— Мне нужен Виргун Леонид Лаврентьевич.
— Мужчина, вы время видели? Часы приема давно окончены, — фыркнула девушка, не особенно скрывая раздражение и усталость. — Приходите завтра. И лучше предварительно запиши…
— Второй этаж, направо. На его кабинете табличка с именем, — прервала напарницу вторая девушка, в отличие от первой сразу заметившая охран мужчины.
— Благодарю, — ответил рысь и направился к лестнице.
— Ты чего, Наташ? — громко удивилась девушка.
— Того. Это безопасник, — ответила ей напарница.
— Твой жеж хвост… — гораздо тише протянула Наталья.
— Не надо мой. Свой лучше береги. И в последний раз тебе говорю. Наташа, следи за тоном! Не в районной госполиклинике работаешь.
Девушка хотела было фыркнуть, но посмотрела вслед безопаснику и передумала, тихо выдохнув. Может, напарница и права. Никогда не знаешь, на кого нарвешься. Да и работа, опять же. Нужно быть сдержанней.
Рысь проследовал по указанному маршруту, коротко постучал в дверь с именной табличкой и вошел в кабинет врача, не дожидаясь пригласительного выкрика.
Леонид Лаврентьевич как раз собирался уходить и уже снимал халат, когда в его вотчине появился незнакомый дуал.
— Чем могу быть полезен? — поинтересовался доктор Виргун.
После того как Игнат представился, дуал-медведь тяжело вздохнул, осознавая, что к ужину сегодня опоздает — а жена сегодня готовит запеченную утку — поднял трубку стационарного телефона и, нажав кнопку вызова, произнес:
— Девочки, передайте Полине, чтобы зашла ко мне в кабинет. Срочно.
К тому моменту, как зайка постучала в кабинет Леонида Лаврентьевича, безопасник уже основательно его расспросил о состоянии Егора.
— Леонид Лаврентьевич, звали? — спросила Полина и уставилась на присутствующего в кабинете второго мужчину, который, хоть и рысь, а размерами не уступал хозяину помещения и даже выгодно отличался рельефом.
— Да, Полина, Игнат хочет задать тебе пару вопросов.
Объяснять, почему следует отвечать на вопросы Игната, не пришлось. Красные глаза охрана сами по себе были лучшим объяснением.
— Полина, расскажите, как Егор отреагировал на обряд?
Девушка неосознанно пожала плечами.
— Спокойно. На забор первыми я пригласила других дуалов, так что он сразу понял, что в этом нет ничего страшного.
— Что вы скажете о его стрессоустойчивости?
— Довольно высокая, все же генетическая память и инстинкты его стопорят в нужных местах, так что истерик не было, но я бы не советовала перегибать. На Егора лучше не давить.
— Более того, я бы порекомендовал вам побеседовать с ним завтра, чтобы не устраивать мальчику лишней встряски на ночь глядя, — добавил Леонид Лаврентьевич.
— Парень шел пешком в другой город, осознал, что его мир не такой, каким он его знает, а он сам — не человек. Не думаю, что простой разговор станет для него встряской, — не согласился Игнат.
Доктор нахмурился и выдвинул дополнительные доводы:
— Его сознание было затуманено, а восприятие притуплено, сейчас же оно, наоборот, обострено.
— Я не собираюсь давить на парня, Леонид Лаврентьевич. По крайней мере, сегодня.
Увидев, что убедить Игната вернуться утром совершено нет возможности, доктор Виргун обратился к зайке:
— Полина, будь добра, проводи Игната в палату к Егору.
Девушка кивнула и вышла из кабинета, уводя за собой коротко попрощавшегося безопасника. Леонид Лаврентьевич проводил рысь взглядом исподлобья. На ночь глядя устраивать допросы ребенку… Работа у безопасников не самая приятная, в том числе и для них самих. Работа. Его работа на сегодня окончена. А дома его ждут Лариса Матвеевна и запеченная утка. Медведь улыбнулся и вышел из кабинета.
Полина вела позднего по меркам больницы визитера по хорошо освещенным коридорам и старалась не ежиться от ощущения его взгляда. Взгляд у безопасника был холодным и острым, как сколотый край льда. Зайдя в нужную палату, она улыбнулась рысенку, севшему на койке и настороженно посмотревшему за ее плечо.
— Егор, это Игнат, он задаст тебе несколько вопросов.
Наткнувшийся на рысьи уши посетителя парнишка кивнул и 'завис', поэтому зайка покинула палату, не дождавшись даже прощального взгляда.
Игнат подошел к окну, оценил открывавшийся и него вид, повернулся, присел на подоконник и дернул ухом. Рысенок сморгнул и перевел взгляд на глаза безопасника.
— Сколько ты тут? — спросил рысь.
— Пару дней.
— И как тебе?
— Нескучно, но это все равно больница, — признался парнишка.
— Понимаю, — серьезно кивнул Игнат, так что рысенок сразу поверил, что действительно понимает.
— Скажи, Егор, ты знаешь, кто твой отец? — не стал юлить и искать окольные дорожки мужчина.
— Нет, — после небольшой паузы ответил парнишка. — Мама мне никогда о нем не рассказывала.
— А ты спрашивал сам? — уточнил безопасник.
— Спрашивал. Но если мама что-то решила, то ее только поезд с места сдвинет.
— И никаких фотографий или документов? — продолжал расспрашивать Игнат.
— Нет.
Егор покачал головой. Тема отца в их маленькой семье была даже не запретной. Просто Людмила Романовна игнорировала любые намеки относительно данного вопроса и всегда ловко меняла курс обсуждений. Поэтому лет с десяти рысенок перестал пытаться вызвать мать на откровенный разговор.
— А зачем вам мой отец? — прервал короткую паузу паренек.
— Чтобы выяснить, что с ним. У нас не принято бросать потомство без присмотра, — пояснил рысь и поинтересовался:
— А бабушка у тебя есть?
— Есть, кивнул Егор, недоумевая, причем тут бабуля.
— Она тебе тоже об отце ничего не рассказывала? — пояснил причину интереса Игнат, внимательно смотря на парнишку.
— Нет. Никогда, — покачал головой тот и спросил в свою очередь:
— А вы следователь или кто-то вроде сыщика?
— Кто-то вроде, — усмехнулся рысь и оттолкнулся от подоконника.
— Благодарю за содействие следствию, — произнес он на прощание, притворяя за собой дверь палаты.
Игнат Дубравин сидел за рулем неподвижной машины и в задумчивости легонько касался обтянутого кожей круга поочередно всеми пальцами правой руки. Он не спешил заводить машину, обдумывая полученную информацию и упорядочивая дальнейший план действий. В какой-то момент его внимание привлекло движение: перед входом в клинику остановился дуал в черном пальто, затем прошелся от нее к ближайшему дереву и обратно. Пантер успел сделать еще два захода, когда из двери показалась зайка, которая провожала Игната к палате Егора. Полина — тут же всплыло нужное имя — прямо со ступенек угодила в объятья ожидавшего ее мужчины и, быстро поцеловав его в щеку, приняла предложенную руку, после чего они вместе направились к остановке.
Игнат снова простучал пальцами по поверхности руля, будто перебирая клавиши фортепиано. Он уже потянулся к ключу зажигания, когда мимо его машины проскользнул субъект в темной куртке с накинутым на голову капюшоном. Безопасник прищурился. Походка субъекта была нервная, дерганая, он шел, стараясь держаться поближе к щедрым на тень деревьям, высаженным вдоль дороги в квадратных вытоптанных клумбах семьдесят на семьдесят, не задерживался на освещенных фонарями участках и двигался вслед за удалившейся парой. Подозрительный тип проводил маршрутку, увезшую пару, и сел в следующую с тем же номером.
Неумелая, но очень настырная слежка. Игнат задумчиво хмыкнул и повернул ключ.
Глава седьмая, в которой случается недопонимание
По моему глубокому убеждению, одним из самых важных умений в жизни каждой девушки должно быть умение мягко и ненавязчиво менять тему разговора.
— Тоня, радость моя ненаглядная, — возгласила я на всю квартиру, как только закрыла за собой входную дверь. — Я прям чувствую, как ты жаждешь мне что-то рассказать!
— Жажду! — согласилась троюродная, показываясь из своей комнаты. — Сейчас я тебе в красках расскажу, что бывает с растяпами, которые трубку не берут и валандаются целый день непонятно где, не предупредив родных!
Я замерла, а потом заискивающе улыбнулась и, чуть наклонив голову, произнесла:
— Тонюш, честное слово, такой день насыщенный, не то что на телефон — на часы времени взглянуть не было.
— Мне можешь не говорить, — небольшая, но очень зловещая пауза. — Матери лучше расскажи.
От жеж Йожки-матрешки! Мать! Со всеми этими приключениями на маленький рысиный хвостик я совершенно забыла отзвониться маме. Что-то грядет. Хвост в подтверждение нехороших предчувствий нервно дернулся и прилип к ноге. Точно что-то грядет. Пожалуй, перед тем как звонить, лучше надеть каску.
— Вот блин… — только и сказала я, после чего под ехидную усмешку совушки скинула ботинки, куртку, бросила сумку и умчалась в свою комнату с телефоном в вытянутых руках, как Данко с сердцем, уповая, что одышка отвлечет маман от разделывания собственной кровиночки и шерстиночки.
Когда, спустя полчаса телефонного разговора, пять минут из которого были чрезвычайно строгими, десять ушли на отчет, а пятнадцать на спле… на то, чтобы ввести дочь в курс творящихся в общине дел, я появилась в кухне, сил хватило только на то, чтобы упасть на стул.
— Живая? — сочувственно спросила Тоня, сидящая напротив с кружкой чая.
— Едва-едва, — честно призналась я.
— Я жаркое в горшочках приготовила. Будешь?
Ответить я не успела. Несчастный недокормленный жестоко игнорируемый на протяжении целого дня желудок издал горестный бульк.
— Понятно, — улыбнулась совушка.
Через несколько минут передо мной на подставке стоял исходящий паром глиняный горшочек и лежала деревянная ложка. У Тони жаркое мы ели только так: деревом из глины, чтобы, значится, не отрываться от корней. Ну и ощущения интересные. Мне нравилось.
Дождавшись, когда я доем и прошепчу самое счастливое на свете 'спасибо', Тоня убрала горшочек, поставила чайник на плиту, достала две большие кружки и снова вернулась к столу.
— Томуль
— М? — выдавила я, чувствуя, как веки набирают весомости, обоюдно стремясь к долгожданному свиданию.
— Ты вещи кинула и убежала…
— Тонь, чесслово, я уберу. Вот сейчас еще десять минут посижу и уберу, — пообещала я троюродной.
— Уберешь, конечно, но я сейчас не о том, — фыркнула совушка.
Я заинтересованно сфокусировала взгляд на сестре.
— Ты убежала, а у тебя из сумки вот что выпало, — пояснила она и протянула темный листок с алой надписью. — Что это?
Я хихикнула.
— А это, представляешь, какой-то чудик у нас в университете стряпает и потом вешает на стенд. Оленька рвет и мечет. Обещала заставить сожрать этого художника собственное искусство.
— Тома, это очень нехорошо, — нахмурилась совушка.
— Оно, конечно, может, и не хорошо, но Оленька за такие выверты от декана получает, мол, что же вы, президент студсовета, дисциплину не поддерживаете, а вдруг проверка, а у нас на стенде красуется вот это вот? Так что лично я в этом деле целиком и полностью за линчевательную справедливость.
— Да я не об этом! — покачала головой Тоня. — Пусть хоть кило бумаги сожрет. Мне все равно. Только вот это, — троюродная потрясла листком, — явный намек на дуалов, понимаешь?
Я нахмурилась.
— Да ну? — мне никак не верилось в такое.
— Ну да! Сама посмотри: нелюди, звери в человеческом обличье, — сестра ткнула мне в нос неоспоримые факты.
Я отодвинулась от листка.
— Да мало ли, чего больные на голову пишут.
Сказала, а самой стало неуютно. А вдруг и правда?
— Мало — не мало, а общинским это обязательно нужно показать. Лучше перебдеть, чем недобдеть, — припечатала Тоня, а я кивнула, соглашаясь.
Хорошо все-таки, что совушка меня сначала накормила, а потом разговор завела. После таких предположений мне бы точно кусок в горло не полез.
Листовку нужно было показать старшим в общине. В идеале — Ростиславу Алексеевичу, но к нему ни я, ни, тем более, Тоня идти не хотели. Поэтому решено было передать выкидыш народного творца Геннадию Захаровичу. И задача эта автоматически возлегла на меня, потому что 'ну ты же все равно с Геннадиевичем общаешься, вот и передашь'. А я что? Я ничего. Я согласная. На том и разошлись.
Неделю, как мы договаривались с Риммой, я не выдержала. Почувствовав в себе бурление силушки богатырской, я отправилась в 'лапу' в первый же свободный день. Морозы трещать прекратили, так что уличные вольеры больше не зияли пустым пространством. Теперь в каждом сидели хвостики разной степени жизнерадостности. Самую дальнюю клеть занимал Грозный. Он лежал на деревянном настиле в расслабленной позе. Виляния хвоста не было и в помине, а глаза зорко отслеживали каждое движение в радиусе десяти метров.
Я остановилась на небольшом расстоянии от вольера и посмотрела на насторожившегося пса. Молодой, здоровый, но доверия к людям в нем не было. Жаль. Долго приют здорового пса держать не сможет. На передержку такого нелюдимого вряд ли кто возьмет. Эх, жалко… Хороший ведь пес. Вздохнув, улыбнулась Грозному и отправилась к двери.
Увидев меня, белочка нахмурилась, сердито сдула рыжую кудрявую прядь со лба и недружелюбно поинтересовалась:
— Ну, и чего пришла?
— Дома надоело сидеть, — улыбнулась я.
— Ей надоело, а мне потом выслушивай от твоей сестры, когда домой придешь, согнутая буквой Г! Я же сказала, чтоб раньше понедельника ты и не думала здесь появляться.
— Ай, Римма, не ворчи, — фыркнула я — Посижу сегодня с кошечками, глазки покапаю, мази повтираю, покормлю…
— И все-то у тебя продумано, — белочка скептически выгнула бровь.
— А как же! — подмигнула я.
— Ладно, — сдалась рыженькая, предварительно с неодобрением цокнув и дернув хвостом. — Иди к своим кошечкам.
Я просияла и пошла, куда послали.
В приюте все было как всегда: животных — много, дуалов — мало. Белочка, хоть и ответственная за приют, сама бралась за любу работу, а в перерывах умудрялась контролировать остальных. Посадив обратно в клетку очередную подопечную — грязно-белую, тощую, потрепанную, недавно стерилизованную Моньку — проследила взглядом за подругой, что-то ищущей в шкафу и раздраженно бурчащей себе под нос что-то устрашающее. И только сейчас заметила, что Римма-то как будто изменилась. Ну, конечно, прическа почти не похожа на ядерный взрыв, ногти в лаке, а на ресничках — тушь. За все время нашего общения я впервые видела белочку в макияже на работе в 'лапе'. Память услужливо подкинула эпизод., как рыженькая выходит из незнакомой машины.
— Римма, ты сегодня, случайно, не уходишь пораньше?
Белочка, не отрываясь от процесса поиска, ответила:
— С чего ты взяла?
— Да просто так подумалось. Ты сегодня немного необычно выглядишь.
— В смысле? — Римма повернулась ко мне с озадаченным выражением лица.
— В смысле как будто на свидание после приюта собираешься, — пояснила я.
На секунду Белочка смешалась, а потом хохотнула:
— На свидание после 'лапки'? Ну, ты даешь, Тома. Пахнущая собаками, медикаментами и немного отходами жизнедеятельности — и на свидание.
Я смутилась.
— Ой, ну все, все. Осмеяла. Кто тебя знает, вдруг ты любишь экстремальные свидания?
— Да-да. Экстрим — наше все. Без экстрима — свет не мил, — улыбнулась Римма, достала нужную ампулу и вышла из комнаты.
Перед тем как уходить из приюта, я собрала пакет с мусором, чтобы выкинуть по дороге. Оплачиваемой уборщицы в 'лапе' не было, так что на каждом волонтере лежала ответственность за уборку своей рабочей территории.
Только я накинула пуховик и собралась выходить, как смартфон зажигательной трелью известил о входящем вызове.
— Привет, — ответила я на звонок.
— Привет, Лисичка, — раздался из микрофона приятный баритон. Голос был пронизан улыбкой настолько, что я почти воочию увидела ямочки его обладателя. — Как дела?
— Отлично. Домой собираюсь. Кстати, очень хорошо, что ты позвонил, у меня к тебе дело есть.
— Откуда собираешься? Могу подбросить. Заодно и дело обсудим, — предложил Ар.
— Да нет. Не нужно. Я через полчаса уже дома буду. Заходи в гости. У меня чай вкусный с чабрецом, — улыбнулась я, сдерживая тоскливый вздох по ощущению ветра в волосах и замаскированным обнимашкам с байкером. Ох, уж эта травма подхвостья!