своей сумочки зеркальце и принявшись поправлять и без того безупречный макияж.
— Год назад, год назад это было, Оля, — вывалив содержимое рюкзачка на парту, я скептично оглядела получившийся завал. Здесь было всё: начиная от квитанции за газ (а я её оплатила или нет?), заканчивая кривым рисунком явно мутировавшего Пикачу (надо бы ввести запрет на просмотр этого мультика, определённо). Не было только распечатки с расписанием, выданной Валькой в первый же день учёбы. — Может, уже похороним эти воспоминания? Кстати, что у нас сегодня по списку пыток и изуверств?
— Окно, история, обед, две педагогики и семинар по психологии, — Шумилова задумалась на пару минут, выбирая карандаш для бровей. — Но ходят слухи, что его могут отменить.
— А слухи зовутся Википедией?
— Между прочим, это всё ещё невежливо придумывать глупые прозвища и вешать ярлыки на представителей социума, с которыми вынужден контактировать больше трёх раз в неделю, — сидевшая передо мной Машка Толстихина показательно вздохнула, бросив на нас недовольный взгляд и вернувшись к чтению книги. — И да, семинара не будет. Я слышала краем уха, что у преподавателя подготовка к городской научно-практической конференции. Ему не до нас.
И с невозмутимым видом послюнявила палец, переворачивая страницу. Показательно вздохнув, когда Ольга довольно протянула, закончив наводить марафет:
— Ну чем не Википедия, правда, ведь?
От прилетевшей в лоб тетрадки она успешно уклонилась. А я, отметив, что до второй пары ещё почти сорок минут, сгребла все вещи обратно в сумку и уставилась в окно, подперев щёку кулаком. Стараясь моргать пореже, чтобы снова не уснуть и слушая вполуха очередной виток дискуссии на тему непосильной студенческой жизни.
Не удивившись ни капли, когда яростные споры по поводу здорового образа жизни и посиделок по окончанию сессии, плавно и незаметно свернули на привычные рельсы. То есть на обсуждении моей неистребимой сонливости и вспыхнувшей «симпатии» со стороны преподавателя по праву. К слову, абсолютно и совершенно точно взаимной.
Ибо мы друг другу не понравились с первого взгляда. Или храпа. Тут сведения расходятся, а свидетели начинают путаться в своих показаниях. Сходятся же они только в одном, так эпично перекличка студентов ещё ни разу не проходила.
Нет, ну если быть честной и положить руку на сердце с зачёткой, первый раз это было банальным стечением обстоятельств. По крайне мере, я точно не планировала после ночной смены в клубе мотаться в травматологию, объясняться с врачами, полицией и снова врачами, а потом два дня безвылазно сидеть дома в обществе четырёх малолетних тиранов. Двое из которых, катаясь на честно стыренном скейтборде старших братьев, умудрились сломать руку и вывихнуть лодыжку. Я, конечно, люблю своих оболтусов, не взирая ни на что, но они в здоровом-то состоянии то ещё испытание для нервов, а уж когда болеют и вовсе становятся невыносимыми.
В общем, выходные у меня получились такие убойные, что после них полагалось ещё как минимум два выходных дня. Но чувство ответственности и внезапно проснувшаяся совесть отправили меня в университет, на целых пять пар. Где я усиленно боролась с собственной сонливостью, жаждой убийства и каверзными вопросами преподавателей. И к концу дня напоминала больше свеже поднятый труп, чем живого человека. На последнюю пару меня, можно сказать, принесли и усадили на первую парту, прямо под светлые очи преподавателя. А потом дружно удивлялись, как это я заснуть умудрилась? Действительно, как?!
Тихо фыркнула, украдкой зевнув. Так что да, первый раз это было стечение обстоятельств. Стоившее мне отбитого копчика и насмешливых подколок от самого Ярмолина. Впрочем, во второй раз, во всём тоже были виноваты обстоятельства. И в третий, и в четвёртый…
И как-то незаметно всё это вылилось в самую настоящую войну, где идти на уступки или сдаваться на милость противнику никто не собирался. Ведь я по-прежнему спала и опаздывала, а господин Ярмолин язвил, насмешничал и тонко издевался по мере своих преподавательских сил и возможностей. И пусть прошло почти полтора года, мы всё ещё друг другу не нравились, совершенно. Что, впрочем, не мешало мне сдавать зачёты и экзамены без особых проблем. По крайне мере до этого дня точно.
Интересно, чем я ему на этот раз не угодила-то?
— Эй, Снегирёва не спи, замёрзнешь, — Шумилова дёрнула меня за руку, отвлекая от тяжких философских дум. И кивнула головой на дверь, за которой только что скрылась добрая половина нашей группы. — Пошли. Сама знаешь, историк не любит опоздунов.
— А кого он вообще любит? — поднявшись, я сладко потянулась, до хруста в пояснице и, прихватив рюкзак, поспешила за подругой. День обещал быть насыщенным и без мыслей о «любимом» преподавателе.
Вторую пару я стоически просидела в углу аудитории истфака, спрятавшись за широкую спину старосты и искренне стараясь не спать. Получалось не очень, обеденному перерыву я обрадовалась как манне небесной, постаравшись смыться из-под бдительного ока историка до того, как он затеет очередной спор на околонаучную тему. Не то чтобы я не любила историю, но и фанатом оной не являлась. И уж точно не собиралась выяснять, зачем Ленину мавзолей и каким макаром тут наследили древние инки.
Куда больше меня занимало желание поесть и добыть хотя бы каплю кофеина до того, как его истребит вечно голодное студенческое братство. Чтобы пережить две пары педагогики требовалось что-то посущественнее пакетика апельсинового сока, отобранного в неравной борьбе с домочадцами. Учитывая, с какой скоростью в нашем доме заканчиваются все съестные припасы, вплоть до пищевой соды (и куда они её деть могли, паршивцы?!) это было равносильно подвигу Геракла, серьёзно.
Не, мальчишек я действительно любила, нежно и трепетно. Хотя порою руки так и чесались прибить засранцев. Но в том, что касалось еды, они напоминали мне саранчу в голодный год, сметая всё, что видели на своём пути.
— Эй, Снежка! Меня подожди! — неловко лавируя в толпе голодных студентов, рвавшихся попасть если не в столовку, то хотя бы в один из трёх кафетериев, мне под ноги выпала Людмила Селяхина, третьекурсница с факультета филологии.
Мы с этим вечно рассеянным, мечтательно улыбающимся русоволосым чудом познакомились в библиотеке полтора года назад. У Милки (а сокращение «Людка» она не переваривала органически) завис текстовый редактор, попутно повредив файл с курсовой работой по литературе, я проспала пол пары по праву в библиотеке и очнулась от её попыток пнуть несчастный системник ногой. Можно сказать, этот чудодейственный пинок (хотя и промахнулась она знатно!) и стал отправной точкой нашей нежной девчачьей дружбы.