- Как звать-то тебя? - спросил старик улыбнувшись.
- Витенег, - ответил воин. - А тебя?
- Ставер, - сказал старик. – Много где я бывал, а истории, подобно твоей, не слышал. Но то, что она необычна и диковинна, не делает ее невозможной.
- Спасибо за то, что веришь мне, - Витенег кивнул в знак благодарности, положил на сердце правую руку. – Ты первый, кто не посмеялся надо мной.
- Ты, наверное, мало в жизни мореплавателей встречал, - пожал плечами Ставер. – Чем больше в жизни доводиться повидать, тем большее допускаешь возможным.
- Может и встречал, да вот беседовать особо не доводилось, - Витенег сделал глоток из своей кружки и обвел взглядом сидевших за столом. Присутствующие уже потеряли к нему всякий интерес, внимательного слушая того тщедушного паренька, который теперь, осмелев от хмеля, во все горло нес совершеннейшую околесицу. Мужчина ухмыльнулся сам себе: то, что минуту назад казалось ему таким значительным, теперь, в его же собственных глазах, выглядело забавно. Все эти люди завтра не вспомнят и друг друга, не говоря уже о его истории. А, может, и вспомнят, только вот забудут быстро за ненадобностью: все растает в рутине ежедневных забот. Витенег вновь посмотрел на своего собеседника. Ставер опустошал свою кружку, а ящерица на его плече внимательно смотрела на Витенега. Невиданное дело.
– Зачем тебе ящерица? – поинтересовался Витенег.
Ставер поставил кружку, посмотрел на Витенега, а затем, и на свою зеленую спутницу.
- Она - мой оберег, - сказал старик, с нежностью погладив рептилию по остренькой головке. – В одном из штормов, когда я еще был обычным моряком, а не кормщиком, наше судно наскочило на плавучую льдину, и нашу с поморами каюту стало затапливать. Дверь завалило. Я уже готовился предстать перед Мором, как на одной из верхних балок ее увидел. Она внимательно на меня смотрела, будто звала. И я подумал, что, раз она как-то сюда попала, значит, есть в стене трещина или щель. Я схватил какую-то палку, не помню что, и стал со всей силой бить в перегородку, на балке которой ящерица сидела. Сейчас мне это кажется нелепым, но тогда я свято уверовал в то, что я смогу одолеть дерево. И мне удалось пробить брешь, через которую я и спасся.
- Удивительная история, - покачал головой Витенег.
- Не удивительнее твоей, - воодушевился собеседник. – Чем промышляешь?
- Да ничем, - нахмурился Витенег. – Когда-то был погонщиком ингр, затем служил наемным стражем у купца, - он говорил сухо, внимательно разглядывая свою кружку. Медовуха разговорила его против его же воли. – Потом на стене Солнцеграда стражем был. Сейчас вот - никто. Ни гроша в кармане, ни работы.
- А почему из Почетной Стражи Солнцеграда ушел? – участливо поинтересовался Ставер.
- Не могу я так долго на одном месте сидеть, - пробасил Витенег и сделал глоток. - Два года для меня – и так весомый срок. Когда-то мне столица чем-то недостижимым казалась. Волшебным градом с легендарными Вратами. Думал, что люди в ней какие-то другие: возвышенные что ли, как пращуры, - тут Витенег усмехнулся собственным словам. - Но пожив в столице я понял, как ошибался: Солнцеград - такой же город, как и все, только большой. Те же люди, те же проблемы. А я не могу так жить, как птица в клетке. Хочу, пока тело еще молодо, мир продолжать смотреть.
- Наймись к нам на судно, - предложил Ставер. – Корабль у нас добротный, команда – хорошая. Голодать не будешь.
Витенег удивленно взглянул на собеседника. Ящерица перебралась на другое плечо Ставера и вопросительно смотрела на Витенега.
- К тебе на судно? – переспросил воин.
Ставер рассмеялся, по-доброму.
- Думаешь, кормщик[1] не может быть таким старым, и мне пора на покой? – он многозначительно помолчал, и, хитро улыбаясь, продолжил. - Поверь, в таких делах главное – опыт. Сколько бурь, штормов и ураганов я повидал – не счесть! Однако же, все еще жив и полон сил, хвала Сварогу.
- Прости, я не хотел тебя обидеть, - Витенег смутился. – Я бы с радостью пошел к тебе на корабль, - добавил он с поклоном.
Худенький Ставер вдохновенно улыбнулся, и от его лучистых глаз побежали не менее лучистые морщинки.
- Тогда пошли, - сказал он, допивая и громко ставя кружку на стол. - Я покажу тебе наш парусник, познакомлю с капитаном, он как раз поморов[2] набирает, - старый мореход резко поднялся, со скрипом отодвинув стул. Ящерка крепче вцепилась в его плечо. - Да и вообще, здесь уже слишком душно.
Витенег улыбнулся, опустошил свою чашу и последовал примеру старшего. Сидящие за столом люди продолжали хохотать, и только несколько человек случайно обратили внимание на покидавших застолье мужчин.
Выйти на улицу оказалось приятно. По-вечернему свежий, но все еще теплый воздух пах благовониями, цветами и кострами. Оживленная, пестрая толпа гудела, живым потоком лилась по широкому мощному настилу, что держал над водой целый город, в который со временем разросся порт Идра. Город, оплетший почти все надводное пространство от Береса до Солнцеграда, который монументальной скалой высился на фоне золотого неба.
В шатрах, разбитых по обеим сторонам надводной деревянной дороги, торгаши зычно зазывали прохожих. В больших чашах высоких, с резными столбами, фонарях, горел золотой огонь. Ряженые артисты танцевали с желтым огнем, устраивая настоящие фейерверки и воздавая почести всемогущему Даждьбогу. Менее смелые факиры показывали фокусы с синим огнем-Сварожичем, который не мог причинить человеку вреда.
Ставер вел Витенега по длинным и широким настилам, плавно переходящим один в другой, будто лабиринт; меж лепившихся друг к другу несуразных домишек и харчевен; вел по мостам и шатким мостикам; вел ближе к морю, туда, где на воде мерно и вальяжно покачивались корабли. Когда кормщик и страж выбрались из толпы и пошли по пирсу, вдававшемуся далеко в воду, Ставер вдруг остановился и, обернувшись на своего спутника, шепотом произнес:
- Посмотри, как люди радуются Хорсу! – он указал рукой на дышащую огненными танцами Идру. В глазах старика светилось счастье. - И как тихо здесь, чуть ближе к морю.
Витенег с недоумением посмотрел на старого мореплавателя: морских странников он представлял иначе. Закаленные в вечной борьбе с силами Полоза, они виделись ему мрачными и сухими. Ставер же был иным, и больше походил на волхва, нежели на видавшего жизнь кормчего морского корабля. Да и ростом старик был ему, воину, лишь по плечо. И сам мореход вышел какой-то неказистый и неприметный. Еще эта его ящерица все время как-то странно, словно с пониманием, смотрела на происходящее. Неужели, такие, как Ставер, и вправду плавают на судах, и не сдувает их дыхание Стрибожьего внука[3] при первом же шторме?
Будто читая мысли Витенега, Ставер улыбнулся, укоризненно глядя на своего спутника.
- Коли позволит тебе Полоз выжить после многих лет морских странствий, тогда и ты научишься видеть счастье. Кто знает, может наш корабль, отчалив после празднеств, более не вернется домой?
- У меня нет дома, - покачал головой Витенег, - и никогда не было. Мне не понять тебя, Ставер. Где твой корабль?
Старый мореход немного насмешливо посмотрел на своего будущего помора.
- Сразу видно, ты никогда не покидал землю по-настоящему. Идем, - Ставер бойко развернулся и зашагал к кораблям.
Они шли по пирсам, оплетшим пришвартованные суда, словно паутина. Витенег отметил, насколько быстро и ловко вел его Ставер среди леса мачт, судов и деревянных строений неясного ему назначения.
Тихо покачивались пришвартованные лодочки; маленькие, одномачтовые, кораблики; корабли больше и совсем громадные, с тремя мачтами, бушпритами и резными гальюнными фигурами, суда[4]. Но корабли, не смотря на свои внешние различия, человеку, проведшему большую часть жизни на Большой Земле, казались похожими. Все большие суда были друг другу будто близнецы, как и маленькие корабли, что тоже виделись стражу почти одинаковыми. Витенег так и не смог запомнить, между какими судами они шли, и, если бы ему пришлось добираться сюда самостоятельно, вряд ли бы нашел дорогу.
Звуки гуляющего города остались далеко. Зато теперь были ярко, даже резко, слышны скрипучие крики чаек. Хлюпала, плескаясь, вода. Воздух пах соленым морем и был по-летнему приторным.
- Вот мы и пришли. Мой верный корабль «Верилад», - Ставер остановился подле борта поистине громадного трехмачтового судна, пришвартованного у последнего пирса. За кораблем золотое море сливалось с золотым небом.
Выполненный из золотистого дерева, грандиозный трехпалубный корабль завершался длинным бушпритом. Нос судна украшал коловрат – его деревянные лучи расходились по корпусу парусника. Транцевая корма богато отделана искусной резьбой: будто живые переплетались водоросли, причудливым узором украшая корабль. Если приглядеться, то среди этих узоров можно было заметить морских дев, плывущих рыб и даже грозный лик Морского Царя. Какое же должно быть зрелище, когда «Верилад» расправит паруса и полетит, рассекая волны, на полном ходу, подумал Витенег, но своего восхищения так и не выразил. В его могучей голове все никак не укладывалось, как стоящий подле него маленький человек мог быть кормщиком такого корабля. Корабль – вот настоящее, дарующее полную свободу, сокровище. И оно намного лучше золота, лучше каравана с шелками, и, тем более, намного лучше стада ингр с их белоснежными бивнями.
Ставер, будто почувствовав настроение Витенега, хитро улыбнулся. Он видел, что берет на борт помора по призванию, а такой человек стоит целой команды наемных моряков.
- Команда чествует Даждьбога-Хорса на корабле, - гордо проговорил Ставер.
- Неужели люди не отправились на берег? – продолжая восхищенно рассматривать «Верилад» удивился Витенег.
- Среди нас есть те, кто никогда не покидает судно. Эти поморы – душа корабля.
- У твоего корабля есть кочеды? – восхищению и удивлению Витенега не было предела. Он слышал о легендарных, почти живых кораблях, служащих самому батюшке-царю, обладающих своим, корабельным, волхвом, и до смерти преданным судну поморам, давшим обет не ступать на землю – морским кочедам. Слышал, знал, но не верил. Как можно добровольно заточить себя, пусть даже и на корабле?
Ставер молча кивнул и поднялся по спущенной сходне[5] на борт.
Палуба «Верилада» была, в отличие от измазанных птичьим пометом пирсов, вымыта, и дерево блестело на солнце. Ставер повел Витенега в сторону полубака[6]. На палубе, прислонившись спиной к грот-мачте[7], неподвижно сидели двое помор. В белых рубахах, перетянутых широкими алыми поясами, они сидели с закрытыми глазами, положив свои массивные руки на колени. Когда кормчий поравнялся с кочедами, они, не поднимаясь и не открывая глаз, поклонились легким наклоном головы, но в этом наклоне чувствовалось самое настоящее уважение. Ставер ответил им тем же, чем еще больше удивил Витенега.
- Они сейчас разговаривают с «Вериладом», - шепотом обратился Ставер к Витенегу. – рассказывают кораблю о празднике. Не будем им мешать. Тебя потом представлю им, ночью, когда Хорса чествовать все вместе будем.
Витенег хотел было возразить Ставеру, что, быть может, он в город к ночи вернется, но не стал. Откуда знал старый кормчий, что в глубине души Витенег хотел остаться на корабле?
Они поднялись на полубак. У борта, повернувшись лицом к солнцу, стоял высокий человек в белом платье волхва. Его черные, с проседью, перехваченные медным обручем, волосы развевал ветер.
- Приветствую тебя, помор по призванию, и тебя, дорогой моему сердцу кормчий, - мягко проговорил черноволосый волхв, продолжая смотреть на раскинувшийся пейзаж.
Пейзаж действительно был великолепен, подумал Витенег. Сквозь паутину мачт и сизого дыма праздничных огней, сверкали многочисленные огни Идры. Дальние, бывшие у самых стен Солнцеграда, строения надводного города-порта растворялись в тумане. Сама столица вырастала из призрачного марева огня и дыма грандиозным монументом, скалой с изящными очертаниями теремов и Свагоборов. Силуэты гигантских мостов, связывающих между собой стольные острова, дрожали в вечернем воздухе. В небе парили чайки и альбатросы.
- Гой Еси, волхв Мирин, - легким кивком головы кормчий поприветствовал стоявшего человека. Волхв обернулся. Мирин, хоть был и намного старше Витенега, но так же крепко сложен. Черные волосы волхва лишь немного подернула седина, карие глаза смотрели зорко - начинающий стареть царственный красавец. На мощной груди покоилось множество оберегов.
- Волхв? – переспросил Витенег. Его взгляды на естественное положение вещей, в котором кормчий судна должен быть сильным моряком, а волхв – дряхлым стариком, рушились.
Мирин, переглянувшись с улыбкой со Ставером, кивнул.
- Волхв, которого спас корабль, - голос Мирина оказался на удивление сильным.
- Тебя спас корабль, а не люди на нем? – недоверчиво переспросил Витенег.
- Корабль спас и их, - пространно ответил Мирин. Он помолчал, внимательно вглядываясь в лицо Витенега. От взгляда глубоких, карих глаз стражу стало не по себе. – Корабль спасет и тебя, - наконец, заключил волхв.
Происходящее все больше было Витенегу не по душе. Витенег непроизвольно отошел к фок-мачте[8]. Этот волхв, Мирин, и его кормчий, Ставер, казались бывшему стражнику ненастоящими. Уж больно просто Ставер предложил Витенегу работу, и уж больно богатым, по-царски богатым оказалось его судно. Витенег хотел было уйти и оставить затею стать помором, но ноги будто приросли к палубе, а спина - к мачте. Хотел заговорить – не вышло. Тело сковал ледяной страх. Не в силах пошевелиться, полными ужаса глазами, Витенег наблюдал, как покидают палубу высокий мужчина и сухой старик с ящерицей на плече. Что-то в их движениях было такое, чего нельзя описать словами. Двигались они, будто во сне: парили, а не ступали по палубе. Что это? Морок? Медовуха? Кто эти двое? Витенег попробовал двинуться, чтобы посмотреть на тех кочед, что сидели у мачты, но не вышло. Тело не слушалось его.
Страх сменился ужасом. Витенег кричал. Без голоса, не открывая уст. Он бежал, оставаясь на месте. Он звал Богов, но Боги не слышали. Сковавший тело ужас превратился в панику, паника – в злость, которая сменилась, наконец, безразличием. Витенег потерял счет времени: мужчина не знал, сколько он простоял прикованным к кораблю. Вот так, наверное, и становятся кочедами, подумал страж. Сначала приковывают к кораблю тело, потом – дух. Вместе с духом отдается судну воля. И такой человек действительно становиться душой корабля. Наверное, душа корабля соткана из множества повязанных странной ворожбой человеческих душ. Ох, хитер оказался этот Ставер. Сам-то он, интересно, кто? Точно уж не кормчий. Надо было сразу распознать подвох, еще в пивной, что морской волк не может быть таким тщедушным и добрым. На суда просто так не попадают, поморов готовят не один год. А он поверил ему, поверил как неразумное дитя.
Понурив голову в размышления, Витенег не заметил, как настала долгожданная ясная ночь. Стража вывело из задумчивости странное движение половиц. Витенег смотрел под ноги и видел, как наклоняется пол. Сначала это было даже забавно. Поверхность палубы то и дело меняла свое положение, как огромные детские качели. Но вдруг воин почувствовал, что происходит нечто еще более ужасное, чем его пленение. С трудом подняв взгляд, Витенег снова испытал ужас. Море дыбилось, надувалось, пенилось под накалом сильного ветра. Огни Идры неистово плясали, пламя вздымалось от ветра, разгоралось и переходило с одного строения на другое. Пожар. Огонь охватывал Идру - порт горел, а внук Стрибога отчаянно пытался разнести по миру облака дыма. «Верилад» более не был пришвартован к пирсу. Корабль несло в открытое, взбесившееся море. Если бы мужчина мог двигаться, им овладела бы паника. Но Витенег был обездвижен, нем и совершенно один. Он мог лишь наблюдать за развернувшимся действием.
Вода то и дело окатывала с ног до головы: только огромные размеры корабля не давали ему захлебнуться в море. Море шипело, будто ядовитая змея, ветер свистел и выл. Но небо… Небо оставалось предательски чистым. Две луны, будто два божественных глаза безучастно взирали на происходящее. Вместе с ними наблюдало и солнце. Что же Боги себе позволяют?