К чему я это сейчас вспомнил? Так другой мир же. Не знаю — параллельный ли, перпендикулярный. Мне легче от терминологии и верного определения не было.
Тут тоже были аристократы. Не далее, как с неделю назад приезжали в деревню такие. По мне, очень уж напомнило визит командующего округом к нам в часть. Суета, беготня. Внезапная проверка, не иначе. Я сидел в доме, поселился я у Аглаи, женщины, что увела меня от места моего появления здесь, вдовы и матери троих сорванцов. Сидел и вырезал из дерева запчасти для двухколесной игрушки. Простенькой, в виде задорного петушка, бьющего крыльями при вращении колес. Старший, высунув язык, пористым камнем нашлифовывал готовые детали. Средний разукрашивал перья хвоста. Младший, как самый ответственный парень, засунув в рот почти все пальцы, сидел на полу и старательно бдил, чтоб братья не отлынивали, переводя глаза с одного родственника на другого. Сама хозяйка творила тесто, при этом, степенью недоумения, по поводу спокойно сидящей безотцовщины, превосходила сидящего на полу младшего отпрыска. И вот в эту, практически семейную, идиллию ворвался грохот, чуть ли не снятых с петель, дверей. Только начищенные кирасы двух, замерших по обе стороны от двери, одетых в черное, дородных дядек, прервали моё подсознательное ожидание крика: «Работает ОМОН»! И тут вошел, помахивая тросточкой, он, нет, наверное, все-таки — Он. Хотя, глядя на величавость плавных движений, хотелось продолжить исправление на «ОН». Вторая после бога, или, согласно местному пантеону, номер тринадцать, личность проплыла мимо своих охранников, умостила свою околобожественную задницу на подставленный стул, даже не оглядевшись в поисках такового (лакеи, влившись вслед, не плошали) и сложил обе ручки на рукоять тросточки, утвержденную между изящно скрещенных ног. Немая сцена. Его светлость вскинуло небрежным движением бровь, словно с ленцой удивляясь чему-то. Это лёгкое движение включило хозяйку. Она упала на колени и склонила голову. Старший сын повторил движение матери и рукой дёрнул среднего, продолжавшего стоять с открытым ртом. Ладненько, я понял, шишка, да и подставлять приютившую меня хозяйку не охота, но и на колени я не встану. Я поднялся с табурета и коротко поклонился, дёрнув головой. Хотелось еще молодцевато прищелкнуть каблучками и провозгласить: «Капитан Медведев, честь имею». Разряженный в шелка холёный красавец с несколько минут рассматривал меня, при этом, с, не иначе что-то обозначающим, многозначительным видом выставив на всеобщее обозрение руку, с неплохой такой печаткой на среднем пальце. Чего тебе? Целоваться я не полезу, и не проси. Приподнятая бровь графа, не меньше, приподнялась еще выше. Да насрать мне, что ты сделаешь? Прикажешь выпороть? Да и хрен с тобой, я уже месяц как мертвый. И вообще, мне милость дарована, не становиться на колени перед высокородными, и не лобызать им пальчики. Как кем? Старшиной нашей роты, старшим прапорщиком Потапенко. Вы не знаете старшего прапорщика? Даже не знаю, завидовать вам или соболезновать, что вы не припали к этому источнику мудрости и армейских ништяков. А ничего граф, настаивать и нагнетать обстановку не стал, а стал он спрашивать. Ну, это вообще не про меня. Я пока еще понимаю только общие фразы, медленно и старательно проговариваемые мне прямо в лицо. Я развел руками, указал на ухо, на рот, пожал плечами, миролюбиво улыбнувшись. Не понимаю и не говорю, мол, извиняй барин. Тот помял подбородок, задумавшись, и повернулся к вдове. Вот с ней и разговаривай. Она женщина простая, но умная. Ничего лишнего не скажет, а потом и до меня легенду донесет. Говорили они не долго. Пару раз мелькнуло моё имя. Граф встал и подошел ближе, разглядывая лежащие на полу детали игрушки.
— Это что? — он тростью поворошил кучку деталей.
Видать, Аглая успела ему сообщить, что со мной надо попроще, и помедленнее.
Оп-па, а как «игрушка» переводится? Я помялся, не находя слов. Ой, да проще показать будет. Мне осталось-то — только ручку вырезать. Правда, детали еще на почищены, не подогнаны, ладно, чай не микроскоп, особая точность не нужна. Я быстро собрал готового петуха с одним цветным крылом и ярким хвостом. Протянул тяги от колес к крыльям, крутанул вал. Игрушка захлопала крыльями. А граф, видать, в детстве не наигрался, глазки-то заблестели. Ручки свои протянул, еще слюнки не хватает. Понимая, чем сейчас всё это обернётся, я подхватил со стола тряпицу. Граф тяпнул игрушку за самое выдающееся место, за свежепокрашенный хвост, и с недоумением уставился на изгвазданные в краске пальцы. Я, усмехнувшись, протянул ветошь.
— Ты знал, что я возьму птицу в руки и залезу в краску? — оттирая её с пальцев, покосился на меня граф.
— Все мужчины дети. — пожал я плечами. А он молодец, всё-таки, не самодур. Титулами не козыряет, раболепствия не требует. И, вижу, подбирает слова, выискивая самые простые, чтоб я мог понять.
— Зачем ты сделал птицу?
О, в смысле зачем? Игрушка детям. Заодно наглядное пособие по преобразованию движения из вращательного в поступательное. Да, языковой барьер вгоняет меня в дичайшее отчаянье:
— Дети. Бегают. Пусть с птицей бегают. Смех. — господи, собственное косноязычие меня убило.
— Сколько? — аристократ достал кошелёк.
Я оглянулся на детей, поджавших губы. Они, не отрываясь, следили за петухом. Им плевать на деньги. Им игрушка нужна была. Продать, да сделать еще одну? Как же, эта-то всяко лучше.
— Нет. — я сокрушенно покачал головой. — Смотри, рисуй, тебе сделают объяснишь как. Эта им. — я кивнул в сторону детей.
— Дети твои? — подумав, выдал граф.
— Её. — я кивнул на стоящую на коленях вдову.
— Она твоя? — решил развить свою мысль аристократ.
— Нет.
— Ты богат?
Я усмехнулся, глядя в синие глаза высокородного. Ага, только тссс, я тут инкогнито, думаю прикупить тут небольшой замок. С первой же зарплаты. Сейчас просто мелких нет.
Граф ещё малость помялся и, обернувшись к челяди, начал выдавать какие-то указания. Вперед протолкался субтильный, узкоплечий мужичок и начал зарисовывать игрушку на лист белоснежной бумаги. Его светлость же, покопавшись в кошельке, выложил столбиком на поверхность стола десять серебряных монет:
— Тебе, за… — за что, я не понял? Граф, видя моё недоумение, с улыбкой покрутил пальцем вокруг головы и постучал по ней пальцем. Ага, типа за мысль, за идею. Интересно, кто такую игрушку на Земле придумал, и как ему причитающийся процент перекинуть? — Будут еще идеи, найди меня.
Я ещё раз коротко поклонился, признаюсь, теперь с большим уважением.
Прибывшие с визитом высокородные со свитой давно покинули дом. Пацаны уже разложились по лавкам и отошли ко сну. На досках, застеленными какой-то дерюжкой. Укрываются шкурами бараньими, хорошо выделанными, но все же. Всё затихло, а Аглая всё так же сидела за столом, уставившись на серебряный столбик. Я же обдирал с поленьев бересту. Нужно мне, уроки у меня. В очередной раз покосившись на изваяние «Аглая и монеты», я встал, сгрёб деньги со стола, и, взяв вдову за руку, высыпал их ей в ладонь.
— Максим, это же твоё! — хозяйка не на шутку испугалась.
— Я ем? Сплю? Дом твой — деньги тебе. — я вернулся к печке.
Я вздохнул, бросив взгляд в окно, на темнеющее прямо на глазах небо. Графенок нормальный попался, совестливый или что там у них в голубой крови плавает. Не стал детишек обкрадывать, хотя мог бы просто игрушку забрать. В отличии от прочитанных книг, ко мне никто больше не спешил с намерением приобщиться к знаниям выходца техногенного мира. А там ведь чуть ли не дрались за право впитать мудрость другой цивилизации. Нет, ребята. Знаний у меня много, вот только военные они все. Нельзя вам их знать. Не ко времени, сами изобретайте способы умерщвления себе подобных. Я не возьму на совесть ваши кровавые войны, мне моих боевых буддистов не замолить.
Я взглянул на сопящую в шесть дырочек деревенскую поросль. Завтра петуха докрасим, ручку приделаем, пускай бегают по деревне. А может и правда заняться на продажу? По медяку за штуку. Делов то! Буду олигархом игрушечным. Я поймал себя на мысли, что впервые в этом мире задумался о будущем. А что? Жить как-то надо, а, опять же, в отличии от той же книги, всякие баронессы с графинями не осаждали меня ночами, глубоко в сердце раненые моей несравненной красотой. У меня не выявилось никаких способностей взглядом крошить камень и корёжить супостатов. Может и правда, мелочевку всякую мастерить, дерево я люблю. Язык только добить, а то за этот месяц я только-только начал объясняться с хозяйкой по принципу: «Вода-пить, дрова-рубить, помогать-носить», ибо знания языка тоже в голову никто не вкладывал. Ай-ай-ай, товарищи потусторонние сущности, какое упущение с вашей стороны. После такого, вы не товарищи — граждане. И еще, мне очень не нравилась начинающаяся гроза. Кровля дома, где я гостевал, неудержимо текла. От уличного дождя дождь в единственной комнате дома отличался только отсутствием ветра, и то относительно. Решено, завтра полезу на крышу. Руки, чай не из задницы, да и голова из тех же плеч растет, она же мне не только для перемещения фуражки в пространстве требуется. Может и сподоблюсь улучшить жизненные условия. А пока:
— Аглая, — я старательно нарисовал на куске бересты солнце. Получилось похоже. Правда, у меня в садике друг был, тот кругляшёк солнца ровнее рисовал, да и лучики у него прямее были. Я повернул рисунок к женщине. — Аглая. Как называется это? Как? — осторожно, русскими буквами написал услышанное слово на другом куске бересты, он у меня за словарь. Будем надеется, что она узнала солнце, и это слово оное и обозначает, а не «жопорук, не умеющий рисовать». Ладно, пока вопросик поставлю.
Что у меня еще похоже получается? О! Я изобразил волны, кривой брусок корабельного корпуса, парус на нем. Подумал, дорисовал ветер. Да, вот такой я, умею рисовать ветер. Слабо?
— Аглая, — повторение процедуры. Парус, угу. Так, это лодка-корабль — потом разберусь. Плавсредство, короче. Что ты ржёшь? Ветер это, у меня уже щеки болят показывать, как он дует.
Аглая ткнула пальцем в волны:
— Вода? — посмотрела в глаза внимательно, дождалась кивка. — Вода идёт — река. Стоит мало вода — лужа. Много вода стоит — озеро. Много много много вода стоит, земля нет — море.
Да погоди ты, помедленнее, я записываю. Аглая ткнула рукой в сторону окна:
— Вода вниз — дождь. — ага, погоди, я аж язык от усердия вытащил, трудновато твердой щепкой на куске бересты писать. — Дождь вниз — земля вода лежать — лужа, один лужа, два лужа, много лужа.
Какой я молодец, правильно лужу перевел.
— Аглая, правильно это скажи, как надо. — будем заниматься построением предложений, синтаксисом или как он там. Язык, в принципе, не сложный. Нет этих носоглотных, хрипящих, гундосящих звуков, нет щелчков, присвистов всяких. Не требуется завывать и отмечать интонацией какие-нибудь слова, чтоб не искажать смысла сказанного. Разберусь. Потому как второго бородача с гранатометом, чтоб отправить меня домой, в округе не наблюдается. Да и вряд ли еще раз прокатит.
Глава 7
Алатана Бэар
Под взглядом барона было неуютно, в памяти промелькнула я в шестилетнем возрасте. Тогда я так же стояла перед глядящим из-под бровей бароном и украдкой осматривала обстановку. Тогда это закончилось моим путешествием в столицу.
— И что ж с тобой делать? — заставил меня вздрогнуть от ощущения повторения истории голос барона. — Граф просил меня подумать над твоей наградой. — дэй Гролл начал растирать грудь, морщась от боли. — С другой стороны моя жена сообщила, что ты вздумала воровать. Что ты скажешь на это?
— Дэя Линт не сочла нужным слушать мои объяснения, — вспыхнув, ответила я. — Эти две серебряные монеты сунул мне ваш старший сын, дэй Эгра, с наказом прийти к нему вечером.
— Что? Алатана, ты же наверняка в курсе, что это недопустимо. — рука барона рванула ворот рубашки. — Ты, хоть и незаконнорождённая, а все ж таки моя дочь. Эта связь с моим сыном богопротивна.
— Дэй Гролл, я не искала общества дэя Эгры. Но как я могу противиться приказу наследника, — я все понижала голос и уже почти шептала в конце. — все таки я простая вилланка, ваша собственность.
Дэй Гролл открыл окно. На улице начиналась гроза. Дождь уже потихоньку набирал силу и в створки ударил, несущий приятную свежесть, порыв ветра. Резко постаревший барон, ссутулившись, жадно дышал этим запахом молний и чистой, смывающей пыль, воды, тяжело опираясь о подоконник одной рукой. Вторая рука продолжала растирать грудь.
— Скажи там кому-нибудь, пускай позовут моего старшего, я сам с ним переговорю. И лекаря, — добавил он. — давит. Ступай.
Утром, встав и умывшись, я осторожно радовалась встающему над лужами солнцу. Только эта радость мне и оставалась. Разговор отца с сыном вышел тяжелым. В кабинете пару раз что-то падало. Голоса, приглушенные тяжелой дверью, неразборчиво наполняли приемную, постепенно накачиваясь злобой. Я сидела в кресле для посетителей рядом с сухоньким старичком-лекарем, сокрушенно качающим головой.
— Нельзя ему так волноваться! С сердцем шутки плохи, — вполголоса приговаривал целитель. — как есть сляжет, ох барон-барон.
Дверь тяжело бахнула об стену, резко открывшись от удара. Дэй Эгра, с всполохами ищущей выхода силы в глазах, вылетел из кабинета и замер, заметив меня. Подобравшись, как для прыжка, он, крадущимися шагами, направился в мою сторону. Лекарь, подобрав сундучок с отварами, поспешно скрылся в кабинете, закрыв за собой дверь. Дэй Эгра наклонился, положив руки на подлокотники моего кресла, и приблизив свое лицо к моему, прошипел:
— Оказывается, сестра. Нажаловалась тварь! — я сжалась, мечтая исчезнуть из кресла, из замка, из баронства вообще. — Побрезговала братцем, значит. Не убыло бы с тебя, ночку бы покувыркались.
— Все таки, мы недостаточно тщательно отмыли вас на речке в тот раз, дэй, видать часть дерьма проникла сквозь кожу. — меня начало трясти, уже не от страха, а от отвращения.
Глаза наследника полностью заполонила фиолетовая пелена, спинка моего кресла разлетелась в щепки. Вокруг начал закручиваться вихрь из обломков, вовлекая бумаги со стола секретаря барона, подтягивая мебель.
— Эгра! — в дверях стоял барон. — Прекрати немедленно. Некуда девать дар, возьми у матери пару накопителей. Для тебя Алатана неприкосновенна, ты меня услышал.
Танцующие щепки с клочками бумаги остановились и, повисев немного в воздухе, безжизненно опали на пол. Дэй Эгра не отворачиваясь, не моргая, смотрел на меня.
— Присматривай бордель в порту, стану бароном, продам туда за пару медяшек. — резко выпрямляясь бросил он мне в полголоса и, с нарочитым спокойствием, пошел к выходу. — Не беспокойся, отец. Я тебя услышал.
Барон обессилено обвис на руках лекаря, выцветая до синевы лицом.
К утру, вместе с окончанием грозы, кончился и барон. Хозяйство легло на плечи ненавидевшей меня вдовы барона. Дэй Эгра Клобак вступал в права наследования по достижению восемнадцатилетнего возраста. Через месяц после этого исполняется восемнадцать мне и на меня перестает распространяться запрет на продажу, который, как сироту, до сих пор меня прикрывал.
Максим Медведев
— Максим, вниз ходить! — крик хозяйки застал меня на крыше. — Сейчас день работать нет.
Я, всё-таки, с утра залез на чердак, посмотреть, что можно сделать с кровлей. Пройдя по доскам потолка и проломив одну, убедился, что тот круг с палочками, нарисованный на бересте давеча, я перевел правильно. Вопросик в словаре можно затереть, из всех слов, что мне наговорила хозяйка, похожего на «солнце» не было.
— Женщина, теперь скажи это правильно. — грозно прорычал вниз я, выглянув из-за края крыши. — Я хочу уметь говорить как надо.
— Сегодня нельзя работать. — тетка, улыбаясь, почему-то мой рык её смешил, медленно, и, я надеюсь, правильно построила фразу. — Я ходила на рынок, слышала, объявили запрет на работы. Сегодня.
— Что? — попытался я подобрать верный вопрос, глядя на Аглаю. — Зачем?
Хозяйка отрицательно покачала головой:
— Ты хочешь спросить — почему? — я мысленно повторил, пытаясь уловить звучание и смысл. Кивнул. — Утром умер старый барон, дэй Гролл Клобак. Всем вилланам запретили работать. — непонятное слово, — говорят, плакать, всем плохо. Всем плакать. — гм, положим, непонятное слово будет «траур».
— Аглая, как будет вода рот из сделать? — поинтересовался я и продемонстрировал, сплюнув сквозь зубы, как научили ещё маленького меня старшеклассники в школе. — Вот так.
Женщина подвисла минуты на три:
— Плюнуть?
— Вот да. Плюнуть на траур! — я кивнул. — Я не виллан барона.
— Правильно — плевать на траур. — закручинилась Аглая, и, довольно таки непоследовательно, продолжила. — Но это не правильно.
— Я не знать барона…
— Я не знал барона. — тут же поправила она меня.
Я закрыл глаза, ну в принципе, я этого и добивался, мне же нужно учить язык.
— Не знал барона. — я посмотрел на женщину, та ободряюще кивнула, мол, так правильно. — Надо делать крышу. Барон умер, ты живая, один сын, два сын, три сын — живые. Еще один ночь дождь, или холодно придет, пойдете с старый барон разговаривать туда. — я кивнул вверх. — Хочешь быстро к барон?