— Что?
— Кто? — ответила вопросом на вопрос Полина. — Кто, и почему я не знаю?!
Зайка показательно воплощала в себе праведное негодование.
— Ай, Полина, я с ней иногда диван делю, но вот тоже не знаю, — пожаловалась я и вперила в троюродную обвиняющий взгляд.
— Ну, если что, то мне тоже любопытно, — поддакнула Римма.
Тоня выдержала паузу, еще раз заглянула в наши алчущие знания очи, прочистила горло и с покерным лицом произнесла:
— Я совершенно не понимаю, о чем вы. И вообще, Полина, а чего вдруг у тебя свидание отменилось?
Мы с Риммой, как по команде, повернули головы к заечке. Ну, а что? Тоже ведь интересно!
Полина тяжело вздохнула и со звоном опустила ложку в кружку.
— Чтоб я еще знала. Прислал сообщение, что у него срочное дело — и все. Я же не буду допытываться и настаивать на подробном отчете. Я же ему не жена.
— Мог бы и рассказать, — буркнула я.
— Вот именно, — согласилась со мной Тоня.
— Мужики… сплошное от них расстройство, когда не радость, — кивнула Римма.
Зайка еще раз вздохнула. Тоня кивнула, но как-то неуверенно, а я не выдержала:
— Да что там той радости. Расстройства гораздо больше. Не уверена, что оно вообще того стоит.
— Ты чего, Том? Тебя Ар обидел, что ли? — удивилась Полина.
— Вот еще! Обижаться на них! Один обрабатывает для совместной поддержки численности вида, потому что партия подходящая и папа одобряет — сплошной расчет. Другой — то с поцелуями лезет, то обрывает контакты, потому что сам себе чего-то понавыдумывал. И вообще, фиг поймешь, чего ему от меня надо. С Игорем хотя бы понятно все. Ну их всех… в баню!
Выпалила, взяла кружку в руки, с громким стуком поставила обратно на стол и разревелась, как последняя дура. И, спрашивается, чего реветь? Любить-то меня никто не обязан. Но слезные железы разошлись не на шутку и останавливаться не торопились.
— Тома… ну ты чего? — Полина подсела поближе ко мне и обняла за плечи.
— Так вот чего этот проныра ко мне в приют лыжи навострил! — прищурилась белочка. — Вот же хитрая ж…
— Тамара, кончай реветь! — сказала Тоня. — Подхвостье с ними, раз эти дурни не в состоянии оценить умницу и красавицу под самым своим носом!
Я всхлипнула и вытерла слезы ладонью. Девчонки правы. Не стоит разводить сырость по дрянному поводу. Но мне отчего-то сделалось невыносимо тоскливо. Неужели ни один мужчина не может полюбить меня? Именно полюбить, а не рассматривать, как выгодную партию и не пытаться утереть нос другому, завоевав мое внимание. Кругом расчет. И никому не нужна я такая, какая есть.
Ну и ладно. Мне тоже никто не нужен. Ну их всех… в подхвостье!
— Спасибо, девчонки. Не знаю, чего я так расквасилась. Нервы, — улыбнулась я, стирая со щек следы слез.
— Не извиняйся, — улыбнулась Полина и тоже шмыгнула носом. — Эти мужики — мастера в доведении нас, девочек, до слез, но без некоторых из них почти невозможно, даже когда они не дают никаких обещаний и в любой момент могут исчезнуть из твоей жизни.
Я сочувственно посмотрела на зайку. Подруга явно прикипела душой к заезжему пантеру, как ни старалась этого не допустить.
— Роман… — начало было совушка, но Полина не дала ей продолжить:
— Роман… Роман душераздирающе красиво ухаживает. Но думать, что он на мне женится и увезет в свою Францию, где мы будем жить долго и счастливо… Я не такая дура, Тонь. Но мне с ним хорошо.
На нашей маленькой кухне с цветочными занавесками на окне повисла отчаянно грустная пауза.
— Ну, нет. Так не пойдет!
Римма неожиданно громко хлопнула по столу ладонью.
— Значит, так. Нужно отвлечься. Мужики — зло. Поэтому сейчас мы прихорашиваемся и едем гулять в центр, где будем самыми красивыми и неприступными!
— Э-э-э… — протянула Тоня.
Я не совсем уловила логику, но хвостом чуяла: если выстроить верный ассоциативный ряд, она точно появится.
— Никаких э-э-э! Хватит тут кукситься! — не дала отмазаться совушке белочка. — И, девочки, прихорашиваемся по максимуму, чтобы страдали от нашей неприступности не только вдрызг пьяные. Я сегодня хочу побыть оружием массового поражения. Пусть накроет и тех, кто слегка под шофе.
Я рассмеялась. Боевая белочка — это сильно.
— Я в деле!
Мой хвост воинственно вильнул.
— Я тоже, — улыбнулась Полина.
— А у меня, как я понимаю, выбора нет, — вздернув бровь, констатировала Тоня.
Мы втроем широко улыбнулись. Женская солидарность — штука суровая. Особенно когда принудительная.
Что такое два зеркала на четырех девушек? Это крайняя непредусмотрительность, ибо, когда речь заходит о красоте, очередность не соблюдается. Спустя час и с десяток дружеских подколок на тему 'подвинь филей, мне нужно довести стрелку' вся наша четверка была готова к штурму хоть центра, хоть неприступной крепости, хоть раскрытых нараспашку сердец местной алкогольной тусовки. Так что мы в боевом настроении загрузились в белочкин транспорт и покатили.
Пунктом назначения был городской парк аттракционов. В послезакатных густых сумерках он весело играл разноцветными фонарями и лампочками. Детей в такое время тут почти не было, зато молодежи много. Воздух заполняла вечерняя свежесть, механическая музыка и вспышки хохота у отдельных аттракционов.
— Куда пойдем? — оглядываясь, поинтересовалась Полина. — Я б на лошадках прокатилась.
Карусель со скачущими лошадьми медленно крутилась и манила к себе задорной песенкой.
— Лошадки потом, — не согласилась Римма. — Сейчас нам нужен адреналин, чтобы всю ерунду из головы вытрясти. Всем ждать тут. Я за билетами.
Не подозревая, что задумала рыжая пухнастость, мы остались ждать ее возвращения, а спустя пять минут таращились на билеты, не веря своим глазам. Top Spin! Top Spin, чтоб беличий каскадерский хвост прищемило!
Здоровенная железная конструкция на массивных сваях сейчас казалась необъяснимо хлипкой: дунь — развалится.
— Ну, уж нет! Я туда не полезу! Мне еще жить хочется, — пошла на попятную совушка.
В моих глазах загорелась надежда примазаться к рассудительной троюродной сестре, но Римма не дала соскочить.
— Так, девчонки, хотите вернуться домой, продолжать вздыхать над горькой судьбой и плакаться на мужиков-козлов? Ну и вперед. А я собираюсь прокатиться и получить от этого удовольствие, потому что страдания и стенания мне надоели. Я хочу нормальных эмоций, не связанных с пунктирно-появляющимися охламонами в моей жизни.
Закончив тираду, Римма развернулась и пошла к аттракциону, чтобы предъявить билет и занять место на одном из сидений в длинном ряду.
— Я тоже хочу, — выпалила я и пошла за белочкой.
В итоге через несколько минут мы все вчетвером сидели на своих местах, а парень, ответственный за эксплуатацию, проверял, как мы пристегнулись, после чего опустил общую на весь ряд страховочную штуковину с парой вертикальных мягких поручней для каждого сидения и пошел в будку.
Гудение заводящегося мотора вызвало волну мурашек. Аттракцион пришел в движение. Медленные покачивания набирали темп, а после четвертого начались вращения. Когда сидение крутануло так, что на спуск мы отправились лицами вниз, я завизжала. Смотреть, как с увеличивающейся скоростью к тебе летит асфальт — то еще удовольствие, но визжать мне понравилось.
Через сидение послышалось восторженное беличье 'йухуууу!!!'. Ну, кто бы сомневался. Я улыбнулась и снова завизжала, потому что мы зависли в самой высокой точке и вращались вокруг своей оси, как космонавты в центрифуге.
С другой стороны прилетел сдавленный голос Полины:
— Кажется, меня сейчас вырвет.
— Рот закрой, — сквозь сжатые зубы беззлобно посоветовала ей Тоня.
Я с ней мысленно согласилась. Если сейчас у кого-то из нас желудок выкинет белый флаг, весело будет всем.
Когда адская машина остановилась и страховочные крепления были отстегнуты. Я встала с сидения и почувствовала, что меня ведет вправо. Первые три шага шатало, потом вестибулярный аппарат вспомнил о своих обязанностях, и стало полегче.
— Ну, как? — бодро поинтересовалась Римма.
— Мне плохо, — ответила зайка.
— Возьмите леденец, — обратился к ней парень, крутивший нас на этом аттракционе.
Полина приняла леденец и одарила парня таким благодарным взглядом, что тот даже немного покраснел.
— А можно мне тоже? — спросила я у разомлевшего.
— Вам тоже плохо? — он протянул вторую конфету.
— Нет. Просто леденец хочется, — улыбнулась я, забирая шуршащий презент.
Парень хохотнул и пошел обратно пристегивать следующую партию невменяемых любителей адреналина.
После парочки куда более безобидных каруселей мы купили мороженое (экстрим так экстрим, ну и что, что зима!) и отправились гулять в сторону, откуда доносилась музыка. Неподалеку обосновалась группа музыкантов с приличной акустической системой, исполнявшая любимые народом хиты, которые мало кто не знает наизусть. Бросив в открытый чехол от гитары мелочь, найденную в карманах, мы зависли рядом с ребятами, потому что уйти было невозможно — очень уж душевно они пели. Да и голос у вокалиста пробирал до мурашек.
Полина ненадолго отлучилась после третьей песни, а, вернувшись, стала прощаться:
— Девчонки, я, наверное, пойду поздно уже, а завтра на работу…
— Роман позвонил? — прямо спросила Тоня.
— Позвонил, — кивнула зайка и довольно улыбнулась.
— А как же девиз про 'не дадим'? — наигранно возмутилась Римма.
— Мы, девочки, такие переменчивые в решениях — ужас какой-то, — рассмеялась Полина и скрылась в толпе.
Уход зайки разрушил атмосферу, которая бывает нетронутой, только пока все нужные дуалы в сборе. Белочка тоже стала посматривать на время.
— Тебе тоже пора? — спросила я у нее.
— Ага. Надо отъехать, — повинилась белочка.
— Поезжай, — кивнула совушка.
— Может, вас тоже забросить домой? — предложила Римма.
Мы с Тоней переглянулись. Домой мне пока не хотелось, о чем я и сказала.
— Не нужно. Мы еще погуляем. Хороший вечер, — решила совушка, и белочка, чмокнув нас поочередно в щечки, ушла.
Проводив ее взглядом, троюродная сказала:
— Я вызову нам машину.
И пока я пританцовывала под одну из старых песен, она сделала звонок:
— Привет. Заберешь нас из парка аттракционов через полчаса? Я потом расскажу. У девочек сегодня был вечер мужененавистничества. Хорошо. Жду.
— Что значит, у девочек? — возмутилась я, когда сестра завершила вызов. — А как же солидарность?!
На фоне праведного негодования я даже не сразу заметила тот факт, что звонила Антонина явно не в службу такси.
— Солидарность в порядке. Я ведь тоже девочка, если ты не забыла, — хохотнула Тоня.
— Ой, все! — заявила я и пошла пробираться в первый ряд, потому что скоро придется уходить, а я еще не наслушалась глубоким низким голосом вокалиста.
Время летело незаметно, как будто огибая островок асфальта, где музыканты играли вечные песни группы Кино. Один из группы обходил образованный слушателями полукруг со шляпой, пританцовывал и улыбался, приглашая слушателей поддержать исполнителей рублем, и хорошо бы не одним.
Почувствовав чужую руку на своем плече, резко обернулась и уперлась взглядом в знакомую кожаную куртку. Я выразительно посмотрела на его ладонь. Ар все понял без слов, убрал ее с моего плеча, а я снова повернулась к музыкантам.
— Надо поговорить, — громко сказал он, чтобы я услышала, потому что музыка звучала довольно громко.
Вот как! Значит, теперь ему надо поговорить. А вот мне не надо! Мне уже ничего не надо. Я пританцовываю тут, вообще-то, и подпеваю.
Последнюю свою мысль и озвучила, удержав остальные при себе. И действительно стала подпевать знакомым строчкам: 'В нашем смехе и в наших слезах, и в пульсации вен…'
— Тома.
Я проигнорировала обращение. Какое еще 'Тома', когда у меня тут полная сцепка с песней, и я жду перемен?
Тогда Ар взял меня за предплечье, развернул к себе, перехватил за ладонь и повел прочь из толпы, бросив все то же 'надо поговорить'.
Когда мы оказались метрах в двадцати от музыкантов, рядом со скамейкой за палаткой с сувенирами, мои уши будто расслабились, все же громкая музыка — то еще испытание. Змей отпустил мою руку и вперился суровым взглядом мне в глаза. Я с вызовом вздернула подбородок.
— Что?
— И часто ты ночами гуляешь одна?
— А почему ты интересуешься? Я думала, для тебя больше не актуальна тема нашего с тобой общения, — огрызнулась я. — К тому же я не одна и сейчас не ночь.
Да, огрызнулась. Потому что мне было обидно. Сначала уходит без объяснений, потом перестает писать и звонить, а теперь стоит тут, весь из себя такой грозный и красивый, и душу травит!
— Я видел, как ты была с Игорем, — буркнул Ар, хмурясь еще больше.
— Да неужели! И что? Я с ним там прям у машины предалась плотским утехам, страстно припав к его мужественной груди, что ты так отреагировал? — вспылила я.
Нервы под хвост. Надо успокоиться, иначе будет сцена. Закатывать сцену не своему мужику — последнее дело. Так он своим никогда не станет. Кому нужна истеричка?
— Он к тебе прикасался. И я… Я вспылил, — хмуро произнес змей.
Вспылил? Приревновал, значит? Где-то внутри стал теплиться фитилек странно легкого чувства, и одновременно нарастало напряжение.
— И зачем? — гораздо спокойней поинтересовалась я, сложив руки под грудью. Куртка приятно захрустела тканью.
— Мне не понравилось, что он тебя трогает, — буркнул змей и резким жестом заложил руки в карманы.
— То есть тебе не понравилось, что делает он, а отдача, в итоге, прилетела мне. Слушай, Ар, я понимаю, что все мужчины по своей природе собственники, даже тогда, когда дело касается и нелюбимой женщины, но я не понимаю, что тебе от меня нужно. И вообще, зачем ты приехал? Честное слово, последнее, что я хочу от общения — это нервотрепку, мне ее и без того хватает.
С каждым словом во мне крепла уверенность, что змеище, стоящее напротив в раздражающе уверенной позе, трудится скрыть улыбку.
— Все сказала? — Ар иронично выгнул бровь.
— Все, — кивнула я и посмотрела в сторону освещенной площади в конце аллеи. Зачем мне вообще все эти разборки? Не понимаю, зачем он приехал?…
Поток мыслей прервался резко. Змей коснулся ладонью моей щеки. А как только я повернулась обратно, наклонился и поцеловал. Одно движение — и в моей голове воцарился вакуум. Все мысли испарились, будто их и не было. Я наслаждалась теплом и мягкостью его губ и шершавостью приятно царапающейся щетины.
Ай, будь, что будет. Может, у нас ничего и не получится, но он ведь действительно классно целуется. Довыяснить отношения можно и потом.
Я прижала ладони к его щекам и подалась всем телом вперед. Ар заурчал и крепко обнял меня за талию, не оставляя между нами расстояния. Взъерошив его волосы, соскользнула ладонями к плечам. Ох, ты ж, йожки-матрешки, какие плечи! Гладить — не перегладить. А если представить, какой рельеф наверняка образуют мышцы при должном напряжении — на слюну изойти не грех. Но не сейчас.
Ар целовал меня медленно, словно растягивая удовольствие, знакомясь. Мне нравились его уверенные движения, мне нравилось то, что он делает. Мне это так нравилось, что я не удержалась и прикусила его за нижнюю губу. Легонечко. В ответ на что змей рыкнул, и нежный, даже галантный поцелуй превратился в вихрь, перекрывший мне доступ к воздуху.
Мужики, конечно, те еще кадры, но конкретно этот я была готова распечатать и поставить в рамочку, чтобы любоваться каждое утро.
Когда Ар прервал поцелуй и посмотрел на меня, в его глазах сияли звезды. Что за мужчина — голова кругом!
— Поехали прокатимся? — тихо предложил он.
Я кивнула. Ни за что на свете не отказалась бы от предложения, сделанного этим змеем таким тоном.
***
На столе у самого окна, под теплым светом торшера, стоял лэптоп. Рядом с ним лежали бумаги: какие-то в файлах, другие — примятые или с загнутыми уголками, помеченные на полях черной пастой. Людмила откинулась на стул, запрокинула голову и зарылась пальцами в волосы, массируя кожу головы. Черные лодочки на высоком каблуке стояли рядом со столом. Юбка-карандаш и приталенная блузка не давали расслабиться. Утягивающие колготки стискивали ноги. Промелькнула мысль снять их к бесовой бабушке, но как только женщина снова выпрямилась, взгляд зацепился за очередную строку в документе, намерение было забыто. И так непростой ритм деловой женщины стал почти бешеным. Теперь, чтобы контролировать бизнес, ей приходилось гонять машину из одного города в другой. Каждый божий день. Накладки рабочего процесса и навалившиеся проблемы с сыном оставляли свои следы не только в голове и на самочувствии. Под глазами, замаскированные слоем корректора, залегли синяки. Морщинки тоже пробивались довольно решительно, увлажняющие и лифтинговые масочки их честно сдерживали. Пока. Но возраст не сдержишь.