А когда вернутся? Что делать дальше?
Мама наверняка уже обнаружила, что они с Молли сделали с газовым шлангом. Наверное, это очень плохой поступок. Эмиль не очень понимает, почему такой уж плохой, но ясно чувствует: мама рассердится. Именно поэтому он напросился поехать с папой.
Молли отрезала шланг у себя и заставила Эмиля сделать то же самое в папином кемпере. Зачем он это сделал? Знал же — ничего хорошего... лучше об этом не думать.
Эмиль достал с заднего сиденья бинокль, накинул ремень на шею и поднял к глазам. Очень дорогой бинокль, специально для наблюдения за птицами. Папа говорит, это самая дорогая штука из всех, что у него есть. Если еще ко всему прочему и бинокль сломать — будет настоящая катастрофа.
Покрутил, как учил папа, колесико наводки на резкость. Только не на что наводить — все одинаково зеленое и голубое.
Или?
Очень медленно, по миллиметру, Эмиль покрутил колесико, пока фигура не стала более или менее четкой.
— Папа! Папа!
Папа заглянул в открытое окно.
— Что?
— Там, смотри!
Эмиль двумя руками осторожно — все-таки через окно, не из рук в руки, как бы не уронить — передал бинокль отцу. Тот взял бинокль и недоверчиво посмотрел на сына.
— Там человек!
Стефан улыбнулся и приложил бинокль к глазам, а Эмиль, чуть не подпрыгивая от нетерпения, дирижировал .
— Вон там! Нет, не там! Ты посмотри, куда я показываю!
Невооруженным глазом почти ничего не видно. То ли кажется, то ли и в самом деле микроскопическая точка на горизонте.
Но теперь и папа увидел. Если бы не увидел, не застыл бы с биноклем в руке, как в игре «замри».
Эмиль положил подбородок на раму окна и ждал, что скажет отец.
Папа опустил бинокль и сделал что-то непостижимое. Он бросил бинокль на заднее сиденье. Даже не бросил, а швырнул.
Рывком открыл дверь, сел за руль и развернул машину.
— Ты видел? Это кто такой?
— Ничего я не видел. Мы едем домой.
— Как? — У Эмиля в голосе зазвенели слезы. — Там же кто-то был! Ты же сам видел!
Эмиль повернулся было за биноклем, но отец сжал его руку так сильно, что рука онемела. Первый раз в жизни. Папа никогда так не делал.
— Оставь бинокль в покое, — хрипло сказал папа и двинулся вдоль вешек в обратный путь.
Эмиль откинулся на сиденье и потер руку. Комок в горле был так велик, что он даже не мог заплакать. Почему папа говорит неправду? Он же тоже видел эту фигуру.
Совершенно белая фигура. Эмиль знает, что опасность может подкрасться неожиданно, на пустом месте, но незнакомец вовсе не показался ему опасным. Похож на большую куклу.
А папа так больно схватил его за руку...
Очень плохой. Ужасный день.
*
Изабелла посмотрела, как Молли лихорадочно чертит фломастером по бумаге, и вспомнила то чувство внезапной, опьяняющей свободы, когда она, глядя на фехтующую руками и ногами и истошно орущую дочь, отпустила ручку коляски. Сплошные совпадения...
Иногда, когда она лежит ночью без сна, ей кажется, что в мире вообще нет случайностей. Во всем есть смысл. Додумать мысль до конца не удалось ни разу. Что значит — нет случайностей? Что значит — смысл? Она даже не знает, как оттолкнуться от этого утверждения: во всем есть смысл. О чем думать дальше. И, если честно, рада, что не знает.
В дверь постучали.
Изабелла терпеть не могла неожиданных посетителей. Хочешь зайти — предупреди. Но сейчас она даже с радостью пошла к двери — не надо вспоминать и пережевывать в тысячный раз то, что она охотнее всего хотела бы забыть.
На пороге стояла жена того типа в уродливых очках.
— Привет.
— Да... привет, — энтузиазм Изабеллы пошел на убыль.
Жена очкарика окинула взглядом кемпер, кивнула Молли и понизила голос:
— Не могли бы вы выйти на секунду?
Изабелла спустилась по лесенке.
— Мы даже не познакомились. Меня зовут Карина.
Изабелла пожала протянутую руку. Коротко постриженные ногти, сухая, грубая кожа.
— Изабелла.
— Я хотела спросить... у вас газовая плита работает?
— Нет. А что?
— И у нас не работает. А вы не пробовали разобраться почему?
— Такими вещами занимается мой муж.
Карина посмотрела на нее подчеркнуто долгим взглядом.
Еще бы ей не смотреть долгим взглядом. Эта Карина — ну просто идеал современной женщины. На все руки мастер, ни в каких опекунах мужского пола не нуждается.
— Давайте проверим ваш баллон.
Изабелла пожала плечами. Не то чтобы она презирала Карину в той степени, как та, несомненно, презирает ее, но ей было невыносимо скучно. Если бы Карина была фильмом, Изабелла давно бы заснула.
Карина уверенным шагом обошла кемпер. Изабелла неохотно двинулась за ней, пытаясь представить психологию женщины, носящей шорты при такой обширной заднице и жирных ляжках...
Когда Изабелла подошла, Карина уже успела снять крышку с ящика с газовым баллоном.
— Посмотрите. Здесь должен быть шланг, подающий газ в кемпер.
— Вот как... И?
— Шланга нет.
— Вижу. — Изабелла вновь равнодушно пожала плечами. — Ну и что?
Намеренно хамская интонация. Карина поджала губы. Изабелла с внезапно возникшим интересом наблюдала за ее мимикой — что будет дальше? Ляпнет какую-то грубость, попытается вывести Изабеллу из состояния презрительного равнодушия? Или удержится?
Она, Изабелла, конечно, прекрасно знает, как работает газовый баллон и откуда в кемпере берется газ. Ей пришлось освоить нехитрую систему сразу, как только она в первый раз осталась наедине с этой чертовой душегубкой. И, конечно, она увидела, что шланга нет, еще до того, как Карина чуть не ткнула ее носом. Сейчас важнее другое — закрыт ли вентиль баллона.
Карина решила ничего не говорить. Покрутила розетку вентиля. Раздалось шипение, и она тут же повернула розетку назад.
— Газ у вас есть. Но без шланга от него никакой пользы.
— Вот как... подумать только...
Глаза Карины потемнели. Она подошла к Изабелле вплотную — может, и не следовало этого делать: Изабелла была чуть не на два дециметра выше, и пришлось смотреть на нее снизу вверх.
— Послушайте... с вами разговаривать бессмысленно. Я бы к вам не подошла и за километр, но... я почти уверена, что это дело рук вашей дочери. И я хочу, чтобы мне вернули шланг.
— Моя дочь все время была дома.
— Нет, не была. Не все время. Она играла с моим сыном.
— Вот как... значит, скорее всего, ваш сын и обрезал шланги.
Изабелла заметила, как сжались и разжались кулаки у этой бабы, будто она хочет ее ударить. Вот это было бы интересно. Да нет... интересно то, что будет дальше... Рухнет навзничь? Или успеет схватить ведьму за волосы и размазать ей морду о дюралевую стенку кемпера? Более вероятен первый вариант. Куда более вероятен.
— Мой сын... — сказала женщина, едва шевеля губами, будто челюсти свела судорога. — Мой сын на такое не способен.
— То есть вы хотите сказать, что моя дочь на такое способна?
— Можете с ней поговорить, — Карина впилась глазами в Изабеллу. — Я зайду попозже, — сказала она с плохо скрытой угрозой внезапно охрипшим голосом.
Изабелла без труда выдержала этот ничего хорошего не предвещающий взгляд. Нос у Карины короткий и плоский, так что многого тут не достигнешь, даже если впечатаешь эту наглую рожу хоть в бетон, а вот зубы... зубы выдаются вперед, хруст будет что надо.
Она склонила голову набок и улыбнулась своим мыслям.
Карина, не оглядываясь, пошла к своему кемперу . Не надо быть психологом, чтобы даже со спины, по походке, понять, в какой она ярости. Но не только гнев, что-то еще... Страх? Да, наверное, страх...
Краем глаза Изабелла заметила голову Молли в окне. Подслушивала...
Само собой.
***
Бенни лежит в своей корзинке и наблюдает, как по полупрозрачной стене палатки передвигается тень Кошки. Длинный хвост... нахалка. Совершенно обнаглевшее существо. Мало того что влезла на чужую территорию — потерлась о стойку палатки и двинулась к входу.
По шкуре то и дело пробегает неприятная дрожь. Кошка движется плавно и текуче, как вода. Или как Змея. Тень на ткани намекает, что она стала еще больше, чем была. Больше любой из виденных Бенни кошек. Очень опасная Кошка.
Тень медленно приближается к входу. О, ужас... что делать?
И наконец в щель просунулась кошачья голова.
Голова как голова. Не так уж она велика, эта Кошка. Дрожь прошла.
Кошка своими мягкими, отвратительно неслышными шагами входит в палатку. Хозяйка ни черта не замечает, уткнулась в свой звуковой ящик и мычит что-то, неразборчиво и фальшиво. А тут, чуть не у нее на глазах, эта Кошка собирается захватить палатку. И не стесняется показывать свои захватнические планы. Уши торчком, хвост качается из стороны в сторону — и вправду как Змея.
Ну нет.
Что-то щелкнуло в голове у Бенни. Рефлекс. Инстинкт, над которым не властен ни страх, ни разум. Одним прыжком он выскочил из корзинки. Ощерившись и коротко и яростно взлаивая, бросился на Кошку.
Кошка от неожиданности подпрыгнула, едва не свалилась на бок, но показала отменную реакцию: пустилась наутек к своему кемперу. Нос у Бенни по-прежнему побаливал, и жажда мести застилала глаза кровавой пеленой.
— Бенни, ко мне! Бенни, ко мне! — отчаянно закричала Хозяйка, но Бенни уже ничего не видел и не слышал, кроме Кошки.
Но что это? Не добежав пару метров до своего вагончика, Кошка повернулась, выгнула спину, зашипела, начала мурзиться и увеличиваться в размерах.
Бенни остановился и пару раз коротко гавкнул, стараясь подмешать к лаю как можно больше грозного рыка. Кошка сделала пару шагов по направлению к Бенни, и Бенни, сам того не зная, как так получилось, на те же два шага отступил. Отступил и остановился. Ни шагу назад.
Кошка изготовилась нападать, но поняла, что Бенни готов к бою, и раздумала. Так они стояли в пяти метрах друг от друга, шипели, рычали, выли и поливали друг друга отборными ругательствами. И при этом оба знали, что боя не будет. Эти пять метров между ними — нейтральная территория, ничья земля. Будущее поле вооруженных инцидентов. Вполне возможно. Но на сегодня инциденты отменяются.
Выполнив прямые обязанности бойцов пограничной службы, Бенни и Кошка разошлись по домам.
— Фу, — сказала хозяйка. — Фу, Бенни!
Бенни тихо прошел в свою корзинку. Обычно ему бывает неловко, когда Хозяин или Хозяйка употребляет это слово. Кто его вообще придумал? Таких и слов-то нет — что это еще за «фу»? Но сейчас он не обиделся и не застыдился. Пусть Хозяйка фукает, сколько ей вздумается. Он хороший, настоящий пес. Хорошая собачка, как она выражается.
***
— Мама, посмотри!
Рисунок Молли изображает хаос. Бессмысленное переплетение черных спиралей и волн.
— Красиво... послушай...
— Ты правда считаешь, что красиво?
— Да... я должна тебя...
— По-настоящему красиво?
— Молли... заткни фонтан на секунду. Ты взяла шланги?
— Какие шланги?
— Ты прекрасно знаешь, какие шланги.
— Нет. Не знаю.
Широко открытые глаза. Не моргнет, не отведет взгляд, не покраснеет — эталон искренности и невинности. Не надо было заводить этот разговор. Молли расспрашивать бессмысленно. Изабелла и сама мастерски врет, но по сравнению с дочерью она совершеннейший дилетант. Неопровергаемые, даже неоспоримые доказательства не производят на нее никакого впечатления — она будет с той же убежденностью утверждать обратное.
Все верят ей безоговорочно. Мало того — Изабелла и сама начинает сомневаться: а вдруг Молли и в самом деле ни в чем не виновата?
А сейчас вообще невозможно определить, правду она говорит или нет. Черт с ней. Она еще раз посмотрела на рисунок. Молли так сильно нажимала на фломастер, что тушь оставила черные кляксы даже на следующей странице альбома.
— И что здесь нарисовано?
Молли открыла глаза еще шире — изобразила удивление:
— А разве ты не видишь?
— Нет. Пока не вижу.
— Это же мы! Я и ты, мама!
***
Майвор никогда не видела, чтобы Бенни вытворял что-либо подобное. Ни с того ни с сего набросился на маленькую безвредную кошечку. Он и сам невелик, но кошка-то вдвое меньше его. Майвор, в отличие от Дональда, никогда не поднимала на Бенни руку, но словесную выволочку он получил изрядную. Хотя по виду не скажешь, что ему стыдно: лежит в своей корзинке и вылизывает лапу. Вид довольный.
С другой стороны, надо сказать песику спасибо. Радио за последние полчаса буквально околдовало ее. Ни дать ни взять — наркотик. Старые лоты — как бутоны, расцветающие воспоминаниями.
Интересно, что это за канал, если он работает даже в этом странном месте?
Она вышла из палатки. На поляне — никого. Майвор погладила себя по животу и нахмурилась. Дело не в том, что хочется есть. И даже не в одиночестве. Странное чувство пустоты в животе и груди, которому и определения не подберешь. Как будто это бескрайнее пустое поле внедрилось в душу.
Майвор всю жизнь старалась избегать странных мыслей. С годами зрела уверенность, что все беды оттого, что люди слишком много думают. А внедрившийся в душу газон... более чем странное предположение.
Чушь собачья.
Почему собачья? Она покосилась на Бенни. Тот почувствовал ее взгляд, насторожил длинные уши и посмотрел на нее яркими умными глазенками.
И почему никого нет? Почему все разбежались по своим углам? Неправильно. Надо собрать всех. Напечь целый противень коричных булочек, поставить стол прямо на поляне и накрыть веселой клетчатой скатертью. Пусть едят булочки и запивают молоком.
Насколько реальна такая мысль? Все ингредиенты есть, духовка в кемпере, конечно, маловата, большой противень не влезет. Но можно и на маленьком, в два приема. Столы составить вместе, стулья принесут. А вот клетчатая скатерть... конечно, лучше в красную клетку, но и в синюю сойдет. Синяя с белым. У нее такой скатерти нет, но, может, у кого-то найдется?
Она остановилась у задней стенки кемпера. Рассеянно посмотрела на крест, намалеванный прямо по лаку. Вот такой примерно и должна быть клетка. Надо спросить у Карины.
Крест? Что это за крест?
Раньше никакого креста на кемпере не было. Во всяком случае, она не замечала. Две перекрещенные линии, каждая сантиметров двадцать длиной. Майвор поскребла пальцем — на ногте осталось несколько чешуек краски. Если это краска. Зернистый пигмент больше всего похож на... свернувшуюся кровь. Но кто знает — с уверенностью сказать нельзя.
Она пошла к кемперу Карины и первым делом посмотрела на заднюю стенку прицепа. Как она и думала — такой же крест. Даже не спросила насчет скатерти — какая там скатерть... Пошла к кемперу фермеров, и в списке появился крест номер три. Кошка в окне проводила ее задумчивым взглядом.
Изабелла стояла в дверях своего новенького прицепа. Майвор кивнула ей и, ни слова не говоря, пошла в обход. Изабелла удивленно кивнула в ответ и пожала плечами.
Как Майвор и думала — кресты появились на всех кемперах. Она задумалась. Что бы это могло значить?
— Простите... вам что-нибудь нужно? — Изабелла подошла и остановилась рядом.
Майвор показала на крест.
— На всех кемперах такие же.
— Да? И что?
— А вы не понимаете? — Майвор нарисовала пальцем крест в воздухе. — Мы помечены.
***
С каждым километром, с каждой оставленной вешкой карта на дисплее навигатора становится все четче. Но это уже не Веллингбю. Теперь он едет рядом с Линчёпингом. Никакой загадки нет — Петер прекрасно знает, почему он здесь оказался. Ему скоро исполнится одиннадцать. В одиннадцать лет он перестал верить в Бога.
К тому времени он уже начал играть в футбол — под вымышленным именем, чтобы отец случайно не нашел их с мамой. В первый год им пришлось переезжать дважды.