— Твою любимую? — Виолетта листала плейлист, выбирая композицию. Марго же прислонилась к зеркальной стене, с загадочной улыбкой наблюдая за происходящим.
— Ну… — я хмыкнула, обхватив шест рукой, и мягко скользнула вокруг него, отклонившись в сторону и перенеся весь вес на руку. — Почему бы и нет, собственно?
Резкое вступление, наполненное ударными, звонкими и бьющими прямо по нервам, хриплый голос солистки и ритм, от которого в душе поднималось что-то тёмное и непристойное. И слова, зовущие разрушить Ад к чертям. Так или иначе. Пока бурлит кровь, пока мы молоды и сильны, пока вокруг царит хаос и пожар. Пока мы сами этот огонь, сметающий всё на своём пути.
Я двигалась мягко и резко, вилась и летела. Скользила и соблазняла. Отталкивала и звала за собой. О нет, ни грамма неприличного, ни сантиметра обнажённой кожи. Только музыка и тело. Отчаянное, охваченное пламенем. Кричащее и умоляющее разрушить Ад вместе с ним. Ад стереотипов и ограничений. Обрести свободу там, где её не было, и нет.
Я падала на колени, я не видела, что происходит вокруг. Я окунулась с головой в звучавшую мелодию, наполнявшую меня той самой, такой драгоценной и недоступной в обычное время эйфорией. Чистым, ничем не замутнённым наслаждением. И я не скупилась, даря его в ответ. Изгибаясь, скользя и увиваясь. Прыгая, летя, кружа. Взметаясь вверх и оседая вниз.
Задыхаясь и не имея сил надышаться этим ощущением. Упиваясь им и пьянее до хмельной головы, когда уже плевать, с чего всё началось. Главное, чем всё это закончится. А в голове настойчиво бился крик солистки группы, молившей раскачать чёртов Ад. Уничтожить его. Стереть. Станцевать на его горящих костях. И я…
Разве я могла ей отказать? Разве я могла отказать себе, м?
Последний рывок, последний аккорд. Взметнуться вверх, скользнуть по гладкому серебру металла. И упасть. Сломанной куклой рухнуть на потертый паркет, будто из меня вынули все кости разом, оставив стоять на коленях, упираясь ладонями в пол. Далеко не сразу осознав, что музыка стихла, а в зале повисла изумлённая тишина. Хрипло выдохнув, я медленно выпрямилась, глядя на собственное отражение в зеркальной стене.
Растрёпанная, раскрасневшаяся, тяжело дышавшая, да так, что грудь ходила ходуном. Сказывается длительное отсутствие нормальных тренировок. И вообще, разленилась я, что не говори. Впрочем, это ладно. Позабавил меня взгляд — сытый, довольный. Ей богу, как у наркомана, словившего после дикой ломки чистый, ничем не замутнённый кайф от новой дозы. Ну или как у клептомана, стырившего очередную, пусть и не самую ценную вещь. Или…
Тихо фыркнула, поднимаясь на ноги и разминая занывшие плечи. Чёт меня не в ту степь понесло, ох не в ту. Но до чего же приятно… Нет, до чего же офигенно вновь встать рядом с пилоном. Ловить чистые, ничем не замутнённые эмоции, сочетая музыку и движение тела. Наплевав на все ограничения и запреты, но, так и не переступив ту злополучную черту между эротикой и откровенной порнухой. Правда, сколько ж Ви пришлось меня гонять, чтобы добиться такого эффекта…
Как вспомню, так вздрогну! И прокляну чем-нибудь тяжёлым. Не смотря на то, что оно того стоило, ага.
— Это… Это… Это просто ва-у-у-у… — восхищённо выдохнули две близняшки, стоявшие ближе всех ко мне. Я на это только фыркнула, лукаво сощурившись и приглаживая взъерошенные волосы.
А девчонки на этом не успокоились. Тонкие, миниатюрные, с яркими красными прядями, вплетёнными в дреды, они обменялись загадочными взглядами, состроили рожицы и, хихикнув, громко, залихватски свистнули. Так, что даже уши заложило, а парни, стоявшие слишком близко к этой парочке, подпрыгнули от неожиданности. Один из них, высокий, тонкий и рыжий, тут же возмущённо завопил, принявшись тыкать пальцем в хихикающих близняшек. В чём ему активно помогал второй такой же тонкий и рыжий. Медленно, но верно превращая спор в очередной балаган, с кривлянием и очаровательными в своей нелепости ужимками.
Основательно померкших на фоне восторженных возгласов и аплодисментов. Танцоры, подстёгнутые тем самым разбойничьим свистом, принялись активно выражать свои впечатления, радостно улюлюкая и требуя выход «На бис!». Правда, среди такой огромной бочки мёда, была своя собственная ложка дёгтя. И звали её…
Я тихо хмыкнула, качнув головой. Ну, кто бы, собственно, сомневался, да.
Олюша, всё это время простоявшая в сторонке, подпирая плечом одну из стен, зло скривила губы и фыркнула, яростно сжимая кулаки. Поморщилась, обиженно глядя на счастливых коллег, дуясь как мышь на крупу. И искренне попыталась просверлить обиженно-ненавидящим взглядом сначала меня, потом довольно (и до ужаса мстительно, я бы сказала) улыбающуюся Спасскую. Та на такое откровенно детское поведение только вопросительно бровь вскинула, скрестив руки на груди. Невинно пожимая плечами, словно говоря, а я-то тут причём?
Пожалуй, это стало последней каплей, переполнившей и без того не самую большую чашу терпения. Олюша раздражённо дёрнула плечом и смахнула тугую косу на спину. Решительно направляясь к музыкальному центру, попутно распихивая несчастных членов труппы локтями и намеренно топчась им по ногам. Особенно тем, кто не успел вовремя уйти с её пути. На Виолетту она даже не взглянула, толкнув её в бок и принявшись пролистывать плейлист, что-то бормоча себе под нос.
Ви озадаченно моргнула, но возражать не стала. Только отступила в сторону, с любопытством наблюдая за происходящим. Явно гадая, что задумала эта дурочка и чем это может ей, дурочке в смысле, грозить. А та…
Та победно вскинула кулак и ткнула пальцем в одну из мелодий. Ритмичный бит, непривычно резавший слух, но заводивший какой-то своей, особенной дерзостью, разрезал воздух и взорвал повисшую в зале тишину. Выпрямившись, Олюша одарила нас снисходительными взглядами и, встав напротив меня, принялась ритмично отплясывать. Да-да, именно отплясывать, в духе самых настоящих народных гуляний. Безбожно мешая совершенно разные стили, почти не попадая в такт и не чувствуя ритма и лейтмотива мелодии. Двигаясь то быстрее, то медленнее и превращая в принципе не плохую задумку в какой-то…
— Фарс, — беззвучно вздохнула, во все глаза глядя на свою «соперницу». Чувствуя, что мой внутренний перфекционист приходит в тихий, тайный ужас. С каждой секундой, с каждым всё более странным движением чужого тела подталкивая меня к очередному безумному поступку.
Пока я, не выдержав, не сделала то, что год назад божилась и клялась не делать. Отрывисто кивнув собственным мыслям, я шагнула вперёд и приняла брошенный мне вызов, вступая в самый настоящий танцевальный батл. Наслаждаясь тем, как азарт, вспыхнувший яркой искрой в глубине души, с каждым мгновением разгорается всё сильнее. Отключая инстинкт самосохранения, здравомыслие и хоть какие-то тормоза. Набатом выстукивая в голове глупую, но такую привлекательную мысль.
К чёрту всё, это мой танцпол!
Движение — жизнь. Танец — песнь во имя жизни. Тело — всего лишь инструмент. А душа… Душа поёт и дрожит, сердце отбивает ритм в унисон со звучавшей музыкой. Гоняя по венам адреналин и возбуждение, смешавшиеся в бурлящий коктейль удовольствия. И я скользила, танцевала, подчиняясь медленному, тягучему ритму, пришедшему на смену оглушительной барабанной дроби. Раскачивалась и качала вместе с собой окружающий мир. Подчиняла его, толкала в бездну и взрывала к дьяволу. В какой-то момент, окончательно отрешившись от окружающей действительности, отдавшись захватившей меня музыке полностью и, как говорится, по любви. Про себя посмеиваясь над незадачливой соперницей, пытавшейся откровенно мне подражать.
Выходило до неприличия смешно и нелепо. Амбиции это хорошо, это правильно. Они толкают на новые свершения, тащат за собой по пути к вершине, к славе и признанию. Это едва ли не более важно, чем талант в таком тонком деле, как танцы. Несмотря на кажущуюся безобидность, танцевальная тусовка жестока и сурова, как, в общем-то, и любой другой вид спорта. Вот только…
Рухнув на колени, с лёгкостью нырнула под ногу Олюши, умудрившейся специально (или нарочно) неловко взмахнуть ею прямо перед моим носом. Вот об этом и речь. К амбициям комплектом должно идти чувство меры. Чёткое понимание того, когда да, надо закуситься и переть, как танк, не обращая внимания на препятствия и окрики людей, а когда зажать себе рот, прикусить язык и молча отойти в сторону. А не пытаться выглядеть ещё глупее, чем ты есть. Именно поэтому мне Олюшу было чуточку, самую малость жаль.
Хотя и не настолько, чтобы покорно уступить ей лидирующие позиции в батле. Ну уж нет. Не тогда, когда сия дурочка пытается отжать у меня и внимание зала, и половину танцевальной площадки. Не имея ни малейшего представления о том, во что и куда лезет, исполняя сложнейшие элементы нижнего брейка. Нагло демонстрируя великолепную растяжку, силу и страсть. Зазывно улыбаясь в отражении зеркальных стен, прогибаясь в спине порою так, что я здраво опасалась за сохранность её позвоночника и то и дело сползающих спортивных брюк.
Будь это другой зал, будь это другая музыка, обычный клуб или что-то ещё, возможно (только возможно) Олюша имела бы успех. Непритязательной публике не так уж сложно угодить и на каждого найдётся свой любитель, даже такой извращённый. Но мы находились в профессиональном танцевальном зале и оценивали нас пусть и вышедшие из любительской лиги, но мастера своего дела. А бедная Олюша, сосредоточившись на своей идее фикс доказать всем и вся собственное превосходство, забыла об одной маленькой детали.
Не значительной, но самой важной.
Я от неё не отставала, но попадала в ритм. Не хваталась за неуместные здесь и сейчас сложные элементы, но умело ввинчивала их в нужном месте, в нужное время. Привычно комбинируя с простотой и изящной точностью, тонко балансируя на грани. Не пыталась задавить соперника массой и агрессией, а сплетала в единый рисунок музыку, тело и бурлившую в нём страсть. Тот самый незаметный нюанс, про который многий так опрометчиво забывают.
Ловко ускользнув от очередного резкого и дерзкого (как она думала) движения Олюши, я едва заметно качнула головой. В танце не важно, сколько высококлассной, сложной техники ты покажешь. Безусловно, она зачтётся тебе по итогу, но для обычного зрителя останется набором обезличенных, заученных и слишком резких движений тела. Она ничего не даст в ответ. Никакого эмоционального подтекста, никакой чувственной отдачи.
Ничего, что стоило бы повторного просмотра шоу. Ни-че-го.
Музыка менялась раз за разом, смешивая стили и жары. Хип-хоп, хард-рок, фолк-рок, просто рок и снова хип-хоповая миксовка. Мы двигались по залу, постепенно оттесняя зрителей в сторону. Олюша, подсознательно чувствуя, что проигрывает, начинала повышать уровень сложности, закручивая всё новые и новые элементы. И глядя на неё, я, чуть помедлив, принялась повторять следом. Переводя импровизированный танцевальный батл в новую плоскость. Чем взбесила несчастную окончательно и та начала совершать ошибки. Одну за другой. Пока не споткнулась о валявшиеся возле пилона полотна, всё ещё закреплённые под потолком. И…
— Стой, дура! — мой крик напугал половину труппы, залипшую на нашем танце. Вторая половина дёрнулась следом за Олюшей, но не успела.
Обиженное на всех и вся дитя, явно недооценённое (по её скромному мнению) сокровище всего танцевального мира, успело подтянуть полотна вверх, ухватиться за них и…
— Ой, дура-а-а… — голос Марго был наполнен искренней и бескрайней тоской по чужой глупости. А мы с Ви, синхронно и не сговариваясь, закрыли лица ладонями, исполняя так называемый жест «рука-лицо». Потому что, что?
Правильно, потому что нельзя быть одновременно красивой, умной и осторожной. Это блин, три разные женщины получаются!
Элементы воздушной акробатики никогда не считались чем-то лёгким. По сравнению с полотнами, танец на пилоне так, детский лепет. Но амбиции и гордыня, которую давно и прочно следовало засунуть в энное место, отключают не только тормоза, но и здравомыслие в комплекте с инстинктом самосохранения. И наша великая танцорка, умудрившись сделать пару движений, вцепившись в полотно так, что ткань чудом не разорвалась, подпрыгнула, намереваясь крутануться в воздухе вокруг своей оси.
И теперь благополучно болталась над полом, вися вниз головой, стянутая по рукам и ногам, и вопя на весь центр:
— А-а-а-а! Снимите меня-я-я!
— Ох ты ж… — выдохнули хором девчонки-близняшки да так и застыли, прижав ладонь ко рту и глядя круглыми глазами на новое украшение зала. Дёргающее, воющее, ноющее. Запутавшееся ступнёй в туго натянувшихся под её весом полотнах. Размахивая второй, свободной ногой в воздухе.
И её бы, несчастную, пожалеть, но почему-то жалко не было. А судя по тихим, но становившимся всё громче смешкам, жалко не было не мне одной.
— Освободите меня! Немедленно! Я выиграла, я! Я была и есть солистка этой труппы! Я… Я… — секундное молчание и, жалобно вздохнув, Олюша тихо так, беспомощно протянула, глядя на окруживших её коллег. — Помогите, а?
Волна хохота, грохнувшего следом за этой просьбой, ещё долго сотрясала стены зала. Но, не смотря на всё пренебрежительное отношение к несчастной, из ловушки её всё-таки освободили. И даже вызвали скорую помощь, так как по собственной дурости эта красотка вывихнула запястье, растянула лодыжку и получила тяжёлую моральную и психологическую травму, от такого-то публичного унижения.
Впрочем, так ей и надо. Может, в следующий раз головой думать будет, а не другим, не менее интересным местом. Так что, со спокойной совестью сдав хныкавшую девицу на руки суровой бригаде врачей, прибывших на вызов, и проводив их делегацию до самой машины, мы всей толпой вернулись в студию. Припоминая по ходу дела самые эпичные моменты произошедшего.
— Н-да, — наконец, выдала Ви, отсмеявшись и смахнув украдкой слезы, выступившие на глазах. Хлопнув меня по плечу, подруга насмешливо протянула. — Я, конечно, предполагала, что ты поможешь нам от неё избавиться, но что бы так радикально…
— Боюсь, я тут не причём, — взъерошив волосы на затылке, я совсем уж неприлично гоготнула. — Вот что делает с умами неокрепшими жажда славы, да-а-а…
— Ой, да ладно, — хмыкнула Марго, вынырнувшая, как чёрт из табакерки, откуда-то сбоку. И пихнула меня локтем в бок. — Лучше скажи, ты согласна возглавить этот зоопарк?
— А?! — я удивлённо моргнула, воззрившись на подругу как на восьмое чудо света. И как-то упустила тот момент, когда меня взяли в клешни те самые девочки-близняшки, обхватив с двух сторон и повиснув на плечах не маленьким таким грузом.
— Ви, скажи, она же останется, да-а-а? — мелкие дьяволицы так невинно улыбались и хлопали ресницами, что я невольно призадумалась…
А не взлетят они, такими темпами, случайно?
— Ну, скажи, Ви, скажи! — продолжала тараторить эта парочка, стискивая меня в совсем уж не женских объятиях. Кто сказал, что девушки слабый пол?
Тот просто никогда не имел дело с танцовщицами!
— Ну… — Спасская сделала вид, что задумалась, а потом притворно расстроенно вздохнула, разведя руками. — Я даже не знаю, девочки… Ната у нас сама себе хозяйка, мне её приманивать нечем.
— Тогда может того… В жертву принести? — подал голос один из рыжих парней, встав рядом со Спасской. И, обменявшись заговорщическими взглядами со своим двойником, уставился на меня с самой, что ни на есть плотоядной улыбкой. — Ви, мы хотим её в наши ряды.
— Так кого надо распять на алтаре тщеславия, чтобы она осталась? — поддержал его второй, сложив руки в молитвенном жесте с видом самого настоящего киношного злодея.
Глядя на них, я честно старалась не поддаваться. Ни обаянию, ни провокационным взглядам Виолетты, ни традиционному вопросу Марго «Струсила, да, Снегирёва?». Честно старалась, стойко держалась…
Первые минут пять. А потом, то ли взгляды были слишком уж умоляющими, то ли меня эйфория так до конца не отпустила… Не знаю. И, положа руку на сердце, не шибко-то хочу разбираться, что именно толкнуло меня на этот безумный-безумный шаг. Но вместо того, чтобы откреститься от этой затеи, я глубоко вздохнула и ляпнула, ныряя, как в омут с головой:
— Хрен с тобой, Сирена ты наша… Согласная я!
От радостного рёва, раздавшегося на весь немаленький зал, меня слегка контузило. Правда, не настолько, чтобы не заметить, как меня настойчиво хотят погрести под множеством счастливо вопящих тел. Хорошо, что я успела вовремя разгадать манёвр ребят и совершить тактичное отступление в сторону. Чтобы усевшись на низкий, широкий подоконник панорамного окна, украдкой перевести дух.