— Но почему? — удивилась я.
— А потому! — неожиданно эмоционально ответила зайка. — Вот он через месяц уедет в свою заграницу, и кончатся свидания, сообщения. А мне тут страдай! Не хочу!
— А если он тебя с собой заберет?
Полина посмотрела на меня, как мать смотрит на несмышленыша.
— После месяца знакомства? Очень сомневаюсь.
Я громко вздохнула. Поля вздохнула едва слышно. Со стороны Тони тоже раздалось что-то подозрительное похожее на 'эх..'
— А он какой из себя на морду лица?
— Ну, он брюнет, — стала описывать Полина, — высокий, немного худой. Хотя скорее жилистый, а не худой. Что еще… Еще у него классный черный хвост, как у всех пантер…
— Он пантера? — загорелась я.
Зайка кивнула.
— Так с этого надо было начинать! Нет, ты глянь! За ней пантер с хвостом увивается, а она динамит и, самое главное, молчит! — в моем голосе был слышен праведный, но слегка наигранный гнев.
— Вот-вот, — поддакнула Тоня, а потом хитро прищурилась и приглушенным голосом произнесла:
— Поля, надо брать!
В доме общины было шумно. На улице крепчал мороз, так что местной детворе было строго воспрещено покидать помещение. Маленькие медвежата, волчата, рысята, зайчата и прочие ушасто-хвостатые и не очень дети ерзали, дрыгали ногами, пихались, громко хихикали, пытаясь сдерживать внутреннюю энергию. Но энергия била гейзером и сдерживаться не желала. Когда шум достиг критической отметки, Ростислав Алексеевич обратился к детям общины с просьбой вести себя как мышата — мышата, к слову, издавали едва ли не тигриный рык, принимая активное участие во всей этой кутерьме.
Трепета перед главой хватило ровно на пять минут, а потом гул снова начал набирать обороты. Тогда встал Геннадий Захарович и попросил всю детвору спуститься на подвальный уровень, где их уже ждут.
Дети дуалов с радостным попискиванием и похрюкиванием ринулись к лестнице, располагавшейся справа от входной двери. Их сопровождали родительские вздохи, полные искреннего облегчения.
Улыбнувшись, я выждала минут десять и отправилась вслед за малышней — все равно ничего мне интересного не говорилось.
Подвальный этаж делился на несколько помещений: небольшую кухню, чулан для хозяйственного инвентаря и здоровенный спортзал. Именно в спортзал и согнали всю детвору, где маленькие дуалы теперь бегали, прыгали, скакали и всячески резвились под присмотром нескольких девушек и, как ни странно, Ара. И помощь им, как я и думала, была вовсе не лишней.
Час активного времяпрепровождения слегка спустил завод маленьких вечных двигателей, и скоро они стали уставать, а некоторые, соответственно, капризничать. Тогда Ар ненадолго оставил нас с девочками подуставшим детям на растерзание, чтобы вернуться через пять минут с гитарой подмышкой.
— Будем петь! — объявил он.
Дети восприняли идею с энтузиазмом. Усадив вымотанных ребят на маты, змей подстроил гитару и обернулся к нам:
— Что будем петь?
Выдрочка Инга, занимавшаяся с детьми-дошколятами в саде при доме общины, тут же предложила хорошо известные детские песенки. Даже ноты к ним очень оперативно принесла, пока дети не растеряли интерес. Однако 'кузнечик', 'тра-та-та тра-та-та мы везем с собой кота' и 'никогда не стой на месте трам-пам' быстро отзвучали, и стало видно, что малышня теряет энтузиазм к хорошо известному репертуару.
— Дядя Ар, а ты знаешь песню бременских музыкантов? — заговорщическим полушепотом спросила я, одной только громкостью привлекая всеобщее внимание.
Дядя Ар выгнул бровь, отмечая обращение.
— 'Ничего на свете лучше нету'? — уточнил он.
Я кивнула.
— Дядя Ар знает песни бременских музыкантов! — пафосно возгласил он.
— А вы знаете песни бременских музыкантов, народ? — поинтересовалась я у детворы.
Признаться, знали не все, да и особого интереса заметно не было. Тогда я решилась на хитрый маневр.
— Тогда петь будет дядя Ар. А те, кто знает слова, могут ему подпевать.
Змей хмыкнул и добавил:
— А главной помощницей дяди Ара будет тетя Тома, у которой важное задание: держать шпаргалку с аккордами, чтобы было видно. А то дядя Ар уже почти старый и наизусть их не помнит.
Малышня захихикала и стала подбираться поближе.
С ироничной ухмылкой змей передал мне смартфон, на экране которого висел текст нужной песни с обозначениями аккордов, и резкими движениями стал бить по струнам.
Голос у Ара был приятным, низким и с едва уловимой хрипотцой. От него почему-то становилось волнительно-трепетно. Я старалась петь тише, чтобы не перекрикивать. Детям особенно нравилось, что им поет дядя, потому что к пению тетей они давно и прочно привыкли.
Вдобавок к голосу, у Ара была отличная мимика. Он играл бровями, хмурился, потом веселел. Дети улыбались, с удовольствием вовлекаясь в игру. Уже в первом куплете они громко подпевали нам 'Ла-ла-ла-ла-ла' 'Е! Е-е! Е-е!'.
Так что отвертеться только одной композицией из репертуара незабвенных музыкантов из Бремена не удалось. Следующую парень выбрал сам. Ей оказался дуэт трубадура и принцессы. Кивнув мне, он принялся перебирать струны уже в совсем ином характере.
Первые строчки был мои. Я пропела их, от души гиперболизируя эмоции несчастной принцессы, как будто она была, как минимум, заперта в холодном мрачном подземелье и прикована пудовыми кандалами к стенам.
'В клетке птица томится, ей полет незнаком.
Вот и я, словно птица. В замке я под замком'
Ар органично вписал модуляцию, дал себе пару аккордов настройки и пропел, глядя на меня и совершенно не кривляясь:
'Встанет солнце над лесом, только не для меня.
Ведь теперь без принцессы не прожить мне и дня'
Вот зачем так делать?! Из-за этого мужчины я опять начинаю краснеть! А рыжие, между прочим, очень ярко выражено краснеют, от осознания чего краснеют еще больше. Грудь опалило острое чувство неловкости и смущения, так что третий куплет я исполняла, вполне искренне ощущая все беспокойство принцессы и разделяя ее смятение:
'Что же это такое? Что случилось со мной?
В королевских покоях потеряла покой'
Когда отзвучали последние звуки гитары, меня и мое смущение спасли дети. Они наперебой предлагали следующую песню для исполнения, но в этот момент двери зала открылись, и в них стали заходить родители. Стол по заявкам завершился. И, к моему огромному облегчению, вокруг была масса отвлекающих факторов, так что смотреть на змея было совершенно необязательно. Тем более что и он уже давно смотрел в другую сторону.
Когда малышню разобрали и увели, укутав в кучу одежек, я тоже отправилась наверх за курткой. В небольшой гардеробной я снова столкнулась с Аром.
— А ты неплохо поешь, — заметил он.
— Спасибо.
Я улыбнулась, мысленно обещая организму неделю без сладкого, если он прибавит хоть тон к цвету моей кожи.
— У нас, кстати, бывают вечера, когда и пение пригождается. Необязательно с мелкими. Хотя и с ними выходит неплохо. Тебе стоит прийти.
Парень снял мою куртку с крючка и протянул мне, а потом развернулся, чтобы достать свою.
— Спасибо за приглашение. Но у меня учеба, и я Римме помогаю в приюте…
— Хотя бы подумай, — прервал он мою извиняющуюся речь, намекающую на отказ, и улыбнулся.
Гад… Опять эти ямочки! Не анатомия, а оружие массового поражения какое-то!
— Хорошо, я подумаю, — пообещала я и повернулась к выходу.
У выхода стояли трое девушек, которые были с нами в зале и занимали малышню. И сейчас на лице одной из них, выдрочки Инги, был очень напряженный нездоровый интерес к чужой беседе.
Мне стало неловко до мурашек от пристального холодного взгляда девушки. Остановив сползающую улыбку на полпути, я попрощалась с девчонками и поспешила покинуть дом общины, размышляя о процентном соотношении вреда и пользы от абстрактно-взятого мужчины.
В 'Лапе', как сокращали волонтеры название приюта, было много работы. Зима. Зимой бездомные животные нуждаются в помощи, как ни в какой другой сезон. А тут еще и столбик термометра опустился ниже двадцати. Вольеры, огороженные рабицей, опустели. Всех крупных подопечных мы переместили в деревянный специально обустроенный амбар. В такие холода зверей нужно было кормить чаще, да и с чисткой вольеров работы было достаточно. Сегодня я занималась как раз этим. В основном уборку территорий старались проводить дважды в день: утром и вечером. Чистили согласно графику, чтобы все было честно. И сегодня как раз была моя очередь. Облачившись в робу, высокие резиновые сапоги и рукавицы, я вооружилась лопаткой и ведром и отправилась наводить красоту в места временного пребывания братьев наших меньших.
Зверята в приюте были, по большей части, дружелюбные или тихие, попадались даже и дружелюбные и тихие, но иногда случались и с непримиримым характером. В большинстве своем, собаки радовались ежедневному ритуалу уборки, во время которого им доставалась и короткая нехитрая ласка, и общение. Некоторым особенно радостным, кидающимся под инструмент, перепадало и крепкое словцо. Но был у нас в дальнем вольере один нелюдимый угрюмый тип по кличке Грозный. Грозный был здоровенным кобелем дворовой масти с порванным ухом и парой шрамов на морде. Он никогда не брехал, не поддерживал общую кутерьму, если вдруг та заводилась, не выпрашивал еду, не заглядывал преданно в глаза, не вилял хвостом. Единственное, что себе позволял этот суровый пес: тихое рычание, после чего либо тот, на кого рычал Грозный, уходил, и все смолкало; либо Грозный начинал рычать громче и яростней. Тогда причина его недовольства уж точно улепетывала, потому что звуки, которые издавал пес, были действительно очень страшными. Римма рассказала, что за тот месяц, что постоялец провел в приюте, он не проникся доверием ни к кому из волонтеров, и посоветовала не соваться в вольер, если пес ворчит. Единственный раз, когда его рык полностью проигнорировали, Грозный кинулся. Парень, не ожидавший такой реакции на вторжение в личное пространство собаки, отделался разодранными штанами и глубокими царапинами на икре. Неудивительно, что за прошедший месяц найти хозяина Грозному так и не удалось.
Перед тем как открыть дверцу дальнего вольера, я остановилась и посмотрела на хозяина помещения. Пес лежал в дальнем углу и не сводил с меня пристального взгляда. Казалось, он вообще забыл, как моргать.
— Привет, красавец, — тихо и как можно более миролюбиво обратилась я к постояльцу. — Пришло время уборки. Ты же не против слегка освежить обстановку?
Пес не сделал ни единого движения, но и взгляда не отвел. Подумав, я сходила за лопатой с длинным черенком. Быстро собирая продукты жизнедеятельности, я старалась не выпускать Грозного из виду. Он отвечал мне тем же.
Закончив с отходами и вычистив несвежую стружку, я уже почти выдохнула.
— Ну что, красавец. Вот и все. Ты сегодня молодцом… — прощалась я с псом, когда неожиданно за спиной раздался голос:
— Привет, Тамара. Смешной нарядец.
Для того чтобы в красках представить лисью физиономию, довольную собственным подколом сомнительной остроты, мне и оборачиваться было не нужно.
'Ой, дура-а-ак', - простонала я мысленно. И стала медленно пятиться, потому что грозный встал с належенного место и оскалил зубы.
На морде пса было написано крупными буквами 'капец вам, люди'. Инстинкт сохранения хвоста с надписью был абсолютно согласен. Как есть капец.
Грозный прижал уши и зарычал громче. Хвост прижался к ноге. Инстинкт самосохранения прохрипел Гендальфом 'бегите, глупцы'.
В следующую секунду я бросила лопату, отпрыгнула назад, увлекая за собой Игоря, и захлопнула дверь вольера ногой прямо перед оскаленной мордой кинувшегося Грозного.
— Твою ж…! Тома, ты что творишь?! — вознегодовал Игорь, отряхивая кожаную куртку от опилок и стряхивая их с явно дорогих кожаных ботинок.
Странный какой-то. Зачем вообще к вольерам в таком виде соваться?
Я быстро закрыла защелку и развернулась к не самому умному представителю дуалов, самой себе напоминая Грозного, рычащего одинаково леденяще что на вдохе, что на выдохе.
Игорь оценил мизансцену, прочистил горло и спросил:
— А чего этот пес такой недружелюбный?
— Парфюм твой не понравился! — буркнула я и обернулась. Придется ведро и лопату оставить там до утра. Соваться в логово взбешенного пса не хотелось совершенно, тем более за таким сомнительным грузом.
— Ну, извини. Откуда мне было знать, что тут слегка бешеная псина, — выдавил из себя лис.
Я нахмурилась.
— Ты чего-то хотел?
— Да. Теть Валя пришла, народ расходится по домам, — ответил парень и нахмурился, посмотрев на свои руки.
— Что такое? — насторожилась я.
Игорь стал судорожно проверять карманы.
— Телефон.
— Что телефон? — не поняла я.
— Телефон выронил, — на тон выше пояснил лис.
— Где? — решилась уточнить я, подозревая, что услышу в ответ.
— Там, — Игорь кивнул в сторону вольера, в котором Грозный как раз что-то изучал на земляном полу.
Мы подошли поближе, чтобы рассмотреть.
Так и есть. Пес с подозрением обнюхивал смартфон с огрызком на задней панели, затем фыркнул, а после этого встал боком к аппарату, задрал заднюю лапу и… обмыл находку.
— Твою ж…! А х ты с-с-с-…
— Вообще-то, это кобель, — подсказала я, наблюдая за процессом.
— С-собака неумная! — выдавил Игорь, глотая явно менее цензурные слова и прощаясь с гаджетом.
Я же не сдержалась, фыркнула со смеху. Ну, надо же. Получи-ка, лис, отдачу за 'бешеную псину'.
— Не смешно! — холодно заявил Игорь.
— Извини, — на смешке выдавила я.
Мы с минуту помолчали, отдавая дань памяти смартфону, а потом лис произнес, по-прежнему не сводя взгляда с гаджета:
— И как его теперь доставать? Может, граблями?
— Чтобы доставать его хоть как-то, нужно открыть дверь, а я этого делать не буду и тебе не советую. — Пожала плечами я.
Игорь нахмурился. Еще бы. Кому захочется прощаться с не самым дешевым телефоном?
— Завтра с утра, когда будут чистить вольеры, вынесут твой телефон. Другого способа я не вижу.
Грозный продолжал тихо рычать, отойдя от двери на пару шагов. Но был полон решимости преодолеть это расстояние в один скачок, если та откроется.
Лис и потянул руку к двери, но пес предупреждающе увеличил громкость, так что хвататься за прутья парень не стал.
— А где тут инструменты? — поинтересовался он, оглядываясь.
Я указала ему на подсобку в конце коридора из вольеров. Игорь кивнул и ушел. С минуту из подсобки доносились звеняще-лязгающие звуки, а когда лис показался, то в его руках красовалась старенькая, потрепанная жизнью сапка.
На лице парня появилось победно-предвкушающее выражение. Я, не произнося ни звука, чтобы не нарушить торжественность момента, наблюдала, как лис садится перед вольером, хитро просовывает сапку между прутьями и быстрыми лихорадочными движениями подгребает к себе орошенный собачьим презрением смартфон. Грозный первые секунды будто окаменел от дуальской наглости, а потом подскочил и остервенело вгрызся в сапку. Но было уже поздно. Мобильный вместе с мокрыми комками земли и опилок проскользнул небольшой зазор, слегка стукнувшись о прут.
Торжествующая улыбка Игоря от вида мокрого и грязного смартфона увяла, даже уши поникли, а хвост будто застыл. Я сочувствующе посмотрела на парня и протянула ему одну из рукавиц. Грозный мотнул башкой и вырвал сапку из рук потерявшего бдительность лиса. Каждый остался при своем: Игорь — при телефоне, Грозный — с предметом, на котором можно сорвать злость. И только мой груз по-прежнему был заперт в вольере. Ну и ладно. Завтра вынесут. Все равно это был последний закуток, который нуждался в уборке.
В кармане тулупа нашелся условно чистый полиэтиленовый пакет, а после недолгих поисков отыскались и влажные салфетки — вещь незаменимая, если знаешь, что идешь в приют для животных. Со страдальчески-злой миной лис протер черный гаджет салфетками, поместил в пакет и замотал в несколько слоев оставшимся хвостом для пущей герметичности. После чего повернулся ко мне.
— Я ж зачем пришел…
— Зачем?
— На улице дубак. Тебя домой подбросить? — на автомате, все еще переживая произошедшее, предложил парень, и мне даже немного жаль стало поруганный телефон.
— Подбрось, — не стала отказываться я. — Две минуты только. Я переоденусь.
Попрощавшись с теть Валей, я вышла из приюта через пять минут уже в своих родных сапожках, пуховике и даже платке, накинутом на голову и обмотанным вокруг шеи по случаю серьезного минуса — потому что уши, конечно, не мерзли, если только слегка, а вот голова даже очень — и огляделась. Припаркованная неподалеку черная 'ауди' мигнула фарами. Как только я подошла, спереди открылась дверь.