— Беру, — и дивной красоты шелковый сверток присоединился к друидскому платью.
Убедившись, что у всех все есть, «пани атаманша» спросила, сколько они должны.
— Две серебряные, — объявил торговец. — И всем буду рассказывать, что с моего прилавка сама Ясноглазая одевалась!
Такая дешевизна была поразительной даже для торжка, где торговали свои со своими. Жозефина отдала запрошенные деньги и уже только потом сообразила, что ее явно приняли за другую, но было уже поздно — светлоглазый брюнет уже обхаживал других покупателей, — да и не особенно важно.
Разобрав обновки, отряд вернулся обратно. Корчмарь взял денежку и, громогласно позвав некоего Жука, отправил гостей на задний двор. Мыльня снаружи была очень похожа на обычную баню, только с закрепленной на крыше — или вместо нее?.. — огромной просмоленной бочкой. Внутри же от бочки шли медные трубки с раструбами на концах.
— Краник поверните, водица и потечет, — объяснил им тот самый Жук, мальчишка лет восьми. — Бочка смоленая, черная, под солнцем греется, так что течь будет тепленькая, — и показал, где лежит мочало.
По очереди оценив прелесть новомодной мыльни — больше трех человек она не вмещала — и заменив у корчмаря испорченные болотным купанием припасы на свежие в обмен на разбойничьего скакуна, они отправились к оружейнику — «а назад к воротам пройдете малость, вывеску увидите, у них кузня еще там же». Над дверью на цепях толщиной в руку висела огромная, почти в человеческий рост, изрядно поржавевшая железяка.
— Зверолюдский скимитар, — опознал «вывеску» Фердинанд.
Внутри была самая обычная оружейная лавка: по стенам висели мечи, сабли, копья, булавы, кистени, с верхних полок хищно целились арбалеты, на вытянувшемся вдоль стен прилавке лежали метательные и боевые ножи, оружейные подвесы, оселки для заточки. В отдельном ящике под стеклом покоились образцы материалов — и привычная серая сталь, и сталь матовая, особенно прочная и гибкая, и даже метеоритное железо, из которого обычно делались с молитвами и заклинаниями ножи или наконечники копий — на длинный клинок небесной крицы не хватало.
— Чего могу предложить панам? — приоткрылась неприметная дверь в уголке, и оттуда появился кряжистый мужик в рубахе с закатанными выше локтя рукавами. Загорелую кожу пятнали шрамы, в основном ожоги — видимо, в лавке торговал сам кузнец-оружейник.
— Приветствую. Мне лук, а остальным — чего выберут, — кивнула на своих Жозефина.
— Вот, пожалте. — Оружейник снял с одной из полок изящный, как раз под женскую руку лук и протянул «пани атаманше». Та кивнула, оттянула тетиву до правого уха, отпустила, придерживая пальцами, и вернула оружие.
— Если позволите, я сама посмотрю, — и, дойдя несколько шагов, сняла с вбитого в стену крюка уже облюбованный лук, собранный из удобной ясеневой рукояти и роговых плеч, переслоенных упругим и прочным лосиным деревом. Свитая из жил тетива запела под пальцами, и ее голос сразу убедил Жозефину в том, что в выборе она не ошиблась. Каталин тоже выбрала лук, а парни все как один взяли тяжелые арбалеты. Фердинанд же как существо органически не приемлющее кровопролития среди предназначенных для отнятия жизни предметов чувствовал себя не особенно уютно и потому коротал время за рассматриванием самого изящного и богато украшенного оружия, которое было скорее произведением искусства, чем средством смертоубийства.
— Сколько с нас? — Жозефина повернулась к хозяину лавки.
— Ну, вижу я вас в первый раз… за все четыре золотые и три серебряные.
Монеты перекочевали к оружейнику, и обвешанный оружием и припасом к нему отряд вновь вышел под белое солнце и направился к корчме — разместить все по седельным сумкам да и уехать наконец: цель близко, а тут все же разбойничья слобода — место удивительно мирное и гостеприимное, да еще и с не виданными ни на одном торгу ценами, но ведь они-то не разбойники…
— А ну-ка стой. — Из-за угла вымелькнуло нечто яркое, заступая дорогу серебру и лазури. Это была девица в золотистом шелке с алыми вставками, тоненькая и гибкая, увенчанная пышной гривой рыжих, нестерпимо горящих под полуденным солнцем волос, перехваченных надо лбом широкой алой лентой. — Кто это тут ходит?
— А кто спрашивает? — холодно спросила Жозефина. Она понимала, что просто разговором это вряд ли кончится, а чем именно кончится — Ирокар его знает… Ей было страшно, очень страшно, потому что сейчас, будучи так близко от цели похода, нельзя было оступиться — а эта встреча могла разрушить если не все, то многое, — но она скрутила этот страх, спрятала его глубоко внутри, не пуская ни на лицо, ни в движения, ни в голос, ни в эмпатическое излучение.
— Меня называют Лиса, — разговаривая, пламенная атаманша не стояла на месте: текучая, словно ртуть, она переступала носочками алых сапожек, поводила плечами, делала полшажочка то влево, то вправо, покачивалась, от этого еще больше похожая на язычок огня; имя ей удивительно подходило. — А вот тебя, как я слышала, один из твоих людей назвал Ясноглазой, но ты не Ясноглазая, я знаю ее. А ты выдаешь себя за нее!
— Ясноглазой меня назвал лавочник на торгу. Я, если честно, поняла это уже потом и особого значения не придала. Дай дорогу.
Лиса только хмыкнула и сделала полшажочка вперед. Сзади нее появился десяток силуэтов — кто вышел из двора, кто спрыгнул с крыши, кто попросту обогнул угол. Жозефина с тоской оглядела образовавшийся полукруг, понимая, что к корчме им не прорваться, а если даже удастся — из ворот их уже не выпустят.
Откровенно рисуясь, рыжая атаманша отцепила от перехватывавшего талию пояса ножны с длинным и тонким, как она сама, клинком, вынула кинжал — такой же изящный, как его старший брат, и столь же смертоносный — и направила его острие в грудь Жозефине.
— Я вызываю тебя на поединок ловкости! Никаких длинных тыкалок, все по-честному, только ты и я. Отказаться — нельзя!
«Следовало догадаться…» — прокатилось по отряду.
— Что наступает в случае победы?
— Проигравшие ставят пиво и жратву, — прогудел один из людей Лисы, напоминающий вставшего на задние лапы, но удивительно гибкого медведя.
— Что наступает в случае поражения?
— Вы отдаете все деньги, ценные вещи и коней, — ощерила мелкие зубки рыжая атаманша. — Оружие, так и быть, оставляете себе.
— Условия боя?
— Два атамана, два ножа, до первой крови. Вы не переживайте, личико Лиса портить не будет, — отозвался уже знакомый голос.
Деньги еще ладно, но кони… да и многие ценные вещи попросту бесценны — тот же отцовский перстень… С тяжелым чувством Жозефина скинула на руки своим бойцам колчан и лук, вынула из ножен свой клинок и намотала на левую руку плащ — шерсть хорошая, легкий клинок даже если и пробьет, то попросту увязнет в ее слоях. Возблагодарив храмовое образование за безоружный и ножевой бой, она взглянула перед собой. Лиса в нетерпении танцевала, перетекала с места на место, сверкая сталью кинжала, золотом одежд и пламенем волос, красовалась множеством финтов, обманок, шквалом ударов — в общем, делая множество лишних движений. Подобрав последний виток плаща, Жозефина молча пошла вперед, с одним намерением и знанием — победить. Не ради атаманских почестей в Поголье, не чтобы потешить собственное тщеславие, в конце концов, не чтобы противопоставить что-то наглости и самоуверенности Лисы — просто наименьшей возможной кровью пройти через это испытание и вернуться на свой путь.
…Все произошло очень быстро: они сблизились до расстояния полушага и вытянутой руки, с которого и начинается ножевой бой. Лиса рванулась вперед, как и ожидала Жозефина, — вот она налетает на выставленную руку с плащом — и в следующий момент получает неглубокую рану в плечо… и почему-то падает, как будто это был не скользнувший кончик мизерикордии, а вошедший целиком наконечник копья. Рыжая атаманша, поддерживаемая под спину своей противницей, опустилась в дорожную пыль, и в глазах ее было только огромное удивление, как будто произошло то, чего не могло произойти, ибо не могло произойти никогда. Жозефина поняла, что происходит что-то очень неладное, и мгновенно бросила руки к ране — вылечить, удержать, спасти… Тоненькое тело дернулось — раз, другой, выгибаясь дугой, опираясь на раскинутые руки, — и, протрепетав еще раз, затихло.
— Фердинанд!
Подбежавший ушан сделал пару пассов, нажал на грудь…
— М-медицина бессильна…
Медведеобразный мужик хмуро и с затаенной болью взирал на них с высоты своего роста. Маги оказались заключены в не слишком дружелюбный, но и не собирающийся нападать круг.
— Я не хотела… — прошептала Жозефина, сидя на коленях над телом их атаманши.
Медведь поморщился и наклонился к предводительнице; закрыл ей глаза, бережно поднял, прижал к себе… В его руках она выглядела игрушечной и совсем беззащитной.
— Лиса всегда слишком много выкобенивалась… надо было спокойно сказать правила и что отравленные клинки запрещены.
— Чем отплатить… за обиду? — тонкая рука покачивалась, то заслоняя, то вспышкой в глаза освобождая солнце.
— Все честно было, это мы не предупредили, — и махнул рукой: идите, мол, отсюда… Разбойники развернулись и пошли куда-то вглубь селения, унося свою атаманшу.
А на древнем черном клинке не было крови. Совсем.
У ворот их встретил местный маг. Жозефина, все еще унимавшая дрожь в руках, остановила отряд, и маг подошел к ней.
— За победу в атаманском поединке, — и в ладонь девушки лег металлический кругляш на цепочке — проводник и пропуск в Веселую Слободу. — Теперь вы здесь свои. Но будьте осторожнее — здесь есть те, кто любили Лису. И должен сообщить, за вашу стойкость отныне вас здесь будут знать как пани Мантикору. Доброго пути, — и ворота растворились перед ними.
Кивнув, Жозефина направила коня по знакомой тропе.
— Ждите здесь. Я не знаю, что там будет: видимо, Врата; куда — я не знаю. Припасы у вас есть, ждите три дня, а потом… потом идите, куда зовет долг или желание.
Поправив на груди карту, она вытащила из-за ворота перстень, чтобы он был на виду.
— Я пойду одна. За мной ходить не надо: на вас нападет Страж. Благодарю за службу, без вас я бы эту дорогу вряд ли пережила.
Северяне кивнули, Фердинанд с глазами на мокром месте махнул рукой на прощанье, и Жозефина сошла с троны. Первые три шага по лесной траве дались легко, но потом движения замедлились — девушка будто двигалась сквозь смолу или студень; она сделала очередной шаг, и вместо сосен вокруг встали не уступающие им высотой колонны, замкнутые в круг каменных стен. Темнее не стало: солнце освещало большой круглый зал, падая через витражный потолок; в центре зала стояло нечто, напоминающее высокий алтарь. Толком даже не осмотревшись, Жозефина рванулась назад — проверить, выпустит ли ее это место. Снова движение сквозь смолу, и — снова тот же лес, холмик, отряд, сгрудившийся на тропе за спиной… она махнула им рукой, показывая, что все в порядке, и шагнула вперед.
Зал встретил ее так же — свет, тишина, каменный круг стен. Теперь, зная, что она может выйти обратно, Жозефина рассмотрела его. Полета шагов в поперечнике, едва обработанный камень стен, колонн и пола, пока непонятное возвышение в центре; больше всего притягивал взгляд витраж — огромная красная многоугольная звезда, парящая в окружении магических и алхимических знаков, очень похожая — не формой, но скорее принципом построения — на ту, что украшала перстень отца.
Что ж, нужно было идти вперед. Жозефина качнулась, чтобы сделать шаг, — и в центре круглого зала проявились две светящиеся точки, а в следующий миг воздух под ними прорезался полной острых зубов широкой пастью; пробудившийся Страж, неживой, невидимый, но ощутимый, неспешно переступил лапами, подбираясь к тому, кто вошел на вверенную ему территорию.
— Стой, — разнесло эхо между колоннами, и существо замерло на полушаге. — На место! — ступая след в след, Страж вернулся обратно, продолжая наблюдать за девушкой своими светящимися глазами.
Это действительно был крупный, с полугодовалого теленка, почти невидимый зверь — предметы, зримые сквозь него, несколько искажались, будто он был стеклянным. Он сидел около двери, стоящей в центре зала — тяжелой, цельнометаллической, дышащей неизмеримой мощью и зияющей замочной скважиной. Ключа к которой, что логично, нигде не висело, но… девушка протянула руку, пытаясь уловить тень ощущения… Чем-то очень похожим тянуло из книги за авторством Корнуолиса Безызвестного, в которой отец сделал тайник, что она нашла уже пустым. Значит, ключ в столице: скорее всего, в руках Круга магов или Алой палаты алхимиков. Достать его будет очень непросто, но это не означает, что никто не станет пытаться.
Решение было принято, и Жозефина пошла вдоль стен, обходя зал. Страж мерно трусил следом — не очень понятно зачем: жуткий голод в его утробе никоим образом не мог выплеснуться на того, кто имел право войти — попросту говоря, страж его не считал едой; зато всех остальных… Кое-где между колоннами виднелись обрывки истлевших мантий, а как-то раз под ногой брякнул кусок кольчуги. Судя по тому, как отзывались стены на попытку пройти сквозь них, войти сюда можно было с разных точек — те самые полста шагов в поперечнике, и центром их был тот заросший холмик, за которым ощущалось присутствие Стража. Неживому зверю надоело ходить по кругу за несъедобным существом, и он вернулся обратно, на свое место у двери. Обойдя круг — дверь, к слову сказать, всегда была видна так, словно стоишь прямо перед ней, — Жозефина вернулась к центру и на прощанье погладила зверушку. Более видимой она не стала, но под рукой ощущался не слишком длинный, но густой мех, форма морды была кошачья, а на могучей шее существа замыкался толстый металлический ошейник, от которого куда-то — именно куда-то, весьма вероятно, в иной мир, вел кусок мощной цепи.
Нависшее над осиротевшим отрядом напряженное ожидание чувствовалось еще от самой точки выхода в лес, и вернувшуюся госпожу встретил громовой радостный хор — «Живая! Пришла!» — хлопки по плечам и даже объятия; она сама улыбалась в этой теплой волне, всем своим существом ощущая, что отряд действительно объединяет мощное взаимное чувство, которое фокусируется на ней самой. Несколько мгновений она была центром завихряющихся, переплетающихся потоков Силы, и это было — прекрасно.
Когда общие восторги поутихли, Жозефина заговорила:
— Мы пришли туда, куда стремились, но это еще не конец. Нам еще предстоит сюда вернуться, а пока надо кое-что проверить. Два нападения в один день — это слишком много, да еще и с этим… существом. — Жозефина вспомнила липкую на вид, мерзкую черную лужу и мысленно вздрогнула. — Что скажете?
— И впрямь странно, — согласились северяне.
— Я полагаю, что у кого-то из вас — а может, и у меня — имеется талисман, на который наводится магический поиск, поэтому сейчас садимся и пересматриваем все вещи.
Так они и сделали, отведя коней шагов на десять вглубь леса: Каталин кинула на траву запасную рубаху, и на нее все присутствующие сложили всю мелочь, от простеньких плетеных браслетиков, подаренных еще дома, до купленных в городе боевых ножей, и Фердинанд вместе с Жозефиной принялись «ощупывать» вещи на предмет магии.
Сигнальный талисман оказался у Уилласа — обычный с виду кинжал, оголовье которого светилось магией.
— Я купил его у Северных ворот, госпожа, — потерянно сказал наемник. — Обычная лавка, обычный оружейник…
— Это было, когда вы уже получили задание охранять меня?
— Да, вот перед тем, как к вам ехать, заскочили…
Очень быстро работают, ничего не скажешь.
— Сколько он стоил, серебряную?.. Держи. — Жозефина вручила парню монету и забрала кинжал. — А теперь надо от маячка избавиться, — и вскочила в седло, подавая пример остальным.
— Я могу его на самую верхушку сосны закинуть, — предложил Фердинанд.
— Мы же не хотим, чтобы те, кто следит, сразу поняли, что мы раскусили их шутку? — улыбнулась девушка. — Терпение!
Карта гласила, что недалеко, в полуверсте отсюда, протекает река. Отряд двинулся туда — по тропе мимо Поголья и дальше к юго-западу. По утоптанной земле кони шли легко, и вскоре тропу действительно пересекла довольно широкая речка. В нее уходили короткие мостки, рядом с которыми были пришвартованы две лодки; на досках сидел старичок, замотанный во что-то вроде то ли маленького одеяла, то ли большой шали, и — вот уж чего не ожидаешь встретить в лесной глуши — покуривал трубку.