Драгослав покачал головой и поднялся в капище. Преклонил перед Полозом колено, но Змий заставил его сесть рядом.
- Скоро мы на равных будем, - усмехнулся Бог. – Хватит в эти игры играть, царь Сваргореи. Я к тебе по делу явился, почести моему капию потом воздавать будешь.
- Что же привело тебя сюда? – спросил Драгослав. Царь чувствовал себя неуютно, сидя рядом со своим повелителем. Неспроста Полоз так дивно себя ведет, ох неспроста.
- Привело меня сюда то, что войско ты уже славное собрал, и люди тебе верят, - улыбнулся Полоз, от чего его сомьи усы закачались. – Пора нам с тобой делом заняться, царь.
У Драгослава внутри похолодело: царь знал, что не сможет вечно оттягивать военный поход на неведомые Западные земли. Он знал, что рано или поздно, но Полоз явится ему за долгом. Долгом, отдавать который час настал.
- Я подготовлю войска к тому месяцу, к которому ты повелишь, - покорно ответил Драгослав. Полоз засмеялся.
- Как только лед позволит, отплывём мы на Блажен, сын мой, - Полоз положил свою жилистую руку на спину замершего от ужаса Драгослава. Царь нервно сглотнул.
- Мы же готовим флот на Запад, а не на Восток, - попытался возразить царь. Полоз рассмеялся еще больше.
- Неужели ты думал, что меня и вправду интересует мир людей? – удивленно прохрипел Змий. – Неужели ты думал, что земля, которую ты захватишь для меня, моему Духу будет люба, а, царь людей?
Драгослав молчал. Ужас, ледяной ужас, пленил его. Царь не мог ответить Полозу, настолько всепоглощающим был страх. Почувствовав настроение царя, Полоз еще больше рассмеялся. Хрипло, с перекатами. Где-то далеко ему ответил Горыч. Перепугал ящер, наверное, половину города, подумал Драгослав.
- Я думал у нас уговор, - наконец, выдавил из себя царь Сваргореи.
- Конечно, уговор, - согласился, отсмеявшись, Полоз. – И ты его исполнить должен. Коли откажешься со мной на Богов идти, тогда отберу у тебя я твое сокровище.
- Сокровище? – заикаясь, переспросил Драгослав. – Моя душа и так у тебя, Полоз.
- Злата, дочь твоя, - криво улыбнулся Бог морей, и царь вздрогнул. – Ты в ней души не чаешь. Твоя же душа тебе никогда не была нужна, - хмыкнул Полоз. – А вот царевна… любишь ты дочь свою больше всех на свете, хоть себе в этом признаться боишься.
Полоз был прав, Драгослав любил свою златовласую дочку больше, чем отец любил его самого. Злата, его маленькое чудо, которое преподнесла царю волхва. Драгослав мог проститься даже с Агнией, которую, кажется, успел полюбить, но не с дочерью. Царь был холоден с царевной, но только потому, что этой холодности требовало его положение Наместника Полоза.
- А, коли, не отступишься от Слова, данного мне, - продолжил Змий, - награжу тебя бессмертием, и станешь ты подобным мне и своей жене, Агнии.
- Агния бессмертна? – забывшись от удивления, спросил царь.
Полоз удивленно посмотрел на царя:
- Ты что, не знаешь, с кем живешь? – спросил Бог.
- Нет, я женился на ней, потому как Слово дал, - покачал головой Драгослав.
Полоз продолжал с удивлением смотреть на царя, потом не выдержал и рассмеялся в полную силу.
- Вот не думал, что ты удивить меня можешь, человек, - вытирая слезы, сказал он. Драгослав чувствовал, как им завладевает стыд, а затем, и злость. Вновь вернулось то забытое чувство задетой гордости, от которого за десять лет правления царь отвык.
- Ну же, не надо гневаться, - вкрадчиво проговорил Полоз, читая Драгослава. Бог старался сдерживать смех, но у него получалось с трудом. – За то, что рассмешил меня в Чернобога Ночь, награжу тебя и поведаю о том, кто жена твоя на самом деле.
У прапрадеда твоего прапрадеда, царя Твердимира, служила лесная волхва Светляна. Ворожея она была одаренная, могла с русалками разговаривать и в плен не попадать, водяных зачаровывать и даже духов неяви призывать. И девушкой она была красивой, видной, вот и полюбилась царю. Чтобы грех на душу не брать, царь отправил ее в Сестринской Свагобор, послушницей, дабы она волхвой стала и с вечностью обручилась. Когда Светляна закончила учение, она возвратилась в Царский Терем. Дева хотела с царской семьей проститься перед своим уходом, ведь царская чета столько благого для нее сделала. Но когда Твердимир увидел Светляну вновь, он понял, что не угасло его страдание, да и она к нему запретные чувства питает. За годы, проведенные в Свагоборе, Светляна только краше стала да желаннее. Ох, люди, на какие только безумства не толкает вас ваш метущийся Дух! – Полоз покачал головой и продолжил рассказ, от которого сжималось даже плененное навьями сердце Драгослава. – Когда понял Твердимир, что сотворил, поздно было. Светляна не хотела покидать его, она даже тайну хранить ради него была готова. Но царь Сваргореи боялся того, что о волхве кто-нибудь узнает, и выслал ее силой. Тогда Светляна и пришла ко мне: она бросилась в море со стен Солнцеграда. Только я не взял ее жизнь: силой она владела редкой, душа у нее была наивна и чиста. Я хотел, чтобы она осталась у меня, и даровал ей бессмертие. Только не радовалась она моим дарам, не хотела становиться царицей моей, сильно тосковала по людям и по царю своему непутевому. Любила она Твердимира по-настоящему, мне даже завидно было, - сокрушался Полоз. - Я флот ей подарил! – воскликнул Бог, смотря на пораженного Драгослава. - Показывал такие чудеса, которые ведомы были только пращурам… – покачал головой Змий. – А она меня о смерти просила. Но я не мог отправить ее к Мору. Светляна бросилась со стены по своей воле, а в Ирий таким дороги нет, и ее Дух никогда не оденется в Златое. Мне стало жаль девицу, и я позволил ей вернуться в Средний Мир, а ее душу схоронил у неявей. Только Светляна не могла быть человеком в вашем мире, ведь ее тело давно истлело. Только в моем царствии или на моих кораблях она могла быть прекрасной девой. Светляна нашла себе болото в чаще тайги и поселилась там. Поселилась в тереме, что стоял в самом болоте, на воде. Спокойствие Светляны охраняла Топь по моему велению. Иногда я навещал Светляну и, порой, казалось мне, что успокоилась, наконец, ее душа. С тех пор и пошла легенда о Яге и ее избе. Чтобы Светляне вновь человеком стать, царь должен был ее в жены взять, а тело ящерицы, дарованное мною, сжечь в святом огне, - Полоз немного помолчал, покачал головой и, смотря на Драгослава, задумчиво проговорил. – А я-то все думал, что она в тебе нашла, почему от своего тихого бытия в царстве Индрика отказалась. Когда увидел тебя, понял сразу: ты точь-в-точь как предок твой, которого она любила. Те же волосы и карие глаза. Ох, девка… Ничему ее беда не научила.
Драгослав не знал, что и думать. От услышанного кружилась голова. Теперь все стало ясно: почему Агния Полозу служила, почему Полозов Век так стремилась возвратить, и почему его, Драгослава, Змию отдала. Агния Драгослава любила, но своей странной, веками вымученной любовью. Любовью той, кто умереть не может, той, чья душа Мору отдана. Нет, она не Драгослава любила. Ее сердце сжимала тоска по тому человеку, кого давно поглотило время, и на кого царь был лишь похож. Агния страдала по Твердимиру и в то же время ненавидела его. Лес успокоил душу волхвы, но вечность ее утомила. И желание Драгослава стать царем было для Агнии единственно возможной дорогой обратно в Свет, как сама Агния говорила ему много лет назад. Тогда царь ее не понял. А сейчас...
Драгослав закрыл лицо руками: даже Полозов Дух не мог подавить весь ураган обуревавших его чувств.
- Хватит, царь, - услышал он раскаты Полозова гласа. – Любит она тебя, не переживай. Если бы не любила – давно бы умертвила, - Бог тихо рассмеялся, но Драгославу было не смешно. Даже военный поход на Блажен пугал его не так, как то, что он узнал о жене.
- Как же я теперь ей в глаза смотреть буду? – тихо спросил Драгослав у Полоза.
- Как и прежде, - пожал плечами Бог. – Ты же ее не предавал, - Полоз прищурился, будто проверяя честность царя. - Она хорошая, Агния. Под моей опекой твоя жена, - наконец, сказал он, утвердившись в преданности Драгослава. - Черной Волхвой сделали ее люди. Из-за нее я согласился помочь тебе, царь. Если бы Боги пустили ее в Ирий, я бы не мучал ее душу так, - вздохнул печально Полоз. Драгослав удивленно посмотрел на Бога морей: неужели Полоз любил Агнию? Это догадка была ужаснее всего, но, тем не менее, она все объясняла. - И еще из-за Перуна, - добавил Полоз и Драгослав вздохнул спокойнее. - Наша с Громовержцем вражда еще не окончена. Перун отнял у меня отцовскую любовь и ушел в свой Светомир, - Змий угрожающе зарычал и затряс головой от злости. С его мощного тела полетели брызги. Кулаки его сжались. – Я хочу, чтобы твои корабли вытравили Перуна на прямую схватку со мной.
- Но почему ты сам пойти не можешь? – набрался смелости Драгослав.
Полоз еще сильнее сжал илистые пальцы.
- Я уже ходил, - прорычал он сквозь зубы. – Много, много раз. Но брат не хочет спускаться ко мне. Боги молчат. Значит, достучаться до них могут только их дети, - тут Полоз вздрогнул, будто упоминание детей богов коробило его до глубины души, и резко наклонился к царю. Наклонился так, что его мокрые усы почти касались бороды Драгослава. Царь не мог и шелохнуться. – И ты пошатнешь врата в Светомир, - угрожающе прошипел Полоз. – Мощь твоего флота заставит рахманов преклонить перед тобой колени. А мой сын, Горыч, и преданная мне Агния помогут тебе в этом.
Полоз отстранился.
- Я буду и дальше являться твоим волхвам во снах, - уже спокойно сказал Змий. - К весне каждый из твоих мудрецов будет убеждён в том, что на Блажен идти тебе сказали Боги.
Полоз исчез, а царь не мог пошевелиться. Несмотря на зимний мороз, царь долго, до тех пор, пока за ним не пришел слуга звать к ужину, сидел подле капия Полоза. Драгослав не испытывал таких противоречивых чувств за все года правления, но Дух Полоза не спешил даровать царю желанное спокойствие.
_
Злата, хоть и не спорила никогда ни с отцом, ни матерью, поступала по своему разумению. И, когда настал вечер гуляний, царевна незаметно выбралась из Царского Терема.
Злата, обидевшись на родителей за то, что те не отпустили ее на гуляния, после ужина удалилась в свои покои. Свернула покрывало на постели так, будто бы человек спит. Сама же шубку надела и тайно пробралась по коридорам Терема на улицу. Царевна уже не первый раз подобным образом покидала Терем. Несмотря на свой юный возраст (царевне только девять лет исполнилось), Злата была талантлива в ворожбе и даже свою искусную ворожею-мать могла обмануть. Поэтому пройти незамеченной мимо слуг и воинов отца Злате было несложно: нашепчет им пару Слов, и те отвернуться. Главное, отца не встретить. Царь ее Словам никогда не внимал. Хвала Полозу, Драгослав ей по дороге не встретился, и Злата вышла за теремную стену.
Царская Площадь была ярко освещена светом огней и полна народу: ряженые гуляли, звучала музыка и колядки. В центре площади, на деревянной сцене, выступали ряженые артисты. В украшенном колоннадой ристалище[2], которое располагалось напротив Царского Терема и Великого Свагобора, танцевали с желтым огнем. Царевна невольно улыбнулась, перешла Площадь и пошла по Царской Дороге, где так же шумели празднества. Затем спустилась по меньшей, прилегающей к ней улице, и свернула в проулок, где, у углового терема был разбит маленький еловый сквер, в котором ждали ее подруги.
- Злата, мы тебя давно ждем, замерзли уже, - сказала Румяна, дочка царского веденея Станимира. Румяне было уже двенадцать, и родители позволили ей идти колядовать.
- Не отпускал отец? – не дав царевне ответить, спросила Снежана, дочка купца, подруга Златы по учебе в Ведомире. Она тоже была старше царевны, одиннадцать Снежане было.
- Он никогда меня не отпускает, - пробурчала Злата.
- Ничего, - заверила царевну Снежана. – Еще годок-другой, и будут отпускать тебя родители на колядки.
Но Злата сокрушенно покачала головой:
- Отец говорит, что такими глупостями царевне не пристало заниматься, - Злата поморщилась. – А я и так от скуки помираю.
Девочки рассмеялись и показали царевне свои самодельные маски: смотри, царевна, сейчас веселиться будем! И мешок для подарков принесли! Злата улыбнулась и надела маску лисы. Румяна выбрала себе птицу-кьор, а Снежана взяла беличью маску.
Девочки, взявшись за руки, вышли на парадную дорогу.
Главная улица Солнцеграда, Царская Дорога, прямым лучом пересекала весь город от Царской Лощади до окружной стены. Освещенные высокими фонарями с огненными чашами белокаменные терема были украшены игрушками и еловыми веточками. Ставни большинства окон были открыты, и стекла светились теплым светом горевших очагов. Искрился хрустящий снег, и сладко пахло пряностями. Ряженые стучались в двери домов, пели колядки и принимали дары: хлеб, сладости и сушеные фрукты. Уличные артисты играли на лютнях, скрипках и кугиклах; танцевали с огнем и разыгрывали представления.
- Ну что, начнем? – спросила Румяна царевну, подпрыгивая от нетерпения. Злата согласно кивнула, и три подружки поднялись на крыльцо ближайшего дома.
Девочки стали окликать хозяев. Дверь открыла служанка, которая, завидев колядующих, тут же позвала хозяев дома. Когда хозяева с детьми вышли на крыльцо, царевна обратилась к вышедшим с просьбой разрешить колядовать. Те радушно согласились. Злата и Румяна стали петь, а Снежана - играть им на жалейке.
Пришла Пора Бога Мора,
Но мы не отворим врата!
Мы будем праздновать,
Мы будем петь до утра!
Нарядимся мы птицею,
Нарядимся лисицею,
И Дух Темный не узнает нас,
И Дух Темный не увидит нас!
Дай, Сварог, тому, кто в этом дому.
Всем людям добрым желаем:
Злата, серебра,
Пышных пирогов,
Мягоньких блинов!
Коли песни наши славны,
А наряды наши – забавны,
Коли мы по сердцу Вам,
Господин, господа,
Господинова жена!
Двери отворите
И нас одарите!
Пирогом, калачом
Или чем-нибудь еще!
Девочки закончили петь, и хозяева дома, радостно засмеявшись, положили в их мешок угощение.
Так, переходя от дома к дому, три подружки спускались вниз по Царской Дороге, полной радостного гуляющего люда. Несколько раз девочки останавливались смотреть, как ряженые артисты показывают фокусы с огнем. Факиры танцевали с золотым, горячим огнем, а не с волхвовским огнем-Сварожичем. Девочки, пораженные зрелищем, радостно хлопали в ладоши и опускали в шапки, которые артисты положили на землю, угощение. Посмотрев на артистов и отдохнув от песен, девочки вновь шли колядовать.
Иногда вместо царевны пела Снежана, а Злата играла на дудочке. Бывало, жалейку брала и Румяна. Пару раз радушные хозяева приглашали подруг за стол. Девочки от предложений не отказывались, кушали досыта. Когда Злата, Снежана и Румяна дошли до городской стены, девичий мешок был полон угощения, а сами колядовщики были уставшими от еды и охрипшими от песен.
- Нам еще это съесть надо, - смеясь, сказала Румяна, показывая на мешок сладостей.
Девочки расположились на скамейке во дворе, в который свернули, когда прошли всю Царскую Дорогу. Двор был образован фасадами четырех трехэтажных каменных домов. В центре двора был разбит маленький сад. Зелеными остались только невысокие, припорошённые снегом, сосенки, подле которых девочки и расположились. Между соснами плясало пламя фонаря.
- Ну уж нет, - отрицательно покачала головой Злата, снимая маску. – Я больше есть не могу.
- Да ладно тебе, - засмеялась Снежана. – Я вот – могу, - она открыла мешок, достала пряник и откусила его.
- Ты всегда можешь, - усмехнулась Румяна. – Вон, скоро сарафан твой треснет!
- На себя посмотри! – обиделась Снежана, но угощение не положила.
- Я и смотрю на себя, - вздернула носик Румяна. – Я скоро невестой стану, вот за фигурой уже слежу!
- Ага, поэтому сегодня у купчихи Людмилы столько блинов съела! – покачала головой Снежана, продолжая есть пряник. – Как пойдет по столице молва о том, сколько Румяна, дочка царского веденея, блинов ест, так сразу все женихи от тебя и разбегутся!
Румяна насупилась, уперла в бока руки, хотела, было, возразить, но Злата ее остановила.
- Тише, - одёрнула подруг царевна. – Тут кто-то есть.
Злата вглядывалась в сплетение ветвей деревьев, которые росли в дальнем углу двора, образованном стенами стоявших вплотную домов. Девочки перестали препираться и тоже стали смотреть в темноту. Злата на всякий случай вновь надела маску.
- Думаешь, за тобой слуги отца пришли? – встревоженно прошептала Снежана.
- Полоз упаси, - поежилась Злата. Царевне было страшно представить, какое наказание ждет ее за то, что она нарушила слово. Ведь Злата родителям слово дала, что дома ночью останется. Если и ругал ее отец, то только за то, что Злата свое слово могла нарушить. Даже мама такой поступок считала тяжким грехом. Но Злата ничего не могла с собой поделать.