Он встал и вышел, не зная, что еще сказать, и только надеясь, что этого достаточно. Все-таки если бы с ним в свое время хоть раз кто-то поговорил по душам и с умом, может, и не вырос бы из маленького норовистого дурачка такой же норовистый молодой дурень, ушедший в Волчью Сотню за славой и добычей? А теперь вот придется встретиться со своим прошлым лицом к лицу. Он спрашивал леди, знает ли она ярла Хёгни, умолчав, что сам не раз видел его, когда ярл был просто Ингольвом Рагнарсоном, молодым знатным воином, часто гостившим у тана Дольфира, его родича по матери. Рагнарсону, конечно, не по чину было замечать простолюдина, да еще полукровку. Но вдруг припомнит?
С этими мыслями Эйнар и ехал на встречу. Снова и снова он обдумывал все случившееся за последние дни. И, конечно, разговор с Лестером, вышедший вовсе быстрым и скомканным. Лекарь обещал присмотреть за леди, но Эйнара за хелайзиль назвал ослом, который не смотрит, куда бьет копытом. Удивительно прямо, как они с леди сошлись насчет длины его ушей!
Мысли грызли его весь путь до заставы. Эйнар лег с ними спать и с ними же проснулся, как с ноющей раной. С ними уехал на перевал, где отвлекся, только занимаясь своим делом, как изволила выразиться леди. Проверил подходы, расставил посты на скалах и дождался северян. Сколько же Рагнарсону? Да лет на пять больше, пожалуй. Невелика разница. Но уже тогда у него была слава удачливого и умелого вождя, несмотря на молодость. Знатные предки, могущественные родичи, полные карманы золота, которым ярл щедро одарял своих людей. И, словно этого мало, — истинная волчья кровь, метка прародительницы. Эйнар даже не завидовал, просто молча восхищался издали. А теперь вот будет принимать его как дорвенантский аристократ. Боги любят пошутить.
Ярл добрался до перевала ранним утром. Северяне в долгом пути обычно останавливались на короткие привалы по несколько часов, а потом продолжали путь, невзирая на время дня или ночи. К Эйнару и его людям первым подъехал ведьмак — обычный воин лет тридцати, только в плаще из волчьей шкуры мехом наружу и с темными, наполовину седыми волосами, заплетенными во множество длинных кос. Эйнар спокойно подождал, пока его оглядели, обнюхали и разве что на зуб не попробовали. Затем ведьмак объехал отряд, приглядываясь к каждому. И лишь когда он вернулся к своим, следующий всадник тронул коня, выбираясь вперед. Подъехал, кивнул Эйнару, улыбнулся. За столько лет он почти не изменился, разве что добавилось морщинок в углах глаз и рта да волосы стали еще длиннее. Знаменитые белые волосы Хёгни, гордость их женщин и мужчин… Небрежно отброшенные за спину, на серый, тоже волчий, разумеется, плащ, подбитый черным сукном.
— Капитан Рольфсон? То есть лорд Ревенгар?
Эйнар ждал вольфгардской речи, но ярл обратился на дорвенантском. И смотрел со спокойным интересом. Не узнал, значит. Мало ли в Вольфгарде Рольфсонов? Да каждый третий! А каждый четвертый — Эйнар.
— Приветствую, ярл, — тоже склонил голову Эйнар, все время стараясь помнить, что теперь он лорд, а не «эй, парень, вычисти коня». — Спокойна ли была ваша дорога?
— Так спокойна, что мы даже заскучали, — белозубо усмехнулся Рагнарсон. — Сколько до вашей крепости, капитан?
Назвав Эйнара лордом, он тут же вернулся к чину, но это, пожалуй, было и хорошо. В шкуре капитана Эйнар себя чувствовал куда уютнее, чем в золотых фазаньих перьях лорда. Шкуру-то он честно заслужил.
— К закату будем, если не пожелаете по дороге отдохнуть, — сказал он.
Ярл снова кивнул, поднял руку, не оглядываясь на своих воинов, и те подтянулись, выстраиваясь, чтобы ехать рядом с дорвенантцами. Десяток крепких вояк и парнишка лет восемнадцати-двадцати. Эйнар смотрел, и будто не пролетела над его головой дюжина лет — так все было знакомо и понятно.
Юноша-оруженосец — старший сын тана, его плащ заколот фибулой с родовым знаком, окруженным золотой каймой. Эти двое — побратимы, в правом ухе у каждого одинаковые серьги. У этого заплетена коса мстителя, ищущего встречи с кровником. А этот — берсерк, ожерелье из медвежьих клыков мрачно предупреждает, что с его хозяином стоит быть осторожнее… Северяне в ответ смотрели с вежливым любопытством, и под их взглядами Эйнар чувствовал себя почти голым: на нем не было ни родовых знаков, ни украшений, и даже волосы он давно стриг коротко, по-дорвенантски. Разве что два кольца — комендантская печатка и обручальный перстень с рубином — словно прикрывали его невидимым щитом, указывая, что он не безродный бродяга и законная добыча любого, кто сильнее, а имеет дом и вождя, которому присягнул на верность.
Ведьмак и оруженосец пустили коней по бокам от ярлова жеребца. Значит, развлекать гостя в дороге беседой не придется. Эйнар был бы этому рад, если б не мучительное желание побыстрее узнать, что Рагнарсону нужно от его жены. «Лисий хвост, — вспомнилось вдруг. — Вот как Ингольва Рагнарсона звали его люди. Не слишком почетное прозвище для знатного северянина, ведущего род напрямую от Волчицы. Но посмеяться над ним может только дурак, не понимающий, как вдвойне опасен лисий хвост, если на другом конце зверя — волчьи зубы».
* * *
— Едут! Едут! — раздалось со двора.
— Наконец-то, — пробормотала Ло, вставая с кресла. — Хвала Пресветлому. Никогда не думала, что буду ждать вольфгардцев, как спасителей.
Солнце село полчаса назад, и все это время Селина и Нэнси хлопотали над ней, будто над королевской невестой. Ее умывали с душистым мылом, потом смазывали лицо шершавой кашицей и ею же оттирали кожу, будто скребком, потом заставили лечь и намазали чем-то жирным и скользким. Через несколько минут снова умыли, уже без мыла, а потом, промокнув чистой мягкой тканью, припудрили лицо с шеей и осторожно надели на Ло платье. Потом Нэнси сбегала на кухню за тазиком с горячей водой, и Селина, растворив в ней что-то вонючее, заставила Ло сунуть туда руки, а сама принялась колдовать над прической.
Ло едва не уснула, пока ловкие пальцы расчесывали и перебирали ее волосы. Потом Селина долго копалась в ее шкатулках, но, не найдя искомого, сбегала за своими припасами. И еще почти час что-то делала с ее головой, время от времени причитая, что будь у леди волосы подлиннее при такой густоте! Все-таки она заплела что-то вроде косы, но подозрительно тяжелой, по ощущениям Ло, а затем быстренько подрезала и отполировала ей ногти.
Последним штрихом оказались серебряные серьги, капелька розовой краски на губы и темная щеточка, которой Селина бесцеремонно провела по ресницам и бровям не успевшей возмутиться Ло. От духов Ло, озверев, упрямо отказалась, и Селина, перенюхав все флакончики, неожиданно встала на ее сторону, заявив, что вместо таких неподходящих ароматов уж лучше пахнуть собой.
Выходя из комнаты, Ло вдруг поняла, что даже в зеркало на себя глянуть не успела, потому что большого в ее комнате не было, а маленькое после визита милой девочки куда-то подевалось. Но это уже было неважно. Ни собственного супруга, ни тем более ярла она очаровывать не собиралась. Позориться только.
Во дворе царила обычная суматоха встречи. Ржали кони, слышалась гортанная протяжная речь, и Ло, отлично знающая оба наречия вольфарделя, замерла на лестнице, невольно прислушиваясь. Обычные благопожелания дому, какие-то шутки… Вот и Тибо что-то ввернул, ему ответили смехом. Ну просто добрые друзья приехали! Впрочем, из гарнизона с Вольфгардом никто не воевал, капитан и вовсе наполовину северянин, да и вольфгардских девиц местные вояки уже знают лучше собственных деревенских девчонок, так что с чего бы им плохо встречать северян?
Она почти спустилась до конца лестницы, осталась пара ступеней, когда дверь во двор распахнулась, и в холл сразу ввалилась толпа — так ей показалось. Ее муж, огромный сержант-дорвенантец, уехавший вместе с ним, и такой же огромный северянин, второй, третий… Ло замерла снова, уже совсем по-другому. У нее перехватило горло, а по спине побежали мурашки. Это были враги! Те самые, кого она жестоко и изощренно убивала, на кого охотилась, будто на настоящих волков, а они охотились на нее в ответ… И сейчас они были в ее доме, и тронуть их было нельзя, да и невозможно… Что она сделает, слабая женщина без капли магии? Ее единственная защита сейчас…
— Моя жена, леди Ревенгар, — негромко сказал капитан, отступая в сторону; это же сделали остальные, и Ло увидела, как по образовавшемуся проходу к ней идет легкой звериной походкой высокий мужчина едва ли старше ее мужа.
У него были снежно-белые волосы, даже белее и ярче, чем у нее самой. Гладкие и длинные, почти до пояса, серебряным потоком рассыпавшиеся по плечам и спине и разве что на висках заплетенные в две косички — то ли для удобства, то ли что-то означающие. На поясе — один нож, так что по северным обычаям ярл считался безоружным. На черно-сером плаще — фибула. Серебряная волчья голова, оскаленная, с золотыми клыками. Такой же серебряный наборный пояс и пряжки на высоких черных сапогах… Ничего цветного, будто боги, создавая этого мужчину, отбросили краски. Хотя нет…
Ярл подошел совсем близко, остановившись у подножья лестницы. Даже сейчас он был вровень с Ло, стоящей двумя ступеньками выше, и смотрел ей глаза в глаза. И оказался не только черно-бело-серым. Отзываясь золоту волчьих клыков на фибуле, весело и яростно глаза ярла сверкали густым янтарем. Хищным, нечеловеческим. Цвет, форма зрачка… Ло затаила дыхание, скованная ужасом и восторгом. Она об этом только читала, но наяву не видела никогда, ни у живых вольфгардцев, ни у мертвых. Истинная волчья кровь! Прямой потомок Волчицы, от которой ведут род знатнейшие вольфгардские кланы, отмеченный ее милостью. Волк в обличье человека и наоборот, если пожелает. А в зверином обличье ярл, значит, наделен человеческими глазами. Жаль, что она не узнает, какого цвета.
Северянин молчал, разглядывая ее не нагло, но с дерзким мужским интересом, и под этим взглядом Ло немедленно захотелось сменить облегающее бархатное платье на армейский мундир. И щитом прикрыться! Но вместо этого она еще сильнее выпрямилась, напряженная, как тетива, вскинула подбородок, отвечая таким же взглядом в упор.
— Я рад видеть вас, леди, — сказал ярл негромко, и каждое слово упало, как удар колокола, в наступившей вдруг тишине. — За себя и своих людей обещаю чтить дом, который дал мне приют, и вести себя, как должно гостю. Клянусь огнем родного очага, в моем сердце нет зла против вас.
Глава 19
БАРХАТ И СТАЛЬ
В детстве мать не баловала Эйнара сказками. Но однажды он провалился под речной лед и потом неделю лежал в жару. Вот тогда, чтобы удержать сына в постели, она все-таки припомнила несколько тягучих страшноватых историй о темных альвах, волках-оборотнях, ведьмах… В одной из сказок, явно рассказанных с намеком, непослушный мальчишка забрел в гости к альвам и провеселился с ними ночь, а когда утром вернулся домой, узнал, что прошло семь лет, родители его умерли от горя и дом развалился.
Сейчас Эйнар будто попал в такую сказку, но рассказанную добрым скальдом. В ней никто не умер, крепость же, оставленная на пару дней, преобразилась, будто по ней и вправду прогулялись альвы, но светлые. Двор, освещенный факелами, холл с фонарями, полы, окна… Все, на что падал взгляд, было отдраено, как амуниция у новобранца при строгом сержанте. И даже старое потемневшее дерево лестницы лоснилось, словно толстая кошка, перилами и ступенями. А на лестнице стояла она…
Эйнар замялся на миг, не зная, что положено делать по этикету, йотуны его побери, а потому повел себя, как обычный невиец, вернувшийся домой с гостем, — представил ему хозяйку дома. И, кажется, угадал. Ярл подошел к лестнице, говоря положенные слова…
Сам Эйнар его почти не слышал, потому что позорно и глупо таращился на собственную жену. Вот уж где альвы развлеклись на славу!
Она стояла на третьей ступеньке снизу, безотрывно глядя на Рагнарсона, и в первые несколько мгновений Эйнару показалось, что на голове леди — серебряная корона. Но это была всего лишь толстая коса, уложенная венцом. Бледное лицо словно светилось изнутри сквозь тонкую кожу, и огромные серо-голубые глаза, окаймленные темными ресницами, сверкали холодно и надменно, как оружейная сталь. Живыми и теплыми выглядели только губы, розовеющие без всякой краски. Темные альвы, за что-то невзлюбившие нынче Эйнара, превратили обычную женщину, светлую до блеклости, в Снежную Невесту — бесстрастную хозяйку снегов и вьюги, одним поцелуем выжигающую мужское сердце, превращая его в ледяные осколки…
Но это касалось только лица. Невольно скользнув взглядом ниже, Эйнар сглотнул ком в горле. И ему еще казалось, что леди выглядит непристойно в рубашке и штанах?!
О нет, ее платье было вызывающе приличным! Глухое, прикрывающее шею выше ключиц, а руки — до запястий, с мягкой широкой юбкой до пола, расшитое по лифу и манжетам серебром. И даже Эйнару было ясно, что бархат льнет к телу поневоле, такая уж это ткань. Но высокую крепкую грудь он обрисовывал еще коварнее, чем проклятая рубашка, потому что без единой складочки. И округлые плечи, по-женски узкие, но далеко не хрупкие — такие не страшно обнять покрепче. И немыслимо тонкую талию, которую Эйнар, наверное, мог бы обхватить ладонями почти всю. И стройные бедра, которые юбка больше предательски подчеркивала, чем скрывала, а какие ноги прячутся там, под мягкими складками цвета старого вина, он очень хорошо помнил…
Благопристойный вид, не поспоришь! Открыты только лицо и руки, да носочки серебряных туфель выглядывают из-под подола. А что ни один из мужчин, даже угрюмый Малкольм, не может глаз оторвать и пара северян рядом с Эйнаром задышали чаще, так это дело мужа — следить, чтобы жену лишним вниманием не оскорбили. Эйнар стиснул зубы, мрачно радуясь, что вольфгардцы добровольно признали себя гостями, а про леди можно много чего сказать, но вертихвосткой не назовешь. Хотя… для него она никогда так не наряжалась. И йотун побери, ярл и она, оба высокие, стройные, беловолосые и надменно красивые, рядом смотрятся то ли как брат и сестра, то ли как половинки единого целого. У Эйнара даже заныло что-то внутри от этой картины. Что-то дурацкое, глухое, недоброе…
— Мы с супругом рады принимать вас и ваших людей, ярл Хёгни, — едва разомкнув губы, сказала леди без малейшей улыбки, глядя на Рагнарсона спокойно и внимательно, будто поверх арбалетного прицела. — Войдите в наш дом и будьте в нем желанными гостями.
Рагнарсон учтиво поклонился. И леди кивнула в ответ — резким быстрым движением, будто отдавала честь врагу перед поединком.
А проклятый ярл улыбнулся, и Эйнар увидел, как на мгновение расширились его ноздри, втягивая воздух, а глаза блеснули золотом.
— Господа гости, — очень вовремя провозгласил Тибо, появляясь в дверях. — Купальня ждет! Не изволите ли освежиться перед ужином?
В купальню? Ага. Неплохо бы притопить там кое-кого… излишне нюхливого. Эйнар мрачно кивнул и, посмотрев последний раз на жену, ответившую ему насмешливым взглядом, повел «желанных гостей» мыться.
В купальне, полной горячего душистого пара от кипяченных в воде веток можжевельника, стало уже неважно, кто ярл, кто лорд, а кто простой воин. Впрочем, простых Рагнарсон с собой не брал, волки были на подбор матерые. Разве что оруженосец вряд ли чем отличился, но какие его годы?
Эйнар мылся вместе со всеми, подливая горячую и холодную воду в бадьи, слушал соленые шутки про дорвенантских девиц и по привычке ждал неприятностей, но его всего разок хлопнул по плечу один из двух побратимов, заявив, что при такой жене и он бы остепенился. Второй хохотнул, что за такой побегать надо, а она не всякому себя догнать позволит; у тебя же, братец Сигурд, ноги коротки и хвост тяжелый. Ничего обидного в этой болтовне не было, и Эйнар успокоился, только все равно пару раз поймал на себе внимательные, будто оценивающие взгляды ярла.
А потом ему принесли чистую одежду, и Эйнар, извинившись, первым вышел из купальни, пользуясь законным правом и долгом хозяина присмотреть за подготовкой к угощению. Поднялся на второй этаж, прошел коридором, тоже изменившимся, как по волшебству. Заправленные маслом лампы на блестящих, без следа копоти крюках, вымытые и натертые чем-то полы… Крепость сияла, чистая и даже будто потеплевшая. Он вспомнил запах жареного мяса во дворе, новые полотенца в купальне… И это всё за два дня?