— Джимми, куда мы идем? — крикнула она.
Он даже не повернулся. Проворчал что-то и продолжал идти. Она из последних сил пробежала еще немного и зашагала с ним наравне. Посмотрела на его суровый профиль и поняла, что того Джимми Стюарта, которого она любила и перед которым преклонялась, уже нет. Рядом с ней шагал мрачный и жестокий Уилл Локхарт.
— Что ты сказал?
— Не называй меня так. Какой я тебе Джимми? И с чего ты за мной увязалась?
— А что мне еще делать? У меня ничего не осталось, я бросила...
— Это не моя забота. Ты прекрасно знаешь, кто я и что я.
Еще бы не знать. Ты — один из тех мужчин, которые соблазняют несчастных женщин, а потом...
Нет, конечно. Это не так. Это из романа в «Аллерс», а Джимми появился не откуда-то, а из ее головы. Он — ее создание, и она за него в ответе. Такого в «Аллерс» она не встречала.
— А что вы вообще здесь делаете? Я имею в виду — ты и твои... и такие же, как ты?
— Мы идем. Сначала в одну сторону, потом обратно.
Темная стена все растет. Майвор вынуждена идти чуть не вприпрыжку, чтобы не отстать от порожденного ее собственными нелепыми фантазиями мужчины.
— Джимми, — она ухватила его за рукав. —Джимми, прошу тебя...
Она потрогала его грудь, провела пальцами по щеке от подбородка до тульи шляпы — ей вдруг страстно захотелось, чтобы он обнял ее и прижал к себе. Ничего больше — только обнял и прижал к себе, как в самых романтических и сентиментальных историях в «Аллерс». Тогда, может быть, хотя бы на несколько секунд удастся вообразить, что жизнь продолжается.
— Иди ты подальше, Майвор, — он грубо отпихнул ее, не замедляя шага.
Но она опять догнала и загородила дорогу. Он сделал шаг в сторону — и она шагнула туда же. Он попробовал обойти ее с другой стороны, но и из этого ничего не вышло.
Наконец он остановился и неприязненно уставился на нее. Она попыталась улыбнуться.
— Майвор, — сказал он с угрозой и потянулся к бедру.
На какую-то долю секунды у нее возникла сумасшедшая мысль, что сейчас он достанет из кобуры обручальное кольцо и упадет на колени. Но у него в руке был револьвер. Дуло направлено ей в живот.
— Майвор, — повторил Джеймс Стюарт. — Я считаю до трех. Раз...
А что будет, если я умру? Могу я умереть прямо здесь?
Она не могла оторвать глаз от металлического предмета в руке у Джеймса Стюарта. Неужели это настоящий револьвер, из которого можно стрелять? И если можно, то наверняка заряжен холостыми патронами. Неужели они дадут актеру настоящее оружие?
Они? Кто — они?
— Два.
Нет, она не решится на этот эксперимент. Получить раскаленную пулю в живот? Ну нет... И еще до того, как он успел сказать «три», она подняла руки, отошла в сторону, оглянулась и увидела, что до стены мрака остается один шаг.
И она его сделала, этот шаг.
***
Кровь. Скоро появится кровь.
Создание, которое раньше носило имя Молли, сидит неподвижно, не сводя глаз с Карины. Собственно, имя Карина уже тоже не имеет смысла — это не Карина, а сосуд. Резервуар, наполненный кровью, и скоро эта кровь прольется.
Создание, которое раньше носило имя Молли, существовало всегда. В бессрочном ожидании — в горах, в море, на суше. В ожидании крови, которая даст ему возможность продолжения жизни. Впрочем, «жизнь» — бессмысленное понятие. Кровь дает возможность продолжать идти. Продолжать движение.
Таких много. Если кто-то прекращает существование, мрак рождает новых — движение должно продолжаться. И кровь — тоже лишенное смысла понятие. Кровь — это жизнь. А жизнь — это движение.
Создание, которое раньше носило имя Молли, смотрит на Карину и видит не Карину, а возможность продолжать движение. Его задача — показать. Кровь прольется очень скоро. Вот она упала на колени, вот потекла жидкость из глаз, вот изо рта вырвался отчаянный крик: «Что тебе надо?» А теперь прольется кровь — вот эта женщина уже впилась зубами в руку...
И тут возникла помеха. Звук, движение. Из автомобиля выскочил человек, схватил Карину и усадил в машину.
Кровь пролиться не успела. Они уехали.
Создание, которое раньше носило имя Молли, двинулось дальше. Продолжать движение.
Ничего, придут другие. Всегда приходят другие.
***
Майвор в таком отчаянии, что в первые мгновения окруживший ее мрак показался ей спасением.
Из мрака воззвала я к тебе, Господи34.
Майвор посмотрела наверх и ничего, кроме тьмы, не увидела. Нет смысла ни молиться, ни звать на помощь — слишком поздно.
Что ты хочешь, Майвор? Что ты хочешь от Тьмы?
Где-то в глубине души тлела светлая точка. И когда она увидела такую же точку во мраке, двинулась к ней. Точка погасла, но почти сразу засветилась вновь, разгорелась и опять погасла. Вернее, почти погасла.
Когда огонек разгорелся и в третий раз, ей показалось, что она различила контуры лица. Она подошла совсем близко и сообразила, что это за огонек.
Сигарета. Кто-то там сидит и курит. И при каждой затяжке красноватый отсвет падает на изможденную человеческую физиономию.
— Алло! — окликнула она.
Громко, как будто находилась не в двух шагах, а на другой стороне улицы.
— Привет.
Хриплый, надтреснутый голос показался ей знакомым.
Огонек сигареты вновь осветил лицо со впалыми щеками, шапку седых волос, сидящую на голове, как миска для сбивания яиц. Именно по странной прическе Майвор и узнала этого человека.
— Петер Химмельстранд, — сказала она с облегчением. — Это же вы, правда?
— Нет, черт с рогами. Конечно же я. А ты кто такая?
— Меня зовут Майвор. Майвор Густафссон.
— Майвор, Майвор... нет, кажется, в моих лотах такое имя не встречается. Ну что ж — никогда не поздно. — Петер Химмельстранд коротко хохотнул, но смех тут же перешел в долгий мучительный кашель. — Здесь-то уж точно никогда, — успел он выкрикнуть за короткую передышку в кашле.
Сигарета докурена до фильтра, и Петер Химмельстранд прикурил от нее другую. Майвор сама не знала, что она ожидала найти в этом мраке, но одно она понимала точно: это не Петер Химмельстранд.
— А что вы здесь делаете?
— Пишу тексты. Занимаюсь, типа, своим делом.
— А как сюда попали?
— Черт его знает. Пригласили... а альтернатива была такая, что врагу не пожелаешь. А ты что здесь делаешь?
— Я?
— А кто же еще?
Если бы она знала ответ... у Майвор была куча вопросов, которые ей хотелось бы задать Петеру Химмельстранду. В основном, конечно, порасспросить, что это за место. Но были и личные вопросы: хотелось узнать кое-что о нем самом. Как верный и многолетний слушатель она знала множество его песен наизусть, и она помнила, как грустно ей было, когда она узнала в конце девяностых, что неумеренное курение свело Петера в могилу. А он — вот он. Сидит и болтает с ней как ни в чем не бывало.
Что там на самом деле произошло между ним и Моной Вессман? Как много в песне «Об этом пастор не знает ничего» взято из их с Моной совместной жизни? Что вдохновило его написать текст «Хамбустины в мини-юбке»? А еще эта песня, ее любимая, которую пели Бьорн и Агнета из АВВА?
Но главный вопрос не в этом. Главный вопрос задал он — что я здесь делаю. И еще главнее:
Что ты хочешь, Майвор?
— Я не знаю, — сказала она. — Нет, честно — я не знаю. Я думала, что...
— Ну? И что ты думала? — в голосе Петера ясно прозвучало нетерпение: — Что ты думала? Давай говори. У меня, понимаешь, куча дел.
Майвор удивилась — какие тут могут быть дела? Сидеть в полной темноте и прикуривать сигарету от сигареты? С другой стороны — он знаменитость. Celebrity. Она никогда в жизни не встречалась со знаменитостями, так что какое она имеет право сомневаться в его словах? При этом у нее возникло странное ощущение — все это происходит на самом деле, и при этом совсем по-другому, чем с Джеймсом Стюартом.
— Мне казалось... мне казалось, здесь есть что-то... что-то для меня, — она даже начала заикаться от волнения. — Что-то, что могло бы... извините, но я не думаю, чтобы это были вы.
— И я так не думаю. — Петер Химмельстранд затянулся, и в слабом красноватом свете от сигареты его втянутые щеки стали похожи на вулканические кратеры. — Маловероятно. Но погоди-ка... если ты малость успокоишься, то...
Он наклонился и начал шарить рукой по земле или по полу — Майвор понятия не имела, что у нее под ногами. Разогнулся и подал Майвор какой-то предмет.
— Может, ты ищешь вот это? Не твоя штуковина?
На ладони у Майвор лежал револьвер. Она потрогала рифленую рукоятку и внезапно поняла: Петер Химмельстранд прав. Именно за этим револьвером она сюда и пришла. Теперь она знала ответ на вопрос: «Что ты хочешь, Майвор?»
И покрутила барабан.
Химмельстранд показал на револьвер, хотел что-то сказать, но опять закашлялся.
— Два патрона использовано, — сообщил он, задыхаясь, когда приступ кашля прекратился. — Осталось четыре, так что смотри... ну, в общем, ты понимаешь.
— Нет. Что я должна понимать?
— Я, конечно, не эксперт, — сказал Химмельстранд грустно. — Но если ты собираешься этот... эту штуковину применять, убедись, что в канале не пустая гильза. Поняла?
Да. Майвор поняла. Револьвер был довольно тяжел, и, хотя она ни разу в жизни не стреляла, у нее не было никаких сомнений. Все естественно. Револьвер лежал и ждал именно ее пальцев. Как перчатка.
— Откуда он у вас?
— Понятия не имею. Уже лежал, когда я пришел.
Майвор подняла револьвер и прицелилась в темноту.
Два патрона использовано.
Петер опять глубоко затянулся, и в свете сигареты Майвор смогла прочитать надпись на дуле:
Смит и Вессон-357 Магнум.
Как для американцев одиннадцатое сентября навсегда сопряжено с картиной падающих небоскребов, так и шведы при названии «357-Магнум» тут же представляют картину — два револьвера, болтающихся на указательных пальцах Ханса Хольмера, тогдашнего шефа полиции. Не то оружие, из которого убили Улофа Пальме, но револьвер, как он сказал, «этого типа». А тот револьвер, из которого был сделан смертельный выстрел, так и не нашли.
У Майвор побежали мурашки по спине.
А Петер Химмельстранд словно угадал ее мысли — а может, и в самом деле угадал. Пожал плечами.
— Не знаю. Может, тот, а может, и не тот, — действительно угадал. — Но теперь он твой. Теперь ты знаешь, что хочешь?
Майвор кивнула. Ей было трудно выдавить хотя бы слово.
— Вот и славно. А теперь дуй отсюда. Жизнь коротка.
Он засмеялся и тут же закашлялся — уже в который раз смех вызывал приступ кашля. Майвор повернулась, чтобы уйти, но остановилась на полушаге.
— Кстати. Я обожаю «Так начинается любовь» с Бьорном и Агнетой. Потрясающий лот. Спасибо.
— Да-да... Не помогло им, или как? Желаю успеха.
Майвор сделала несколько шагов, и неожиданно тьма кончилась. Она снова оказалась в поле под голубым бессолнечным небом. Вынула пустые гильзы и положила в карман. Повернула барабан так, чтобы в стволе оказался боевой, тускло поблескивающий патрон. Как будто всю жизнь только этим и занималась.
***
Карина сидела на пассажирском сиденье, бессильно уронив руки на колени. Стефан погладил ее по плечу — она даже не повернула голову. Он посмотрел на ее левое запястье — покрыто сине-красными, кое-где кровоточащими следами укусов.
— Что ты надумала?
Карина промолчала. Стефан посмотрел на горизонт — там неумолимо росла стена мрака, ее точно выдавливала из себя равнодушная зеленая равнина.
Срочно.
Что имел в виду Эмиль? Понял ли он его? Правильно ли он действует? Может, и неправильно, но выбора нет. Стефан покосился на заднее сиденье — Эмиль лежит неподвижно в окружении своих зверушек. Глаза закрыты, по ногам то и дело пробегает ритмичная судорога.
— Избавься от меня, — сказала Карина. — Избавься от меня, и все будет хорошо.
— Что ты несешь?
— Весь день. Весь день об этом думала, — Карина говорила монотонно, но сухо и отрывисто, будто учила наизусть собственные слова. — Должна исчезнуть. Все, что я натворила в жизни... Все из-за меня. Из-за меня нас пометили... Я должна за это платить. И никто больше.
— Карина... — мягко сказал Стефан. — Мы про это ничего не знаем, и знать не можем.
— Это было пари.
— Какое пари?
— Я тебя поцеловала на пари с подругами. Двести крон. Я получила двести крон. За то, что тебя поцеловала.
Стена мрака занимала уже полнеба. В машине стало темнее. Стефан вызвал в памяти тот вечер на танцплощадке. Как все началось, как все кончилось. Он прокашлялся.
— Наверное, надо написать благодарственное письмо.
— Кому?
— Твоим надутым подружкам. Не думал, что они способны на что-то хорошее. Надо послать открытку.
— Но Стефан... Ты, наверное, не понял...
— Еще как понял. Мало того: я понял, что, если бы они не наскребли эти двести крон, мне никогда бы не довелось стоять на лестнице и смотреть, как ты учишь Эмиля ходить.
— О чем ты? Когда?
Стало совсем сумеречно. Стефан заметил, что у черной стены есть четкая граница — метрах в двадцати от машины.
Он затормозил и повернулся к Карине.
— Бог все-таки создал маленькие зеленые яблоки. Этого и будем придерживаться.
Они вместе вытащили из машины диванную подушку, на которой лежал Эмиль, и пошли навстречу мраку.
— Стефан... зачем?
Как бы ему хотелось знать ответ на этот вопрос... что-то более разумное, чем маленькие зеленые яблоки, чем вера, чем неисповедимые пути любви. Но сейчас... Стефан посмотрел на искалеченное тельце сына. Они должны шагнуть во тьму, потому что они уже во тьме. И ничего другого не остается.
***
Джеймс Стюарт стоял на траве. Лицо поднято к небу — точно он вглядывается во что-то или принюхивается. Увидев Майвор, он повернулся и пошел в ту сторону, откуда они недавно пришли. Или это было давно?
— Ты! Да, ты, кто же еще? — крикнула Майвор.
Дональд в конце концов заразил ее пристрастием к вестернам. Само собой, она видела все до одного с Джимми, но не только. И с Джоном Уэйном, и с Хамфри Богартом, и с Клинтом Иствудом. И много, много других.
Эта сцена ей знакома. Двое встретились в прерии. Впились друг в друга глазами, стараются оценить. Кто первым потянется к кобуре? Ну нет — на такое она никогда бы не решилась. Начать с того, что и кобуры-то у нее никакой нет, и если даже она видит перед собой не Уилла Локхарта, всем известно, что и сам Джеймс Стюарт — стрелок хоть куда.
Тот? Или этот?
Так можно помереть со смеху. Она даже не стала ждать, пока Джимми обернется, подняла револьвер, прицелилась в спину и нажала курок.
Оглушительный выстрел. Она ожидала отдачи, поэтому старалась держать оружие как можно крепче. Куда там! Кисть с револьвером дернулась вверх, как у лягушки в гальванических опытах. Будто кто-то сильно ударил кулаком в плечо.
Она на секунду оглохла и потерла плечо.
Джимми обернулся. Не торопясь, потянулся к кобуре, выудил револьвер и прицелился. Не справедливая дуэль между двумя ганфайтерами, а самый настоящий расстрел.
Судьба послала ей последнюю улыбку: она успела броситься на землю за долю секунды до выстрела.
Если она даже думала, что все это плод фантазии, что не может созданный ее воображением человек взять и ни с того ни с сего ее убить, то теперь сомнений не осталось — может. Еще как может! Пуля просвистела в каком-нибудь дециметре от ее уха. Она даже почувствовала удар горячего воздуха.
Майвор упала на живот. Какая разница — она уже почти мертва. Убита своим обожаемым Джеймсом Стюартом.
Ну нет — надо доиграть эту смертельную игру до конца. Она схватила револьвер обеими руками, оперлась на локти и направила дуло на Джеймса Стюарта, который, слегка улыбаясь, уже изготовился ко второму выстрелу. Улыбнулся и передернул затвор.