— Мариш, а мы новые стихи сегодня услышим? — хитро сощурилась Ника.
— Какие еще стихи?
— Ну раз по расписанию класс танцев и мальчики-гимназисты будут с нами в паре, Берт непременно прочтет новые сочинения в твою честь. Ты, надеюсь, записываешь эти шедевры, как я тебе советовала?
— Что за настроение у тебя сегодня? Сыплешь остротами и шутками прямо спросонья.
— Хорошее настроение, романтическое. — Доминика потянулась и вздохнула.
— Точно вчера на свидание бегала! — постановила Селеста. — Держались за ручку через ограду?
— Не-а, — качнула головой девушка и снова улыбнулась. — Поцеловал.
— Через решетку? — изумилась Селеста.
— Ага! — Соседка спрыгнула с кровати, подбежала к узкому окошку и распахнула его, громко закричав: — Э-эй, девчонки, вставай на учебу!
Вереница девушек в форменных белых платьях ниже колена и одетых в строгие черные костюмы парней стекалась в танцевальный павильон центральной башни. Оба крыла, разделенные между собой, теперь соединили деревянные мостики. Юноши-гимназисты из своей башни подходили к стеклянным дверям класса танцев, а мы друг за дружкой шли со своей стороны. Два потока смешивались у входа в класс и втягивались в павильон уже вместе.
— Тэа Эста, — окликнули позади, когда я оказалась на пороге, и стоило большого труда удержаться от страдальческой гримасы. — Тэа Эста, позвольте проводить вас.
Под локоть подхватила юношеская рука, и меня повлекли вперед, к той стене огромного зала, у которой всегда выстраивались гимназистки.
— Спасибо, теон [4] Венсан, но я бы сама дошла.
— Мариона! — Жаркий шепот на ухо уведомил меня, что пожелание одиночной прогулки осталось неуслышанным. — Я сочинил для вас новые стихи.
— Как это мило, — пробормотала в ответ, невольно ускоряя шаг, чтобы побыстрее дойти до места.
— Только послушайте начало, — произнес вдохновленный поэт. — При виде вас все члены во мне встрепенулись…
— Что, кхм, кхм, простите, у вас встрепенулось?
— Душа наизнанку и истекает сердце любовью.
Видимо, сильно истекает.
— О сжалься, первопрелестная дива…
Где он находит такие слова?
— И приходи ко мне на свидание! — Полная драматизма пауза и вопрос на выдохе: — Ну как вам?
— Это конец стихотворения? — поразилась я.
— Я полагаю расширить его до поэмы. Вам понравилось?
— Мне? Э-э-э, а как же рифмы, теон Венсан?
— Рифмам свойственно опошлять высокую поэзию. Когда в строках поет душа, ни к чему созвучие окончаний. Так вы придете? — вновь перешел в наступление гимназист. — Вечером, к решетке сада.
— Ой, мне нужно подумать, теон. Благодарю, — присела в коротком поклоне, обрадовавшись, что так вовремя оказалась возле стены. Парень изящно поклонился и направился к зеркальной стене напротив.
Сперва вступил клавесин, к нему присоединились струнные и флейта. На полупальцах, изящно ступая, мы маленькими шажками двинулись к целому строю семенивших навстречу кавалеров. У некоторых получалось шагать ужасно забавно, я даже подозревала, что они делают так нарочно, желая рассмешить партнерш, сохранявших строгое выражение лица.
Наши учителя сурово следили за порядком, смех или нарушение манеры исполнения со строго выдержанными позами, слишком угловатый рисунок вместо закругленных линий карались пыткой заучивать эти движения до полного упадка сил. Однако несмотря на усилия преподавателей, учивших невежественных гимназистов, что такое настоящее изящество и мастерство исполнения, по вечерам почти половина класса со скорбными лицами повторяла те же самые движения до сотни раз. Правда, в законное свободное время никто и не думал приглашать для нас учеников из мужского крыла, и мы оттачивали танцевальные па друг с другом.
Первым моим партнером стал Берт Венсан, ловко занявший место прямо напротив. К счастью, юноша отличался врожденной грацией. Танцевать с ним было легко и просто, чего нельзя было сказать о его умении сочинять стихи. Мой слух определенно страдал, зато ноги оставались в целости. Однако при смене партнера, когда меня подхватил, а точнее, перехватил следующий танцор, ногам повезло меньше. Крепко обняв мою талию, Арто Орсель неловко отдавил пальцы, укрытые лишь тонким шелком матерчатых туфель.
— Ой, — высказался он, чем, собственно, и закончилось все выражение раскаяния. Арто несвойственно было подозревать себя в неуклюжести или хоть на грамм понижать высокое самомнение, чтобы рассыпаться в извинениях.
Три года воспитания в стенах гимназии сказались на Орселе совершенно непостижимым образом. Потому что постигнуть, как он умудрился остаться таким же самоуверенно грубым, каким явился сюда, для меня казалось невозможным. Вероятно, дело было в его статусе фаворита. Являясь одним из лучших по физической подготовке и магической защите, он часто выступал за школу во время крупных состязаний. За эти первые места и славу, приносимую гимназии, ему многое прощалось. Конечно, я даже не думала подозревать некоторых учителей в излишней снисходительности ввиду высокого статуса отца Арто, сенатора Орселя. Но факт оставался фактом, самомнение гимназиста только выросло к четвертому году обучения.
Некоторые преподаватели мужского крыла, особенно учитель, отвечавший за физическую подготовку мальчишек, были от ученика в искреннем восторге. Орселя даже выбрали эталоном красоты и приводили в пример, когда упоминали о так называемой мужественной наружности. Это было легко понять, стоило лишь положить руку на плечо Арто, на очень крепкое и мускулистое плечо. Плакат с нашим эталоном украшал зал физических занятий весь последний год. Однако справедливости ради замечу, что Орсель впечатлял меня намного сильнее, когда приходилось становиться с ним в пару на танцах. Он считал это занятие глупым и ненужным и вечно подбивал других мальчишек устраивать мелкие каверзы на уроке. Вот и сейчас отдавил мне ноги, явно провоцируя, но я не поддалась.
— Эста, — не услышав протеста, обратился он, нарочно не употребив уважительного обращения перед именем.
— Слушаю вас, теон Орсель. — Моей выдержкой восхитилась бы сама преподавательница хороших манер. Улыбка выглядела совершенно искренне, хотя я мечтала потереть занывшие пальчики и заехать локтем в бок Арто.
— Ой, какие мы официальные! Так скоро в перфетки [5] подашься. Сменишь платьишко на зеленое и станешь похожа на воблу.
Я не совсем поняла сравнение, примененное по отношению к лучшим ученицам гимназии. Именно из нерфеток, то есть отличниц с идеальными манерами, формировали самый сильный класс школы Царима. Смена форменного ученического платья светло-серого цвета на нежно-зеленое являлась символом перехода в самое элитарное общество гимназии. Кстати, наша Доминика училась именно в этом, лучшем классе.
— Почему на воблу? — От удивления я позабыла о приличиях, а Арто отвлекся от намерения испортить мне танец и вдруг резко стал двигаться на порядок лучше.
— Они иссыхают от своей учебы.
Я удержалась от смеха, помня, что Орсель своего не упустит и постарается довести меня до нарушения какого-нибудь танцевального правила, чтобы вечером пришлось отрабатывать. Он с момента поступления цеплялся ко мне, дразнил и не давал покоя. То громко заводил дискуссии со своими дружками на тему новой моды на прически в виде пакли. То в лицо заявлял, что у меня манеры, как у кухарки Орселей. Не раз и не два отмечал неуклюжую утиную походку и торжественно величал меня щепкой.
Как часто вначале я ревела тайком из-за его нападок. Ведь к моменту поступления в школу Царима действительно была такой: нескладной, неуклюжей и неумелой. Все эти годы из кожи вон лезла, чтобы обрести хотя бы внешний лоск. И уже на третьем году наше с Арто противостояние приобрело удивительно изощренные формы. Он более не довольствовался мелкими подколками, а пытался вывести меня из себя очень странными способами, настолько удивительными, что я не всегда могла проследить ход его мыслей.
— Что ты такая тощая, Эста, — стоило мне только задуматься и отвлечься от его сиятельной личности, заявил Орсель, — на твоей талии можно пальцы вместе свести.
— Не сводите сильнее, теон, если не желаете меня сломать.
— Что за шоколадный цвет волос? И блестят так, словно ты их маслом намазала.
— Это естественный блеск и оттенок, данный мне от природы, теон. Ай!
Арто исхитрился, удерживая меня за талию одной рукой и ведя в танце, второй ухватить и вытащить из прически аккуратно уложенный локон, за который и дернул.
— За три года так и не научились манерам! — яростно сверкнула на гимназиста глазами, из последних сил сдерживая досаду, потому что лицо его осветилось довольной усмешкой. Все-таки вывел меня из равновесия.
— А приходи вечером к ограде? — вдруг выдал Арто, вновь заставив меня задуматься на тему изощренных и очень странных способов. Конечно, я сразу ответила отказом.
— Не приду.
— Почему? — Такая настойчивость даже удивила, как и сам вопрос.
— Потому что вы, теон Орсель, отдавили мне ноги.
— До вечера пройдет, — не отпускал моего взгляда Арто, — я твою нежную ножку только краем ботинка задел. — И, крепче стиснув талию, приподнял меня над полом. — Так совсем не наступлю.
— А ну поставьте! — Я перепугалась, что учителя сейчас приметят вопиющее нарушение.
— А ты придешь?
— Нет.
— Почему?
— Дала обещание Венсану.
Немного приукрасить действительность порой полезно, особенно во имя собственного спасения.
— Ему? — Резко охрипший голос и убийственный взгляд в сторону ловко кружащего другую партнершу Берта не сулили последнему ничего хорошего. Однако сосредоточив внимание на другом, Орсель хотя бы меня опустил на пол. — Не думаю, что он до сада дойдет. Значит, придешь?
— Не люблю, когда обижают других или пользуются чужими слабостями, — совершенно искренне ответила я.
— Пф, защитница! — громко фыркнул Арто. — А если не трону?
— Не приду.
— Я любой другой девчонке предложу, и она с радостью прибежит.
— Так предложи, — парировала я, а при последнем повороте ловко отклонилась в сторону и быстро сменила партнера.
Орсель проводил меня жадным взором и по невнимательности отдавил следующей партнерше сразу обе ноги. Мне стало весело. Поймала себя на мысли, что прежде от подобных взглядов в душе все сжималось, а теперь на смену скованности и безотчетному страху пришла легкость и хотелось смеяться.
Глава 7
МАГИЧЕСКАЯ ЗАЩИТА
Еще одним сдвоенным уроком предполагалось быть магической защите. Но, по слухам (Селеста выяснила у директора), Эсташ, прежде чем объединять оба потока и тренировать парней наряду с девушками, решил выяснить, стоит ли это делать.
— А еще, — жалобно произнесла неугомонная подруга, — теперь в преподавательскую башню просто так вечером не проберешься.
— Почему? — Куртка из тонкой кожи, которая шла в комплекте с кюлотами и рубашкой с коротким рукавом, повисла на вытянутых руках.
— А потому! — Селеста со злостью так туго затянула широкий пояс формы для тренировки, что охнула. — Потому как, — уже спокойнее продолжала она, ослабляя пряжку, — для консультации с преподавателями теперь должно иметься приглашение. Учитель ставит на запястье таймер с точным временем консультации, и именно в этот период следует явиться в башню. В любом другом случае не пустит защитный экран.
— Ах, вот оно как, — протянула я, подумав, что уж ради пирожков и наших с ним веселых бесед Олайош мне таймер поставит.
— Да, — вздохнула Селеста, — теперь к Эсташу не попасть.
Я только головой покачала. Навязчивая идея о любви к защитнику не выветрилась из головы подруги даже после «лечения» приворотным зельем. А у меня, напротив, желание не видеться с тен Лораном только крепло. Мысль, посетившая еще утром, теперь обретала все более четкие очертания. Как бы прогулять защиту? Так я выиграю целую неделю до следующей встречи. Тогда, глядишь, совсем забуду об этом треклятом поцелуе. Но как сбежать? Без веской причины это сделать невозможно. Если только пойти в лазарет и сказаться больной. Хотя у лазаретных взгляд заточен под таких прогульщиков. И магией на себя не воздействуешь, сразу раскроют.
Что делать?
Я шла задумчиво в конце вереницы девчонок, пока внимание не привлек веселый смех. Посмотрев на громко хохочущую Эстелу, не успела ухватить молнией мелькнувшую в мозгу неясную идею. Сосредоточила взгляд на нашей веселушке и постаралась сконцентрироваться. Красивая немного грузной, тяжеловесной красотой, с толстыми черными косами, хлещущими ее по спине, она и темпераментом отличалась, что называется, бешеным. Смех Эстелы был слышен во всех концах высокой лестницы, но именно он и натолкнул на дельную мысль.
— Эла! — Я быстро настигла девушку и пристроилась к ней с другого бока. Обычно в класс шагали парами, но оглушенная громовым хохотом соседка Эстелы не обратила на меня никакого внимания.
— А? — повернула голову гимназистка.
— У тебя веселии есть?
— А что? — прищурила один глаз девушка, едва сдерживая рвущийся наружу смех.
— Вижу, что есть. Поделись маленькой таблеточкой!
— Пф, — фыркнула тэа, видимо так охарактеризовав мое крайне редкое желание разжиться этим своеобразным препаратом. Вообще, его вывел кто-то из курса выпускников-гимназистов случайно, в ходе экспериментов по созданию совершенно иного средства. Однако изобретение прижилось в ученических рядах. Оно обладало интересным эффектом влиять на общее состояние организма. Проще говоря, усиливать ощущения, которые испытываешь в конкретный момент. Так, если вы чему-то радовались и решили продлить чувство счастья, ну, скажем, ради повышения общего тонуса, подпитки клеток мозга кислородом и остальных полезных эффектов смехотерапии, достаточно было проглотить одну таблеточку. Действие было коротким, но многого и не требовалось.
— Бери! — сквозь смех проговорила Эстела и сунула мне в руку круглую синюю таблетку.
Мы уже подходили к павильону магической защиты, когда я быстро проглотила выданное средство, предварительно накачав его отрицательным зарядом, чтобы уж наверняка. Минуту спустя ощутила резко накатившую усталость, желание тут же свалиться на пол и лежать без движения, а еще лучше прямо сейчас вернуться в комнату и проспать до завтрашнего дня. Не отдохнувший накануне организм, подвергнутый воздействию таблетки, мигом вспомнил о своей усталости. Ноги до класса я доволокла с большим трудом, и стоило немалых усилий зайти внутрь и сконцентрировать рассеивающееся внимание на ассистенте преподавателя.
Как и надеялась, Эсташ еще не пришел, а вот его помощник уже суетился в классе, расставляя какие-то манекены и таская снаряды.
Ассистентов мы не величали гордым обращением арис. Помощника преподавателя можно было называть просто оресте, что означало «тот, кто помогает». И на это мнившие себя практически наравне с учителями ассистенты безмолвно обижались.
— Арис Юдас, — словно оговорившись, обратилась я.
— Тэа Эста, — приветствовал юноша, в недавнем прошлом такой же гимназист, преисполнившись чувства собственной важности.
— Прошу, отпустите меня в лазарет. Ариса Лорана еще нет, а я себя неважно чувствую.
Юдас взглянул на меня уже внимательнее, очевидно, отметил крайнюю бледность и мученическое выражение лица, мои поникшую от усталости голову, без сил упавшие руки и невероятную медлительность движений.
— Вы неважно выглядите, тэа Эста. Возьму на себя смелость отпустить вас вместо преподавателя.
— О! Спасибо!
Невозможно передать, какой искренней благодарностью я к нему преисполнилась в тот момент и только твердила про себя, что нужно поскорее бежать из класса, невзирая на усталость. Поскорее, поскорее, чтобы не столкнуться…
Вот незадача! Столкнулась.
— Арис Лоран, — присела в положенном поклоне, перед глазами потемнело, и меня повело в сторону.
— Тэа Эста! — Кто бы сомневался, что вежливый защитник тут же подхватит под руку.